Гарнизонная тюрьма находилась под землей, и в ней было сыро и холодно. Что в камерах, что в допросной, так что я не вылезала из своей походной куртки цвета хаки.
Майор Форбс мне не понравился. И я ему, судя по всему, тоже.
Это был невысокий толстячок с блестящей под светом флуоресцентных ламп лысиной и маленькими поросячьими глазками, которые смотрели крайне недобро. И на его военной форме тоже были нашивки с флагом Техаса.
Форбс повертел в руках мой бумажник и небрежно бросил его на стол.
— Кэррингтон, значит?
— Да, — сказала я.
— Роберта Кэррингтон, да?
— Да.
— Ранее вы утверждали, что работаете на теневое правительство?
— Скорее всего, — согласилась я.
— Скорее всего что?
— Скорее всего, утверждала, — сказала я.
— Что именно вы делаете для теневого правительства?
— Я работаю в ТАКС, — сказала я. Он и так уже должен был это знать, в бумажнике было мое удостоверение. — Вы знаете про ТАКС? Чем мы занимаемся?
— Знаю, — сказал он. — Выходит, вы считаете, что свобода Техаса — это часть какого-то… сюжета? И что вы вот так легко можете заявиться сюда и снова взять его под контроль?
— Нет, — сказала я.
Стул был жесткий и неудобный, как и положено в допросной. Когда я работала копом, я частенько бывала в таких комнатах, правда, с другой стороны стола.
— Тогда какое у вас здесь задание?
— Оно никак не связано с независимостью вашего штата, — сказала я.
— И поэтому ваш самолет вошел в наше воздушное пространство сразу после того, как мы о ней заявили?
— Это совпадение, — сказала я.
— Я не верю в совпадения.
— Зря. Они случаются.
— Допустим, — сказал он. — Тогда зачем вы здесь?
— На территории вашего штата находится крайне опасный артефакт, — сказала я. — Мы здесь для того, чтобы его изъять и уничтожить.
— Что это за артефакт?
— Я не могу вам этого сказать.
— И вы ожидаете, что я поверю в эту историю?
— Нет, — сказала я. — Судя по вашему настрою, совершенно не ожидаю.
— Вы считаете, что я враждебно настроен?
— Я бы не сказала, что враждебно. Просто недоверчиво.
— Все, что находится на территории Техаса, принадлежит республике, — заявил он. — И не вам решать, что тут можно изымать и уничтожать.
— Резонно, — согласилась я. — Просто когда мы отправились в полет, вашей республики еще не существовало, и Техас входил в нашу юрисдикцию.
— С тех пор многое изменилось.
— Вижу.
— Так зачем вы здесь на самом деле?
И так по кругу в течение часа.
ТАКС большую часть времени работало на территории страны, и миссии за ее пределами обычно согласовывались на самом низком уровне, так что у нас попросту не существовало внутренней инструкции на случай, когда тебя будут допрашивать представители власти. А если и была, то мне о ней почему-то забыли рассказать.
Поэтому я говорила правду настолько, насколько только могла, и надеялась, что остальные члены команды поступают так же. Ситуация не казалась мне угрожающей. Просто небольшое недоразумение, которое со временем разрешится и нас отпустят.
— Почему вы продолжаете упорствовать? — спросил майор.
— Потому что я говорю правду.
— Значит, вы вовсе не планировали покушение на нашего лидера и будущего президента республики, которым он станет сразу же после выборов?
— Я даже не знаю, как зовут вашего лидера, — сказала я.
— Его зовут Полковник Уотерс.
— Здорово, — сказала я. — Но мы в ТАКС не занимаемся политикой. И когда выборы?
— В следующий вторник.
— Оперативно, — похвалила я.
— И они состоятся, несмотря на усилия таких, как вы.
— Слушайте, ну серьезно, — сказала я. — Мне нет никакого дела до вашего штата, его свободы и независимости, до недавнего времени я вообще не подозревала, что вам всего этого не хватало. Я здесь по делам конторы.
— О которых вы не можете говорить?
— Ну да.
— Если вы не диверсионная группа, зачем вам оружие?
— На всякий случай.
— Среди прочих вещей мы нашли кейс, внутри которого лежал топор. Можете что-нибудь прояснить по этому поводу?
— Это мой топор, — сказала я.
— Зачем вам топор?
— Я планировала совершить ритуальное убийство полковника Баттерса с его помощью, — сказала я.
— Уотерса, — поправил он.
— И его тоже.
— Что у вас с рукой?
— Неаккуратное обращение с промышленной мясорубкой, — сказала я.
Он покачал головой.
— Не понимаю, на что вы рассчитываете, Кэррингтон. Может быть, у вас есть могущественные покровители там, внизу, но на границе республики их влияние заканчивается.
— Никого нет, — сказала я. Единственный человек, который худо-бедно подходил под это определение, уже был мертв. А больше у меня там и знакомых-то не было.
— Тем более, не понимаю.
— И что вы предлагаете? — спросила я, желая перейти к конструктиву.
— Вашу участь может облегчить только чистосердечное признание, — сказал он.
— В чем именно?
— В диверсионной работе на территории республики.
— Вы и правда думаете, что диверсионную группу доставляли к вам в шта… республику на бизнес-джете? — спросила я. — Типа, более незаметного способа мы там придумать не смогли?
— Возможно, вы торопились.
— Куда торопиться-то? До вторника еще куча времени.
— Это не смешно, Кэррингтон.
— Почему люди постоянно мне такое говорят?
— Вы играете с огнем.
— И какой счет?
Он вздохнул.
— Возможно, несколько дней в камере сделают вас по сговорчивей.
— Кстати, о камере, — сказала я. — Со мной сидит девушка…
— Шпионка федералистов, — сказал он.
Ой, как тут все запущено.
Когда я вернулась в камеру, Джессика перебралась на второй ярус. Видимо, ее проняло, когда она видела, с каким трудом я туда забиралась в прошлый раз.
— Как все прошло?
— Довольно паршиво, — сказала я. — Ты и правда шпионка федералистов?
— Кого?
— Вот именно так я и подумала.
— Они чо, меня не отпустят?
— Не знаю, — сказала я. — Не сегодня.
— Вот суки.
— С этим я, пожалуй, соглашусь.
Я скинула кеды и улеглась на койку.
— Слушай, а чо ваще происходит? — спросила Джессика.
— Техас провозгласил независимость, — сказала я.
— И чо это значит?
— Что он теперь сам по себе. Не часть большой страны, а сам себе страна.
— Круто, — сказала она и тут же засомневалась. — Или не очень?
— Не знаю, — сказала я. — Смотря для кого. Кто-то обогатится, кто-то обеднеет, кто-то получит власть, кто-то потеряет влияние, но большинству будет абсолютно без разницы. Если, конечно, не начнется гражданская война.
— С кем?
— Со всей остальной страной.
— А такое правда может быть?
— Может быть все что угодно, — сказала я.
— И моего парня могут отправить воевать?
— Ну да, — сказала я. — Он же военный. Кого еще-то, если не его?
— Вот задница, — сказала Джессика.
— Тут я снова с тобой соглашусь.
Кто же мог подумать, что провозглашение независимости Техаса настолько осложнит нам рабочие процессы? Надо отдать полковнику Уотерсу и его товарищам должное — даже если не они сами спровоцировали эту ситуацию, то воспользовались ей они крайне умело. Момент был выбран идеальный — страна обезглавлена и стоит на пороге хаоса, никто не знает, кто должен принимать решения, грех такой неразберихой не воспользоваться.
Надо было лететь сразу. Мы в любом случае застряли бы в республике, но тогда у нас хотя бы был шанс добраться до Блокнота. А что бы мы делали, если бы он оказался устойчив перед ударом моего топора? Как бы его отсюда вытаскивали?
Знает ли Уотерс о Блокноте? Его ли это план, или ему «помог» какой-то рядовой сторонник идеи независимости, о котором Полковник даже не слышал? И в чем конкретно заключается этот чертов план?
— Боб?
— Угу.
— У тя дети есть?
— Дочка, — сказала я.
— И сколько ей?
— Два месяца.
— Ого. И с кем она сейчас?
— С няней и бабушкой.
— А мужик твой?
— Там все сложно.
— Свалил в туман, да?
— В каком-то смысле, — согласилась я.
— Все они сволочи, — сказала она. — Кроме моего парня. Хотя и он тоже тот еще тип.
Я промолчала.
— Ты и правда диверсант?
— Ты ж меня видела, — вздохнула я. — Какой из меня диверсант?
Хотя, диверсию ради диверсии я могла бы устроить. Вызвать свой топор, разнести им половину тюрьмы… Правда, это было бы последнее представление в моей жизни, потому что меня наверняка бы пристрелили, и на сцену бы вышла она…
Ну, ты знаешь…
Кормили в гарнизонной тюрьме фигово. Все, что могло быть пережарено, было пережарено и имело привкус прогорклого масла, все, что могло быть переварено, было переварено до состояния однородной каши. Вдобавок, еда доходила до нас совершенно остывшей. Но поскольку у нас отобрали все гаджеты, окна в камере не было, а тусклая лампочка под потолком горела постоянно, приемы пищи были практически единственным мерилом времени.
Время шло. Я старалась не думать о том, как переживает мама по случаю очередной моей пропажи, как там поживает Морри, с которой я еще не расставалась на столь долгий срок, и, в последнюю очередь, о том, какая фигня сейчас творится в коридорах власти, что высших, что нижних.
Джессику так никто и не отпустил, и поскольку все это время она ни разу не выбилась из образа «прелесть, какая дурочка», я начала подозревать, что она — подсадная утка. Слишком уж нелепо выглядела история ее задержания. Впрочем, все это было неточно и принципиального значения не имело.
Через три дня меня снова отвели на допрос. В комнате уже сидел мужчина преклонных лет, одетый в гражданское (джинсы, белая рубашка, галстук-шнурок, ковбойские сапоги и легкий замшевый пиджак) тощий и длинный, с залихватски подкрученными усами. Его «стетсон» лежал на столе.
— Доброе утро, мисс Кэррингтон, — сказал он. — Я — полковник Уотерс.
— Надо же, какая честь.
— Мне сказали, что вы планировали мое ритуальное убийство пожарным топором, — сказал он.
— У майора Форбса совершенно нет чувства юмора.
— Но любим мы его не за это, — сказал полковник. — Присаживайтесь, мисс Кэррингтон. Поговорим.
Я села.
— Красивая шляпа.
— Спасибо. Она из ограниченной серии.
— Круто, — возможно, передо мной сидел человек, ответственный за все эти убийства. Если он знает о Блокноте и знает, зачем я здесь, он ни за что меня отсюда не выпустит.
— Мы навели о вас справки, мисс Кэррингтон, — сказал он. — Вы говорили, что работаете на теневое агентство, но почему-то забыли упомянуть о том, что вы его возглавляете.
— Это и было-то всего пару дней, — сказала я. — Сама не успела привыкнуть. Что с моими людьми?
— Они живы и здоровы. И они молчат.
— Вот негодяи.
— Я побеседовал о вас со многими людьми, в том числе, и с моим старым знакомым, генералом Бакстером. Он очень хорошо о вас отзывался.
— Да что он вообще обо мне знает?
— О, поверьте мне, Брэдли знает о вас довольно много, — сказал полковник. — Он характеризовал вас, как очень… компетентного специалиста, а в его устах это много значит. И это очень плохо для вас, мисс Кэррингтон.
— Вот как? И почему же?
— Вы — очень опасный противник.
— Вы мне льстите. К тому же, я с вами не воюю.
— Откуда мне знать? — спросил он. — Зачем вы прибыли в Техас?
— Я уже говорила майору Форбсу. Мы прибыли в Техас, чтобы отыскать и обезвредить опасный артефакт.
— Что делает этот артефакт?
— А вы не знаете? — спросила я.
— Почему я должен об этом знать? — удивился он.
Я пожала плечами.
Он выглядел человеком прямым и искренним, и еще пару лет назад я бы голову дала на отсечение, что это не он приказал использовать Блокнот. С тех пор я стала не то, чтобы умнее, но намного циничнее.
Полковник Уотерс был политиком. Производить благоприятное впечатление — это его работа, и на самом деле он совсем не так уж прост, как хочет казаться.
Главным аргументом против его виновности был странный выбор исполнителя и тот факт, что мы так легко его захватили. Политик такого уровня, как полковник Уотерс, готовый на все ради достижения своих целей, должен был придержать Черный Блокнот для себя. Если не для грядущих политических разборок, то хотя бы ради собственной безопасности.
Скорее всего, кто-то убрал этих людей, а полковник просто воспользовался ситуацией. Если так, то истинный мотив убийцы был нам неизвестен.
Но на данный момент полковник Уотерс был главным выгодополучателем, и откровенничать с ним не стоило. А если он тут ни при чем и вообще ничего о Блокноте не знает, то тем более не стоило.
— Не скажете, значит?
— Если вы на самом деле не в курсе, то пусть оно так и останется.
— Вот как?
— Наше агентство существует не просто так, — сказала я. — И этот артефакт реально опасен.
— Почему вы думаете, что он в Техасе?
— Потому что мы хорошо умеем делать свою работу.
— Я спрошу по-другому, — сказал он. — Откуда мне знать, что этот артефакт на самом деле существует? Откуда мне знать, что вы прилетели в Техас не для того, чтобы покуситься на нашу свободу?
— Вы правда думаете, что все это происходит в рамках какого-то сюжета? — поинтересовалась я.
— Вы в этом специалист, вы и скажите.
— А если я скажу «нет», вы мне поверите?
Он промолчал.
— В этом и проблема.
— Я не могу проверить то, что вы говорите, — сказал он. — И я не могу вас отпустить.
— И когда расстрел?
Он подарил мне улыбку доброго дядюшки.
— Думаю, мы не станем заходить так далеко. Вы просто задержитесь у нас… на какое-то время. До тех пор, пока все не утрясется.
— Отличная идея, — сказала я. — А отсюда сразу в дом престарелых, да?
На самом деле, с такой едой до пенсии я тут точно не доживу. Но если мне придётся иметь дело с майором Форбсом, то смогу преждевременно впасть в маразм.
Помимо прочего, я опасалась, что за столь долгий срок кому-нибудь станет известно о том, где я нахожусь, они примчатся меня спасать, и тогда кровопролития будет не избежать. А если заявится Гарри, то гражданская война покажется техасцам меньшей из возможных проблем.
В общем, вариант с моим длительным заключением мне совершенно не нравился. И я все еще надеялась добраться до Черного Блокнота, пока он в очередной раз не… утек.
Ну, ты знаешь…
— Думаю, все-таки пораньше, — сказал полковник. — Как только наша республика пройдет через неизбежный режим турбулентности.
— Гражданская война в ваши планы входит?
— Нет, — сказал он. — Гражданская война — это событие, которого мы всеми силами пытаемся избежать. Но если нам не оставят выбора, то мы будем защищать свою свободу с оружием в руках, продолжая традиции отцов-основателей.
Я подумала, станет ли он задвигать про дерево свободы, но он не стал.
— Поскольку наша беседа зашла в тупик, я оставлю вас и дальше наслаждаться нашим гостеприимством, — сказал он. — Жаль, что нам с вами не довелось познакомиться при более благоприятных обстоятельствах, но такова жизнь. Может быть, у вас есть какие-нибудь пожелания напоследок?
— Верните мне мой пистолет, мой телефон и моих людей, — сказала я.
— Боюсь, что я имел в виду не такие пожелания, — сказал он.
— А это не пожелание, — сказала я. — Это встречное предложение.
— Вы не в том положении, чтобы выдвигать подобные предложения, — сказал он. — Или я чего-то не знаю?
— Вы не знаете меня, — сказала я, поднимаясь со стула и вытягивая правую руку в сторону в символическом жесте.
Ответ пришел сразу же. Они держали его чуть ли не в соседнем помещении.
Большая ошибка.
— И что, по-вашему, вы сейчас делаете? — недоуменно спросил он.
Он расспрашивал обо мне, но вряд ли ему рассказали все подробности. Его даже не заинтересовало, почему в списке вещей, которые я требовала мне вернуть, отсутствовал мой топор.
Потому что топор я могла взять сама.
В любой момент, когда этого захочу.
Всегда.
И бетонная стена комнаты для допросов в гарнизонной тюрьме военной базы в штате Техас была не самым серьезным препятствием из тех, что ему доводилось преодолевать, находя путь ко мне.
Вот тебе один из важных жизненных советов: никогда не становись между женщиной и ее топором.