Японская война 1904. Книга вторая

Глава 6

Главное, не грызть ногти! Увидят — опозорюсь же! На мгновение эта глупость полностью накрыла сознание, но я сумел взять ее под контроль. Даже без привычного поднимающегося из глубины души холода, который раньше помогал в самые тревожные моменты.

— Они не отступают! — рядом ругался поручик Зубцовский.

— Вот же герои, мать их! — я тоже не удержался от крепкого словца.

И ругались мы вовсе не на японцев, а на наших. Вместо того, чтобы спокойно откатиться на новые позиции, которые все еще продолжали готовить наши пленные под присмотром Шереметева, части 2-го Сибирского корпуса, смешавшись с японцами, продолжали перемалывать друг друга. А я неожиданно оказался перед выбором, которого не пожелал бы и врагу. Отойти одному, чтобы сохранить верных мне людей, или же вмешаться в эту мясорубку и попробовать что-то исправить?

Впрочем, кого я обманываю? Не будет у меня людей, если сбежать после такого — это раз! А еще… Не было такой бойни при Вафангоу в моей истории, а значит то, что случилось — это и моих рук дело. Вот и два! Хватит? Или нужно вспомнить еще про присягу, про потери, которые вырастут в разы, если не взять хаос под контроль? Не нужно! Я уже все решил.

— Коня, — приказал я Зубцовскому, потом ткнул пальцем в одного из связистов. — Ты! Хватай катушку и за мной!

Дальше, когда план начал обрастать деталями, стало немного проще. Я на коне и связист с помощниками на велосипедах преодолели часть пути, где до нас еще не могли дострельнуть. Потом я приказал остановиться.

— Что дальше, ваше высокоблагородие? — тяжело дышал связист, и это при том, что катушку, с которой разматывался провод, тащили без какой-либо его помощи. Кажется, паническая атака.

— Как зовут? — спросил я, помогая еще молодому парню прийти в себя.

— Евгений! Евгений Арсеньевич Чернов, вольноопределяющийся, приставлен к роте связи… — он сбился, закашлялся, но, кажется, стал чуть лучше соображать.

— Вот и хорошо, Евгений Арсеньевич, что вы вольноопределяющийся, значит, сами хотели помочь и точно не отступите.

— Никак нет! Не отступлю!

— Тогда пересаживаемся на 11-й номер…

— Что за 11-й номер? — удивился парень, совсем забыв про недавно трясший его страх.

— Значит, пешком, на своих двоих, — улыбнулся я. — Берем катушку и тащим дальше.

— Есть тащить дальше!

С этого момента молодой связист помогал солдатам справляться с его же оборудованием, а я прокладывал нам маршрут, чтобы добраться до тылов правого фланга, не привлекая лишнего внимания. Вышло на удивление просто, а так как я заранее приметил одного из капитанов, то до него получилось добраться довольно быстро.

— Имя, звание… Кхм, в смысле чин! — рявкнул я, остановившись перед офицером с одной красной полоской на погонах.

— Капитан Катырев! — тот сразу же вытянулся, несмотря на резаную рану в боку. Причем с облегчением: кажется, на появление кого-то старшего по званию никто уже не рассчитывал.

— Доложите обстановку.

— Кхм…

— Какие приказы были получены? — я помог капитану.

— Сначала полковник Семенов приказал держать позицию, потом его ставку накрыло артиллерией.

— Где командование корпусом?

— Не знаю, — капитан тряхнул головой. — Ваше высокоблагородие, японцы как навалились с тыла, так новых приказов не поступало.

Кажется, обход и удар в тыл дивизии Иноуэ оказался даже страшнее, чем я думал изначально.

— Что ж, тогда слушайте приказ! — я говорил громко по примеру Хорунженкова, чтобы меня слышали не только несколько выживших офицеров, но и солдаты. — Никаких атак! Собирайте всех своих и до кого дотянетесь на позициях и будьте готовы! Оставляю с вами вольноопределяющегося Чернова, он наладит связь и, когда придет время, передаст мой приказ.

— Какой приказ? — выдохнул капитан.

— Прикрывать тех, кто отходит, потом отходить самим.

— Значит, опять поражение? — и столько обиды было в словах Катырева, что он сам не заметил, как на глазах выступили слезы.

— Почему опять⁈ — я снова фактически орал, чеканя каждое слово. — Вот наш 22-й полк сначала разбил 5-ю дивизию Оку, потом взял Цзиньчжоу, теперь мы громим с тыла батареи врага и вас прикрываем! Так какое поражение, капитан? Просто сражаться нужно, когда ты к этому готов, а не когда тебя поймали со спущенными штанами! Все ясно⁈

— Так точно, господин полковник! — вот теперь капитан окончательно пришел в себя.

Я же продолжил движение вдоль линии фронта. Пешком было бы долго, на лошади слишком высоко, а вот на велосипеде Чернова — в самый раз. Не знаю, видели ли солдаты до этого полковников на велосипедах, но немного удивления было в самый раз, чтобы выбить их из шокового состояния. Я ехал, встряхивая командиров и протягивая все новые и новые линии связи.

— Не забудьте проследить, чтобы после укладки кабель засыпали для защиты от повреждений, а потом протянули еще и вторую линию! Эту уже сразу под землей! — я отдал последний приказ на сегодня.

По крайней мере на передовой. Больше времени заниматься этим лично у меня не было. Четыре капитана, каждый из которых фактически встал на целый полк, один полковник, принявший на себя бригаду. Да, я смог найти и собрать не столь уж и многих, но, главное, процесс запущен! Дальше линии связи они будут протягивать и сами, и там, даст бог, меня услышит уже достаточно людей, чтобы остатки корпуса смогли начать движение.

Вернувшись, я обнаружил, что успел вовремя. Японцы как раз подтянули поближе свою батарею, чтобы вступить с Афанасьевым в артиллерийскую дуэль, и тот собирался ее принять. Пришлось прочищать мозги теперь уже ему, немного орать — кажется, у меня начал срываться голос — но в итоге капитан меня понял правильно. Зачем давать врагу шансы, если можно уничтожить его чисто. Поэтому приданные батарее нестроевые с потом и кровью, но загрузили морские пушки обратно в вагоны-теплушки, мы отвезли все на полкилометра в сторону и снова развернули батарею.

— Действительно, очень разумно, — Афанасьев вытирал пот, проверял прицелы и говорил со мной одновременно. — Японцам нас не достать, мы же их бьем! Вот только они ведь не сдадутся, снова попытаются подобраться!

— И это будет лучшим продолжением, — ответил я. — Смотрите, пока они возят свои пушки, пока боятся, что мы выбьем любую их батарею, то не стреляют по нашим пехотным позициям, и те впервые с самого утра получили возможность прийти в себя!

— Ну а что нам делать? — спросил Афанасьев.

— Да точно так же! Пока есть дорога, пока есть люди, которые смогут тягать пушки — берете и раз за разом переезжаете! Сейчас вы приносите пользу даже не тем, что убиваете врага, а самим фактом своего присутствия, что не даете убивать наших. И чем дольше это равновесие продержится, тем лучше!

Закончив с артиллерий, я проверил, как идут дела у медиков. Как только я понял, что запасные позиции понадобятся нам еще нескоро, то изменил схему развертывания госпиталя. Вернее, самих врачей так и расположили за второй линией Мелехова, а вот ветку тахтаревки пустили прямо по тылам 2-го Сибирского. Секций у нас было немного, но даже так, раз-другой проехавшись за боевыми порядками, поезд оказался забит меньше чем за полчаса.

Дальше были новые маневры — вывезти вагоны поближе к основной железной дороге, перегрузить раненых, параллельно пропустив их через сортировку. Легкие остались тут же, в тылу, чтобы в ближайшее время вернуться в строй, самые сложные случаи сразу тащили к себе на стол доктора Слащева, а вот средние… Тех грузили в отдельный состав и готовили к отправке в Ляоян. Еще три ходки на первую линию, и мы, выкинув вообще все, что только привезли с собой с юга, забили его полностью. Больше двух тысяч человек, которые бы точно умерли, если бы мы не смогли им помочь.

— Илья Генрихович, — инструктировал я фельдшера Короленко, поставленного старшим на эшелон. — Запомните свою задачу! Доставить людей, передать в госпиталь, потом вернуться! У нас тут будет еще много тех, кто без этого поезда не выживет, так что… Если вас будут останавливать интенданты, обещайте им от моего лица любые взятки. Если помешают офицеры, опять же от моего лица обещайте им любую сатисфакцию и дуэли!

— А если генералы?.. — Короленко не договорил, но и так было понятно. Если эшелон задержат генералы, то шансов у простого фельдшера что-то с этим сделать просто не будет.

— Если генералы, — решил я, — тогда идете в госпиталь, ищете хорунжего Буденного и говорите, что я приказал ему угнать поезд и привезти его сюда. Любой ценой!

Фельдшер побледнел, но кивнул, а я еще несколько минут стоял на месте, провожая взглядом уходящий состав. Не сбить нас с верного пути, нам пофигу куда идти… Будет тяжело, на передовой и в тылу, но мы справимся! Очень хотелось по-простому крикнуть поручику Зубцовскому, чтобы тащил мою мосинку, и поспешить поближе к первой линии, вот только то, что я мог себе позволить с парой рот, было совершенно немыслимо, когда под моей рукой оказался полк. Вернее, даже целый корпус, в котором так четко и слаженно выбили почти всех офицеров!

Я в очередной раз задумался над тем, насколько же японцам порой везет на этой войне. Да, им удался обход и даже быстрый удар по тылам, но… Каковы были шансы, что они врежут прямо по ставке Одишелидзе, что заодно выбьют столько старших офицеров, чуть не превратив целый корпус в толпу? С другой стороны, будь тут больше старых командиров, уже я бы не смог перехватить командование.

— Какие новости? — я вернулся к своему штабу и внимательно посмотрел на поручика Городова, старшего среди моих связистов.

— Протянули провод еще в два полка, — начал докладывать тот. — Таким образом мы полностью контролируем правый фланг, не считая тобольцев, которые продолжают действовать самостоятельно.

Что и требовалось доказать. Есть свой офицер, и полк чихать хотел на любые попытки договориться.

— Центр?

— Контролируем частично.

Значит, если начнем отход сейчас, половина корпуса окажется в подвешенном состоянии. То ли пойдут за организованно действующими частями, то ли останутся на месте. Не годится.

— Продолжаем наращивать линии связи, — решил я. — Провода хватает?

— Благодаря взятым у японцев катушкам даже с запасом!

Я кивнул и продолжил следить за схваткой, которая постепенно все больше задыхалась, и в этом не было ничего удивительного. Японцы хотели давить, но наша более мощная и подвижная батарея нарушила им все планы. Еще и полки, до которых я успел добраться, один за другим от попыток прорыва переходили к позиционной обороне, цементируя остальные позиции. Потери… Потери были, и их было много, но и японцы в этот день умылись кровью.

— Господин полковник! — Мелехов не выдержал и подъехал ко мне лично, в очередной раз требуя отправить его в бой.

— Позиции готовы?

— Три километра укреплений вырыли! Японцев уже отвели еще дальше в тыл! Мы готовы!

— Готовы? — я задумался. Действительно, как бы не перегорели все. — Тогда я начну отводить полки с передовой, с вас же… Офицеры чтобы все не разбрелись, а заняли новые позиции. И прикрытие! Нам ведь не только людей нужно достать, но и все припасы утащить.

— Так… Может, ночью? — немного смутился Мелехов. — Враг отойдет, и мы спокойно займем новые позиции.

— Не будет отхода, — я покачал головой, и еще раз бросил взгляд в сторону японцев. — В темноте интенсивность боев упадет, но ничего не прекратится.

Мелехов в итоге мне так и не поверил: спорить не стал, но не могло уложиться у него в голове, что кто-то будет сражаться в полной темноте. А японцы действительно продолжали давить… К счастью, благодаря связи у нас была возможность поддерживать друг друга и выбирать лучший момент для отхода на новые позиции. У меня даже получилось выделить несколько минут, чтобы заглянуть к раненым, ожидавшим возвращения санитарного поезда.

— Вячеслав Григорьевич, а вас тут ждут, — прямо на входе подхватил меня под руку Слащев.

Я думал, что понадобился по медицинским вопросам, и уже хотел было вывернуться, все же не время, но, как оказалось, со мной хотел поговорить вовсе не доктор.

— Полковник… — хриплый голос звучал словно наждачка, но я все равно его узнал.

— Ваше превосходительство, — ответил я генерал-майору Одишелидзе, не удержавшись от усмешки.

— Чин надо было подтвердить делом, но у меня не вышло, — глаза моего недавного противника выглядели тускло и безжизненно. — Спасибо, что не дали превратить мое поражение в разгром, и еще… Я просил вас позвать, чтобы рассказать, как именно шел бой. Возможно, понимание моих ошибок позволит вам уберечь побольше людей.

Одишелидзе закашлялся: его явно мутило, но он все равно собирался довести дело до конца. Упертый, как и всегда! Впрочем, его рассказ оказался на самом деле полезным. Как оказалось, начало сражения с Оку у него прошло на равных. Первая дивизия сдержала натиск японцев, но проиграла артиллерийскую дуэль, вторая же, наоборот, удачно поработала на дистанции, но вот успехов на земле у нее не было.

— Бой словно завис в равновесии, — рассказывал бывший полковник, а я невольно думал, как же это похоже по описанию на сражение у Вафангоу в моей истории. Словно та любой ценой стремилась вернуться к привычному течению времени. — И вот на нашем левом фланге показались новые отряды японцев. По донесениям разведки их было почти 80 тысяч, мне пришлось свернуть все атакующие операции, и Оку тут же начал обход с другого фланга, забираясь нам в тыл.

Я грустно прикрыл глаза. Откуда? Откуда, черт побери, разведка могла брать такие безумные цифры?

— Генерал Самсонов отвел свою кавалерию без боя?

— Это было разумное решение, — Одишелидзе говорил совсем не то, что думал. — У него из прикрытия было всего 9 легких пушек. С такими силами против готовой к бою пехотной дивизии, у его кавалерии не было и шанса.

— Против него был полк, — рассказал я то, что узнал уже из рассказов других офицеров. — Причем полк, который прошел за час почти шесть километров, то есть растянутый донельзя, и против нашей бригады в тот момент было в лучшем случае несколько рот.

— Как неприятно. А те силы на левом фланге?

— Это была кавалерийская бригада генерала Акиямы.

— Всего бригада? Значит, разведка ошиблась?

— Раз в двадцать! Тем не менее, даже с такими силами Акияма не испугался пойти в атаку.

— На тех куцых японских лошадках⁈ В лоб на винтовки и пушки?

— Реального сражения не было. Но он показал свою решимость, и ваши офицеры решили отойти.

Одишелидзе ненадолго замолчал, переваривая и осознавая все ошибки и случайности, что навалились на него.

— А потом был обход Иноуэ! — наконец, заговорил бывший полковник. — Он пригнал тысячи китайцев, за считанные часы протянул новую ветку железки и подтащил почти 40 орудий, чтобы простреливать последнюю дорогу, соединяющую нас с Ляояном. Еще и первый залп вышел таким неудачным… Меня, штаб — всех накрыло, и дальше начался хаос! Я видел потери, только сейчас в госпитале несколько тысяч человек, а ведь часть уже увез поезд.

Честно, не ожидал, что этот человек может испытывать сожаление, но именно оно сейчас отражалось на лице Одишелидзе… Вряд ли бы он стал устраивать подобное представление ради меня, и я решил немного подбодрить своего недавнего врага:

— Если вам будет легче, то потери японцев точно не меньше. А те батареи, что они завезли вам в тыл, мы вынесли!

— Что?

— Уничтожили! Они, конечно, хитро поступили, но, сделав один маневр, совершенно лишили себя возможности совершить новые. Кстати, вы когда планируете вернуться в строй?

Быстро закончив с сочувствием, я задумался о более насущном. А что будет, если сейчас Одишелидзе решит перехватить нити управления? Насколько хватит его внезапной разумности и благодарности? Может, стоит его превосходительство временно усыпить? Исключительно в медицинских целях.

— Я не буду мешать вам довести это бой до конца, — неожиданно удивил меня бывший полковник.

— Эм. Спасибо?

— Вы, наверно, не понимаете, — Одишелидзе потер пропитавшуюся кровью повязку на голове. — То, что я проиграл этот бой, уже случилось. И в то же время именно ваше появление — лучшее из того, что могло произойти.

— Потому что я подправил положение?

— Потому что именно вы с вашей репутацией не сделаете мое поражение хуже, чем оно есть. Как непременно было бы, окажись на вашем месте и помоги мне кто угодно еще.

— Я не понимаю, — честно признался я.

— Да, я уже заметил, что вы стараетесь держаться в стороне от офицерских интриг, — махнул рукой Одишелидзе и потом на пальцах объяснил мне, как на самом деле я выгляжу со стороны.

Якшанье с солдатами и младшими офицерами, панибратский тон с генералами, показательное игнорирование старых товарищей — казалось бы, верный диагноз дворянина, поддавшегося новомодным идеям. Почти черная метка. И в то же время именно мой полк нанес японцам несколько чувствительных поражений в Корее, потом успехи при Ялу, сдерживание Оку, отвлекающий рейд к Порт-Артуру — и это Одишелидзе еще не знал о его результатах — и, наконец, помощь тут, при Вафангоу. В подобном свете мое поведение выглядело уже не революционной блажью, а почти уместной суворовщиной… Почти, потому что успешный офицер без покровителей выглядит опасно — втолковывал мне Одишелидзе, словно взявшись по-быстрому объяснить мне все основы офицерской жизни.

— Опасно? — задумал я. — Звучит не очень хорошо, а потом еще был тот случай с великим князем Борисом Владимировичем. Вот же…

Сколько, оказывается, подводных камней может быть у обычного желания остановить подонка! Наверно, нужно было сдержаться или хотя бы действовать не так прямо.

— На самом деле именно тот случай и снял все опасения, которые почти достигли предела. Именно из-за того, как вы себя повели, вас не стал добивать великий князь, выслушал наместник, да и я сейчас не боюсь говорить вам все это в лицо… — начал было объяснять Одишелидзе, но тут в палатку ворвался поручик Зубцовский с вытаращенными глазами и паническим криком.

— Господин полковник!.. Японцы!.. Поезд!.. Срочно!