Смотрю на своих азиатских офицеров и думаю о том, как же быстро все с ними вышло.
Началось все с того, что, помня о наказе Алексеева, я решил узнать, а нет ли в Ляояне тех корейцев, что мы когда-то вывезли из Согёна. Так-то, отплатив мне с рытьем укреплений на Ялу, они были полностью предоставлены сами себе, и я бы не удивился, если бы они уехали куда подальше от войны. Но нет…
Люди Мин Тао нашли прямо в Ляояне довольно крупную корейскую общину, состоящую только из мужчин. Честно, не уверен, что те не подумывали заняться разбоем и немного увеличить свое благосостояние, прикрывшись туманом войны, но, когда им передали мое приглашение на беседу, их старший Ким явился в тот же день.
Ким Бо Ыр оказался крепким мужчиной лет сорока, который едва выслушав мое предложение стать добровольцами в нашем корпусе, тут же ответил «да». За себя и за весь свой отряд. Так у меня появилось отделение корейцев, и если бы на этом все… Стоило Киму уйти решать организационные вопросы по переводу своих людей, как у меня попросил приема Янь Сюнь. Старший мань чжоу, что приехал наводить порядок среди моих рабочих, не стал ничего скрывать и сразу же выдал, что тоже заинтересован в подобном предложении. Ну, я и ему сказал «да». А потом, подумав, пригласил обоих в поход за Бильдерлингом.
Если рядовых китайцев и корейцев можно было с ходу запускать на полосу препятствий и начинать вбивать в них дисциплину, то вот их командиры… Пусть для начала посмотрят, как мы воюем, а я заодно подумаю над их местом в моих планах. Все-таки как обычные стрелковые отделения корейцы с китайцами мне не особо интересны, но вот если придумать для них задачи, которые будут под силу только местным… Например, если мы выстоим под Ляояном и сами пойдем в наступление, то война-то не закончится: нас будут ждать и новые полевые сражения, и, главное, штурмы городов.
— Вячеслав Григорьевич, — первым заговорил Ким. — Мы подумали над вашими словами об обучении моих бойцов городскому бою. Если мои люди просочатся в города Кореи и смогут ударить в спину японцам, это действительно спасет много обычных жизней. А еще пора напомнить Сеулу, где именно зародилась наша цивилизация!
Так меня немного посвятили в историю Кореи. Во время первого объединения, которое местные назвали эпохой Корё, столица полуострова находилась в Согёне-Пхеньяне, потом, по словам потомков северных родов, случилось предательство, из-за которого страна развалилась. И новое объединение. Новая эпоха Чосон, началась уже вокруг Сеула. Считали ли все это справедливым? Конечно, нет. А уж, учитывая, во что превратилась Корея под властью юга, как она почти исчезла на карте мира, особенно.
Сначала Ким и его союзники не замахивались ни на что особенное, но, когда услышали о возможности сделать себе карьеру в русской армии, тут же сорвались с места. Потому что каждый знал: служба — это не только риск, но и возможности. Получить дворянство, заявить о себе, а потом с новой властью помочь своей родине. Ну или хотя бы себе: в мотивах корейцев я еще не разобрался.
— А вы что хотели сказать? — я повернулся к Сюню, который внимательно слушал речь своего нового товарища по оружию.
— Мы, как и раньше, хотим учиться и возвысить мань чжоу в новой империи, — просто ответил тот.
У китайцев все было четко.
— Но… — я попытался понять, что именно меня все же смутило. — Мне кажется, или вы слишком уж рады?
— Слишком? — Сюнь прикрыл глаза. — Мне иногда кажется, господин полковник, что вы забываете, каков этот мир. Как тяжело в нем тем, кто не родился дворянином или хотя бы гражданином одной из великих стран.
И мне рассказали историю одного известного в наше время китайца. Некто Цзи Фэнтай приехал в Россию в 1870-х в качестве переводчика, потом стал купцом. По легенде еще царевичем Николай IIпопал в мастерскую Цзи, и тот помог ему с закупкой пушнины, а будущий царь помог китайцу получить купеческое звание. Вот только… Лишь в 90-е годы, уже ворочая сотнями тысяч рублей, Цзи смог подумать о том, чтобы просить о русском гражданстве.
И ему отказали. За то, что хотел сохранить свою маньчжурскую косу и веру предков. Через два года, впрочем, ему удалось договориться: он сам, как и был, остался буддистом, а вот дети стали православными и поехали учиться в Центральную Россию. За благотворительность купец, которого теперь уже звали Тифонтай, получил несколько медалей, но в рамках империи все равно не сильно отличался в правах от обычных горожан. Потом он занимался снабжением армии по время восстания ихэтуаней, в эту войну ворочал уже миллионами и, что удивительно, по слухам, совсем не воровал. При этом стал ли он дворянином? Нет.
— Понимаете, — заканчивал свою речь Сюнь, — можно быть богатым, можно быть известным на всю страну, но пока у тебя нет титула, что ты можешь изменить? А в армии — станешь капитаном, и уже личное дворянство. Полковником — потомственное. Достойная награда за готовность рискнуть своей жизнью, так что вы в нас не сомневайтесь.
Ким согласно закивал, полностью соглашаясь со словами своего товарища.
— Тогда… — я огляделся по сторонам. Заметил Лондона: тот внимательно слушал наш разговор, что-то записывал и, кажется, несмотря на все свои социалистические взгляды, был вполне согласен. — Тогда… Идите спать! Завтра нас всех ждет сложный день, а вам нужно будет не только ходить следом за моими офицерами, но и учиться. Потому что без учебы, каждый день, каждый час, все ваши планы будут недорого стоить.
Лагерь вокруг, словно услышав мои слова, начал быстро погружаться в сон, а на следующий день нам действительно пришлось выложиться. Переход, занятые позиции, а там и отходящие части Восточного отряда Бильдерлинга начали показываться. При этом отступали они что-то слишком уж быстро. Кажется, рано я сорвался сюда и не все новости успел получить от Чернова. Ну да, хочется верить, мы ко всему готовы.
Александр Александрович Бильдерлинг командовал отходом двух своих корпусов и благодарил бога за медлительность японцев. Тот их резкий обход и почти под корень вырезанный 11-й полк — это было страшно, а главное, очень быстро. Если бы они так же ударили со всех сторон, если бы не дали им отойти и перегруппироваться, то мог бы случиться и разгром. А так… Помимо дерзкой дивизии, остальные части японцев замешкались, он успел перегруппироваться, усилив проблемный фланг, и вот теперь они откатываются назад почти без спешки и паники.
Вот только получится ли выдержать нужный темп до самого Ляояна? Еще один обход… А барон был уверен, что 12-я дивизия Иноуэ — слухи о том, кто именно нанес тот страшный удар, уже ходили — на него решится. И кто знает, сможет ли он сохранить порядки. Были небольшие надежды на линию укреплений, которую оставил для них во время своего рейда полковник Макаров. Конечно, для двух корпусов того, что накопал один батальон, было совершенно недостаточно, но… Там можно было оставить арьергард. Полковник Грулев вполне мог бы справиться с этой задачей: его четыре батальона не перевернут бой, но вот выиграть для всех остальных сутки — вполне.
— Ваше высокопревосходительство, дозоры заметили впереди чьи-то позиции, — поручик Огинский, приставленный Куропаткиным к ставке Бильдерлинга, неожиданно ловко взял в свои руки все линии связи и постоянно держал генерала в курсе того, что творилось вокруг Восточного отряда.
— Кто?
— Пока непонятно, но мы подаем световые сигналы. Если наши, то уже через минуту будем знать… — Огинский обернулся в сторону ближайшей сопки, откуда ему махал руками кто-то из отряда связи. — Наши!
— Кто именно? Сколько их? — Бильдерлинг задумался.
С одной стороны, их должен был прикрывать полковник Макаров, но еще вчера тот был в Ляояне, а преодолеть за два неполных дня 80 километров просто нереально. Тогда… Возможно, генерал Куропаткин что-то понял по его докладам, которые он каждый вечер отправлял через поручика Чернова. Да, это было вероятнее всего — помощь главнокомандующего.
— Это полковник Макаров, — доложил Огинский, разом разрушив все выкладки барона. — С ним две дивизии, правда, совсем без вспомогательных отрядов. Но они заняли эту линию уже два часа назад, так что успели укрепиться, отдохнуть после перехода и готовы к бою.
— Тогда… — задумался Бильдерлинг. — Уходим за них, тоже разворачиваемся и встретим японца как положено.
Ему было немного обидно наблюдать, как воодушевились его собственные офицеры и солдаты, увидев знамена 2-го Сибирского. Еще недавно его окружали хмурые люди, которые осознанно готовились к крови и смерти, а теперь… Он видел улыбки, да чего врать себе — он и сам был чертовски рад появлению вездесущего Макарова.
Примерно через час Бильдерлинг добрался до ставки полковника, чтобы лично поблагодарить. А еще нужно было разобраться в подчинении. С одной стороны, он мог бы просто взять его корпус под свое командование и включить в общий план нового сражения. С другой, Куропаткин четко указал не использовать Макарова в атакующих действиях, да и… Барону хотелось сначала выяснить, что сам полковник планирует делать. Почему-то он был уверен, что просто стоять и просто сражаться тот не собирается.
— Мои соболезнования, ваше высокопревосходительство, — Макаров первым делом высказался о потерях.
— Спасибо, — кивнул Бильдерлинг, чувствуя, как на душе скребутся кошки. На этой войне, да и на многих других тоже, еще никто так быстро не терял целый полк. — А теперь давайте обсудим, как мы ответим на это нашим врагам.
Несмотря на бодрый тон, Бильдерлинг еще сомневался, стоит ли идти до конца, когда японцы настолько воодушевлены своими недавними успехами. Вот только Макаров рассказал свой план, пока только крупными мазками, но даже так в его голосе было столько уверенности в себе, что барон тоже в него поверил. Тем более что так он даже не нарушит приказ главнокомандующего. Куропаткин запретил Макарову атаковать, и он не будет этого делать — просто станет обороняться несколько активнее, чем это принято.
Барон включился в работу: пользуясь тем, что связисты 2-го Сибирского протянули вдоль всего фронта линии связи, он быстро и точно расставил своих офицеров, занимая центр будущей позиции. Напротив как раз начали собираться японцы, тут же с предельной дистанции открыв беспокоящий огонь. К счастью, укрепления помогали не обращать на него внимание, по крайней мере до подхода вражеской артиллерии.
— Удивительно, насколько точно полковник все предсказал, — Бильдерлинг стоял перед оперативной картой, куда по отчетам пластунов и работающих с ними связистов вносили все новые и новые отряды врага.
— Японцев обучали германские инструкторы, — задумался все так же следующий за бароном поручик Огинский. — А прусский порядок, при всех его плюсах, все же довольно предсказуем. Враг занимает лучшие позиции, а мы, заранее исследовав все особенности местного рельефа, просто заранее знаем, где они находятся.
— В теории все просто, и мы все примерно так же и пытаемся действовать, но… Сколько же времени полковник убил, чтобы каждый его офицер умел так скрупулезно снимать местность, чтобы разведчики так точно передавали информацию о враге, без приуменьшений или страха в глазах, и, наконец, чтобы его связисты не просто отчитывались о метрах проложенного кабеля, а готовы были сдохнуть, чтобы сделать свое дело?
— Ваше высокоблагородие… — Огинский не как поручик, а как член княжеского рода попенял генералу за слишком уж просторечные слова.
— А нечего бегать от народного языка! — только и махнул рукой Бильдерлинг. — Гордыня все это. Как гордыней было бы не признавать успехи полковника, так что, как только вернемся, придется просить его не только у себя, но и по всему Восточному отряду такие службы наладить.
— Но все-таки… — задумался Огинский. — Мало наметить точки для ударов, но надо еще и выдвинуться туда достаточно быстро.
— Два дня, — Бильдерлинг напомнил, сколько времени у 2-го Сибирского заняла дорога, которую они прошли только за неделю.
— Есть! — Макаров, который чуть в стороне следил за перемещениями врага, победно улыбнулся и опустил прижатый к глазам бинокль.
— Что такое? — встрепенулся барон.
— Разрыв у японцев. Они шли за вами, ждали возможного боя, поэтому вели передовые отряды довольно плотно. А потом обычная армейская рутина: кто-то застрял, что-то потеряли, в общем, войска растянулись, и получился разрыв. Сотник Врангель только что передал, что между первыми четырьмя полками и остальными частями не меньше восьми километров, куда мы и ударим.
— Не слишком ли вы рискуете, пытаясь повторить атаку генерала Иноуэ? — нахмурился Огинский.
— Никакого риска, — полковник уже погрузился в расчеты, вычерчивая маршруты и углы обстрела прямо на карте. Потом замер, тряхнул головой и неожиданно добавил. — Точно пора вытаскивать штабистов с передовой, а то зашьюсь.
А потом части 2-го Сибирского начали движения на флангах. Сперва это были телеги с погруженными на них мортирами. Выехав под прикрытием сопок, оруди, так ни разу и не оказавшись в прямой видимости врага, открыли огонь. Навесом через сопки! Без хороших позиций от 30-килограммовых фугасов не было никакого спасения, и японцы занервничали.
— Почему они просто ближайшую роту не выдвинут, чтобы заставить вас отойти? — не выдержал через пять минут Огинский. — У вас же там почти никакого прикрытия вблизи!
— А они так попробовали в нашу прошлую встречу, — тут же ответил Макаров. — И мы их с тачанок подловили. Японцы чем хороши — быстро учатся, вот и усвоили урок. Поэтому и собирают больше сил, чтобы разом снести нас, не дав задавить себя даже десятком пулеметов.
— То есть вы ждали этого?
— Ну, тачанки у меня были готовы на случай, если они решат поупрямиться. Но да, мощный удар нам сейчас больше подходит.
— Получается, все, кого они двинут в эту сторону… — Бильдерлинг еще раз бросил взгляд на карту, потом на местность. — Да! Они окажутся закрыты от ваших позиций, а вы от них. И сможете сократить расстояние.
— Если двигаться с той же скоростью, как и японцы, то смогу сократить. Если постараться побыстрее, то можно их и обойти.
— А наблюдателей не боитесь? Что заметят ваше движение раньше времени? — спросил Огинский, вспоминая, о каких проблемах слышал в штабе Куропаткина.
— Для этого у меня целый взвод снайперов уже полчаса работает. Учим японцев пореже высовываться, — казалось, у Макарова на все был ответ.
Вот только Бильдерлинг знал, что теория и практика порой могут сильно отличаться. Но… прошло еще пять минут обстрела, и японский генерал не выдержал. Два из четырех японских полков были подняты с места и быстро двинулись в сторону столь надоедливых батарей. Барон оценил, что враг тоже пытается действовать на опережение: ударил не лоб, а чуть заходя в сторону, чтобы занять сопку, перекрывающую вообще все подходы к их позициям.
— Разумно, — отметил про себя Бильдерлинг.
— Растянулись, — хмыкнул Макаров, и тут же по его сигналу капельмейстер 2-го Сибирского начал играть сигнал к атаке. А солдаты, идя вперед, напевали какую-то незнакомую песню.
…Рвутся снаряды,
Трещат пулеметы,
Но их не боятся
Сибирские роты…
Во время Первой Мировой появилась песня «Слыхали, деды, война началася», потом дошло до Гражданской, и эту песню неожиданно забрали себе сразу и красные, и белые. У одних это было «Смело мы в бой пойдем за Русь Святую», у других «за власть Советов». Но вот строчки про снаряды, пулеметы и тех, кто их не боится, никто не менял. Наверно, потому что солдаты с каждой стороны были одни и те же…
На мгновение что-то накрыло, но я взял себя в руки. Если получится, если смогу стать кем-то большим чем один из множества безвестных командиров Русско-японской, то я еще обязательно все исправлю. Пусть история движется куда должна, но чтобы сын шел против отца, чтобы брат на брата — такого быть нельзя допустить. А пока… Бой переходил в решающую фазу.
Снайперские взводы сработали хорошо. И Фрол, и заменивший Мишека Себастьян — выходец откуда-то из Эстляндии — отработали на высшем уровне. Не дали японцам выслать наблюдателей, в итоге они наш рывок заметили слишком поздно, а дальше… Не было у меня ни лошадей, ни тем более техники, чтобы разом перебросить в бой сразу две дивизии, так что по растянувшимся во время маневра полкам японцев я по факту ударил одним своим.
Японцы показали класс — успели построиться и даже дали залп, но мы были готовы лучше. Накрытие от сменивших позицию мортир, потом выход на позицию тачанок и только потом удар пехотой. Внутри болело, когда я видел, как падают бегущие в атаку солдаты. Один, второй, все больше и больше — японцы хоть и потеряли строй, хоть их командиров и выискивали снайперы, они все еще были хороши. Мы потеряли под полсотни солдат штрафной роты, которая шла в первых рядах, но в итоге дело было сделано.
Сократили дистанцию, ворвались во вражеские порядки и ударили в штыки. Быстро, жестко, без всякой жалости. Ведущий атаку Шереметев еще до боя спорил со мной, не обойтись ли без этого, но в итоге согласился… Пусть мы сейчас понесем потери, но если быстро уничтожить врага, то мы фактически окружим все остальные его силы, стоящие сейчас перед нашей армией. И 1-я дивизия давила.
Мне показалось, я даже смог разглядеть что-то орущего Степана Сергеевича — после такого у него теперь точно не будет проблем с невыполнением приказов. Рядом шел в атаку бледный, но решительный Алексей Борецкий — штабист, штурмовик, и что-то мне подсказывает, что эта атака даст ему при планировании будущих операций гораздо больше, чем все годы в Академии.
Японцы яростно сопротивлялись, мы давили, но натиск, усиленный огнем пулеметов и мортир, оказался крепче, чем желание японцев выстоять. Один солдат развернулся и побежал назад, потом еще один, и вот сильная позиция почти во вражеском тылу оказалась в наших руках. А вперед уже спешили артиллеристы, перетягивая на передовую не только мортиры, но и 76-миллеметровые пушки нового образца. Эти ударят уже шрапнелью — по прямой да по полностью открытым позициям японцев. Будет страшно!
Японский генерал тоже что-то понял и начал командовать отступление — не очень храбро и благородно, но очень разумно. Так он сохранит хотя бы часть своих сил, а я, увы, вряд ли смогу что-то с этим сделать.
— Мне бы хоть десяток грузовиков, и мы бы тогда точно не дали ему вывернуться, — я позволил себе помечтать вслух.
— Грузовики? — неожиданно среагировал на мои слова Бильдерлинг. — А что вы, Вячеслав Григорьевич, слышали о компании «Бранобель»?