Заморыш

Глава 16

Глава 16

Конфликт вошел в штопор. Сдать назад не вариант, а давить нахрапом — начнется драка, где я буду в меньшинстве. Да и нельзя нам здесь драться!

Половой, застывший с подносом в трех шагах, уже явно прикидывал, надо ли кликать вышибалу. Кулак Кремня, сжатый до побелевших костяшек, намертво впечатал хлебные крошки в липкий стол.

— Остынь. — Мой голос прозвучал тихо, но отчетливо, разрезая гул трактира.

Кремень засопел, наклоняясь ко мне через стол. От него тяжело разило перегаром, луком и дешевым табаком. Мутные глаза налились бычьей яростью. Хмель ударил ему в голову, вымывая остатки осторожности.

— Я сказал — гуляем! — прохрипел он, брызгая слюной. — Это моя добыча! Мое серебро! Гони монету сюда, гнида!

Его рука дернулась, явно намереваясь схватить меня за грудки. Сивый напрягся, перестав жевать, и медленно опустил ложку. Штырь хищно подобрался, как хорек перед прыжком. Воздух за столом наэлектризовался так, что, казалось, чиркни спичкой — рванет.

Не шелохнувшись, я смотрел ему прямо в переносицу. Спокойно. Без страха.

— «Твое», — не повышая голоса, произнес я. — И потому ты его сейчас пропьешь? Все до копейки? Цыган тебе подавай? Медведя?

— А хоть бы и медведя! — взревел он, чувствуя за собой право силы. — Имею право!

— А завтра что? — жестко перебил я, ударив вопросом как хлыстом. — Завтра ты чем брюхо набьешь?

Кремень замер. Вопрос был простой, но пьяный мозг споткнулся об него.

— Завтра будет завтра… — буркнул он неуверенно, но тут же снова взвился: — Ты мне зубы не заговаривай! Деньгу давай!

— Нет денег на гулянку, — отрезал я холодно. — Нету. Мы нищие, Кремень. У нас рубль восемьдесят на четверых. Ты на что «гулять» собрался? На такие деньги можно «погулять» только по улице, да и то тихонечко, чтоб никто не заметил. Такие деньги — это чтобы с голоду не сдохнуть, пока нормальное дело не выгорит.

Я специально говорил с ним грубо, без экивоков. Сбивал спесь.

— Прожрать все сейчас — дело нехитрое. Много ума не надо. А вот до весны дожить — тут голова нужна. И дело фартовое. Настоящее! А не эта чепуховина…

Кремень стоял, нависая надо мной, тяжело дыша. В его взгляде боролись пьяный кураж и злоба на то, что я ломаю ему отдых. Он уже чувствовал себя королем жизни, а я макал его обратно в помойку реальности. Его рука медленно поползла к карману.

Ситуация балансировала на грани. Ему нужен был только повод. Или толчок.

— А тебе, гнида, какое дело до нас⁈ — Визгливый голос, как бритва, распорол напряженную тишину.

В свару снова влез Штырь — мелкий провокатор.

— Не слушай его, Кремень! Ты чего уши развесил⁈ Он же зубы заговаривает! Треплется, как цыган на ярмарке!

Штырь быстро зыкнул по сторонам, ища поддержки у Сивого, потом снова впился взглядом в пахана.

— Чужой он! Пришлый! Сегодня здесь, завтра — ищи ветра в поле! Ты погляди на него!

Кремень моргнул, сбитый с толку этой пулеметной очередью обвинений. Его пьяный взгляд метнулся от меня к своей шестерке и обратно.

Штырь понял, что попал в точку, и плеснул в огонь керосина. Он наклонился к самому уху пахана, зашептал громко, захлебываясь слюной:

— Он же специально деньги при себе держит. Проснемся, ни денег, ни его!

В мутных глазах Кремня качнулась стрелка весов — от пьяной обиды к черной, липкой паранойе.

— Точно, братцы… — прохрипел он, краснея до корней волос. — Так он и задумал!

Мысль о том, что его обманут, ударила по самолюбию сильнее водки. Подозрение — вечный спутник босяка — подняло голову. Ему вдруг стало кристально ясно: у него отбирают не просто гулянку. У него крадут «законную» добычу.

— Ты это… — Кремень медленно выпрямился, и рука его снова нырнула в карман, нащупывая холодную сталь. — Ты меня за дурака держишь, Пришлый?

Сивый перестал жевать, переводя взгляд с меня на Кремня.

Не тратя время на оправдания, я резко, без замаха, с грохотом опустил ладонь на затылок Штыря, буквально впечатывая его в стол.

— Пасть захлопни, — рявкнул я, перекрывая вой механической музыки. — Еще раз гавкнешь — зубы выплюнешь.

Затем медленно поднялся, смотря только на Кремня. Глаза в глаза. Жестко. Не отводя взгляда.

— Ты этого слушать будешь, атаман? — пренебрежительно кивнул на сжавшегося Штыря. — Балаболку эту завистливую? Ну давай, слушай. Только сначала давай посчитаем!

Поднял руку перед его лицом и начал демонстративно, по одному, загибать пальцы. Каждый жест — как удар молотком, вбивающий истину в его хмельную башку.

— Я сказал, что соль принесу? И что? Принес?

Кремень молчал, тяжело сопя, но взгляда не отводил.

— Принес, — сам ответил я за него, рубя воздух ладонью. — Я сказал, что рыба будет? Будет у нас ужин царский? Мы сейчас, Кремень, объедки жрем или мясо с пирогами?

— Мясо… — буркнул Сивый с набитым ртом. — Знатное мясо…

— Вон серебро лежит. — Я ткнул пальцем в горку монет, которую Кремень так боялся потерять. — Я сказал, что свинец в деньги превратим? Сделали?

Подавшись вперед, я приблизил свое лицо к красной физиономии пахана, заглядывая ему прямо в глаза.

— Три раза я слово дал — и три раза сделал. А этот, — ткнул пальцем в сторону Штыря, даже не глядя на него, словно на пустое место, — что делает? Кроме того, что воняет, скулит и смуту наводит?

Штырь попытался было вякнуть, открыть рот для нового навета, но я зыркнул на него так, что он поперхнулся воздухом.

— Хоть копейку он положил? — продолжил я, не отпуская взгляда пахана. — Хоть корку хлеба добыл? Нет. Только языком мелет. Я дело делаю, а он — воздух портит.

Кремень перевел мутный взгляд со Штыря на меня. Потом на серебро. Потом снова на Штыря, который теперь выглядел не «борцом за правду», а побитой шавкой.

— Вот я сейчас пошлю вас едрене фене, да и уйду. И чем вы жить-то будете? Как прежде, у Лавры побираться да по базарам булки тырить? Добро. Не вопрос. Только ты смекни, сколько те булки стоят. А на паперти, сам знаешь, таким лбам, как ты, не подают!

В голове пахана скрипели шестеренки. Алкогольная пелена боролась с уличной сметкой. Но факты — вещь упрямая. Сытое брюхо и блеск монет перевешивали любые слова.

— Что тебя ждет-то, подумай! Погоришь ты, паря, на каком-нибудь гопе, и отправят тебя в Сибирь по этапу, к генералу Топтыгину в гости.

Рука Кремня медленно покинула карман. Пустая. Без «розочки».

— Дело говоришь… — выдавил он наконец, и злость в его глазах сменилась чем-то вроде угрюмого уважения. — Правильный ты, Пришлый.

Раунд остался за мной. Теперь нужно было закрепить успех.

И, выждав паузу, я продолжил:

— Так вот, огольцы. Свинец — это так, семечки. Гроши на поддержание штанов. У меня на примете есть дело жирное. По-настоящему жирное.

Глаза Штыря загорелись алчным блеском, но рот он раскрыть не посмел — мой урок был усвоен. Кремень же нахмурился, пытаясь переварить услышанное.

— Где? — спросил он отрывисто.

— Не сейчас. — Я покачал головой, остужая его пыл. — Там с наскока не возьмешь, только шею свернешь. Или в «дядин дом» загремишь. Там, братцы, подход нужен. Умный.

Вновь я начал загибать пальцы, но уже не для счета собственных заслуг, а этапами выстраивая план.

— Первое: инструмент. Голыми граблюхами мы там ничего не сделаем. Второе: подготовка. Мне нужно время, чтобы все разведать, ходы-выходы проверить. Может, неделя уйдет, может, полторы.

— Неделя⁈ — возмущенно выдохнул Кремень. — Ты чего, Пришлый? Мы неделю лапу сосать будем, как «стрелки» у паперти?

— Вот! — Я хлопнул ладонью по кучке серебра, накрывая ее, как коршун. — Вот поэтому нам и нужны эти деньги. Не на пропой. Можно, конечно, по-тихому еще свинца нарыть, только аккуратно. Но запас карман не тянет.

Я обвел взглядом их лица, останавливаясь на каждом.

— Потому покупаем крупу, хлеб, масло, солонину — все, что лежит долго. Забиваем тайник под завязку. Зачем?

Вопрос повис в воздухе, перекрывая шум трактира.

— А затем, — ответил я сам себе, жестко чеканя слова. — Чтобы мы эту неделю не бегали по городу с высунутыми языками и голодными глазами, выискивая, где бы корку раздобыть.

И я многозначительно посмотрел на Сивого. Тот слушал, открыв рот. Для него, вечно недоедающего здоровяка, перспектива иметь гарантированный запас еды на неделю звучала куда слаще, чем любые обещания пьянки.

— Будем сытые, спокойные. Подготовимся, инструмент справим. И когда время придет — сделаем дело чисто и красиво. Станем «деловыми», а не швалью подзаборной.

Сивый первым не выдержал. Он шумно сглотнул, представив мешок еды в личном пользовании.

— Дело говорит, — прогудел он басом, и его поддержка сейчас стоила дороже золота. — Жито — оно надо… А водка — что? Выпил — и нету, только башка трещит. А сухари — они надежные.

Кремень перевел взгляд с Сивого на меня. Потом на деньги под моей ладонью. В его голове шла тяжкая борьба: привычка жить одним днем сцепилась с жадностью к будущему богатству.

Но логика — вещь упрямая. Особенно когда она обещает не просто еду, а «жирную тему».

— Смотри, Пришлый… — прохрипел он наконец, и я понял: перелом случился.

Он с размаху ударил кулаком по столу, но уже не со злобой, а ставя жирную точку.

— Лады! Твоя взяла. Берем харч.

— Заметано, — кивнул я, убирая руку с денег, но тут же сгребая их в кулак, не давая никому передумать.

Пьяный кураж угас, раздавленный тяжелой плитой здравого смысла… Вот только злость их никуда не делась. И от нее надо было избавиться.

Им нужна была «маленькая победа». Прямо сейчас. Кровь и деньги — лучший цемент для такой публики.

Я глянул на темные часы с кукушкой над стойкой буфетчика. Начало восьмого. Самое время.

— А чтобы вы не думали, что я вас веселья лишаю… — хищно усмехнулся, понижая голос. — Есть маза прямо сейчас удачу за хвост подержать. И кулаки заодно почесать!

— Чего там? — Кремень моментально подался вперед, хищно раздувая ноздри. Глаза его блеснули, как у гончей, почуявшей лису.

— Жига. Знаешь такого?

— Слыхал, — пренебрежительно сплюнул Пахан. — Алешка приютский.

— Вот этот фраер сейчас с деньгами пойдет. Мастеру за водкой бегает как раз в это время. Рубль, а то и два хозяйских при нем. Идет один, важный.

В глазах Сивого вспыхнул нехороший, темный огонек. Штырь заерзал на стуле.

— Веди! — рявкнул Кремень, поднимаясь.

Лицо его просветлело. Никаких сложностей, только сила и добыча.

Мы вышли из душного кабака.

— Не отставать, — бросил я через плечо. — И не базланить.

Мы свернули в Свечной переулок. Темные подворотни, глухие стены доходных домов — мазурикам здесь раздолье.

— В общем так, — остановился я у арки, ведущей в глухой двор-колодец. Тень здесь была густой, как деготь. — Кремень, ты встаешь здесь, за выступом. Вжимаешься в кирпич, чтоб даже крыса не увидела.

Атаман молча кивнул, занимая позицию.

— Штырь, — глянул я на мелкого. Тот дрожал — то ли от холода, то ли от азарта. — Твоя задача — отрезать отход. И смотри мне. Если появится кто, фараон или гаврила, свисти. Понял?

— Понял, Пришлый, чего там… — закивал он. Ему не терпелось доказать свою полезность.

— Сивый, ты страху нагоняешь. Стой глыбой, дыши тяжело.

— Угу, — прогудел он, перекладывая из руки в руку увесистый булыжник, который уже успел поднять.

Капкан был взведен. Осталось положить приманку. А приманкой сегодня буду я сам.

Я вышел на освещенный пятачок тротуара, ссутулился, втянул голову в плечи, пряча руки в карманы старой куртки.

Долго ждать не пришлось. Жига был точен. Он выплыл из-за угла вальяжно, по-хозяйски. Картуз сдвинут на затылок, тужурка нараспашку. В руке позвякивала плетеная сетка с пустыми бутылками. Гонец спешил за «горючим» для мастера. И, судя по наглой, сытой роже, карман его грел хозяйский целковый.

Я сделал шаг навстречу, изобразив испуг. Дернулся, будто увидел привидение, и шарахнулся к стене. Жига заметил меня и, конечно, сразу узнал.

— Опа! — радостный рык огласил переулок. — Сенька! А ты как здесь, гнида беглая? Тебя в приюте ищут, розги мокнут! Да и я соскучился.

Вместо ответа я изобразил панический ужас. Развернулся и бросился бежать к спасительной тьме подворотни. Но бежал небыстро — ровно так, чтобы разжечь в нем охотничий инстинкт.

— Стой, сука! — заорал Жига, забыв про осторожность. — Убью!

И бросился следом, громыхая бутылками. Азарт погони отключил ему мозги напрочь. Он видел перед собой жертву: в темный каменный мешок арки влетел на полном ходу.

У глухой стены тупика я резко затормозил. Разворот.

Жига остановился в трех шагах, дыша паровозом.

— Ну все… Попался, крысеныш… Сейчас я тебя…

И осекся.

Улыбка медленно сползла с его лица, превращаясь в серую маску недоумения. За моей спиной и по бокам от стен отделились три мрачные тени.

Штырь, оскалившись, перекрыл выход. Кремень шагнул в круг света, выставив вперед стеклянное острие. Сивый навис над ним молчаливой угрозой.

Щелк. Мышеловка захлопнулась.

Жига попятился, прижимая сетку к груди, как щит. Стекло жалобно дзынькнуло. Вся его спесь слетела, как шелуха.

— Вы чего, робяты? — Голос его дал петуха. — Я ничего… Я по делу иду… Я ж свой…

— Свой? — Я шагнул к нему, властно протягивая руку. — Э нее, дружочек пирожочек, не свой ты! Деньги давай.

— Ты че, Сенька? — засипел он, пытаясь нащупать остатки наглости. — Это ж мастера Семена! Он же тебя…

Сивый молча сделал шаг вперед, выразительно ударив булыжником о ладонь. Звук получился влажный, тяжелый.

Жига инстинктивно прижал руку к карману брюк. Взгляд заметался: пацан оценивал расклад. Четверо на одного. Но в кармане лежал хозяйский целковый. И Жига знал: если вернется к мастеру Семену без водки и без денег, тот с него шкуру спустит, в прямом смысле.

Этот страх оказался сильнее разума.

— Не дам! — взвизгнул он, отступая к стене. — Убьет он меня! Не дам!

— Сивый, — кивнул я.

Парень шагнул вперед, намереваясь просто схватить жертву. Но Жига вдруг оскалился, как бешеная крыса.

— Не подходи, суки!

Он с диким воплем размахнулся и наотмашь хлестнул Сивого сеткой с бутылками. Тяжелое стекло с глухим звоном врезалось в плечо. Одна бутылка лопнула, осколки брызнули во все стороны. Сивый взревел от неожиданности, отшатнувшись.

— Ах ты ж гад! — заорал Штырь, бросаясь на помощь.

А Жига понял, что единственный путь к спасению — прорыв. И бросился прямо на Кремня.

— Порву!!!

Все пошло не по плану. Свалка. Хаос. Жига, верткий и отчаянный, увернулся от удара Кремня, пнул подбежавшего Штыря в голень и рванул в щель между ними, к спасительной улице.

Он почти прорвался. Почти.

Но в тот момент, когда Жига, торжествуя, уже видел свет фонаря, я сделал шаг в сторону и подсек его опорную ногу.

Приютский споткнулся, взмахнул руками и со всего маха впечатался лицом в грязь.

Попытался встать, сплевывая красное, но на него уже навалились. Сивый, разъяренный ударом, прижал его коленом к земле, выдавливая воздух. Кремень, рыча матом, схватил за волосы и ударил лицом о камни. Раз. Другой.

— Хватит! — Мой окрик остановил расправу. — Убьете ведь дурака.

Жига лежал в грязи, хрипя и пуская кровавые пузыри. Сопротивление было сломлено.

Присев рядом, я, не обращая внимания на его скулеж, деловито пошарил по карманам. Пальцы вскоре нащупали заветную бумажку.

— Ну вот. Видишь, как просто? А говорил, не дашь, — холодно произнес я, распрямляя мятый рубль.

Жига смотрел на меня одним глазом — второй уже заплывал. В его взгляде был животный ужас. Он понимал: сейчас его побили мы, а потом еще и мастер добавит.

— Сенька… — прохрипел он, сплевывая осколок зуба. — Мне ж теперь… амба!

— А это, Жига, уже твоя печаль. — Я поднялся, отряхивая колени. — И это только начало твоей прекрасной жизни. Ты же мне это все заготовил. Вот теперь сам так и поживешь! Еще раз попадешься мне, или на друзей моих в приюте пасть откроешь — зарежем. А Семену передай, мол, Сеня Пришлый велел ему, паскуде, кланяться, и говорил, что много пить вредно. Теперь — пшел вон.

Я повернулся к ребятам. Сивый потирал ушибленное плечо, Штырь хромал, Кремень разминал сбитые кулаки.

— Отлично прошло, и деньгой разжились, — ухмыльнулся он.

Напряжение уходило, сменяясь холодным, звенящим удовлетворением. Город будет нашим. И только что мы вырвали у него очередной куш.