Японская война 1904. Книга вторая

Глава 20

Обидно, грустно, но… не стоит ждать быстрых побед из воздуха.

Уже несколько недель подполковник Мелехов курирует разработку рельсоукладчика, и пока у нас все не получалось сдвинуться с места. Казалось бы, что тут сложного? Сгрузили рельсы в стопочку, поставили кран — и гони их вперед. Мы тоже так думали, а потом попробовали закрепить подъемный механизм на каркас вагона, и тот просто его не выдержал. Следующая ступень — мы попробовали укрепить каркас, и опять это ничего принципиально не изменило. Сами-то рельсы мы поднимали, а вот удержать вес стрелы, чтобы вынести их вперед, уже не получалось.

Пришлось начинать все заново. Прямоугольный каркас вагона заменили на трапециевидный, что сразу позволило конструкции частично опираться на саму себя. Потом почти две недели боролись с интендантами, чтобы найти и выкупить подходящие по длине стальные балки, ставшие основой выносного крана. Сейчас вот Мелехов рассказывал, как они доработали механику, передающие узлы. Чтобы секцию железной дороги можно было поднять, вынести вперед и опустить. При этом не в случайном месте, а точно в стык с предыдущим краем рельса.

— Крылья тоже сделали, — рассказывал Мелехов. — Правда, болты не всегда попадают точно в паз, но это скорее не наша вина, а завода, где не совсем ровно разметили крепления.

Крылья — это моя идея, чтобы еще больше ускорить процесс. Секции полевой железной дороги ведь скручивают болтами, и сколько времени уходит каждый раз, чтобы рабочий их сгреб, спрыгнул, вбил их на место. Именно вбил, потому что по размеру не всегда все точно вставало. А так, зная, где будет стык, в крыло заранее вставляешь болты, потом отпускаешь его, можно толкнуть посильнее для пущего эффекта, хотя эта штука и под собственным весом летит точно в цель. Как итог, если разметка не сбилась, болты сами попадают в паз, остается только гайку накинуть. Ну, а если сбилось чего — все равно работы меньше.

— Только, — неожиданно прервал мои мысли Мелехов, — мы в итоге другую схему приспособили.

— Какую?

— Доброволец Потапов из иркутских предложил, — довольно замахал руками Мелехов. — Берем две трубы овального сечения — одну побольше, другую поменьше. В одну загружаем болты, в другую гайки, на конце — стопор в виде петли. Укладчик положил рельсы, трубы опускаешь с двух сторон от них, и у тебя сразу и болт, и гайка на месте. Остается с одной стороны только молотком ударить, с другой — подкрутить. И все готово. А если что по размеру не попадет, трубу всегда можно рукой немного подвинуть, в общем, очень удобно.

— Принимается, — решил я.

А в голове невольно мелькнула мысль: получится ли придумать еще и что-то вроде гайковерта? Может, запитать от генератора на поезде или сразу на воздухе под давлением — его рядом, в котле, тоже достаточно. Или не усложнять? Была у моего деда как-то механическая дрель. Посередине ручка, несколько передаточных дисков, и скорость вращения вырастала раз в десять относительно руки. Не очень современно, но в наших условиях и такой аналоговый инструмент будет очень хорош.

Тут я обратил внимание, что несмотря на вполне оптимистичные новости Мелехов не спешит радоваться.

— И что мы еще не учли? — вздохнул я.

— Рельеф, — повторил за мной Мелехов. — Когда вручную клали рельсы, потом, если что, подравнивали. Холмики срывали, ямки засыпали или бревнышки подсовывали. Но когда поезд едет через мгновение после укладки, так уже не получается. Мы пытались придумать, как выбрать путь так, чтобы все это учесть, но… Или не получается, или слишком долго. А вы ведь все так же хотите уложиться в минуту на секцию?

Конечно, я точно не знал, сколько времени будет правильно закладывать на такую операцию, но хоть с каким-то ориентиром всегда лучше, чем без ничего. А там на месте и скорректировать можно.

— Да, только так, — кивнул я. — Текущей скорости в 200–300 метров в час нам катастрофически не хватает. Нужно выйти хотя бы на километр, лучше больше.

— Тогда, может, у вас есть идеи, как можно лучше выбирать путь для дороги? — кажется, Павел Анастасович был уже в отчаянии, раз решил при всех просить помощи. — Мой новенький, Лосьев, кажется, скоро начнет вздрагивать при словах «железная дорога». Да и я недалеко от него ушел.

Я прокручивал в памяти образы самых разных устройств, которые могли бы помочь. Как заметить любые неровности… Или! Кажется, Мелехов уперся в однажды сделанную ошибку, при том что всего лишь нужно было сделать шаг назад и оглядеться.

— А если не искать путь, а просто ровнять землю? Всю! Целиком! — предложил я.

— Делать почти полноценную насыпь? Это будет гораздо дольше, чем сровнять пару кочек. Даже если нагнать людей, которые у нас есть, то весь выигрыш от использования поезда-укладчика просто пропадет.

— Экскаваторы американские видели на Транссибе? — просто спросил я, и тут же задремавший где-то за спиной Мелехова Лосьев разом вскочил на ноги.

— Ну, конечно! Они ведь не только копают, но и срезают землю. И мы так можем! Удлиним морду поезду, пусть он сам все и ровняет! — выдохнул Мелехов.

— Вынос на длину секции тахтаревки… — тут же предложил Лосьев. — Можно сделать маятник — верхняя платформа идет назад, чтобы захватить рельсы, нижняя вперед, ровняет землю, и наоборот.

— Слишком сложно, — Мелехов тут же принялся спорить со своим помощником. — Земля твердая — нет, тут лучше жесткую конструкцию придумать. Да, нос сделаем длинным выносным, но без механизмов. Проще стрелу для рельсов удлинить.

— Пробуйте, — я со своей стороны мог только одобрить этот процесс. У нас-то вроде все этапы делались отдельными машинами, но… Когда собираешь что-то прямо на передовой, критерий только один: работает, значит, все правильно сделал. — Пусть мастерские тогда готовят модель, а вы…

— 1-я дивизия готова выступать и разворачиваться в соответствии со старым планом, — доложил Мелехов.

Все верно, у нас была надежда на некоторые технологические успехи, но базовый план на поддержку наступления Бильдерлинга мы строили без них. Причем впервые с моего назначения это прошло как-то не в авральном режиме. Благодаря усилению в виде будущих штабистов каждый из моих командиров подготовил приказы и схемы движения чуть ли не для каждой роты. При этом, беря оперативное развертывание в свои ежовые рукавицы, мне хотелось верить, что личная инициатива на местах никуда не денется.

— Давайте дальше, Степан Сергеевич, что у вас? — я посмотрел на сверкающего глазами Шереметева.

Кстати, общение с княжной Гагариной, несмотря на все их споры, точно пошло подполковнику на пользу. При этом, насколько я знал, никакой романтики между ними не было, но Степан Сергеевич оказался из тех людей, которые раскрываются, когда на них смотрят.

— 13-й Восточно-Сибирский стрелковый полк полностью сдал все нормативы, капитан Катырев опасался, что его не признают командиром, но после Вафангоу солдаты и унтер-офицеры им, наоборот, гордятся. 14-й и 15-й полки полковников Лазарева и Абашева отстают, им еще сложно привыкнуть к новым правилам.

— А в чем именно сложность? — спросил я.

— Жалеют солдата, — хмыкнул Шереметев, словно сам никогда не любил порассуждать на тему того, что мы уж слишком сильно всех гоняем. Как будто перед нами не люди, а части механизма.

— И что вы?

— А я с ними разговариваю. Рассказываю про наши прошлые сражения, как вы меня учили, как наука помогла нам выживать и побеждать. Они, конечно, спорят, напирают на старые традиции, но… Офицеры они храбрые, учиться готовы, а тот бой под Вафангоу, когда они увидели войну нового века, уже здорово вправил им мозги. В следующий раз закрепим, и как бы они еще моими начальниками не стали.

Шереметев сделал вид, что пошутил, но на самом деле и на него, и на многих других давила ситуация, когда каждый из нас словно прыгнул выше своего места, а вот чины, подтверждающие это, нам давать не спешили. Будто бы готовились в любой момент отыграть назад… Впрочем, у меня не было иллюзий — допущу ошибку, и нас тут же сожрут. Но вот если победим, тогда и мы нашим командирам выбора не оставим.

— А что 16-й полк? — я обратил внимание, что Шереметев не очень хотел говорить про последнюю из доверенных ему частей.

— Там сложнее, — Степан Сергеевич сжал кулаки. — Вы же проводили переформирование, и мне показалось хорошей идей перекинуть всех тех, кто может создавать проблемы, в одно место. Думал, там мне будет проще держать их под контролем.

— Аристократов всех туда сунул? — хмыкнул Хорунженков, но я зыркнул на него, и капитан замолчал. Вспомнил, что если кому наказывать и спрашивать за ошибки, то командиру.

— Да, — Шереметев так задумался, что ничего не заметил. — Поставил им старшим капитана Аминова.

— Из тех самых Аминовых? Графский род?

— Так точно. Думал, так будет проще держать их в руках, но… Еще не было такого, чтобы они не выполнили приказ. И в то же время нет в них и покорности. Чувствую, случись чего, могут и спорить начать, хоть даже в самый ответственный момент.

— Кх-кх, — Хорунженков чуть было снова не выдал очередной перл, но сумел себя сдержать.

Я же задумался. С одной стороны, слишком самостоятельный полк может подставить всех остальных, с другой — он же может стать и оружием.

Капитан Хорунженков чуть не подавился, когда Шереметев рассказал про свои проблемы. Тот ведь говорил так серьезно, что до сих пор не смог понять, как этот его проблемный полк похож на них самих. И, возможно, теми же самыми словами генерал Куропаткин описывал проблемы с Макаровым. Чисто анекдот.

Впрочем, сам полковник быстро уловил схожесть ситуации.

— Тогда… — Макаров говорил и думал вслух. — Учитывая, что ваша вторая дивизия у нас штурмовая, не вижу в этом проблемы.

— Но почему? — удивился Шереметев.

— Вы же должны будете подготовить несколько контрударов на случай слишком быстрого отступления Бильдерлинга, вот и доверьте самый сложный из них Аминову. Докиньте ему того штабиста, Борецкого, чтобы помог не совершить глупости, а там… Мы и увидим, умеет ли 16-й полк чувствовать грань между выполнением приказов и обстановкой на поле боя. Справятся — будет у тебя, Степан Сергеевич, Дикий полк, который можно будет вырастить во что-то большее.

— А если нет?

— Ну, ты совсем не зверствуй, — Макаров улыбнулся. — Пока у нас запас по силам есть, так что прикрой их. А потом уж строй без всякой жалости. Но только если упустят свой шанс.

После Шереметева, который тоже не стал задерживаться до конца и вслед за Мелеховым убыл к своим, очередь дошла до Врангеля. Сотник сначала рассказал о добровольцах, которых с каждым днем становилось все больше.

— Пока в строй поставили только одну новую сотню, — Врангель протянул Макарову свежие списки. — Но на обучении мои ветераны сейчас гоняют еще две.

— Думал, казаков можно без подготовки ставить в строй, — Хорунженков опять не удержался от комментария, но на этот раз его никто не стал прожигать взглядом. Значит, получилось сдержать свое ехидство в рамках.

— В строй можно, но мне нужно, чтобы в случае чего каждый десяток мог действовать самостоятельно. Не просто скакать в строю за командиром, а читать обстановку, ориентироваться в сигналах связи, уметь принимать решения… — Врангель нахмурился. — Когда можно атаковать врага, когда нельзя. А когда нельзя, но нужно, хоть умереть, но сделать свое дело.

Хорунженков только головой покачал. От былого насмешливого настроя не осталось и следа.

Они сражались вместе с сотнями Врангеля еще под Ялу, и тогда это был совсем другой человек. Самоуверенный, дерзкий, эгоистичный… Теперь же все лишнее слетело, оставив лишь стальной стержень. Хорунженков только сейчас понял, почему все те новенькие казаки остаются у них и каждый день с утра и до самого вечера готовы вкалывать, только чтобы в итоге попасть под руку такого командира.

— Как себя показали новые приспособления для разведчиков? — продолжил свой опрос Макаров.

— Очень хорошо, — тут же подхватил Врангель. — Кошки на сапоги очень хорошо себя показали — с ними и новичок может на любую даже самую крутую сопку забраться за считанные минуты. Упоры для деревьев — тоже просто чудо. Быстро, никаких лишних веревок. Мы уже заказали у китайцев дополнительную партию.

— И мы, — добавил Хорунженков, на котором тоже частично висела задача по разведке окрестностей.

Ему и вправду очень понравились эти новые приспособления. Кошки — это как шпоры, только с тремя когтями и не на пятке, а на носу ботинка. Не нужно — висят на поясе, нужно — надел на ногу, затянул, и вперед. Это было удобно, но, в принципе, не ново. А вот упоры…

Похожие на букву «Ша» они сначала вызывали только смех своей неуклюжей формой. А потом — крепишь их на сапоги, пропускаешь ствол дерева между первыми двумя зубцами и шагаешь вверх словно по земле. И ведь ничего сложного: пока держишь ногу прямо, упор спокойно ходит вверх и вниз, но стоит опустить вес, и вот он уже намертво распирается о ствол дерева. И хоть прыгай на нем, не упадешь! Как сказал полковник, подобные штуки используют где-то в Африке, но как удачно он смог это вспомнить и приспособить именно под их задачи!

Порой Александр Александрович не уставал этому удивляться.

— У меня еще нашлись умельцы, — продолжал тем временем Врангель. — Они берут себе четыре упора. Два на сапоги, два в руки, и как обезьяны залетают на деревья. Так удобнее ветви огибать, да и просто спокойнее, что можешь использовать все конечности. Правда, дороже получается по тратам на обоз…

— Ничего, — сразу отрезал Макаров. — Надо — заказывайте дополнительные. Если наша разведка даже один лишний раз заметит врагов быстрее, чем они нас — все уже окупится.

Еще несколько минут чисто кавалерийских вопросов, потом обсудили дела артиллерии, и вот, когда Врангель с Афанасьевым ушли, из боевых офицеров остался только Хорунженков… Нет, потом Макаров еще отдельно соберет медиков, интендантов, железнодорожников и прочий нестроевой люд. Но сейчас именно он, Александр Александрович, остался на сладкое.

— Готовы? — впрочем, Макаров обошелся без лишних слов.

— Готов, — так же просто ответил Хорунженков.

— Помните, если придется выбирать между выполнением задания и уничтожением батальона, даже не думайте. Вы мне гораздо нужнее!

На душе старого капитана стало теплее.

Когда все разошлись, я еще раз склонился над картой будущих сражений.

Сейчас меня интересовал не только Ляоян или дорога к Корее, я смотрел на всю Маньчжурию. Через Мукден проходит река Хуан-хэ — не та самая «великая Китайская», но тоже мощная и широкая. Она всегда сохраняла опасность того, что по ней может подняться враг. Особенно учитывая, что, забирая на запад и на юг, она впадает в Ляодунский залив рядом с портом Инкоу. Местом, где всю войну Куропаткин ждал высадки крупных японских сил, которые одним быстрым рывком могли бы попытаться прорваться к нам в тыл.

Вот только японцы, хоть и использовали этот порт для пополнений и снабжения, ни разу так и не решились на подобный маневр, предпочитая держать Инкоу лишь как способ давления. Чтобы нашей армии в свою очередь приходилось держать значительные силы в тылу и на этом направлении. Кстати, если вспомнить еще не случившееся сражение при Ляояне, то обход Акиямы выглядел так страшно прежде всего потому, что наши генералы увидели неустановленные силы врага именно со стороны Хуан-хэ и Инкоу.

Вернее, сквозь Ляоян проходила не сама Хуан-хэ, а один из ее притоков — тоже немаленькая река Тайцзыхэ. На левом фланге она раскинулась прямо перед нашими окопами, потом уходила наверх, огибая Ляоян с севера. Центральные позиции армии Куропаткина в итоге оказывались без этого естественного прикрытия, и, возможно, как раз поэтому наши генералы ждали главной атаки именно с этого направления. Вот только японцы, словно назло, предпочли бить не там, где проще, а где слабее…

Так вот этой слабости могло и не быть. Если бы нам не приходилось держать до четверти армии в тылу, а собрать все на передовой, то даже без моего вмешательства все сражение могло пройти совсем по-другому. И именно поэтому, пользуясь паузой, по крайней мере для нашего корпуса, я сейчас отправлял Хорунженкова в новый рейд. Поддержать отступление Бильдерлинга мы сможем основными частями, и этим займусь я сам. А вот спуститься по Тайцзыхэ — причем спуститься достаточно быстро, чтобы никто не успел среагировать — могла только кавалерия, ну или мои конно-пехотные части.

Вот только вторые в отличие от казаков могли еще и попытаться взять штурмом укрепленные позиции в Инкоу. Вот она главная задача для Хорунженкова. Получится? Нет? Я не знаю. Все, что мне остается — это верить в своих людей, верить, что я смог дать им достаточно, чтобы они справились. Сами!

Пришло время каждому делать свое дело.