Застава

День десятый

Возвращаясь из операционной, доктор Полозов заметил возле ординаторской заведующего, отчитывавшего медсестру. Резкая жестикуляция и багровый оттенок лица предвещали беспокойный день персоналу отделения, и хирург замедлил шаг, намереваясь дождаться, когда начальник скроется в своём кабинете. После двух подряд экстренных операций не было ни малейшего желания попадать под горячий язык шефа, склонного заводиться по любым пустякам с пол-оборота.

– Полозов!

Отчитанная с ног до головы Лидочка моментально выпала из зоны внимания.

– Полозов, зайдите в мой кабинет немедленно!

Заведующий зашагал по коридору в полной уверенности, что его приказ будет сию секунду исполнен. Доктор Полозов, впрочем, спешить не стал.

– Всеволод Васильевич, – Лидочка подпорхнула к хирургу. О полученном нагоняе напоминали теперь только пурпурные ушки, украшенные крошечными серьгами. – Говорят, вы жизнь ребёнку спасли в субботу?

Доктор Полозов тревожно посмотрел на удаляющийся белый халат, полы которого едва поспевали за журавлиными ногами.

– Это преувеличение, – обронил он.

– Всеволод Васильевич, вы скромничаете! Вам с вашими-то руками!..

Она захлебнулась, не найдя в запасе слов, которыми могла бы выразить свой восторг.

– Полно вам, Лида. То же самое сделал бы любой врач.

– Операцию умирающему мальчику на дому? Всеволод Васильевич, мы уже всё-всё знаем, – Лида открыто заулыбалась.

– Вот как? – доктор Полозов помрачнел.

– В перинатальное позвонили из детской областной, – заспешила бойкая медсестра. – У одного доктора там жена работает. К ним милиция приезжала, узнавали обстоятельства, потом сюда заявились, а вы как раз на операции были. В общем, мы вас все поздравляем! Это потрясающе. Такая профессиональная смелость!

До настоящего момента Всеволод Полозов был уверен, что о его вынужденном «подвиге» коллеги не узнают. К разговору с представителями органов он морально подготовился, но поздравления Лидочки стали сюрпризом.

– Как мальчик себя чувствует? – спросил он, чтобы извлечь хоть что-то полезное из вездесущих слухов.

– Прекрасно! Говорят, уже бегает по палате. Его мать жаждет вас увидеть.

– Полозов!! – прогремело с другого конца коридора.

– Похоже, он тоже жаждет меня увидеть, – усмехнулся хирург и громко ответил. – Иду.

– Он сегодня не в духе, – Лидочка не уловила иронию.

– Я заметил.

Заведующий отделением, где работал доктор Полозов, славился в больнице вспыльчивым нравом и отвратительным характером. Хирург-дежурант никогда не прислушивался к сплетням в коллективе и понятия не имел, как довольно молодой и весьма посредственный врач занял столь видный пост. Прямых конфликтов с начальником Полозов не имел и был несколько удивлён состоявшейся «чисткой на ковре». Причиной, как он и предполагал, стала домашняя операция.

После четвёртой вариации на тему «как вы посмели рисковать репутацией больницы», двух упоминаний о местных газетах и одном о письме, которое кто-то собирался направить главврачу, доктор Полозов догадался, что именно взвинтило шефа.

– Я не вижу предмета для обвинения, – сохраняя невозмутимость, заявил он, когда шеф смолк, чтобы перевести дух. – Мальчик жив и скоро будет здоров. Следовательно, «если бы» в данной ситуации не является аргументом.

– Какая разница – здоров или не здоров! – бухнул молодой заведующий, приподнявшись над столом. – Вы нарушили правила проведения операции!

Всеволод Полозов сжал кулаки, ибо чувствовал, как не защищённые перчатками ладони превращаются в куски льда.

– Ради жизни человека нужно нарушать правила! Если вы считаете мою дальнейшую работу в вашем отделении угрозой своей репутации, – он отчётливо выделил «вашем» и «своей», – я готов подать заявление об уходе.

Уродливый блик ярости продолжал кружить над огорошенным начальником, но здравомыслие вернулось и вместе с ним осознание сказанного и услышанного.

– А вы, оказывается, обидчивый, Всеволод Васильевич, – заведующий выдавил из себя усмешку и опустился в кресло. – Когда я вызвал вас к себе, я не планировал оголять ставку дежуранта.

– Разумеется, – доктор Полозов скрестил руки на груди. – Однако мне с этого момента будет неприятно работать под началом медика, предпочитающего писанные кем-то правила здоровью людей.

Всеволод Полозов отдавал себе отчёт в том, какую оплеуху закатил своему непосредственному шефу и какого врага получил в его лице. Остановившись возле открытого окна в рекреации, он расстегнул ворот хирургической пижамы и вздрогнул от холода собственных пальцев. Негодование отступило, и досада оскоминой осела во рту. Нужно ли было вообще отвечать человеку, занятому исключительно собственной персоной? Последняя фраза породила гнев и ничего более. И причиной тому стали не слова, прозвучавшие подобно обвинению, а сам факт отпора, данный начальнику подчинённым.

Гордость предъявила рассудку ноту протеста в виде шальной мысли, отпечатавшейся на высоком лбу глубокой складкой: уж не следовало ли прикинуться беспомощным ягнёнком и тихо уйти, потупив взор?

Всеволод Полозов посмотрел на свои руки, покрывшиеся синюшными пятнами. Обычно он списывал странные изменения эпидермиса на последствия ожогов, полученных во время армейской службы в Афганистане. Хотя с высоты медицинского опыта прекрасно понимал несостоятельность этого вывода. Истина не допускалась до сознания. А время откровения с самим собой неуклонно приближалось, подстёгнутое мистическими явлениями последних девяти дней…

Гордыня, гнев, зависть, тщеславие, жадность, эгоизм и чёрствость впитываются в человеческую сущность и легко овладевают теми, чьё ядро не готово противостоять извечным порокам. Укрепив занятые позиции, то, что испокон веков звалось Злом, делает человека послушной марионеткой в театре экономических игр, социальных переворотов, политических лабиринтов. Бешеный информационный век заглатывает личности, переваривает и выплёвывает единую податливую массу.

Всеволод Полозов, не склонный к абстракциям, в первый момент отринул наплывший образ. И задумался. Лис упрямо твердил о памяти земной, где живёт сила предков, доверенная человеку при рождении. В то время как «непомнящий корни свои» неизбежно сгинет в горниле обезличенного социума. Это показалось более материальным, нежели предыдущее.

Измышления плавно перетекли в область личных проблем. Интуиция царапалась в сердце: в чём-то всё-таки он был не прав. Начальник завидовал успехам и талантам коллег, это знали все в отделении, это понимал и Всеволод Полозов. Но, устроив разнос дежуранту сегодня, заведующий говорил о «лице коллектива» и «чести отделения». Дежурант вступил в единоборство с начальником и поставил себя вне коллектива, когда без тени сожаления заявил о возможном увольнении.

Поймав себя на банальном пережёвывании состоявшейся «на ковре» разборки, Всеволод Полозов снова подумал о младшем брате. У юноши хватало сил и смелости осмысливать глобальные человеческие проблемы. И пусть выводы его выглядели слишком фантастическими, сам факт такой попытки требовал уважения. А он, Всеволод Полозов, считавший себя умудрённым жизнью человеком, поспешил отодвинуться от коварных вопросов, оставшись один на один с личным представлением о человеческом бытие.

Он посмотрел на посиневшие кисти рук – непризнанный индикатор душевного состояния.

Откровенность вырвалась из темницы рассудка: «Поддавшись пороку, я встаю на его сторону со всей своей непознанной мощью». Моментально пришёл на память недавний эпизод с белобрысым торговцем наркотиками. Брат-близнец выплеснул ярость взглядом, а он сам едва не вынул человеческую жизнь одним прикосновением руки. Той самой руки, которой спас незнакомого мальчика.

– Полозов Всеволод Васильевич?

Он вздрогнул от неожиданности.

– Совершенно верно.

Хирург повернулся лицом к говорившему. Уверенная осанка, расправленные плечи, прямой взгляд и деловито поджатые губы. Не хватало только погон на светло-бежевой «ветровке». Встреча была неизбежной, Всеволод Полозов это понимал, но как не вовремя она состоялась!

Милиционер в штатском вытащил удостоверение.

– У меня к вам несколько вопросов. Вы позволите?

Доктор Полозов намеревался возразить, сославшись на неотложные дела, но, взглянув на мента повнимательнее, изменил решение. Непринуждённое «вы позволите?», открытое приятное лицо, свободно опущенная рука располагали к общению. Он подумал было о прекрасной психологической подготовке стража порядка, но не стал развивать эту мысль. В конце концов, какая разница, кому давать показания.

– Слушаю вас.

– Прежде позвольте… – оперативник легко перешёл на неофициальный тон. – Знаете, я уже говорил с хирургом в детской больнице. Он утверждает, что вы сотворили чудо. Мальчишка с утра скачет по палате, как нормальный здоровый пацан.

Всеволод Полозов чуть заметно нахмурился. В ладонях кольнуло, и мёрзлость вяло потекла прочь. Он допускал, что операция прошла успешнее, чем ожидалось. Но чтобы ребёнок встал на ноги спустя всего сутки после тяжёлого ранения?

– Что ж, я рад, – доктор Полозов поправил усы. – Но «чудеса» не мой профиль. Я сделал то, чего требовали обстоятельства.

– Вам виднее, конечно, – представитель правоохранительных органов вернул на лицо деловое выражение.

Понаблюдав за несколько суматошными движениями и выслушав мнение по поводу вечно терявшихся бумаг, Всеволод Полозов окончательно уверился в неподдельной искренности оперативника. Наконец, из папки был добыт искомый документ. Им оказалась крупная фотография пистолета.

– Вы знаете, что это такое? – милиционер неуклюже приступил к сбору показаний.

– Пистолет Макарова, полагаю, который ребята приняли за игрушку.

– Вы и в типах оружия разбираетесь!

Всеволод Полозов сдержал улыбку, вызванную наивным изумлением собеседника.

– Я специализировался на огнестрельных ранениях.

– А мы-то удивлялись, что вы догадались приложить к пациенту пулю! – вырвалось у мента. – Хм, – он запоздало сообразил, как прозвучала реплика с точки зрения специалиста, и поспешно продолжил расспрос. – Вы видели пистолет у детей?

– Нет. Меня интересовал раненый.

– Понятно, – оперативник кашлянул. Вопросы вроде бы были исчерпаны. Но любопытство подсунуло последний, не имеющий значения для протокола. – Кстати, почему вы остановились на дороге? По словам приятеля пострадавшего ни один водитель, кроме вас, не затормозил. А вы даже специально развернулись.

– Мальчик выглядел испуганным. За пять минут до этого я слышал звук, весьма похожий на выстрел. Напрашивался очевидный вывод: случилась беда.

– Спасибо.

Всеволод Полозов изумлённо поднял бровь. Это было замечено.

– Побольше бы таких людей, как вы, – пояснил оперативник и протянул врачу руку.

Не ответить на рукопожатие доктор Полозов не мог. Сердце ёкнуло: перчаток, даже обычных хирургических, сейчас не было. Мент не обратил внимания на заминку. Руки сомкнулись в коротком мужском приветствии. В ладони полыхнул жар.

Из ординаторской выскочила Лидочка.

– Всеволод Васильевич! В приёмный вызывают!

– Извините. Желаю удачи, – доктор Полозов быстро пошёл в вестибюль.

Кисть импульсивно источала тепло. Тур незаметно сжал кулак, ибо не мог определить, какие именно ощущения испытывает перед лицом тревожной аномалии. До сих пор столь жаркие выплески происходили только при общении с братом-близнецом. Этого милиционера он видел первый и, вероятно, последний раз. И тем не менее, нечто неведомое отворилось внутри, и наружу хлынуло то, что долгие годы было достоянием лишь незыблемого братского союза.

– Давайте зачётку, Полозов, – преподаватель снова перевернул в пальцах шариковую ручку и чертыхнулся, когда обнаружил, что держит её над бумагой «вверх ногами». – Увидимся на экзамене.

Ехидное замечание Лиса не смутило.

– До свидания, – вежливо попрощался он, протиснулся между столами и под внимательным взглядом кафедральной секретарши поднял с пола полупустую сумку.

– Вот теперь я вижу, что у вас нет шпаргалок, – сообщил в спину студенту скрупулезный доцент.

– Я не пишу шпаргалки, – буркнул Лис через плечо.

– Похвально, похвально. А скажите-ка, у вас правда такая чудесная память на цитаты?

Юноша вздохнул. Преподаватель латинского языка в прошлом году заставил его предъявить доказательства феномена. Процедура напоминала допрос с пристрастием, и от воспоминаний о пережитом унижении Лиса передёргивало до сих пор.

– Вы хотите дать мне книгу, чтобы я, прочитав абзац, дословно повторил его? – угрюмо уточнил Лис. – Как в цирке?

Препод побагровел.

– Идите, Полозов, – грозно распорядился он.

Лис с удовольствием выполнил указание.

Звонок обрушился на него в коридоре. Закончилась очередная пара, и из аудиторий повалили шумные молодёжные группы. Одни обсуждали последние лекции и бестолковое расписание, другие громко спорили по поводу предстоящего зачёта, кто-то ругал руководителя диплома, не удосужившегося явиться на консультацию. Учебные проблемы, житейские проблемы, смех и увлечённые дебаты. Лис отошёл к стене. Он слышал всех, но умышленно не сортировал в уме слова, фразы, монологи и диалоги. Студенческая жизнь протекала перед ним единым шумным потоком. И, как всегда, протекала мимо.

Наблюдая за юношами и девушками, Лис неожиданно обнаружил в яркой говорливой массе тихое серое пятно. Молодой человек, усталый и осунувшийся, сидел на подоконнике и безразлично смотрел в распахнутое летнее небо. Рядом с ним, опасно накренившись наружу, высилась стопка тетрадей и книг. Лис вытянул шею, чтобы повнимательнее рассмотреть одинокого студента. Сработала фотографическая память: с этим парнем он столкнулся в дверях кафедры, когда входил пересдавать зачёт.

Мелькали плечи и спины, разрезая обзор на кадры.

Студент сидит на подоконнике.

Лежат книги.

Студент подтягивает колено к груди.

Книжная пирамида замирает в падении.

Студент оборачивается…

Лис тряхнул головой. Мелькали плечи и спины. А на подоконнике шелестела страницами одна единственная тетрадь.

Девичий вопль врезался в деловой гомон. И тут же его подхватили несколько голосов на улице. А на Бориса Полозова хлынул морозный ветер.

– О, нет…

Он кинулся к злосчастному окну, распихивая локтями удивлённых студентов. Третий этаж. Что там внизу, клумба?.. Нет, асфальт. И на асфальте нечто, похожее на большую тряпочную куклу.

– Фига! – лопнуло над ухом Лиса.

– Где? Где?

– Кто это?

– Он живой?

Вокруг закружилось любопытство.

– Эй! «Скорую» вызывайте!! – сообразили, наконец.

Лис с трудом выбрался из-под человеческой массы, вдавившей его в подоконник, и попятился к стене. Все окна в считанные секунды были заняты. Многоголосый, ранее ровный шум ощетинился вопросами и междометьями. Тембр его поднялся на несколько тональностей.

Юноша отчаянно закрыл ладонями уши, но зрительский азарт воткнулся в нос ни с чем не сравнимым духом адреналина. А вместе с ним до мозга добрался издевательский душок победительницы-смерти.

– Полозов!

Его бесцеремонно встряхнули за плечи.

– Полозов, что с вами?

Лис обнаружил прямо перед собой того самого преподавателя, которому только что сдал зачёт.

– Я видел… как… – Лис сделал над собой усилие и разорвал оковы, наброшенные ужасом. – Из окна упал. Парень. Насмерть.

Историк оглядел орущий коридор, взял белого как мел студента под руку и повёл на кафедру. Лис шёл автоматически, не совсем понимая, что от него хотят.

– Вероника Николаевна, этого юношу следует отпоить чаем, – Бориса Полозова передали удивлённой секретарше. – У нас произошло неприятное ЧП. Я скоро вернусь.

Доцент удалился.

Автопилот отказал, когда Лис обжёг чаем рот. Закашлявшись и покраснев от неожиданной боли, он фыркнул, встряхнулся и натолкнулся на уже знакомый подозрительный взгляд тучной полнощёкой дамы.

– Извините…

– Что случилось-то? – осведомилась секретарша. – Что это там орали?

Лису пришлось расшифровать «неприятное ЧП».

– Господи! – ахнула женщина и моментально превратилась из неприступной секретарши в заботливую тётушку. – Ты не волнуйся, не спеши. Ещё чайку подлить? Ты весь трясёшься!

– Ничего… Я просто… не люблю смерть.

– А кто ж её любит! Ну, надо же! Беда какая!

Дверь распахнулась и захлопнулась за спиной преподавателя.

– В голове не укладывается, – доцент опустился на стул возле студента, и предусмотрительная секретарша подпихнула ему под руку вторую чашку. – Это Петров был.

– Бог мой… – дама прижала ладонью накрашенные губы. – Неужели он после…

– Полозов, как это произошло?

Лис перевёл на преподавателя взгляд. Вместо привычной ухмылки на морщинистом лице поселилась растерянность.

– Он, наверное, задумался и забыл, где сидит. Потянулся за упавшими книгами и… – Лис опустил глаза.

Рассудок требовал ограничиться сказанным, а грозное дыхание с той стороны света, шевелящее рыжие кудри на затылке, не позволяло молчать.

– Ваш дипломник очень расстроился, – медленно заговорил Лис. Истина, слово за словом, всплывала в уме и неумолимо вытекла на язык, – когда вы не допустили его к предзащите.

– Что? – голос преподавателя провалился в сжатое горло.

– Юрий Иванович, вашей вины тут нет, – Лис отважился посмотреть на доцента. – Парень просто потерял контроль над собой. Это был несчастный случай… И никак не самоубийство.

Гробовое молчание рухнуло вместе с пронзительной репликой секретарши.

– А ты откуда знаешь про предзащиту?

Пока мозг Лиса метался в поисках ложного ответа, историк тяжело поднялся со стула.

– У вас, Полозов, кроме феноменальной памяти ещё и феноменальное правдолюбие. Це-ню.

Последнее проскрежетало, как металл.

Лучше бы я молчал! – полыхнуло в голове у Лиса.

Но исправить положение было жизненно необходимо, поскольку все сказанные «не» возымели строго обратное действие.

– Юрий Иванович, честное слово, Петров и не помышлял ни о чём таком из-за дипломной работы! – вскочил Лис. – Я слышу, что было и что будет! Я… могу вам доказать.

Как доказать? Лис почувствовал, как в глазах вот-вот поплывёт. Ляпнуть что угодно, лишь бы человек не остался на всю жизнь с грузом собственной вины?

И тут помимо воли вырвалось:

– Вы напрасно беспокоились утром. У вашей дочери все в порядке. Она сейчас позвонит.

Ошарашенная секретарша отшатнулась от студента.

– Откуда?.. – побледневший историк повернулся к Лису.

Раздался телефонный звонок.

– Я пойду. Спасибо за чай.

Юноша пулей вылетел из кабинета.

Едва не скатившись по лестнице, он пробежал по второму этажу и ворвался в потоковую аудиторию. К счастью, там оказалось пусто. Лис рухнул на скамью и распластался по высокой парте.

– «Горькой правды слова, нежеланную весть», – пробормотал он и сжал руками голову. – Это неправильно! Зачем было вообще что-то говорить!

«Да чего ты? Он не при чём. Я сам дурак».

– Петров? – Лис живо огляделся. – Ты где?

«У тебя на бороде», – огрызнулось нечто в пространстве, и на скамейке слева проявился облик погибшего.

Он выглядел точно так же, как десять минут назад на окне. Ни голубоватой дымки, присущей Кикиморе, ни дрожания контуров, подобного Деду, не наблюдалось. Лис подвинулся, уступая призраку место.

– Тебя как зовут?

«Николай. Слушай, ты мне в одном деле помочь можешь?»

– Конечно!

«Прыткий! Я же ещё не сказал, что мне нужно».

– А я всё равно смогу помочь, – выпрямился Лис.

«У меня такое чувство, будто я уже сто лет здесь кругами шастаю. Сколько времени прошло?»

Лис вспомнил шатания Кикиморы, которая первые трое суток путалась во временных и пространственных границах.

– Десять минут. Не волнуйся, пока ты не ушёл в Переход, время будет мешать. Выбери себе ориентир. Например, меня.

«Странный ты. Все вокруг как молоко, но тебя я вижу. Другие только шум издают, а ты со мной говоришь».

– Зови меня Борис, – представился молодой Полозов. – Как тебе помочь?

«Мне домой нужно попасть. К отцу. Прощения попросить».

– Поссорились?

«Нет. Он хотел, чтобы я учёным стал. А я даже диплом проср… В общем, не вышло из меня ничего».

– Понятно, – Лис встал. – Пошли. Провожу.

«Я из района. Далековато туда».

– Это не проблема!

Ворон осушил пятую по счёту кружку крепкого кофе, растёр пальцами виски и вновь обратился к компьютеру. В доступе было отказано в сотый раз. Что, впрочем, ничуть не удивило. Понедельник – день тяжёлый, а в совокупности с бессонной ночью – и подавно. Ночная погоня за призраком пагубно сказалась на «здоровье» автомашины, попытка взломать почтовый сервер провалилась, написанная второпях программа для отлова таинственного Бера среди чатов и гостевых книг выдавала ахинею. И в довершение всех бед овчарке вздумалось поиграть сотовым телефоном, оставленным на цоколе гаража.

– Не хочешь, значит? – Ворон устало посмотрел на список команд, призванных пробить защиту чужого сервера. – Ладно. Крути дальше.

Он запустил следующий цикл подбора администраторского пароля. В принципе эта операция могла затянуться на месяцы. Но за неимением интенсивных методов Ворон предпочитал пользоваться экстенсивными до тех пор, пока в голову не залетит оригинальная идея.

– А мне пора заняться чем-нибудь без участия мозгов, чтобы «процессор» отдыхал, а «внешние устройства» работали, – сообщил он трудяге-компьютеру.

Выбор занятий оказался не велик: разобранная передняя подвеска БМВ в гараже, спортивный тренажёр в подвале и стиральная машина-автомат, из которой давно пора было вынуть чистое бельё. Пока Ворон раздумывал, в какую сторону дома направить свои стопы, телефонный аппарат в гостиной надсадно загудел. Он неуверенно потянулся к трубке. «Междугородка» вызывала не часто, и это уже настораживало.

– Полозов. Слушаю… Лис, это ты? – Ворон облегчённо вздохнул, услышав на другом конце провода искажённый помехами голос брата, и в следующую секунду нахмурился. «Междугородка» и Лис как-то не вязались в сознании. – Погоди, погоди! Ты откуда?

Лис покосился на призрачного подопечного, терпеливо ожидавшего своего проводника, и, понизив голос, сообщил:

– Я с вокзала пробовал звонить, но твой сотовый не отвечал, а Всеволод на операции. Я в Вышнем Волочке. Влад, ты только не ругайся сразу, хорошо? Понимаешь, в универе произошло ЧП… Нет, я не при чём! То есть, я в порядке! Кое-кого сопровождаю… Ну, так надо. Я вернусь к ночи, наверное…

Тут уже Ворон позволил себе высказаться от души и в адрес «ЧП», и в адрес неугомонного Лиса.

– Кого ты там сопровождаешь? – закончил он и прибавил для убедительности парочку любимых выражений.

Ответ братишки заставил его надолго замолчать.

– Влад, ты слушаешь? – забеспокоился Лис. – Я серьёзно… Я обещал помочь… Нет, мотоцикл я оставил на стоянке около вокзала в Твери… Какие поезда?

– Всё, конец дебатам, – оборвал Ворон и выложил брату своё неукоснительное решение, – никаких электричек, понял? Я за тобой приеду. Делай, что обещал, и жди меня… Где там у них людное место?.. Вот-вот. Около театра. Это тебе твой новый приятель подсказал? Отлично. Мобильник с тобой?.. Я позвоню.

Опустив трубку, Ворон чертыхнулся, а вспомнив, что ретрансляторы сотовой связи исправно работают далеко не в каждом районном центре, саданул кулаком по стене.

– Ты, это, чего? – из пространства возник Дед. – Из-за машины, что ли?

Вторая проблема облила Ворона, как ушат холодной воды.

– Ненавижу понедельники, – выговорил он.

В гараже БМВ укоризненно глянул на хозяина белыми дисками фар. Ворон с тоской осмотрел автомобиль. Чтобы заменить детали в подвеске и выправить бампер, требовалось не так уж много времени, но запчасти отсутствовали, а часовая и минутная стрелки нагло вытянулись по диаметру циферблата: шесть вечера.

– Ладно. Час на перекладных до областной больницы и полтора по шоссе на «шестёрке» до Волочка, – рассудил Ворон вслух. – К полуночи вернёмся.

«А можно я с тобой?» – встряла Кикимора.

– Ты домашняя, вот и сиди дома. Дед, это и тебя касается. Эх, почему до сих пор телепортёр не изобрели!

Городок утопал в свежей зелени. Воздух благоухал чистотой и, насыщенный влагой, омывал лица прохожих заботливым крылом. Узкие улочки и каналы, мосты и грунтовые дорожки уводили в маленькую российскую Венецию, созданную три века назад отважной мыслью крепостного инженера. Лис готов был наслаждаться уютом ухоженной природы бесконечно. Молчаливый памятник художнику в парке вызвал лавину внутреннего восторга. В камне жила добрая память о талантливом человеке, некогда создавшем школу живописи для простого люда. Лис полюбовался на работу двух юных художниц в сквере, погладил уродливого льва-недомерка, охранявшего аллею, и долго стоял на гранитной набережной канала, пытаясь представить, как давным-давно тут проходили гружёные баржи.

«Борис, – окликнул юношу призрак-Николай, – я дом найти не могу. Кругом одни мосты, как прутья в клетке!»

Лис опомнился, быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости пусто, отозвался вслух.

– Не волнуйся. Посмотри, какой чудесный вечер! Природа и город, как сама память. Каждая мысль, поступок, взгляд – это информация, которая оседает на деревьях, мостовых, домах. Жаль, что человек не умеет её читать. Это была бы самая объективная история, оставленная земной памятью!

«Может оно и так, но мне к отцу надо засветло, пока в стельку не надрался после работы».

Слегка огорошенный, юноша посмотрел на погибшего студента.

– Почему ты решил, что твой отец напьётся?

«Алкаш потому что. Но ты не подумай, я его и такого всегда любил. У нас мужики через одного пьют по-чёрному».

– Хм… Давай адрес. Я сам искать буду, – вздохнул младший Полозов. – А мосты не тебя одного с толку сбивают. Даже в народных поверьях такое есть: перенести покойника через мост или перекрёсток, чтобы дорогу назад забыл.

Восторженность опустилась в тёмные воды реальности. Монументальный театр, обшарпанный забор школы, пошатывающийся пешеход, окрылённая молодая парочка, белокаменная церковь над каналом, дряхлая нищенка с гремящей сумкой пустых бутылок, пузатый владелец новенькой «Лады», грязный велосипедист, памятник в тихом сквере – всё перемешалось в один путаный клубок. Но осталось чувство красоты, осевшее глубоко в душе, невзирая на возмущения рассудка и принципы здравого смысла.

А почему бы нет? – решил Лис, когда попытки не замечать нежелательные элементы обозримого пространства не увенчались успехом. – Они все и есть этот город!

В доказательство фантазия стёрла с улицы пьяницу, петлявшего по тротуару. Вместе с ним испарились школьная ограда и театр. Без велосипедиста с граблями, привязанными к раме, из глаз пропала старая пожарная вышка и чудесный зелёный мыс, врезавшийся в водные магистрали.

Лис улыбнулся.

– Всё правильно, – тихо доложил он сам себе.

«Ты о чём?»

– Всё ещё о природе и истории… Смотри, кажется, это твой дом.

«Батька… Я пойду, Борис. Спасибо!»

– Иди. Пусть дорога твоя будет гладкой. Не навий ты. И не родитель. Но предки примут тебя в свой вечный дом. А когда-нибудь тебе откроется новый Переход, и возвестит о нём первый крик рождённого.

Лис наблюдал, как дух плывёт над травой, слышал его виноватое «пап, прости» и удивлённый мужской бас за забором: «Кать, ты чего сказала-то?» Над деревянным домом взлетела одинокая птица. Ветром вздохнула земля. С ветки сорвалась нечаянная капля…

Понедельник, которому осталось царствовать всего четыре часа, преподнёс Ворону последний, самый неприятный сюрприз. «Шестёрка», начавшая путешествие на четвёртой передаче, закончила «за упокой» на полпути до цели. Прокопавшись в моторе до темноты, Владимир Полозов сдался.

К счастью, сотовый, со следами собачьих зубов и кое-как замотанный изолентой, сработал, несмотря на порядочное расстояние от города. Тур откликнулся на вызов.

– Я заглох. Намертво, – сообщил Ворон брату. – Если Лис позвонит, передай, пусть топает в гостиницу… Зачем тебе-то приезжать?.. Мне тоже сие не нравится, но две няньки слишком много для одной бестолковой рыжей морды.

Тур придерживался другого мнения, и переубедить его не представлялось возможным. Ворон закрыл аппарат, удручённо посмотрел на приборную панель «жигулёнка» и пробормотал:

– Чем быстрее мы тебя заменим новой моделью, тем лучше для всех. Откатался, друг. Хватит.

Лис мчался в темноте, не разбирая дороги. Топот позади то приближался, то отставал. Собственное бурное дыхание глушило звуки, а отдельные выкрики за спиной казались оружейным грохотом. Сбоку мелькнула тень. Юноша шарахнулся в сторону, споткнулся и понял, что проиграл. Отвратительный едкий запах дурмана навис над ним вместе с телом догнавшего, а пинок ускорил неминуемое падение.

Рассчитывая удрать от компании, воняющей перегаром и табаком с примесями веселящей «травки», Лис не учёл направление. Следовало бежать через парк назад, к театру, где он безуспешно прождал Ворона до полуночи. Но коварные мосты увели его во тьму робких дремлющих улиц, заканчивавшихся пустырём.

Избиение грозило состояться немедленно. Не позволив жертве встать, группа подростков-акселератов, выкрикивая бессмысленные ругательства, обступила лежащего. Кто-то ударил его ногой в бок. Лис охнул и тем самым вызвал бурю звериного восторга у искателей острых ощущений. Второй удар пришёлся в лицо. Сознание на несколько секунд отключилось, а очнувшись, Лис обнаружил, что с него пытаются снять кожаный пиджак. Обрушилась обида. Так глупо попасться в лапы накурившихся хулиганов, и это после первого в жизни самостоятельного освобождения заложного!

Он отчаянно извернулся, сумел вскочить и в результате короткой борьбы вырвался из рук грабителя. Рассудок подсказал: беги со всех ног. Геройствовать Лис не собирался. Он ринулся вперёд, но не сделал и трёх шагов, как врезался в высокого молодца, выросшего как из-под земли.

– Поберегись!

Юношу сгребли в охапку и отставили в сторону.

Следующая сцена могла претендовать на комедийное представление, кабы не мощные ручищи нежданного спасителя. Оригинальные реплики, основанные на великолепном наборе нецензурной лексики, сыпались налево и направо вместе со звонкими оплеухами. Всё, что разобрал Лис в шумной перебранке, была фраза: «Тебя предупреждали!» Парень размахивал руками, будто гонял мух. В роли последних выступали недавние наглецы, причём сопротивление их было до того жалким, что Лис не сдержал нервного смешка.

– Что у тебя забрали? – обернувшись, спросил блюститель порядка.

При этом он держал за шиворот не успевшего ретироваться пацана.

Лис проверил карманы. Сотовый был на месте. Кошелёк и ключи тоже.

– Ничего. Они не успели, – ответил он и вынужден был сплюнуть, ибо во рту, как оказалось, скопилась солёная масса.

– Повезло тебе, Феня, – великан обратился к барахтающейся жертве. – Следующий раз руки переломаю.

Угроза, высказанная мирным размеренным басом, подействовала отменно. Лис сделал для себя вывод, что его спаситель пользуется в городе неподдельным авторитетом.

– Спасибо, – произнёс он, когда Феня – последний из шайки – был отпущен на все четыре стороны.

– Пожалуйста, конечно. Да не за что, – откликнулся местный гигант, приближаясь к Лису. – Фю-ють! Как тебя отделали!

Он бесцеремонно взял юношу за подбородок. Лис шумно засопел. Ссадина на левой половине лица горела, и тяжесть под глазом превратилась в пульсирующую боль.

– Фингал, – пояснил здоровяк. – Мать, небось, всыплет?

– Нет матери, – Лис нахмурился. – И я не здешний. Меня зовут Борис.

– А я Дима, – представился спаситель и прищурился, разглядывая в темноте нового знакомого. – Ты где остановился?

– Я не планировал останавливаться в вашем городе. Так вышло. Брат приехать за мной обещал, но, наверное, с машиной что-то случилось.

А про себя подумал: «Надеюсь, только с машиной».

– Я на вокзал пойду, – закончил он.

– Не. На вокзале тебе делать нечего. Ещё в ментовку загремишь. Ко мне домой пойдёшь. Маманька у меня ворчливая, но ты внимания не обращай.

– Неудобно как-то, Дмитрий, – отступил Лис. Потрогал заплывший глаз и добавил. – Тем более в таком виде.

– Не знаю как у вас, а у нас тутошних не принято человека ночью на улице бросать, – воспитательным тоном заявил гигант Дима. – Будешь моим гостем.

Идти пришлось недолго. Дима остановился перед деревянным домишком, выходящим фасадом на набережную канала, и открыл скрипучую калитку.

– Громко не говори, – шепнул он. – Соседи спят уже.

– Ты отсюда шум услышал? – удивился Лис, оглянувшись в темноту.

Всю дорогу он тщетно искал признаки каких-либо призраков, навий или заложных. Но на сей раз никакой нежити поблизости не водилось.

– Отсюда не слышно. Вода всё глушит. С работы я шёл, из мастерских. Ты заходи, не стесняйся.

Лиса впустили в тёмные сени. Щёлкнул выключатель.

– Да-а. Ну и морда у тебя! – хмыкнул хозяин, оглядев юношу при свете тщедушной лампочки.

Лис в свою очередь внимательно изучил местного великана. Огромный, блёкло-рыжий и рябой – первое, что бросилось в глаза. Затем он заметил грубую татуировку на мощном запястье, крестик под распахнутым воротом, шрам на щеке и несколько глубоких морщин.

– Дима, ты? – раздалось из-за занавески.

Пожилая женщина выглянула в коридорчик и, увидав гостя с синяком в пол-лица, проворчала:

– Опять ковой-то притащил! Ну что тебе до этих наркоманов! Пусть бы все перемёрли!

– Не шуми, мам. Иди спать, – парень нахмурился. – Мы не помешаем.

Голос его звучал ласково, но вместе с тем властно. Мать пробурчала что-то неразборчивое и послушно скрылась в своём углу, отделённом от горницы цветастой занавеской.

Парень вздохнул.

– Грешно она говорит, – удручённо пояснил он. – Извини.

– Она не от сердца сказала, а от ума, – поспешил успокоить его Лис.

– Неужто усёк? – Дима смерил гостя недоверчивым взглядом.

– Это же очевидно. Она волнуется за тебя, хочет, чтобы ты никогда не попадал в дурные истории, и, естественно, старается отодвинуть потенциальную опасность. Отсюда и пожелание: «перемёрли». Ведь смерть является образом стопроцентного устранения объекта, в частности, опасности, которую она видит в наркоманах.

– О, завернул! – пробасил рыжий великан. – Давай-ка морду умой, а потом поужинаем. Вижу, мама картошки наварила. В самый раз будет.

Лис долго воевал с бренчащим рукомойником, стараясь производить как можно меньше шума. Неловкость, сопровождавшая его с момента приглашения в чужой дом, постепенно переросла в тотальное неудобство. Лису казалось теперь, что кто-то постоянно наблюдает за ним издали. Он даже пару раз оглянулся, но ничего не заметил: ни реального, ни мнимого.

Дима поставил перед юношей полную тарелку картофеля, пышущего паром и обильно политого маслом.

– Наворачивай, не стесняйся. Мамка у меня готовит классно!

Лис не понял, в чём заключается кулинарное искусство хозяйки, до тех пор, пока не отведал овощи. Как Диминой маме удалось создать из банальной отварной картошки столь вкусное блюдо, оставалось тайной.

– Ты про мою маманьку всё точно расписал, – сообщил Дима, уплетая ужин за обе щёки. – Она для меня старается. А я каждый вечер Богу молюсь, чтобы побольше жизни ей оставил. В церковь не хожу, не умею. Сам молюсь.

Лис осторожно покосился на крестик, прильнувший к широченной груди Димы, и поискал глазами образа. Иконы в доме отсутствовали, зато на комоде он заметил небольшую чёрно-белую фотографию в деревянной рамке, на которой в полный рост был запечатлён видный мужчина в униформе железнодорожника.

– Я так рассудил, – не замечая поисков гостя, продолжал парень, – если я буду по-хорошему с людьми, то Бог меня как бы услышит… Ты так не думаешь?

– А? – Лис встрепенулся. – Почему же. Всё может быть. Ведь, в конце концов, Бог у каждого внутри.

– Точно! Хорошо ты говоришь. Грамотно. Учишься где?

– На истфаке. Второй курс пытаюсь закончить.

– Я тоже подумывал куда-нибудь поступить. Но везде деньги нужны. Мне не по карману. Мать бы обеспечить. На лекарства много тратится, и вообще – мало ли что. Как скажут ей на операцию ложиться, придётся опять в долги влезать.

Лис опустил глаза. В словах Димы не было ни толики упрёка, но юноша неожиданно почувствовал себя виноватым. На его памяти денежный вопрос для Полозовых никогда не был камнем преткновения. Он знал про счета, разбросанные по нескольким банкам и тщательно контролируемые Вороном. Слышал про какие-то акции, упоминаемые, как правило, вместе с именем Павла Симеоновича по прозвищу «Декан». Имел представление о статьях дохода обоих близнецов. И ему доселе не приходило в голову сравнить этот доход с финансовым состоянием рядовой семьи.

Что-то мягкое скользнуло по ногам. Лис дрогнул от неожиданности. Из-за стола показался пушистый серый хвост и вместе с ним его обладатель – огромный полосатый кот. Юноша откинулся на спинку стула, и кот, издав довольное «мр-р», легко запрыгнул ему на колени.

– Какой зверь! – восхитился Лис. – Вас можно ли погладить, сударь?

Дима уставился на гостя, как на восьмое чудо света.

«Сударь» не возражал, более того – потёрся головой о руку Лиса: мол, всегда пожалуйста.

– Ну и дела! – к Диме вернулся дар речи. – Дикарь, ты шо, белены объелся?

– Я что-то делаю не так? – насторожился Лис.

– Да не ты, а этот! Он сроду к чужим не подходил. Во даёт! Глянь, уже и играть с тобой готов. Эй, Дикарь, детство вспомнил?

– Может быть, он есть хочет?

– Не! Мама его кормит до отвала, и мышей в погребе тьма, – Дима водрузил локти на стол и подпёр кулаком скулу. – Ты, видать, хороший парень, Борис.

Лис скромно пожал плечами и предложил коту:

– Не желаете ли к хозяину переправиться?

Кот не желал. Облизал лапу и улёгся на коленях гостя.

– Я Дикарю по гроб жизни обязан, – вдруг проговорил Дима. – Он меня, можно сказать, на путь истинный вернул.

– Как это? – осведомился Лис.

Он проявил внимание не случайно. Гостеприимному гиганту хотелось рассказать нечто такое, что, вероятно, ни разу не слышали даже его друзья. И Лис взял на себя роль терпеливого слушателя.

– Это странная история. Хошь верь, хошь нет, – Дима встал и добыл из буфета мятую пачку папирос. – Ты куришь?.. Я так и знал. А я вот балуюсь, когда накатывает… Я Дикаря котёнком нашёл. В зоне дело было. Иду однажды помойку выносить и вижу: сидит возле бака комочек шерсти. И жалобно так – «мя». Я и не думал ничего тогда, взял его в руки. А как к груди прижал, понял – не брошу ни за что. В зоне, знаешь, тоска страшная. И всегда настороже – и днём, и ночью. Чуть слабость покажешь, сожрут. А тут вдруг мне как с небес: клочок чего-то мягкого и доброго. Я за него даже в карцер угодил. В камере два гада ему глаза чуть не выкололи – просто смеха ради. Я их отделал. Благо кое-чему научили, пока в десанте служил. А в карцере вообще чудо получилось. Как Дикарь ко мне пробрался, до сих пор в толк не возьму. Где-то щель нашёл, наверное. Мы с ним вместе трое суток перекантовались, я его от охраны прятал под рубахой. В камеру вернули, а там меня письмо ждёт от матери: отец помер. Братва по-тихому меня одного оставила. Уважали личные чувства как-никак. Я читаю в сотый раз, слёзы градом, не поверишь! Никогда не плакал раньше. А Дикарь передо мной на нарах сидит. И так смотрит, будто… Представляешь, в этих вот глазищах как бы взгляд отца на секунду возник. Укоризненный такой взгляд. Я с тех пор зарёкся: если уж кулаки в ход пускать, так хотя бы не по дури или, Боже упаси, по пьяни. Вернулся по амнистии через два года, работать устроился. Мне всякое предлагали, тут у нас желающих много чужими руками своё благополучие строить. А я вспомнил тот взгляд батькин и послал всех подальше. И матери поклялся: второй раз не сяду.

Лис слушал и незаметно для себя гладил пригревшегося на коленях кота. Слова проникали в сознание, оборачивались образами и цельные картины сменяли одна другую. То, что Дмитрий чувствовал сердцем, Лис теперь знал наверняка: на миг, растянутый в дни, месяцы или годы, дух родителя объединился с первородной звериной сущностью и оставил себя своему сыну.

– У-у, как я тебя заговорил, – Дима хлопнул по столу ладонями. Лис встрепенулся. – Совсем из башки вылетело: ты ж с утра на ногах. Давай-ка спать. На моём диване ляжешь.

– Мне бы как-то братьям о себе сообщить, – юноша вздохнул и достал телефон. – Вдруг уже связь наладилась?

– Это мобильник у тебя? – с некоторой завистью спросил Дима. – Покажь поближе, а?

Лис передал ему аппарат. Сотовый утонул в грубой огромной ладони. Великан осторожно нажал цифру, полюбовался на результат, возникший на дисплее, усмехнулся на выдохе и вернул мобильник владельцу.

– Удобная штучка.

Лис виновато улыбнулся. Тверь и Вышний Волочёк разделяло около двухсот километров, зато жизни там и здесь казались разделёнными бесконечной пропастью. Пропасть эта тянулась через множество измерений – социальное, бытовое, информационное, образовательное, технологическое. Одно лишь не поддавалось никаким расстояниями и барьерам: измерение человечности.

Дима с любопытством наблюдал, как юный гость манипулирует аппаратом.

– Не работает? – сочувственно спросил он.

Лис удручённо качнул головой.

– До брата дозвониться не могу. Попробую другой номер…

Призывные гудки в трубке длились с полминуты. Лис намеревался уже снять вызов, но вдруг пискнул сигнал ответа. Юноша радостно кивнул Дмитрию, мол, повезло.

– Всеволода Васильевича можно к телефону? – торопливо заговорил он, когда постовая медсестра сонно пробормотала официальные координаты отделения. – Ой, подождите. Вы не могли бы ему передать?.. Да, это Борис Полозов. Он ждал звонка, да?.. Передайте, пожалуйста: я в Вышнем Волочке, утром буду на вокзале. Сейчас нахожусь у друга…

– Адрес пусть запишет, – подсказал хозяин и назвал улицу и дом.

– Да, спасибо! – Лис закончил разговор и победно потрепал навострившегося кота. – Получилось!

Кот зевнул и как ни в чём не бывало свернулся на облюбованном месте.

– Отцу звонил? – поинтересовался Дима.

– Брату. Другому брату, в смысле, – пояснил радостный Лис. – По ушам я, конечно, получу за самодеятельность, но зато они оба будут спокойны.

– Ну и слава Богу, – безо всякой иронии подытожил новый товарищ.