#7 Печать пожирателя

Глава 13 Отзвуки прошлого

Из дневника потомка Салтыковых.

14-го дня месяца сентября, года от Рождества Христова 1857. Вечер.

Ночь медленно надвигается — словно чёрный плащ, опускающийся на плечи мира, и мысли мои, подобно птицам в клетке, рвутся наружу — к свету луны, к тайнам звёзд…

Пришла пора записать то, что я знаю. То, что передавалось в нашем роду от отца к сыну, от матери к дочери, начиная со времён, когда земля ещё была молода, а боги говорили с людьми напрямую, лицом к лицу.

Я должен оставить это для тех, кто придёт после меня, если только такие останутся. Ибо время наше — грозное, оно стирает следы древнего, заменяя их машинами, цифрами и сухими теориями.

Но правда остаётся.

Меня зовут Иван Михайлович Салтыков. Я — один из последних носителей древнего имени, восходящего корнями к тем временам, когда даже самые старые предания только начинали рождаться. Мы — Салтыковы. Те, что служат Императору, те, кто владеет землями и торговыми путями.

Но также мы — те, кто помнит.

Те, кто может слышать Эфир.

Это слово, «Эфир», звучит странно на современный лад, но оно древнее любого слова на любом языке. Оно не имеет перевода, потому что его создало само бытие. Это сила, это поток, это живое начало магии, которое пронизывает всё сущее — камни и звёзды, травы и крови, сны и смерть.

Но мало кто о нём знает. И лишь наш род, по божественному завещанию, способен чувствовать его, направлять и понимать. Мы — проводники между мирами, стражи порога, которые знают, как шагнуть за грань реального и вернуться обратно, не потеряв себя.

Потомки мои, я полагаю, что для вас всё это может звучать путано — язык наш постоянно меняется, но я попробую донести свои мысли ясно, чтобы они, даст Бог, направили вас.

Чтобы понять, что есть Эфир и откуда он берётся, нужно вернуться к истокам. К тому времени, когда впервые он проявился в нашем мире. Неизведанно наверняка, как давно он существует — верую, что столько же, сколь существует сам мир, а может и раньше.

Но точно известно, когда об этом упомянулось в записях впервые.

История говорит нам об этом через голос одного из наших величайших предков — Атиллы.

Прим: Изм.фам. за 15 веков:

Салтыков — Салтуков — Салтышев — Салтов — Салтагир — Салтабай — Асалтай — Асати — Астилай — Аталлай — Аттила

Да, именно того Атиллы, о котором поют легенды и который, как полагают историки, был варварским царём степей. Но они ошибаются.

Он был не просто воином. Он был первым из нас (во всяком случае, первым, кто записал то, что узнал, и первым, о ком мы знаем в веренице наших предков), кто услышал зов Эфира.

Его называли Пастырем Бури, Драконом Запада, Посланником Богов. Говорят, что он мог заглянуть в глаза урагана и увидеть там не хаос, а смысл. Что конь его летал так быстро, будто ступал по воздуху, а его войско двигалось не как люди, а как единая воля, сотканная из песка и тени.

В момент смерти отца — великого шамана, чья душа покинула тело не в боли, а в свете, словно пламя, взлетевшее к небесам — Атилле пришло видение: высокая фигура в белом плаще, с лицом, подобным луне, и голосом, звучащим как звенящий металл.

Вот, как сказано об этом в найденных гуннских записях, которые я перелагаю на более понятный русский язык:

«Она сказала мне: Ты будешь носителем Зова. Твой род будет хранить тайну, пока мир снова не станет готов её принять. После этого я стал другим. Я не просто командовал армиями — я слышал их сердца, я знал, когда каждый из моих воинов думает о бегстве или о любви. Я мог вызвать дождь одним взглядом и заставить врага видеть кошмары наяву»

Именно это стало отправной точкой великого похода, в котором Атилла обрёл то, что мы называем Эфиром. С тех пор он течёт в нашей крови. От поколения к поколению. Иногда в виде голоса в голове, иногда как холод в пальцах перед бедой, иногда как внезапное знание, которое невозможно объяснить.

Но всегда — как дар и как проклятие. Ибо тот, кто слышит Эфир, уже никогда не сможет жить, как другие. Он видит слишком много, чувствует слишком глубоко. И мир, закрытый для других, становится для него открытой книгой, исполненной как красоты, так и ужаса.

Вот почему я пишу эти строки. Чтобы оставить след. Чтобы те, кто придёт после, знали: не всё потеряно. Эфир всё ещё здесь. Он ждёт.

Из дневника потомка Салтыковых (продолжение).

Вот строки из его дневника, переписанные поколениями и хранимые в семейном святилище — на пожелтевшем пергаменте, исписанном почерком, что будто бы выцарапан не пером, а когтями самой судьбы:

«Я, Аттила, сын Дуна, сын Урала, сын Перуна, видел сны, коими меня наградил Великий Шёпот. Он звал меня издалека, за тысячи переходов, с севера на юг, с запада на восток. И я пошёл. Мои кони пали от усталости, но я не останавливался. Я знал — там, где ждёт меня зов, будет ключ к силе, о которой не мечтали даже боги»

Эти слова, написанные кровью или чернилами, смешанными с чем-то более темным и древним, стали заветом для всех Салтыковых. Они — сердце нашего рода, стук которого доносится сквозь века.

Именно так Атилла отправился в свой знаменитый «поход за магией». Этот поход, о котором так много спорят учёные, не был простым набегом или поиском новых земель. Это было путешествие за грань известного, за границу человеческого понимания. Его целью было одно из древнейших Урочищ, возникших на Земле — Таримское ущелье, или, на старом наречии — Хар-Натул.

Урочища… Так мы называем места, где реальность дрожит, где воздух искажается, как над раскалённой печью, где звери становятся чудовищами, а время теряет свой строй. Учёные и маги спорят, что их образует, но мы, Салтыковы, знаем (или, по-крайней мере, догадываемся) истину.

Урочища образуются вокруг источников Эфира, что бурлят подобно горячим ключам, но вместо пара испускают тени, мысли, а порой и… Эти точки — ворота между мирами, сосредоточения энергии, которые могут быть как благословением, так и проклятием. Многие, кто приближался к ним без защиты, лишились разума или просто исчезли, словно их никогда и не было.

Именно в одном из таких мест Атилла нашёл Великого Шёпота.

Его имя нельзя произнести вслух — оно состоит из паузы между двумя ударами сердца. Некоторые из наших предков называли его Тёмным Гласом, другие — Пустым Ликом, но истинное его имя хранится в самом центре Хар-Натул, записанное на камне, который ни один человек не видел, кроме самого Аттилы.

Однако мало кто знает, что поход Аттилы начался не в степях, а в подземельях современных Уральских гор, где Атилла столкнулся с первым настоящим испытанием — сущностью, которую мы теперь называем Хранителем Границы.

Это существо не принадлежало к нашему миру. Оно не говорило, но общалось через образы, которые врезались в разум, словно нож. Один из воинов Атиллы — сильнейший его кровник, колдун клана смерти, пошедший за нашим предком без колебаний, сошёл с ума, увидев всего одну картину — лицо, состоящее из множества глаз, каждое из которых смотрело в разные времена и пространства… Крик этого кровника, как говорят, до сих пор слышен в тех пещерах, если ночью прислониться к стене и затаить дыхание.

Сам же Атилла выдержал испытание. Ему показали тропу, которая вела прямо к Урочищу — тропу, выложенную не камнями, а воспоминаниями умерших. Он шёл по ней, не оглядываясь, но чувствуя, как каждый шаг отзывается в его крови эхом далёких голосов. И тогда он понял: это не случайность.

Он был выбран. Выбран для чего-то большего, чем просто править.

Из дневника потомка Салтыковых (продолжение).

Аттила оставил нам описание самого сердца Урочища — того места, где всё начинается. Того рубежа, за которым кончается наш мир и рождается нечто иное.

Вот что он писал:

«В самом центре Урочища нет ничего. Либо есть всё. Там, где воздух трепещет, как крылья стрекозы, я видел другие миры. Отблески. Как будто сквозь водную гладь, если бросить в неё камень. Я видел города, что парили над землёй, горы, что двигались, как животные, и людей, что были не совсем людьми. Их глаза смотрели на меня, и они знали, что я здесь. Эфир сказал мне, что это не грезы. Это — правда. И что однажды, если я буду достаточно сильным, я смогу переступить через этот рубеж и стать частью чего-то большего».

Эти строки поражают своей простотой и ужасом одновременно. Аттила описывает не просто видения или галлюцинации, вызванные воздействием Эфира.

Он говорит о контакте.

О встрече с чем-то, что существует за пределами нашего восприятия, но при этом видит нас. Видит нас так, как мы смотрим на муравьёв, ползающих по листу бумаги.

Не враждебно. Не дружелюбно. Просто — видит.

Мне, как и каждому из нашего рода, доводилось путешествовать в Урочища.

И каждый, кто там бывал, может подтвердить: там действительно происходит нечто странное.

Господь всемогущий, да это любому босяку известно!

Воздух мерцает, звуки искажаются, а иногда кажется, что ты стоишь сразу в нескольких местах. Иногда — в нескольких временах. И в такие моменты я тоже видел… отблески. Неясные — фрагменты чужих городов, тени движущихся фигур, голоса, говорящие на языках, которых я никогда не слышал. И всегда — чувство, что за мной наблюдают. Что кто-то стоит за тонкой завесой реальности и ждёт.

Однако я отвлёкся.

Именно здесь, в самом сердце Хар-Натул, случилось то, о чём мало кто знает. То, что Аттила описал лишь один раз, и после чего больше никогда не говорил об этом напрямую.

Он встретил кого-то.

Не человека.

Не животное.

Не духа.

Он встретил форму мысли.

Существо без тела. Без плоти. Без имени. Оно не имело формы, но могло принять любую. И стало тем, кто призвал нашего предка в это место — высокая фигура в белом плаще, с лицом, подобным луне, и голосом, звучащим как звенящий металл.

Оно назвало себя Великий Шёпот.

И вот его слова, записанные Атиллой:

«Не забывай, ты не хозяин этой силы. Ты лишь проводник. И когда ты перестанешь быть нужен, мы придём».

Кто они?

Что они?

Почему выбрали именно его?

Этот вопрос мучает меня годами. Поколения Салтыковых хранили эту фразу как пророчество, как предупреждение. Но никто до сих пор не понял её полностью. Кто «мы»? Существа из тех миров, что видел наш предок? Сам Эфир, принимающий форму разума?

Или что-то ещё более древнее и чуждое?

Интересно и другое: ни одна из наших семейных хроник не упоминает, чтобы Аттила вернулся из того Урочища таким же, каким вошёл. После той встречи он стал… медленнее. Холоднее. Его взгляд часто терялся где-то далеко, как будто он всё ещё был там, в том месте между мирами. А однажды он сказал своему сыну, который спросил его, что он видел:

«Я видел начало. И я видел конец. И я не уверен, что хочу знать, что из этого выбрал».

Никто из нас до сих пор не понял, что он имел в виду.

Мы, Салтыковы, всю жизнь стоим на границе. Мы чувствуем Эфир, мы ходим по тропам, которые другим неведомы. Мы смотрим в глаза Урочищ и выходим обратно. Но каждый раз, когда я оказываюсь в одном из этих мест, я слышу внутри себя тот самый голос — тихий, холодный, нечеловеческий.

И я думаю: Может быть, он уже здесь? Может быть, мы уже давно не одни? И может быть, мы — не хозяева этого мира?

Но тогда возникает последний, самый страшный вопрос:

А кто тогда?

Из дневника потомка Салтыковых (продолжение).

О предмете, найденном Атиллой в центре Хар-Натул, сохранились лишь обрывки описаний. Сам он называл его «Сердцем Бездны» — имя, которое до сих пор вызывает у меня дрожь в пальцах, когда я его произношу. Вот его собственные слова:

«Он лежал в самом центре Урочища, среди камней, что светились, как звёзды. Он был холодным, но внутри него билось что-то живое. Когда я взял его в руки, мир раскололся. Я услышал голоса, что говорили на языке, которого не знал ни один шаман нашего мира. Он дал мне силу, какой не было ни у одного колдуна до меня. Люди подчинялись мне взглядом. Воля их становилась моей. Я мог разрушить города одним словом. Я мог поднять мёртвых. Но спустя время, спустя десятки захваченных земель, я понял одну вещь — эта сила требует питания. Она голодна. И кормить её можно только в Урочищах, где Эфир течёт свободно, где он рождается из плоти и крови тех, кого породило Урочище. Только победив этих существ, я мог наполнить Сердце заново».

Этот предмет, возможно, был фрагментом другого мира — обломком реальности, которая не принадлежит нашей. Не просто артефактом, не просто магическим камнем или кристаллом, как это любят описывать поэты.

Нет.

Это было что-то живое, что-то чуждое нашему пространству и времени. Именно он дал Атилле возможность управлять Эфиром. И именно тогда началось то, что мы теперь называем «истинной магией».

Но интересно иное: в своих поздних записях Атилла упоминает, что Сердце иногда меняло форму. То принимало очертания змеи, то становилось похожим на цветок, то превращалось в череп. Он писал, что однажды ночью, проснувшись, увидел, как оно светится и повторяет его собственное лицо — но с выражением, которое он не мог распознать.

Как будто оно училось. Как будто наблюдало.

Представьте себе: вы носите у себя за пазухой не просто амулет, не просто мощный источник энергии — а существо, которое со временем начинает понимать вас лучше, чем вы сами. Которое видит ваши страхи, ваши желания, ваши слабости.

И, возможно, использует это.

Атилла никогда не говорил прямо, но есть намёки, что Сердце влияло на него. Что оно исказило его разум, сделало его тем, кем он стал — не просто полководцем, но чем-то большим.

Возможно, потому он так стремительно старел? Почему его волосы побелели к тридцати годам? Почему в конце жизни он отказывался спать, говоря, что во сне Сердце говорит с ним на языке, который он начинает понимать?

Есть записи его советника — человека, который был с нашим предком до самого конца. Он писал, что однажды, во время совещания, Атилла вдруг замер, а затем прошептал:

«Оно знает моё имя. Не то, что дано мне при рождении. То… настоящее. Того, кем я стану, когда всё будет кончено».

Что это значило? Что Аттила уже не был собой? Что Сердце стало частью его сознания — или, может быть, наоборот?

Также загадочно исчезновение самого артефакта после его смерти. Ни один из сыновей Аттилы не смог найти его ни в шатре, ни у кровников, ни у многочисленных жён, ни в захваченных дворцах или тайниках.

Ни один из хранителей знаний не отследил его следов. Один из шаманов-прорицателей того времени сказал, что Сердце само ушло. Что оно выполнило свою задачу — найти носителя, научиться, подготовиться.

Подготовиться к чему?

Может быть, к человеку, кто родится через века? Может быть, к одному из нас?

Когда я пишу эти строки, я чувствую, как в моей груди стучит нечто — не сердце, нет. Что-то глубже. Что-то древнее.

И я задаюсь вопросом: а закончился ли поход Аттилы на самом деле?

Или он продолжается до сих пор — только уже внутри нас?

Из дневника потомка Салтыковых (продолжение)

Вопрос, который занимал наш род с самых древних времён: откуда берётся Эфир? Почему он собирается в определённых местах? Почему именно Урочища являются его средоточием?

Это не просто философский вопрос. Это вопрос выживания. Потому что если мы не поймём природу силы, которую используем, то можем стать её жертвами.

Наши исследования, основанные на словах Атиллы и более поздних записях, указывают на следующее:

Эфир — не продукт нашего мира. Он приходит извне.

Возможно, он является побочным эффектом магических процессов в других вселенных. Возможно, он — сама суть тех миров, что пересекаются с нашим через Урочища. Возможно, он нечто, что стремится проникнуть сюда, чтобы найти себе форму и выражение. Чтобы обжить себя в нашем мире.

Вот что записал один из наших предков, хан Салтагир, в своих заметках после одного из посещений Урочища в Сибири:

«Когда я стоял в центре этого места, то почувствовал, как Эфир вытекает из невидимой трещины в пространстве. Он не исходит из земли, как река из родника. Он приходит извне. Из того, что мы не можем видеть. И чем глубже я входил в медитацию, тем больше убеждался: Урочища — не болезнь мира. Это его раны. Прорехи в ткани реальности, через которые просачивается магия других миров».

Представьте себе, что вы строите дом на месте старого земляного провала, из которого вытекает ядовитый газ. Представьте, что черпаете воду из источника, не зная, что он питается не подземными реками, а чьей-то кровью.

Вот так мы обращаемся с Эфиром. Мы учимся им управлять, но не знаем, кто его хозяин.

Но есть ещё одна загадка.

И она появилась совсем недавно.

В последние годы, особенно после появления нового Урочища в окрестностях Лондона — которое уже получило название «Туманная Яма» — я начал замечать странное явление: в Эфире появились символы.

Неизвестные знаки, которые не соответствуют ни одному из известных алфавитов. Они появляются в субстанции, в её проекциях, если слишком долго находиться вблизи Урочища.

Некоторые из этих символов напоминают буквы из языка, которым пользовался Атилла. Другие — совершенно чуждые. Некоторые — даже опасные.

Мой племянник, попробовавший повторить один из символов на пергаменте, сошёл с ума через три дня. Говорил только на непонятном языке и рисовал одно и то же изображение: круг с глазом внутри.

Я не могу объяснить это, но уверен в одном: мы не просто используем Эфир. Мы влияем на него. И он, в свою очередь, влияет на нас.

Возможно, он не просто сила.

Возможно, он разум.

Возможно, он пробуждается.

И если это так — тогда мы стоим перед лицом чего-то большего, чем просто новая магия, чего-то, что не принадлежит нашему миру. Чего-то, что наблюдает за нами сквозь трещины реальности. Чего-то, что начинает учиться говорить на нашем языке.

И тогда возникает закономерный вопрос:

А что произойдёт, когда оно научится говорить с нами напрямую?

Из дневника потомка Салтыковых (продолжение).

Почему я пишу это сейчас, в 1857 году, когда Европа погружена в политику, войны и стремление к машинному прогрессу?

Потому что внутри меня зреет ощущение, что мы стоим на пороге новой эры. Не той, о которой будут писать историки. Не той, которую измерят паровыми двигателями или железными дорогами.

Мы стоим перед чем-то гораздо большим.

Перед тем, что не имеет названия.

Технологии развиваются — да. Но магия не исчезла, напротив — магов становится всё больше, и колдовство всё сильнее сплетается с технологиями.

Урочища растут. Их становится больше. Они появляются в городах, на островах, в пустынях.

Рядом с Лондоном — Туманная Яма.

Неподалёку от Берлина — Чёрный Сад.

На далёком русском севере — Круг Молчания, где даже звуки умирают, не долетая до ушей.

Это не случайность. Это не болезнь природы, как считают многие. Это процесс. Что-то меняется.

Что-то пробуждается.

Если мои выводы верны, то это значит, что связь между мирами усиливается. Эфир прибывает сюда в больших количествах. Возможно, другие миры тоже чувствуют это. Возможно, они наблюдают за нами. Возможно, они готовятся прийти.

Именно поэтому важно сохранить знания рода Салтыковых. Мы — не просто хранители магии. Мы — стражи границы. Мы — те, кто может слышать Эфир, понимать его и, возможно, защитить наш мир от того, что приходит извне.

Атилла первый услышал его зов. Он нашёл «Сердце Бездны». Он увидел другие миры. Он начал путь, который мы продолжаем. И если мы не забудем свои корни, если не потеряем связь с Эфиром, возможно, мы сумеем выстоять, когда придут те, кто давно уже смотрит на нас из тени.

Но если Сердце Бездны — не просто инструмент, а нечто большее, тогда мы должны задаться вопросом:

Кто на самом деле начал этот путь?

Кто первым открыл дверь?

И сможем ли мы её закрыть — или она уже открыта навсегда?

Примечание:

Этими словами я завершаю первую часть своих записей. Но я знаю — это только начало. Потому что теперь, когда я сижу в своём доме на склоне холма, я слышу шёпот Эфира.

Он говорит не слова.

Он говорит намерением.

Он говорит голосом, который был раньше, чем имя.

И я боюсь, что ответы, которые мы ищем, приведут нас к вопросам, на которые лучше бы не отвечать.

Подпись:

Иван Михайлович Салтыков

Хранитель Записей Рода

14 сентября 1857 года