Глава 21

Делая очередной стежок, чейза Лизия хотела было продолжить наставления, но дочь не дала ей такой возможности, перебив пылкой речью.

– Матушка, я не верю в то, что нашей Элии больше нет. А также я не верю, что юноша, которого приволокли стражники отца, убил её. Вы видели его глаза, матушка? Такие не убивают. То, что у него одежда в крови, ни о чем не говорит. Этак я сейчас иголкой палец проткну, испачкаю платье – и меня на эшафот потащат? Я знаю, что Элия жива, не верю в её смерть!

Сказала и низко склонилась над вышивкой, чтобы скрыть и пылающее гневом лицо, и глаза, полные слёз.

А баронесса сжала пальцами иголку так, что удивительно было, как она не сломалась. Женщина весь день старательно гнала от себя мысли о смерти младшей сестры, пытаясь думать о чём угодно, только не об Элии. Даже в неприятные воспоминания погрузилась. Но Адея вынудила вернуться к страшной новости. Элии больше нет.


Элия – младшая сестра. Родилась в тот год, как Лизия замуж вышла, и старше Адеи меньше чем на два года. Настолько младшая, что Лизия порой относилась к ней как дочери. Когда родители приезжали погостить, играла с подружившимися девочками, расчёсывала им волосы и заплетала в косы, баловала вкусностями и маленькими подарками. Узнав, что Элию отдали в монастырь, едва с отцом не рассорилась, обвиняя родителей в бессердечии.

– Лизия, немедленно успокойся! Я всегда восхищался твоим умом и практичностью, но сейчас ты говоришь о том, в чём не разбираешься, – строго одёрнул отец старшую дочь. И, дождавшись, когда та, вздохнув несколько раз, восстановила дыхание и вытерла набежавшие было слезы, продолжил: – Никто не собирается отдавать Элию в монастырь навсегда. У девочки другая судьба. Её доля – прославить род Лесстион в веках и, надеюсь, не только на землях Соларимского полуострова.

– Но, лорд отец, вы же сами сказали, что отправили сестру в монастырь по просьбе тётки-горбуньи, возжелавшей передать кому-то из близких свои знания…

– Так пусть передаёт. Кто ей мешает? – фыркнул барон и заговорщицки подмигнул. – Мы даже дары щедрые настоятельнице передали, чтобы девочку хорошо учили. Но хоронить такое сокровище за глухими монастырскими стенами никто не собирается.

«Отец во всём выгоду ищет. И ведь не со зла. Искренне считает, что всё во благо рода, а значит, детей. А как мы это переживаем, его не тревожит», – вздохнула чейза Лизия. Она не знала, сколько лет должна была обучаться Элия, но привезли девочку в поместье через три года. Сестра и так никогда не отличалась крепким телосложением, но после монастырских строгостей и вовсе выглядела чахлым цветком, выросшим без солнечного света. Глядя на девочку, баронесса взмолилась:

– Отец, матушка, позвольте Элии остаться в поместье. Здесь теплее, чем в замке, и в комнатах, и на улице, а вместе с Адеей им не будет скучно познавать хозяйские премудрости.

Родители переглянулись, чейза Далия слегка плечиком повела, отдавая ситуацию на волю мужа, чейз Салид нахмурился – опять ему решать. Только не успел он озвучить свой вердикт. На террасу, где хозяйка поместья угощала родителей прохладным сидром и козьим сыром, намазанным на тонкое хрусткое печенье, ворвались две девчушки.

Девочки были удивительно разными и в то же время неуловимо похожими. Крепенькая – в мать пошла – рыжеволосая Адея, хоть и младше, но почти на полголовы возвышалась над тоненькой, светловолосой юной тётушкой.

– Матушка! – начала было она, но, увидев старших родичей, присела в книксене, как требует того воспитание, и реагируя на подёргивание руки Элии, уже опустившей глаза и подогнувшей колени со всем дочерним почтением.

– Что вы хотели, девочки? – с тёплой улыбкой спросила чейза Далия, глядя на дочь и внучку.

– Леди бабушка, позвольте Элии погостить у нас хотя бы до конца лета, – умоляюще подняв золотистые бровки домиком и молитвенно сложив ладошки перед грудью, попросила Адея, состроив самую умильную рожицу, на какую была способна. – Скоро поспеют яблоки, каких больше нет ни у кого на равнине, а у Китти будут котята. Разве можно пропустить такие события?

Сама же протеже молчала, скромно опустив глаза долу. Три года монастырской жизни отложили свой отпечаток на некогда своевольный характер девочки. Чейза Далия многое бы отдала, чтобы наверняка понять, искренне ли смирение дочери или строгий обительский уклад научил её хорошо притворяться.

– Сама-то Элия как хочет? – решил вмешаться в разговор барон.

Юная баронесса только плечиком повела, точь-в-точь как до этого сделала её матушка, и пролепетала:

– Как вам будет угодно, лорд отец.

Именно в этот момент чейза Далия поняла, что малышка Элия вряд ли когда-нибудь забудет три года монастырского заточения. И неизвестно, простит ли это родителям. Поняла, но решила никогда и никому об этом не говорить. Время покажет, как жизнь обернётся. А сейчас пора вмешаться.

– Если мне позволено будет сказать, – поторопилась встрять в разговор баронесса до того, как муж объявил своё решение, и, увидев разрешающий кивок, продолжила с доброй улыбкой: – Я бы сочла котят веским аргументом для того, чтобы Элия осталась в поместье. Дочери необходимо отдохнуть после учёбы в монастыре, отогреться на солнышке после холодной кельи, а Адея поможет тётушке в этом.

На том и порешили. И ничего, что отдых затянулся на три года. Чейза Лизия такому только рада была. Девочки сдружились накрепко. Адея, выросшая на свободе, без чрезмерных запретов, помогла Элии стряхнуть притворную замкнутость и показную покорность. А юная тётушка играючи учила племянницу грамоте. Без строгости и розг за леность. Вот только закончилась идиллия одним днём.


Почти десять лет чейза Лизия считала себя вдовой. И её ничуть не смущала двусмысленная приставка «неопределённая». Целыми днями женщина занималась производствами и хозяйством, и ей некогда было думать о чём-то постороннем. Она давно уже поставила большой и жирный крест на своей личной жизни, думая только о благополучии дочери и младшей сестры. Даже несколько раз пыталась заговорить с отцом о том, что неплохо бы начать присматривать девочкам женихов. Барон только отмахивался и фыркал:

– С Адеей делай что хочешь, а Элию оставь. Напоминаю, что у девочки свой путь. Рано им ещё о замужестве думать.


– Чейза Лизия? Чейза Лизия! – слуга, нёсший охрану у входных ворот, прибежал в сад, где вот-вот должна была начаться обрезка яблонь, принёсших в этом году неожиданно скудный урожай.

По многолетней привычке хозяйка всегда присматривала за важными этапами ухода за садом, и отрывали её от этого только по исключительным делам.

– Там у ворот два господина просят о встрече, – отдышавшись, объяснил слуга свой забег.

Сердце баронессы словно иглой кольнуло. Пусть внешне она была спокойна и никому не показывала своей печали, но где-то в глубине души таилась надежда на возвращение Вияна Педворга или хотя бы получение известия о его судьбе.

– Пригласи их в гостиную, пусть Оба принесёт им сидра с поджаренным хлебом. А я переоденусь и выйду, – распорядилась хозяйка и поспешила к дому, но не к парадному крыльцу, а по короткой дорожке к чёрному входу.


Ступив на лестницу, ведущую в гостиную, и на ходу рассматривая гостей, чейза Лизия едва не упала, с трудом признав в одном из них давно пропавшего без вести мужа. Был он болезненно худ, некогда ярко-рыжие волосы поблёкли, обесцветились частой сединой и свисали вдоль лица грязными сосульками. Одежда, явно с чужого плеча, была несвежей и рваной. Но что больнее всего тронуло хозяйку дома – это неуверенность, заметная и в позе супруга, и в глазах, украдкой шарящих по богатому убранству комнаты. Казалось, он боится, что его не признают и не примут.

– Супруг мой, ты вернулся! – всплеснула она руками, глядя на потрёпанного жизнью мужчину сквозь слёзы, и тут же, не желая больше видеть его бедственного состояния, захлопотала: – Оба, немедленно проводи господина в мыльню и вели принести чистую одежду, достойную его положения.

Забегали слуги, захлопали двери, растерявшегося и отвыкшего от такого внимания чейза Вияна под локоток проводили вглубь дома, оставив хозяйку наедине с гостем.

– Простите, мое невнимание, господин… – чейза Лизия сделала паузу, давая гостю возможность представится.

– Я, госпожа, купец Заль Кламов. Мужа вашего выкупил у хозяина галеры, на которой перевозил товар. Говорю честно: выкупил я его за двести золотых, поведшись на обещание чейза Вияна, что мне с благодарностью будет уплачено впятеро больше.

Сказав это, купец настороженно посмотрел на хозяйку. Он уже понял, что забитый, умирающий раб не обманул и что, возможно, ему не только потраченное возместят, но и сверх того заплатят – вон как жена засуетилась, радуясь возвращению супруга.

– Вы получите обещанное, господин Кламов, – спокойно ответила женщина. – Негоже слова рыцаря подвергать сомнению. Вы угощайтесь, а я сейчас принесу деньги.


Загрузка...