Законы жанра

Глава 22

До первожреца я так и не добралась, бросив это занятие на половине пути, потому что поняла, что мне тупо не хватит денег.

В церкви Всемотца любой контакт с кем-нибудь, рангом выше подметальщика монастырского двора, требовал пожертвований, и, разумеется, чем выше был ранг священника, тем больше денег требовалось занести на алтарь этого самого Всемотца. Взамен я получала долговременные баффы и всяческие благословения, но моей главной проблемы они не решали.

Религия в Мирах Бесконечной Войны сильно отличалась от той версии, к которой я привыкла. Здесь не осталось места слепой вере, потому что люди точно знали, что боги существуют, и зачастую выбирали конфессию только из-за количества бонусов, которые она могла им дать. Это было больше похоже на бизнес, потому что в результате проведения ритуалов, соблюдения обетов и приношения жертв ты мог получить что-то весомое прямо сейчас, а не абстрактное обещание лучшей жизни когда-нибудь потом.

Как и в любом бизнесе, в котором крутятся огромные деньги, здесь когда-то существовала жуткая конкуренция, которая практически сошла на нет после локального Рагнарека, устроенного местному пантеону Борденом и моим отцом. Поскольку в той битве полегли ключевые персонажи основных местных религий, все благословения, проданные от их имени, перестали действовать, что вызвало величайшее в истории перераспределение паствы. Многие храмы были закрыты, тысячи монастырей опустели, а на освободившуюся вершину местного Олимпа бросилась толпа претендентов, и мало кому до этого известный Всемотец оказался самым удачливым из них.

На сегодняшний день это был самый распространенный и влиятельный в этой вселенной культ, при этом, что странно, он был достаточно миролюбивый, поэтому я и попробовала обратиться к нему, но…

Как я уже говорила, деньги кончились гораздо раньше, чем я добралась до Старшего Сына. Или хотя бы до главного храма, в котором он иногда проповедовал. Я смогла добраться только до кардинала Клеменцо, и ради аудиенции с ним мне пришлось положить на алтарь Всемотца кошель с пятидесятью тысячами полновесных золотых. В результате я получила долговременный иммунитет от пищевых ядов, повышение магической устойчивости на двадцать пять процентов, бонус к восстановлению здоровья после падений с высоты, ачивку «Лохушка Года» в красивой золотой рамке и полчаса наедине с кардиналом.

Клеменцо ожидал меня в беседке посреди монастырского сада. Послушники организовали там стол для чаепития, постелили скатерть, выставили сервиз с чашками из тончайшего фарфора и несколько тарелок с пирожными — соблюдения аскезы культ явно не требовал.

Мой провожатый представил меня кардиналу и растворился в ближайших кустах, а Клеменцо налил мне чая. Пожалуй, это была самая дорогая чашечка чая, которую мне когда-либо наливали.

— Мисс Кэррингтон.

— Кардинал.

— Вообще-то, ко мне положено обращаться «Ваше Высокопреосвященство», — улыбнулся он. Клеменцо был больше похож на мясника, чем на священника. Он был высокий, с широченными плечами, а каждый его кулак был размером с мою голову. Он носил красную сутану, которая гармонировала с румянцем на его щеках, и чашечка чая в его пальцах казалась игрушечной. — И целовать кольцо.

— Я не хочу целовать ваше кольцо, — сказала я. — Помимо прочего, это негигиенично.

— Регулярно протираю его антисептиком, — сказал кардинал.

— И все же, я откажусь, Ваше Высокопреосвященство.

— Твое право, до… — он осекся. — Допустим, мы уже протанцевали все положенные по протоколу па, и можем перейти непосредственно к беседе. Признаться честно, меня и самого раздражают все эти церемонии. Могу я взглянуть на проблему?

— Конечно, — я положила правую руку на стол.

Кардинал отставил чашку, вставил в глаз монокль, и, хитро прищурившись, посмотрел на проблему. Тяжело вздохнул, вытащил монокль из глаза, протер его бархатной тряпочкой и убрал куда-то в бесконечные складки своего одеяния.

— Проблема понятна, — сказал он. — Почему ты решила искать чудотворца в стенах именно нашей Церкви?

— Сюда было проще всего добраться, — сказала я.

— Разумный подход, до… рогая мисс Кэррингтон, — сказал он. — Хотя мне и обидно такое слышать. Значит, ты не веришь во Всемотца?

— Я знаю, что он существует.

— Все знают, что он существует, — сказал Клеменцо. — Но это ведь другое, и я спрашивал о вере, а не о знании.

— Я не хочу погружаться в теологические диспуты, — сказала я. — Мне нужна помощь. Вы можете помочь или нет?

— Это сложный вопрос, — сказал он.

— Я отвалила кучу денег, чтобы его задать.

— Я понимаю, — сказал кардинал. — Именно так работает наша Церковь. Мне и самому далеко не все нравится в ее устройстве. Священники низших рангов готовы принимать пожертвования, но не готовы принимать решения, и добраться до того, кто способен принимать ответственность на себя, бывает очень непросто.

— Вы способны?

— Да, — сказал он. — Не желаешь ли пирожного? Они очень нежные, их приготовили этим утром.

— Судя по тому, что вы пытаетесь подсластить пилюлю самым примитивным образом, ответ будет отрицательным, — сказала я.

— Увы, до… — он так ни разу и не договорил «дочь моя». Может быть, потому что ему крайне не хотелось иметь такую дочь. А может быть, потому что точно знал, кто мой отец.

— Почему? — спросила я. — Ваш Всемотец поставляет вам недостаточно маны? Очков веры не хватает?

— Дело не в, так сказать, технической возможности, — сказал кардинал. — Техническая возможность у нас есть. По крайней мере, мы могли бы попробовать. Но мы не станем этого делать.

— Тогда у меня все тот же вопрос. Почему?

— Из-за того, кто ты, разумеется, — сказал он.

— И кто я?

— Будущая богиня, — сказал он.

— Конкурентам помогать не хотите?

— Дело не в этом, — сказал кардинал. — Всемотец не боится конкуренции. Но природа божественности очень сложна, это территория тонких материй, весьма ревностно относящаяся к любым вмешательствам со стороны. Наша религия весьма миролюбива, и… Мне очень трудно сформулировать.

— Но вы все же попробуйте.

— Хорошо, я попробую, — сказал он и осторожно поставил чашку на стол. — Исходя из твоих характеристик, твоего происхождения и твоих последних действий, тебе вряд ли уготовано место покровительницы домашнего очага или хранительницы заблудившихся в ночи путников. Пламя и кровь, насилие и… похоть. Если наше вмешательство подтолкнет тебя в другую сторону, может возникнуть конфликт божественных сил, и тогда… Тогда может произойти все, что угодно, и мы не можем гарантировать твоей безопасности.

— Я готова рискнуть, — сказала я.

— Но мы не готовы, — сказал он. — Нам слишком хорошо известно, кто может прийти предъявлять претензии.

— Она ищет пути отсюда.

— Да. Это очень разумное решение, и я горячо поддерживаю эти ее изыскания, но исключительно мысленно и находясь на безопасном расстоянии. Такой же стратегии предлагаю придерживаться и тебе.

— Почему?

— Потому что она — стихийное бедствие.

— Она в этом не виновата.

— И что с того? Годзилла тоже не виновата, что она огромная, сносит хвостом небоскребы, давит людей и рыкает огнем. Она такой родилась, и детство у нее, я полагаю, тоже было не из самых легких. Но, понимая все ее сложности, я все равно не намерен приезжать в город, который она решит посетить следующим.

— Мы все еще о Годзилле?

— А какая разница?

— Она не готова к этому месту. По крайней мере, пока. Система всеми силами пытается заполнить пустоту и втиснуть ее в нишу ее матери, но эта форма ей не подходит, ибо она — больше, чем ее мать. Помимо прочего, она — потомок Архитекторов.

— Это вообще может ни на что не влиять. Я уверен, что многие из старых богов были потомками Архитекторов. Если не самими Архитекторами. Но, черт побери, нам не нужны новые потрясения. Мы едва начали выползать из прошлого кризиса, связанного с отделением Земли и гибелью старого пантеона, наконец-то наступила хоть какая-то стабильность, ну и вот… Он пропал, взамен появилась она, и это, наверное, самая неудачная из возможных замен.

— Тем больше поводов помочь ей свалить, разве нет?

— Я не могу. Я не знаю, как открыть проход в ее мир.

— Ты же великий архимаг. Почти всемогущий. Перед тобой открываются загадки мироздания и все такое. Или рекламные буклеты твоей академии все-таки немножечко подвирают?

— Как и все рекламные буклеты в любом из миров.

— Но ты был там.

— Однажды. Но я был там с ним, и он открывал проход. Ты сам знаешь, он ходит своими путями и может плевать на все правила. В отличие от нас с тобой. Поверь, я бы и сам с удовольствием спровадил ее отсюда, но я не знаю, как. Возможно, эту дорогу она должна пройти сама. Она — его дочь. Я верю, что она справится.

— А если нет?

— Тогда нас ожидает очередная эпоха потрясений.

— Плевать на эпоху. Что будет с девочкой?

— Я не знаю. Что ты хочешь услышать, черт побери?

— Что-нибудь, похожее на план.

— Не может быть никакого плана. Она унаследовала его хаос, при соприкосновении с которым все планы могут сразу идти к черту.

— Может быть, нам стоит направить ее на Землю? На нашу Землю?

— Не думаю, что это поможет.

— И что ты предлагаешь?

— Ждать.

— Пока течение не пронесет мимо нас ее труп?

— Никогда не верил в эти ваши восточные мудрости, и насчет именно ее трупа у меня тоже есть определенные сомнения. Ты знаешь, что в ее мире существует связанное с ней пророчество?

— Мать Хаоса, Провозвестница Ночи Черепов и что-то там еще про огонь и лед? Наши мудрости ты, значит, отрицаешь, зато готов поверить в какое-то новоиспеченное пророчество? Или тебе что-то известно о пророке? Насколько я знаю, в истинности этого прорицания сомневаются даже в ее мире.

— Вчера я размышлял об этом в своей комнате для размышлений, и мне в голову пришла одна мысль. А что, если пророчество верно, но связано оно только с ней, а не с тем миром? Что если она должна принести Ночь Черепов, хлад, град и прочие казни египетские не в тот мир, который считает своим, а в этот? Что если ее появление запрограммировано для начала какого-то глобального ивента в самой Системе?

— Любопытная теория. И даже несмотря на это ты все равно намерен стоять в стороне?

— Спасать мир — это не моя задача. Кроме того, ты не думал, что здесь существуют силы, которые могут попытаться использовать ее в своей игре? И лучше бы нам своими действиями не привлекать к ней внимания этих сил.

— Ты исходишь из весьма смелого допущения, что они еще не в курсе.

— Пока такая вероятность существует, я не желаю им помогать. Это цугцванг. Что бы мы ни сделали, все может стать еще хуже.

— Может быть, тогда нам стоит руководствоваться не соображениями о высшем благе, а поступить как, как поступили бы обычные люди, когда дочь их старого друга попала в беду? Он сделал бы именно так.

— Даже если вся вселенная при этом пошла бы к черту. Я так не умею, к сожалению. Но ты свободный человек, Такеши, и можешь поступать, как сам пожелаешь.

Кардинал вернул мне все деньги. И те пятьдесят тысяч, которые исчезли во вспышке на алтаре непосредственно перед аудиенцией, и те, что я потратила раньше, пытаясь эту самую аудиенцию организовать. Он вообще был довольно мил и обходителен для священника, чей перстень я отказалась целовать, и даже проводил меня до калитки монастыря. Видимо, хотел удостовериться, что я на самом деле ушла.

Репутация моего отца сыграла против меня. Культ Всемотца поднялся именно благодаря его действиям, и ребята не хотели сгинуть в вечной пустоте, если напортачат с его дочерью.

Видимо, посылание меня к черту, по их мнению, влекло за собой меньше опасностей, чем… Ну, так-то они правы, конечно.

За простой отказ мне в помощи отец вряд ли разъярится настолько, что уничтожит всю их церковь. Максимум, поучит уму-разуму одного конкретного кардинала, но похоже, что к такому риску Клеменцо был готов.

Оказавшись на улице, я задумалась, не обратиться ли мне к какой-нибудь другой конфессии, но я решила отказаться от этой затеи. Церковь Всемотца отняла у меня слишком много времени, прокачка Смита до сто пятидесятого уровня должна завершиться уже завтра, и вряд ли мне хватит суток для еще одной попытки.

Да и есть ли в ней смысл?

Если представители самой крупной местной религии боятся последствий, то вряд ли ребята из культов с горсткой адептов поведут себя иначе.

А ведь у моего отца, насколько я успела убедиться, и храмов-то собственных нет, его статуи можно найти только в общих, и в светлое время суток у них нельзя обнаружить ни одного просителя.

Видимо, о мести просят по ночам. А может быть, все дело в том, что отца здесь нет, и верующие просто перестали просить о помощи и теперь стараются рассчитывать только на свои собственные силы.

В раздумьях я двигалась по направлению к главной улице города, на которой находилась мэрия с традиционным порталом в подвале, но тут вдруг оказалось, что мой путь перекрыт столпившимися на тротуаре людьми. Людей… да и не только людей было много, но мои инстинкты, предупреждающие об опасности, молчали. Это была мирная толпа, многие пришли сюда с детьми.

— Что происходит? — спросила я у своего соседа, который оказался совсем молодым орком, чья кожа еще только начала зеленеть, а клыки почти помещались во рту.

— Шествие, — сказал он.

— Это надолго? Мне нужно в мэрию…

— Подождите немного, пока все не закончится, — посоветовал он. — Обычно это довольно быстро заканчивается. О, вот они приближаются.

Это было довольно странное шествие. С некоторым преувеличением я могла бы сказать, что это было самое странное шествие, что мне доводилось видеть в жизни. Сначала я предположила, что у него тоже есть какой-то религиозный подтекст, но все оказалось куда проще.

Первый ряд шествия состоял из мужчин в черных кожаных плащах. Его второй ряд, как, впрочем, и все остальные ряды, тоже состоял из мужчин в черных кожаных плащах. Мужчины были весьма разнокалиберны, высокие и низкие, толстые и худые, представители разных рас и даже видов, и… возможно, там были и женщины, но определить факт их наличия оказалось довольно сложно.

Все из-за бород. Все участники шествия носили длинные черные бороды, кто-то даже свои собственные. Я видела гномов, которые нацепили ботинки с высоченными каблуками, чтобы прибавить себе роста, я видела эльфов с выкрашенными в черный цвет волосами и накладными бородами, я видела орков и даже одного хоббита (тут я не уверена, вполне возможно, это был просто ребенок).

Все участники шествия несли в руках здоровенные дробовики, сначала мне показалось, что игрушечные, а потом…

— Зажмите уши, — посоветовал мне молодой орк.

— Сука, сука, сука! — начали скандировать мужчины.

— Сука, сука, сука! — подхватили несколько голосов из толпы.

Какого только идиотизма не встретишь в Мирах Бесконечной Войны.

Распорядитель парада, самый высокий из всех присутствующих (возможно, его бабушка согрешила с огром или что-то вроде того), вдруг выбросил руку с дробовиком вверх.

— Залп! — проревел он. — К хренам!

— К хренам! — подхватили остальные участники.

Дробовики, до этого казавшиеся мне игрушечными, взметнулись к небу и выстрелили почти одновременно. Эффект был… ошеломляющий. Я не успела заткнуть уши, как мне посоветовал сосед по толпе, и получила временный дебафф «легкая контузия». Кое-где от грохота вылетели стекла, а поскольку некоторые из марширующих использовали дымный порох, улица погрузилась в туман, а в ноздри ударил довольно характерный запах.

— Сука! — проорал распорядитель и шествие двинулось дальше.

— Сука, сука, сука!

— Чертовы косплееры, — пробормотал кто-то в толпе. — Когда же их уже запретят?

Спустя несколько минут улица очистилась и от дыма, и от демонстрантов, мой дебафф тоже прошел, и я продолжила свой путь. Вдаваться в подробности относительно безумия, свидетельницей которого я только что стала, у меня не было ни малейшего желания. Какой-нибудь местный клуб любителей дробовиков и сквернословия выпустили к приличным людям без намордников и смирительных рубашек.

Что-то подобное и в нашем мире периодически случается.