Японская война 1904. Книга вторая

Глава 18

Александр Дмитриевич Нератов несколько раз внимательно перечитал отправленную дочерью телеграмму. Ей пришлось немало заплатить, чтобы связисты в военное время уделили столько времени гражданскому сообщению, более того, взяли в работу их семейный шифр, который могли бы использовать, например, японские агенты. Ну, никакого уважения к требованиям безопасности, а жандармерия, как обычно, мышей не ловит.

Александр Дмитриевич затянулся сигаретой, успокаиваясь: все-таки война — это не его дело. А вот завод… Двоюродный брат, в марте получивший статского советника в Министерстве иностранных дел, уже несколько раз поднимал тему близкой большой войны. Теперь письмо Анны, которая подтверждает эти же разговоры в войсках, но главное, она предложила и способ, как можно превратить это в деньги. Свободные от долговых обязательств деньги, которые по договору можно будет сразу вложить в развитие завода.

Александр Дмитриевич не удержался и еще раз перечитал письмо. Много мелочей, которыми можно заняться, но не в первую очередь. И две золотые жилы: пушки со снарядами и железные дороги. Больше можно не бояться, что заказ на 1200 новых 76-миллиметровых орудий в этом году окажется последним! Что новые вложения, новые линии, новые люди — все окажется выкинуто на улицу небрежным росчерком министерского пера.

Александр Дмитриевич решился! Затушив так и не докуренную сигарету, он подозвал свой экипаж и уже через полчаса ворвался в кабинет отца, главного держателя акций их семьи.

— Не много себе позволяешь? — Дмитрию Ивановичу было уже за шестьдесят, но он все еще не стеснялся ни крепкого словца, ни умения держать потомков в ежовых рукавицах.

— Письмо от Анны, — Александр знал, что отец в курсе поездки внучки, поэтому не стал ничего добавлять.

— Твоей дочери, которая раздаривает имущество завода безвестным полковникам?

— Если вы про вагоны, отец, то лично я одобряю ее решение. Железнодорожники хотели получить почти по триста рублей за обратный перегон каждого, выкупать для армии принципиально отказывались — мол, у них там и так перебор состава, все станции забиты. А так… Да, немного в минус ушли, зато показали, что давить на нас бессмысленно.

— А никого посерьезнее не нашли для подарка, кроме того бесполезного полковника? — все еще сварливо уточнил Дмитрий Иванович.

— Этот бесполезный полковник уже побил японцев больше, чем все генералы вместе взятые. Да и адмиралы тоже. Кстати, именно он освободил тех самых пленников в Корее, возвращение которых так впечатлило великого князя Сергея Александровича. Также у него хорошие отношения с наместником, и еще Анна слышала, что Куропаткин обещал Макарову третьего Георгия.

Александр кивнул, не говоря вслух, но прямо намекая, что может стоять за таким награждением и такой карьерой. А потом еще раз протянул отцу письмо Анны, чтобы тот все-таки сам со всем ознакомился. Несколько минут в комнате стояла абсолютная тишина, а потом Дмитрий Иванович медленно снял с переносицы очки для чтения.

— Интересно, — он задумчиво потер лоб, при том что уже давно не позволял себе выражать волнение такими низкими жестами. — Хорошо, что она не стала ждать 40 дней, чтобы рассказать это лично. Информация бы уже сильно потеряла в цене.

— Вы тоже помните, что брат рассказывал про слухи в министерстве?

— Я все помню.

— Тогда мы просто обязаны расширять завод. С наличием отчета от военных, причем тех, кто побеждает японцев, даже Фойгдт и Эрдели не посмеют ничего возразить.

— Не неси чушь, — оборвал Александра отец. — Ты же и сам знаешь, что дело не в них. Это банки из года в год заставляют заводы жить впроголодь, и они же, словно церберы, следят, чтобы у нас не появилось ни одной лишней копейки.

— Поэтому я и предлагаю их обойти! Прямой контракт: оплата под расширение и будущие поставки. Во время войны даже они не посмеют запустить руки в эти потоки!

— Ты их недооцениваешь, но… — отец задумался. — Если прибыли будут так высоки, то, возможно, я смогу заинтересовать их и убедить хотя бы не мешать.

— Значит?..

— Сегодня вечером не ждите меня, я задержусь. А внучке… Телеграфируй в Иркутск, пусть знает, что семья ей довольна и что по возвращении ей придется выступить перед очень важными людьми.

Сижу рядом с недовольным наместником, иногда поглядываю на дергающегося на облучке кучера и старательно делаю вид, что висящая в воздухе тишина меня совсем не гнетет.

Все началось с того, что наш поезд приехал в Мукден аж в половину шестого утра. Благоразумные люди на моем месте просто доспали бы и пришли к своему начальнику строго в приемные часы. Я же решил воспользоваться моментом, чтобы если и устроить наместнику показ новой техники, то без посторонних глаз. Приказал поручику Зубцовскому, чтобы тот пока обеспечил переезд нашего вагона на отдельные пути подальше от лишних глаз, а сам арендовал повозку на целый день и поехал за Алексеевым.

Благо дом его был известен, охрана наместника меня тоже узнала, а вот дальше начались трудности. Как оказалось, вчера вечером до Алексеева дошли слухи, что я вроде как стал человеком Куропаткина, и он настолько обиделся, что даже планировал отменить нашу сегодняшнюю встречу. Наверно, если бы я пришел к нему на прием как положено, то так бы все и было. Но я-то домой заявился — в итоге на меня накричали, но как-то без души. А потом слово за слово, и мне не пришло в голову ничего лучше, чем предложить спор: либо я сейчас наместника удивлю, либо тот может гнать меня из армии ссаными тряпками.

Последний оборот так его удивил, что Евгений Иванович даже замер, а потом согласился выделить на меня целых два часа. И вот едем…

— Думаешь, пощажу тебя? — все-таки нарушил молчание наместник. — Зря! Уничтожу, потому что ты не против меня пошел, а против нашего государя.

— А почему вы считаете, что я продался Куропаткину? — я решил, что на некоторые вопросы можно и не отвечать. — Да, мы с ним заключили сделку, что какое-то время я не лезу вперед, зато под Ляояном уже мне никто не будет мешать победить. И я бы не сказал, что это какие-то большие уступки, все равно весь дальнейший ход войны будет решаться именно там. В сражении под городом.

— То есть ты даже ничего серьезного не попросил? — расхохотался Алексеев. — Продал душу министерским всего за генеральский чин, который тебе после этой войны и так был бы положен?

— Генеральский чин? — удивился я.

После этого мне провели краткую лекцию о том, как некоторые награды значат чуть больше, чем на них написано. В процессе Алексеев еще больше успокоился, а потом неожиданно предложил:

— А хотите я вас сделаю генералом?

На «вы». Кажется, раз мы перешли с грозного «ты» на что-то более привычное, значит, обиды уже остались в стороне.

— Чем мне это будет грозить? — спросил я вслух, впрочем, уже представляя реакцию. — Теперь Куропаткин не захочет иметь со мной ничего общего?

— Почти наверняка.

— Тогда… Лучше подождать, — я покачал головой. — И дело тут не в том, что я выбираю его сторону, а в том, что мне бы очень не хотелось лишиться возможности помочь армии в ближайших сражениях. Это ведь и в ваших интересах, ваше высокопревосходительство?

— Допустим, — Алексеев нахмурился, но спорить не стал. Вместо этого неожиданно подобрался. — Вы ведь приехали сюда не просто так? Тем более с таким энтузиазмом. Планировали чего-то попросить, так, может, не будем тратить время?

Сразу захотелось вывалить ему весь список, но…

— Прошу прощения, однако я бы предпочел сначала показать вам, что именно мы придумали. Тем более что мы уже почти на месте.

Возница тем временем вывез нас из старого города, и, оказавшись в районе станции, начал замедляться. Его и так чуть удар не хватил, когда осознал, кто будет его пассажиром — а, если вспомнить изначальное настроение Алексеева, оно и не удивительно. А тут нам еще и не к вокзалу надо было, куда все обычно едут, а прямо сквозь сетку путей мимо медленно ползущих составов. В общем, не удивительно, что он растерялся. Я тоже начал нервничать, потому что точно не знал, куда именно перебрались наши, но тут заметил стоящего на страже поручика Зубцовского, и тот жестами указал, куда сворачивать дальше. В сторону от Порт-Артурской дороги и…

— А вы неплохо подготовились, — Алексеев оценил наш вагон, стоящий со своим паровозом на отдельной ветке, ведущей в сторону большого Китая, которая сейчас почти не использовалась.

— Мои офицеры умеют удивлять, — согласился я и кивнул подбежавшему Лосьеву.

— Господин полковник, ваше высокопревосходительство, — тот бодро отдал честь и продолжил тараторить. — Мы с поручиком Зубцовским договорились с начальником станции, что нас смогут отвезти на пару километров в сторону. Там как раз пути уходят за сопки, и мы никому не будем глаза мозолить.

— Отличная работа, штабс-капитан, — поблагодарил я парня.

После этого помог воодушевившемуся наместнику забраться на площадку паровоза, и тот сразу же тронулся с места. Десять минут, чтобы отъехать на нужное расстояние, а дальше мы просто работали, как договаривались еще у нас. Первым делом утащили в поле пугала в форме, разложив их в виде спрятавшегося японского отделения на краю ближайшей сопки, а потом пришло время удивлять.

Евгений Иванович Алексеев, несмотря на определенные достоинства Макарова, не ждал от его показа ничего особенного. Все-таки он бывал на смотре систем вооружений в Санкт-Петербурге, а что может на фоне этого пусть талантливый, но всего лишь полковник с окраины? Впрочем, наместник был готов отдать должное энтузиазму Макарова, который помог ему хотя бы на несколько часов вырваться из привычной рутины и суеты.

Наместник даже улыбнулся про себя, когда представил, что будет твориться в штабе, когда он не появится там вовремя, а все посланные на поиски адъютанты не смогут его найти.

— Начинаем! — крик Макарова отвлек его от мыслей, и Алексеев успел увидеть, как две боковые стенки вагона стали медленно опускаться.

На веревках через блоки — через мгновение сообразил наместник, а еще через одно разглядел стоящую внутри поезда новенькую 120-миллиметровую пушку Круппа. Основание у нее в отличие от классического корабельного барабана выглядело ужасно, но свою главную функцию выполняло. По команде полковника артиллеристы ловко довернули орудие в сторону выставленных ранее пугал, взяли упреждение с помощью углового дальномера, а потом один за другим выпустили несколько осколочных и фугасных снарядов.

— Скорострельность не ниже, чем на флоте. Точность — даже выше, — мгновенно определил результаты Алексеев.

— Спасибо за оценку, — искренне поблагодарил Макаров, а потом обрисовал картину, как такие поезда по рокадным дорогам за считанные минуты могут прибыть в любую точку фронта и поддержать огнем там, где он больше всего необходим.

— Артиллерийские дуэли? — сразу же спросил наместник, помня, что именно в этом армия видела главный смысл пушек. Сдерживать вражеские, отвлекая их от своей пехоты, ну и иногда, если чужая пехота подставится, бить и по ней.

— Только если будет запас по дальности.

— Горные пушки в первой линии?

— И их, и пулеметы разнесем вчистую.

— Работа по пехоте?

— Без проблем. Хоть в обороне, хоть при поддержке атаки.

И Макаров объяснил главное преимущество своей придумки. Одна батарея врага, поработав в одном месте, формирует одну точку прорыва. Батарея на поезде, проехав вдоль линии фронта, формирует сразу несколько. В этом действительно был определенный смысл. И, глядя на ту пушку, которую использовал для показа полковник, наместник уже догадывался, что тот хочет просить.

— Выглядит интересно, но… С кораблей для вас ничего снимать не буду, — сказал он.

— А мне же совсем немного надо. Я слышал, что в свете новой крупповской брони старые 37-ми и 45-миллиметровые пушки оказываются почти бесполезны на море. А вот на суше они еще таких дел натворят, — Макаров в этот момент так размахивал руками, словно уже представлял себя на поезде, ощетинившемся этими самыми пушками и врывающимся в разбегающиеся вражеские ряды.

Увы, сухопутные не всегда разбираются в морских делах.

— Вы ошибаетесь, — покачал головой Алексеев. — Да, малые калибры показали недостаточную мощь даже против новых миноносцев, для которых теперь приходится расчехлять 75-миллиметровые пушки, но… Сами мины, самоходные и стационарные, сбивать лучше всего именно ими. А если бой, то опять же, чтобы поражать живую силу противника на ближней дистанции, ничего лучше просто не придумано.

— Думаете, с новой мощностью пушек ближний бой еще возможен? — без особой надежды спросил Макаров, и Алексеев замер.

Он умел читать людей и сейчас видел, что полковник искренне считает, будто он, наместник, ошибается. Пытается намекнуть ему об этом, но… Не спорит, просто потому что не верит, будто сможет его убедить.

— Вам бы Достоевского перечитать, — заметил он вслух.

— Зачем? — удивился Макаров.

— Вспомнить, что Федор Михайлович писал об ответственности. Что каждый человек настолько силен внутренне, что отвечает не только за себя, но и за всех вокруг. Вот и вы недооцениваете свое влияние. Я подумаю над вашими словами о дистанции боя и… Вы же рассчитывали не только на мелкашки?

— Я слышал, у нас были 120-миллиметровые пушки Канэ…

— Не дам. Вернее, все что можно уже выгреб Куропаткин, вы же не думали, что только вам пришла в голову идея потрошить запасы флота?

— Тогда 6-дюймовые! — Макаров, кажется, совсем уж отчаялся.

— Вы имеете в виду 152-миллиметровые пушки Бринка, которые делал Обуховский завод?

— Да! Их немало стоит на крейсерах, при этом мощности этих пушек опять же недостаточно против врагов, с которыми этим крейсерам приходится сталкиваться.

— Хорошие они или нет, не важно! Вы хотите покуситься на одни из основных пушек тех немногих кораблей, что у нас остались в строю? — наместник нахмурился.

— Не совсем так, — Макаров важно поднял указательный палец. — Я бы хотел покуситься на пушки, которые вы точно в ближайшее время будете менять хотя бы на восемь дюймов. И если крейсерский отряд из Владивостока, который зимой все равно запрут льды, чуть раньше сдаст свое вооружение… Много ли в этом будет беды?

— Даже если я пойду вам навстречу, вы получите эти пушки, дай бог, в том же декабре, когда встанет лед. Думаете, они вам будут еще нужны?

— Уверен, что будут, — кивнул Макаров. — А даже если я ошибусь, то пусть лучше мы договоримся заранее. Как вы сказали, нести ответственность за весь мир вокруг…

Алексеев невольно улыбнулся тому энтузиазму, с которым полковник откликнулся на прописные истины из книг Достоевского, которые все уже сто раз успели обсудить. Молодость. Она умеет радоваться… И удивлять. Последняя мысль пришла вместе с помощниками Макарова, которые притащили расстрелянные у сопки пугала. Учитывая, как по-разному они все были одеты, в этом точно был какой-то смысл.

— Рассказывайте, — кивнул Алексеев Макарову, и тот опять удивил.

Идея провести тестовые стрельбы по манекенам просто поразила Алексеева. Тот внимательно изучил соломенные пугала, посеченные шрапнелью и каменным боем от близких попаданий. Посчитал вмятины и сбитую краску на касках, потом сравнил с протянутым мной отчетом по ранениям в нашем корпусе.

— То есть вы не знали, как именно достанется манекенам, но все равно поставили их под удар и, даже ничего не проверяя, принесли мне?

— Конечно, — я пожал плечами. — Наука дело такое: либо ее можно подтвердить на практике, и мы на нее полагаемся, либо нет. В обоих случаях.

— И вы настолько были уверены в том, что ваше исследование верно?

Я даже не сразу ответил. Только сейчас осознал, что больше всего наместника поражают не хорошо показавшие себя каски и ватники, а мой подход. Уверенность в том, что наше собственное открытие, не иностранное, не проверенное хотя бы парой академиков, а сделанное вот тут своими руками, окажется настолько точным.

— Понимаете, — я попробовал объяснить, — мы же все видим в бою. Иногда не сразу понимаем, что именно. Но потом кто-то находит ответ, и ты только бьешь себя по лбу — ну, конечно. И все сразу становится ясно. Это вот открытие как раз из таких.

После этого я еще отдельно показал, как мы изготовили опоры, чтобы те смогли принять на себя часть отдачи от довольно крупной пушки. А потом сделал и главное предложение.

— Если вы, ваше высокопревосходительство, решите, что какие-то части стоит усилить касками или орудиями на платформах, то мы все это можем сделать прямо тут, в Маньчжурии. До конца июля я планирую закончить оснащение своего корпуса, а потом могу поработать и на кого-то еще. А если вы решите передать эти решения на какие-то большие заводы в Россию, тоже не буду иметь ничего против. Наоборот, готов отправить людей, которые привезут образцы и все покажут. А лучше не только образцы, но и чертежи, как это можно сделать лучше и быстрее, если под рукой есть нормальное оборудование.

— Дарите свое изобретение? — Алексеев задумался вслух. — Как аванс за зимние пушки, что вы так просили? Вряд ли… Скорее всего, будет что-то еще, я прав?

Кажется, наместник Маньчжурии и всего русского Дальнего Востока успел меня слишком хорошо узнать. Даже неуютно.

— Мне Куропаткин не дает пополнения в корпус, — я решил говорить прямо.

— Я могу его попросить, и он не откажет. Вот только вы же, кажется, не хотели с ним так прямо ссориться?

— Поэтому я прошу вас о не об одолжении, а о разрешении. Я всегда интересовался историей и помню, как наместники Кавказа всегда набирали и использовали местное ополчение. Прошу вас, дайте мне ту же возможность!

— Хотите использовать китайцев? — удивился Алексеев.

— Боже упаси, — тут же отмахнулся я. — Пока мне их и на подсобных работах хватает, а вот для службы… Я бы подождал, пока Маньчжурия станет полноценной частью России.

Алексеев еле слышно хмыкнул:

— Так чего вы хотите?

— Обычные добровольцы. Тут много образованных людей, кто приехал помогать армии, но не прошел медкомиссию. А мне бы несколько таких умников очень пригодились, чтобы те же углы прицела для артиллерии высчитывать. Или казаки — с Амура, из Иркутска. Сколько они теряют времени, ожидая, пока сформируются новые полки, чтобы приехать вместе с ними? Сколько из них не попадут в ближайшие корпуса — потому что штат не резиновый — и будут ждать еще полгода, год?.. Без дела! А так, пустим клич, они будут знать, куда ехать, и народ сам потянется.

— Значит, в людях вы не сомневаетесь. Хотите просто получить добро?

— Так точно.

— А деньги?

— Ну, мы что-то собрали с японцев за время рейда к Цзиньчжоу, на несколько месяцев хватит. А там, если честно, рассчитываю, что каски, упоры или еще какие-то товары, что мы делаем, начнут приносить прибыль.

— Честно… — Алексеев задумался, а потом разом превзошел все мои ожидания. — Как вернемся, задержитесь на пару часов, вам передадут бумагу из моей канцелярии. Сможете набрать и поставить на довольствие до десяти тысяч человек. Только, чтобы не было вопросов, берите не только наших. Хотя бы пару отделений из тех же китайцев или корейцев, что вы вытащили из Согена, нужно сделать. Для правильного понимания со стороны, вы же понимаете?

— Понимаю. Политика, — кивнул я.