Я не боюсь

Глава 9. Дженни

Я открыла глаза. В комнате было тихо и темно, а настенные часы показывали половину первого ночи. Дверь по-прежнему подпирал стул: на всякий случай, если Милагрос или еще кому-то вздумалось бы войти. Он стоял на двух ножках, а спинкой упирался в дверную ручку. При падении грохот будет неслабый. Я пощупала футболку — сухая. Кошмары мне не снились. И все же, что-то разбудило меня. Сконцентрировавшись на своих ощущениях, я почувствовала.

Говорят, запах влюбленного человека притягивает феромагера со страшной силой. Не такой страшной, как запах страха или боли, но все же. Эмпаты воспринимают любовь как поток чистой энергии, как тепло, исходящее от камина. Когда стоишь рядом, оно постепенно проникает, пропитывает тело и становится жарко. Но если этот поток направлен на самого эмпата, то он вызывает эйфорию. Кажется, что кровь вот-вот закипит, а сил столько, что хватит танцевать всю ночь до самого утра. Очень трудно слышать и видеть что-то еще помимо любящего тебя человека. А если эта любовь взаимна… потерять над собой контроль легко.

Я откинула одеяло и босиком прошлепала к окну. Улица отлично освещалась ночью. Ветви клена раскинулись под самым подоконником, но это не помешало мне разглядеть Хью. Он стоял на лужайке перед домом, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Пиджак был распахнут, а галстук перекинут через плечо назад. Хью разглядывал окна на первом этаже, где когда-то была моя спальня. Почти под той комнатой, где я находилась сейчас.

Я вздохнула. Когда мы были детьми, все казалось гораздо проще. Для счастья не требовалось многого — его рука, в которой он крепко сжимал мою, и его поцелуи. Он точно также приходил за мной, когда темнело. Сара и отец замечали только друг друга, поэтому никто так и не узнал, что я выбиралась в окно и убегала гулять с Хью. Мы бродили по Центральному парку или прятались под мостом у реки. Болтали ни о чем или обо всем на свете. Смотрели на звезды. Наш первый раз случился под огромным звездным небом, на его куртке. Ту ночь я не забуду никогда. Мы просто умирали от счастья и любви друг к другу. Хью был таким трогательным, таким нежным. Когда тебе шестнадцать, кажется, что все по плечу, дороги открыты, а самое страшное в жизни — потерять любимого. Я была уверена, что никто и никогда не разлучит нас, а если только попробует, то соберу вещи и сбегу с Хью. И он тоже говорил мне об этом.

Теперь, с высоты прожитых лет, я понимала, как это глупо. И уж, конечно, даже не думала, что он до сих пор ждет меня. Он и не ждал. Сложность заключалась в том, что из всех женщин Джорджтауна Хью выбрал ту, которую я теперь не могла считать чужой себе. Алиша — единственная, кто не посмотрел на меня с ужасом и презрением. Она решительно пресекла выходку моих сестер, которых я сама, к сожалению, слишком поздно раскусила. Будь на ее месте другая, я бы сделала одну крохотную попытку поговорить с ним при встрече. Объяснить причину отъезда и попросить прощения…

Но Алиша помимо того, что обладала даром милосердия, еще и всей душой любила Хью. И глядя на их пару, я поняла, что судьба так не смеялась надо мной даже тогда, когда позволила мистеру Дружечу вмешаться в мою жизнь. Если бы только я набралась смелости позвонить и объяснить Хью все, когда уехала из лечебницы…

…Дружеч говорил правду: его поместье оказалось огромным. На полях, окружавших старинный, длинный как футляр, двухэтажный дом из красного кирпича можно было спокойно играть в гольф. При доме имелась конюшня, хозяйственные постройки, колодец. От ближайшего города мы добирались сюда на такси минут двадцать.

— Вы живете здесь один? — ахнула я, пока стояла у машины и ждала, когда Дружеч расплатится с водителем.

— Нет, конечно, — такси отъехало, и он подошел ко мне. — Здесь живут все, кого мне удается найти. Кто-то приходит, кто-то уходит. Не бойся, тебе не будет одиноко.

— Я не боюсь. Меня полгода держали одну. Привыкла.

— Знаю, — с сочувствием произнес мистер Дружеч. — Не думай больше об этом, все позади. Пойдем-ка внутрь, я тебя кое с кем познакомлю.

Внутри дом оказался еще более старинным, чем снаружи. Белая ажурная скатерть на столе в гостиной, скрипучие половицы, резная мебель. Лестница, двумя маршами уходившая на второй этаж. Тихо, только где-то от сквозняка стучала незакрытая ставня.

— Это ваш дом? — почему-то почти шепотом спросила я, оглядываясь.

Меня не отпускало ощущение, что на втором этаже обязательно должна быть галерея с портретами предков, а по ночам по коридорам бродит и звенит цепями привидение.

— Да, это родовое поместье, — ответил Дружеч. — Здесь ничего не менялось с тех пор, как я был маленьким. И не хочу менять.

Я кивнула, показывая, что понимаю его.

— А с кем вы хотели меня познакомить?

— Пойдем в кабинет. У меня там очень удобно все обустроено.

Я последовала за ним по длинному коридору без окон, размышляя о том, что неплохо бы смыть с себя запах лечебницы и переодеться. Вот только из вещей у меня имелось только то, что было на мне. Оставалось надеяться, что Дружеч поможет решить и эту проблему.

Его кабинет поразил меня количеством мечей, кинжалов и ножей, развешанных во всю стену слева от входа. Неплохая коллекция, стоившая, по всей видимости, немалых денег. Напротив входа стоял стол с двумя креслами перед ним. Справа пространство отгораживала непрозрачная штора, за которой я расслышала какую-то возню.

— Присядь, — Дружеч указал на одно из кресел, а сам обошел и уселся за стол.

Я не могла не отметить, что, хоть дом и старинный, на столе Дружеча находился вполне современный ноутбук, а, судя по проводам, и подключение к интернету имелось. Тут же, на углу стоял телефон. Меня обожгла мысль о Хью. Но едва я протянула руку, как Дружеч схватил и сжал мои пальцы так, что я вскрикнула от боли.

— Что это ты собираешься делать, девочка? — с угрозой в голосе спросил он.

— Пожалуйста, мне нужен только один звонок! — взмолилась я. — Только один! Короткий!

— Поверь, Монтгомери сделал все, чтобы твои родители думали, что я тебя все в порядке.

— Причем здесь родители? — я попыталась выдернуть пальцы, но хватка Дружеча оказалась железной. — Они обо мне и сами не вспомнят. Мне нужно позвонить Хью.

— Глупая затея. Ты его любишь? Я уже говорил, что таким, как мы, нельзя любить.

— Но я должна с ним поговорить! Мы не попрощались! Как вы не понимаете?

— Ладно, — Дружеч, наконец, отпустил меня и кивком указал на телефон. — Позвони ему. Позвони, и завтра же про это узнают родители. А я больше, чем уверен, что Монтгомери до этого часто намекал им, что тебе не дают телефон, чтобы не доводить до припадков. И они начнут раскапывать это дело. Захотят тоже с тобой поговорить, раз ты звонила.

— Я скажу Хью, чтобы он никому не говорил о звонке.

— Дослушай меня. Если кто-то узнает, что врачи продают больных из лечебниц, что, по-твоему, будет? Я говорю сейчас не о себе или Монтгомери. О таких же, как ты, несчастных, которым никто не поможет, кроме меня. Кроме нас с тобой. О чем ты думала в тот день, когда я нашел тебя?

— О смерти, — я опустила голову, вспоминая, как хотела проткнуть себе горло заколкой, и покраснела.

— Представь, что где-то лежит такая же девочка и тоже думает о смерти. Кто ей поможет? — Дружеч вдруг грохнул кулаком по столу и заорал. — Мы не можем ставить годами наработанное дело под угрозу только из-за того, что ты кому-то что-то недорассказала. Это эгоистично! Ты не имеешь больше права думать только о себе. Я купил тебя. Ты принадлежишь моему делу!

Он, тяжело дыша от волнения, откинулся на спинку кресла и указал на телефон.

— А теперь звони. Если готова взять на себя ответственность.

Я поняла, что не могу.

…Хью опустил голову, поковырял носком ботинка землю, развернулся и побрел прочь. Я проводила его взглядом до самого угла. Потом вернулась в кровать, понимая, что быстро уснуть вряд ли удастся. Ужас охватил при одной мысли о том, как Хью, благоухающий эмоциями за километр, пойдет по ночным улицам домой. Темнота таит в себе самых разных тварей. Например, таких, как та желтоглазая из парка. Пришлось успокаивать себя мыслью, что он не маленький мальчик и сможет за себя постоять. И надеяться, что Хью оставил машину где-нибудь неподалеку. Дружеч был прав. Чертовски прав во всем.

— Ну-ну, — сказал мистер Дружеч, когда я немного успокоилась и перестала плакать. — Ты приняла верное решение. Лучше оторвать от себя прошлое сейчас. Дальше это будет больнее, поверь мне.

— Легко сказать…

— Мне не легко. Я тоже любил. И знаю, о чем говорю.

— Вы тоже бросили любимую без объяснений?

— Нет, — он выдвинул верхний ящик стола и достал черно-белую фотографию в деревянной рамке. — Анна. Моя сестра.

Девушка, чье фото я держала в руках, была одета в строгое платье с кружевным воротничком. Черты лица, выражение глаз — не оставалось сомнения, что Дружеч говорит правду.

— Мы с ней родились двойняшками, — продолжил он, глядя словно сквозь меня, — а ты знаешь, что такое двойняшки-эмпаты?

Я отрицательно мотнула головой.

— Мы чувствовали себя как единое целое. Помню, она падала и разбивала коленку, а я мог полчаса плакать от боли в ноге. Однажды я неудачно спрыгнул с пони и сломал руку. Мать металась между нами и не могла понять, что происходит — мы оба орали как резаные, — Дружеч усмехнулся. — А потом мы выросли, и Анна влюбилась. К тому времени мы с ней уже уехали из родительского дома и жили в городе.

Он внимательно посмотрел на меня, словно размышляя, стоит ли продолжать.

— Это может звучать дико, но я тоже полюбил его. Нет-нет, никакого физического влечения. Просто мне хотелось быть с ним рядом, разговаривать, делиться мыслями. Штефан, так звали молодого человека Анны, воспринял это с моей стороны, как знак дружбы. У нас сложились идеальные отношения.

Дружеч улыбнулся так, как улыбаются люди, глубоко погрузившиеся в воспоминания. Затем его брови нахмурились.

— Анна и Штефан возвращались как-то поздно вечером домой из театра. Их убили жестоко и беспощадно. Феромагеры. Из Анны выпили все жизненные силы. Штефана просто забили — им нужно было, чтобы она смотрела, нужны были ее троекратно усиленные ужасом эмоции, — его губы задрожали и поджались. — В один момент я разом потерял двух самых любимых людей.

Я сидела ни жива, ни мертва, слушая его рассказ и словно на себе проживая охватившие собеседника чувства.

— Убийц искали, но не нашли. Сначала я винил во всем Штефана, ведь если бы Анна его не полюбила, то была бы со мной. Была бы жива… потом я стал винить судьбу. Природу, которая создала нас такими уязвимыми и притягательными для чудовищ. Уехал в Англию, где учился боксу. Потом в Китай, чтобы постичь единоборства. Я хотел убить всех феромагеров, которые попадутся на пути. Мстить.

Дружеч поднялся и поманил меня за собой. Подойдя к занавеси, из-за которой я слышала шорохи, он схватил за край и отдернул ее. Я взвизгнула. Там оказалась довольно просторная металлическая клетка с толстыми прутьями решетки, за которой сидела женщина. Точнее, пол ее можно было определить только по выцветшему поношенному платью до колен и длинным седым волосам. Она была настолько худа, что напоминала обтянутый кожей скелет. Увидев меня, женщина с разбегу бросилась грудью на решетку и протянула ко мне тощие руки со скрюченными пальцами.

— Мы ее не кормим, — пояснил Дружеч.

Я схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть — колени подгибались от страха, и нестерпимо захотелось в туалет. Женщина продолжала биться о решетку, а Дружеч подошел, скрестил руки на груди и спокойно оперся спиной о прутья совсем рядом со страшной узницей. Она могла бы легко вонзить в него свои когти, но почему-то смотрела только на меня.

— Удивлена? — спросил Дружеч, словно прочитав мои мысли. — Вот также и я был удивлен, когда вышел мстить. Я ожидал, что враги набросятся на меня, что мы будем драться на равных. Но они равнодушно проходили мимо, а на мои попытки затеять ссору отвечали бегством. И тогда я понял, — он постучал себя пальцем по лбу, — что они меня не чувствуют.

— Это как? — выдавила я.

— Ты боишься. Ты пахнешь. Я не боюсь. Меня не замечают. Для этого ты здесь. Я научу тебя не бояться. Научу постоять за себя. И когда ты сможешь войти к ней в клетку, — он указал себе за спину, — и выйти оттуда живой, я пойму, что твое обучение окончено.

Я открыла рот, но не смогла выдавить ни звука. В голове крутилась мысль, что вот-вот испорчу ковер в кабинете Дружеча, если он не спрячет это чудовище. Но он, видимо, сжалился и задернул штору. Судя по звукам, женщина биться не перестала, но теперь, не видя ее, стало спокойнее.

В этот момент дверь открылась, и в кабинет вошел лысый мужчина средних лет, одетый в рубашку с вязаным жилетом поверх нее, как любят одеваться ботаники и старые холостяки, живущие с матерями.

— О Боже, какие запахи у вас тут витают! — со смехом произнес он.

— А вот и Тоби, мой старинный друг, — обрадовался Дружеч.

Я же, поняв, кто он такой, попятилась, желая вжаться в стенку или спрятаться под стол хозяина кабинета.

— Что с тобой? — удивился Дружеч.

— Он же феромагер!

— Успокойся, детка, я в завязке! — отмахнулся Тоби.

Я перевела непонимающий взгляд на Дружеча, но тот, нахмурившись, глянул на наручные часы и направился к выходу.

— Тоби сейчас все расскажет, мне надо срочно кое-что сделать.

Дверь за ним закрылась, оставив меня одну в комнате с двумя феромагерами. Какая комедия положений, подумалось мне. Здесь не было окон, а значит, и путей бегства. Тоби сел в кресло, которое до этого занимала я, и жестом предложил мне тоже присесть, но я отчаянно замотала головой и осталась стоять на месте.

— Познакомилась уже со Сьюзен? — спросил он, показав на занавеску. — Ну и чего так трястись? Не все же такие, как она. Мы обычные люди. Едим такую же еду, как ты. Пьем воду. Нуждаемся во сне и отдыхе. Просто… — он поднял глаза к потолку, подбирая нужное слово, — … мы наркоманы.

Его тон начал меня успокаивать, и я опустилась в кресло Дружеча, решив послушать, что будет дальше.

— Не скрою, — продолжил Тоби, — ты со своей юностью и эмоциональностью для меня как шприц с героином, который я бы с удовольствием пустил по вене. Но если осознанно отказаться от этого «удовольствия», — он поднялся, — то не умрешь. Переживешь ломки, научишься сдерживаться. Мы все — и феромагеры, и эмпаты — прежде всего, люди.

Он говорил разумные вещи, и я расслабилась. Дружелюбно улыбаясь, Тоби подошел и протянул мне руку для рукопожатия. Поколебавшись, я протянула ему свою. От него не исходило угрозы, а глаза смотрели ласково. Едва наши ладони соприкоснулись, как Тоби рывком вытащил меня из кресла и повалил прямо на стол, придавив всем телом. Растопыренными пальцами он обхватил мою голову. В глубине его зрачков я с ужасом разглядела дьявольский огонек.

— Ты уже мертва, детка, — пробормотал он, глядя на меня затуманенным взглядом. — Еще секунда, и я выпью тебя.

Я почувствовала, как его большие пальцы нащупывают уголки моих губ и растягивают их, проникая в рот, чтобы разжать челюсти. Тоби наклонился так близко, что его дыхание щекотало мое лицо.

— Черт возьми, отчего же ты так боишься феромагеров, крошка? — мне показалось, что еще секунда и он меня поцелует. — Они же слабее тебя. Я — слабее тебя. — Тоби вдруг грубо встряхнул меня. — Ну, делай же что-нибудь!

— Вы так неожиданно напали! — закричала я в ответ. — Что я могу сделать?!

— Ни один феромагер не станет ждать, пока ты подготовишься к нападению. И предупреждать не станет. Или ты реагируешь моментально, или ты мертва. Ну?

Его глаза потемнели. Я почувствовала, что задыхаюсь. Тоби оказался тяжелым, спихнуть его не удавалось. Я скребла ногтями стол в тщетных попытках вырваться. Стоило уехать из родной страны на край света, чтобы умереть от руки феромагера! Мысленно я попрощалась с жизнью. Жаль, что не попрощалась с Хью…

Вдруг под руку попалось что-то тонкое и длинное. Не отдавая себе отчета, я схватила предмет и ткнула им наугад в Тоби. Раздался короткий крик боли, он отпрыгнул в сторону, оставив меня откашливаться и сползать со стола.

— Молодец, — коротко бросил Тоби, выдергивая из плеча остро заточенный карандаш.

Его лицо моментально разгладилось, словно не он только что кричал на меня и грозился убить. Прошагав через кабинет, Тоби распахнул дверь и выглянул в коридор.

— Вацлав! Можешь уже зайти. Ты, как всегда, не ошибся в выборе.

Это был мой первый экзамен. Самый легкий из всех, которые предстояли.