Японская война 1904. Книга вторая

Глава 19

Цэ Цан-тай был задумчив. В этом месяце его друзья, раньше всегда поддерживающие молодые революционные отряды деньгами, куда-то пропали. А без денег Цэ разом оказался на распутье. Либо положиться на тех, кто готов идти за ним, и так разом потерять до 90% последователей. Либо дать отряду выбрать нового лидера, но это было еще хуже: стоило представить, что придется подчиняться старому Юну, и все внутри переворачивалось. Либо — Цэ сам должен был начать действовать, повязать всех кровью, как в статьях Фурен Ку-вана… Если подумать, у него и не было выбора.

— Господин Цэ, — рядом в засаде лежал Хэ Лонг.

Вообще, Цэ слышал, что тот уже давно подумывал перейти в одну из групп, придерживающихся коммунистических идей, но его собственный план вдохновил остаться даже этого сомневающегося.

— Что тебе? — поджав губы, буркнул Цэ. Как командир он никогда не забывал поддерживать свой образ.

— А как вы додумались до этого? Взять одну провинцию, чтобы силой и примером вдохновить подняться все остальные? Просто обычно наши лидеры говорят про борьбу, которой не видно конца. А у вас — настоящий план, где каждому просто нужно хорошо сделать свое дело. Просто и понятно.

Цэ мог бы сказать, что это не его собственные идеи. Про это часто любил рассуждать его тот самый исчезнувший с деньгами друг, но… Раз того больше нет, зачем мудрости пропадать зря?

— Сон приснился, — коротко ответил Цэ, потому как всем известно, что краткие мысли — это признак возвышенной души.

Хэ быстро закивал, а потом разом замер, всматриваясь в сторону железной дороги.

— Дым, господин Цэ!

— Ждем, — шепотом приказал командир и выхватил старый немецкий бинокль, чтобы заранее рассмотреть, что именно им попалось.

Вообще, нападать на железные дороги русских — не самая безопасная идея. Тут довольно много патрулей, да и сами составы совсем не беззащитны. Вот только у Цэ, как он себе постоянно напоминал, не было выбора, да и они готовились. Собирали для «друга» информацию о маршрутах патрулей, записывали знаки с паровозов, которые возят те или иные грузы…

Цэ Цан-тай неожиданно задумался, как, даже пропав, бывший благодетель помогает их группе. Ведь именно благодаря уже собранной информации Цэ сейчас знает, что рядом никого нет, а их, судя по поезду, ждет добыча. Нет, это был старый паровоз, который обычно использовали для перевозки пехоты, а не тяжелых грузов. Не очень многообещающе, но… Этот паровоз тянул только три вагона! А если русские решили перебросить что-то столь срочно, что не стали собирать обычный длинный состав, то подобный груз точно стоил того, чтобы его захватить.

— Берем! — решил Цэ.

— Военный поезд, там могут быть солдаты, — осторожно заметил Хэ Лонг.

— Нас почти шестьсот человек, ничего они нам не сделают! — усмехнулся во весь голос Цэ, чтобы все люди вокруг увидели его решимость.

А когда поезд заехал в долину под ними, где из-за крутого поворота ему пришлось сбросить скорость, Цэ тем же голосом приказал идти в атаку. Сорок человек на лошадях, и этот отряд, который первым врежется в чужие ряды, вел он лично. Остальные пешком — набегают следом. Внутри Цэ дрожал от волнения, но он все верно рассчитал. Во всадника попасть сложнее, а когда русские выведут наружу охрану поезда, ему придется продержаться против нее до подхода второй волны меньше минуты. Почти никакого риска, а… Слава лидера, воина, вождя была нужна ему, чтобы двигаться дальше.

— Чипай!

Крик «бей» словно сам собой вырвался из глотки Цэ, а тут и русский поезд начал тормозить, еще даже до того, как специальный отряд закинул на пути несколько бревен.

— Чипай!!! — клич Цэ эхом разнесся по его отряду, когда поезд замер, а потом смотрящая на них стена вагона рухнула вниз, открывая черный зев пушки.

Тело задеревенело от ужаса, особенно когда коварные русские почти сразу выстрелили им в лоб. Но… снаряд пролетел мимо. Потом еще один и еще! Внутри Цэ вспыхнула надежда. За страшным оружием, которое так ловко спрятали внутри поезда, явно оказались новички. Столько промазали, и теперь они точно захватят его! Десять метров, и он пустит врагу первую кровь, а там и остальные подтянутся… Цэ на мгновение оглянулся, чтобы почувствовать силу и дух пошедших за ним людей.

Но позади было пусто!

Время словно остановилось. Почти шесть сотен бойцов, которых он собирал больше полугода, готовясь к великому делу, лежали на земле. Кто-то без движения, кто-то пытался зажать рану и остановить текущую кровь, кто-то шатался, не понимая, что происходит. Единицы бежали. Но бойцов, воинов позади не было. Теперь-то Цэ понял, почему пушка не стреляла по ним: ее командир хладнокровно выбрал цель покрупнее.

А для их отряда хватило и пулемета.

Цэ еще продолжал нестись вперед, когда по ним ударила очередь, а потом резкий тупой удар бросил его на землю. На какое-то время в голове помутилось, и последнее, что он смог разобрать перед смертью, это разговор двух ходящих недалеко русских.

— Кто это?

— Просто хунхузы.

— Многовато для обычной банды. Если бы они напали на кого другого, те могли бы и не справиться.

— Возможно, год был голодный.

— Ладно, не будем гадать. Оружие собрать, о телах по прибытии телеграфируем в Мукден, пусть разбираются.

Сознание Цэ на мгновение прояснилось, и он смог разглядеть своих убийц. Русский полковник, пара младших офицеров и около десятка солдат. И все! Этого хватило, чтобы расправиться со всем его отрядом, а второй и третий вагоны так и остались не открыты. Обидно.

Мы вернулись в Ляоян уже на следующий день. Благодаря нападению никто даже не успел заскучать. А благодаря грузу я даже не стал подозревать кого-то из мукденских в том, что наш маршрут продали хунхузам. Все-таки там каждый знал, какой именно ценный груз был в выделенных нам дополнительных вагонах, и вряд ли бы из-за него китайские бандиты стали так рисковать.

— Полковник, вы телеграфировали, что привезли что-то важное, — всего через полчаса после нашего прибытия к нам подъехал адъютант Куропаткина, поручик Огинский.

Быстро он, мы даже свой вагон еще не успели перегнать на собственную ветку до Лилиенгоу.

— Наместник Алексеев знает, что это важно для армии и что главнокомандующий заказывал этот груз еще в Центральной России, но вряд ли получит его в ближайшие месяцы. Поэтому он провел от своего имени сбор по всем русским владениям на Дальнем Востоке и подготовил эти два вагона.

— Что это? — не понял Огинский.

— Иконы. Чтобы главнокомандующий уже сам смог распределить их по войскам, — если честно, я сам видел очень мало смысла во всей этой суете.

Особенности воспитания: мне сложно было представить, что подобные вещи могут поднять боевой дух. А вот Огинский оказался доволен: то ли и сам верил, что армии не помешает моральная поддержка, то ли просто радовался, что повеление его начальника так быстро исполнилось. Я ведь и по своей истории помнил, как Куропаткин действительно заказывал иконы, несколько вагонов, но так и не успел раздать, потеряв сразу вместе с поездом где-то под Мукденом.

Мы уже гораздо теплее, чем раньше, распрощались с Огинским, а потом был еще один короткий переезд. И снова старая китайская крепость, мой корпус, еще немного подросшие укрепления и множество новых лиц. Женских лиц! Сколько времени прошло с того момента, как я дал указание княжне Гагариной набирать себе помощниц? И они с подполковником Шереметевым развернулись на славу. Выделили места, определили довольствие, и люди потянулись.

Судя по обрывкам разговоров, что до меня долетели, многие девушки, приехавшие к нам, больше всего были воодушевлены тем, что их начальником будет не очередной мужчина, а женщина. Те же великие княгини часто выступали покровителями тех или иных обществ, да и другие дамы высшего света старались от них не отставать, но каждый раз, став лицом организации, они уступали обычные мирские дела мужчинам… А тут княжна Гагарина сама должна была командовать целым сестринским отделением. От и до. Дикость, но дикость притягательная.

Вот так это иногда и бывает. Не знаешь чего-то и по незнанию совершаешь революцию. К счастью, пока эта вольность вроде бы не вызывала неприязни. Княжна с Мелеховым справлялись, солдаты, видя подросшее количество девушек вокруг, начинали сиять, и только унтер-офицеры нервничали, понимая, что именно им теперь придется тяжелее всего, удерживая в узде всю эту молодецкую удаль… А мне нужно будет проследить, чтобы они точно справились.

Размышляя о новых проблемах, я случайно наткнулся на парочку, которая и помогла их мне устроить. Гагарина и Шереметев сидели рядом с моим штабом, явно ожидая моего возвращения, но так увлеклись спором, что ничего вокруг не замечали.

— Я понимаю, что вы уважаете своего дядю и дело его жизни, Политехнический институт… — Шереметев старался сдерживаться. — Но, право слово, то, что там не могут объяснить студентам, в чем суть учебы, это никуда не годится!

— Не много ли вы на себя берете, Степан Сергеевич⁈ Дядю даже Витте поддержал за его стремление убрать цензуру из учебы!

— Да пусть убирает цензуру — как говорит господин полковник, флаг ему за это в… кхм, руки! Но почему его студенты вместо учебы ходят на митинги, стачки, тратят выделенное им государством за свой счет драгоценное время на то, чтобы указывать всем остальным, как им жить?

— И что плохого в том, что у молодых людей есть желание менять мир к лучшему?

— Менять мир тем, кто еще ничего не сделал, не набил шишек на изменении к лучшему хотя бы своей собственной жизни? Чтобы они набивали шишки на всей России?

— И чем, по-вашему, должны заниматься студенты? Безмолвно сидеть за книжками? А что, если они беспокоятся о своем будущем, о той стране, в которой им жить?

— И вот тут-то у меня как раз появляются большие вопросы к таким людям, как ваш дядя, — нахмурился Шереметев. — Читать книжки — что в этом плохого? Люди получают несколько лет свободы от любых обязательств перед страной, получают уважаемый статус столичного студента, получают огромные библиотеки, где собраны лучшие книги мира. Неужели больше некому, как раньше, объяснить им, что вот они перспективы. Научившись читать, они научатся думать. А, умея мыслить — перед ними будут открыты любые дороги. Государственная служба, армия, любой частный завод — думаете, хоть где-то умный рачительный хозяин откажется от того, что рядом с ним окажутся такие помощники? Ум, мозги, рацио — вот главные ценности нового века, вместе с которыми ни один человек больше не пропадет. По крайней мере, в стране, которая уважает себя.

— Вы красиво говорите, — возразила княжна, вот только было видно, что она задумалась. — Но что насчет изменения мира?

— Так, оказавшись на своем месте, все эти люди и начнут менять мир! — выпалил Шереметев. — Умные люди, занятые делом — мир просто не сможет не стать лучше. Каждый добавит частичку себя, и вот…

Я уже тоже успел задуматься о вопросе образования, когда меня заметили. Первой голову повернула в мою сторону княжна Гагарина и тут же немного невпопад заметила:

— А Степан Сергеевич рассказал мне, что вы на самом деле не водите романов с японками!

— Степан Сергеевич, — я улыбнулся Шереметеву, — спасибо, что бережете мою честь. А что касается романов, у меня с ними как у студентов с изменениями мира.

— Что?

— У них — учеба, у меня — война, — моя улыбка стала шире. — Вот закончится, тогда можно будет и подумать. Как умному человеку…

Иногда в моей речи оказывалось слишком много иронии для начала 20 века, но в этот раз все всё поняли. Шереметев хмыкнул, княжна хихикнула, а потом мы занялись делом. Мне нужно было подписать целую кипу документов по всему, что, оказывается, требовалось всего лишь для сотни женщин, оторванных от дома.

— … и вату с марлей для гигиенических потребностей тоже добавьте, — закончили мы только через пару часов.

А потом меня ждали встречи с Мелеховым, кузнецами, у Хорунженкова появились новые вопросу по его батальону, связисты жаловались, что мыши распробовали кабели и теперь нужно их как-то защищать. Немного сна, и все по кругу. Дел было выше сопок и даже гор, последующие дни начали сливаться в единую пелену, и только новости о сражении у Дашичао позволили немного встряхнуться.

В будущем я как-то не задумывался, а была ли причина у Куропаткина отзывать Южный отряд Зарубаева, успешно удержавший свою позицию. А вот теперь я их видел даже две. Во-первых, общая стратегия затягивающего войну господина главнокомандующего. А во-вторых, нужно было оставить войска рядом с Ляояном на время отхода Восточного отряда, чья роль казалась гораздо важнее сдерживания Оку.

В теории, если бы тот на самом деле разбил Куроки, это бы даже имело смысл, но… Есть ли шансы у Бильдерлинга?

Пехота выступила раньше, 64 батальона покинули Ляоян еще в районе 5 утра. Артиллерия, все 222 орудия, в том числе горные пушки и пулеметы, уехали вместе с ними. А вот кавалерия, которая пойдет параллельно основным силам, немного задержалась. Я стоял и смотрел, как мимо, расходясь все шире и шире, гарцуют конные сотни. Читинский казачий полк, Верхнеудинский, Уссурийский — последних было чуть больше остальных. Итого 12 сотен, усиленные легкими пушками пограничной стражи.

Рядом со мной, оценивая коллег по флангу, сидели и другие наши офицеры.

— 3-й Восточно-Сибирский корпус вышел вовремя, хотя там и много новичков, — заметил Врангель. — А вот десятый отстает.

И действительно, 12 сотен Оренбургских и Терско-Кубанских казачьих полков показались только через полчаса.

— Думаете, у них командиры слабые? — задумался Мелехов.

— Или японцев недооценивают? — предположил Шереметев.

— А мне кажется, это приказы такие, — заметил я. — Вот смотрите, что нам самим сказали? Прикрывать фланг, не вырываться вперед, по возможности поддержать в атаке или отступлении. И как это можно трактовать? Да как угодно. Думаю, и у остальных командиров ситуация не сильно лучше.

— То ли дело ваши приказы, — хмыкнул Мелехов. — Сделать то-то по списку к такому-то времени. Заленишься, оправдаться будет сложно.

— Кстати, давно хотел спросить, Вячеслав Григорьевич, — нахмурился Шереметев. — А почему за ошибки отдельных солдат отвечают целые взводы? За взводы — роты, за роты — батальоны, а за батальоны — полки? Разве не будет правильнее, чтобы страдали только те, кто не справился?

— А это мне тут недавно напомнили про Достоевского. Что мы несем ответственность не только за себя, но и за всех остальных.

— Это довольно спорная идея, — возмутился Шереметев.

— Но мне понравилось, — остановил я его. — Даже по-новому взглянул на «Братьев Карамазовых». Оказывается, если читать их не как семейную драму, а как историю про выбор, добро и ответственность, то книга раскрывается совершенно по-другому… — я выждал пару мгновений. — А еще, если вы не забыли, куда идут все провинившиеся? На полосу препятствий, и, судя по отчетам, результаты корпуса всего за пару недель выросли втрое. Так что… Если людям нужно выпустить пар, и я не могу это остановить, то пусть неизбежность хотя бы приносит пользу.

— А я бы палками их лучше. Хотя бы тех, кто на чем-то серьезном попался, — мечтательно заметил Хорунженков.

— Не будет войны, рассмотрим и палки. Но именно для серьезных нарушений. А пока есть необходимость набирать штрафные штурмовые роты, пусть искупают вину кровью. Кстати, что там у нас по ним?

— После появления девушек выросло количество драк. Еще неделя, и полный штрафной взвод наберем, — поморщился Хорунженков. — Кстати, Панчик уже там. А сегодня утром еще и Мишек отличился, и я даже не знаю, кому теперь его снайперов доверять. Может, простим на первый раз?

— Нельзя, — я покачал головой. — Правила должны быть одни для всех, так что поставим его заместителя и… Тут тоже важный момент, который нужно будет проверить. Если все останется на уровне, значит, Мишек молодец, а вот если нет…

— Либо не наладил процессы в отряде, раз его не смогли заменить, либо заместитель разбирается в этом лучше него, — понимающе кивнул Хорунженков.

— И тогда будем менять их местами, как бы неловко это ни было, — подвел я черту.

Не хотелось заканчивать разговор на такой грустной ноте, но других тем у нас что-то не нашлось. А потом казаки проехали, и пришел наш черед переходить к маневрам.

— Поручик Чернов, удачи! — я сжал плечо молодому связисту, который вместе с одним из передатчиков отбывал вместе с основными силами Зарубаева.

С нашей стороны работать будет уже его начальник, капитан Городов, но, положа руку на сердце, если так пойдет и дальше, то двигать наверх в начальники я буду именно Чернова. Как это только что всплыло в разговоре про снайперов: пусть это будет неловко, но у нас армия, а не кружок по интересам, где нельзя никого обидеть.

— Спасибо, господин полковник, — поручик перекрестился, махнул стоящим рядом носильщикам и казакам сопровождения. Мол, пора. Я тоже к ним повернулся и сразу нашел взглядом того, кто уже не раз выручал меня в самых сложных ситуациях.

— Присмотри за ним, Семен. Если что-то у генералов пойдет не так, именно от вас будет зависеть, сможем ли мы что-то сделать или нет.

— Так точно! — бодро рявкнул Буденный и сорвался с места.

Я обвел взглядом остальных, чья теперь очередь докладывать и прощаться.

— Подполковник Мелехов, давайте теперь вы…