Монахи воткнули заступы в вершину кучи, начали стягивать свежую землю вниз. Комья посыпались лавиной, заваливая серое полотнище.
— Прах к праху. Грязь к грязи и в грязь…
Высота молниеносного движения не уловил. Марселин коротким тычком в плечо чуть развернула стенлаза… Следующий удар пришелся в подбородок.
Хото не устоял на ногах. Упал на спину, ошарашено покрутил головой.
— Ну ты и тварь!
Высота лежал на камнях, глядя на девушку. Та же, встав над поверженным противником, коснулась рукояти чинкуэды, но, лишь плюнула ему на грудь и, крутанувшись на пятке, ушла. Вслед за воительницей потянулись и остальные. На лежащего стенолаза косясь крайне неодобрительно. Ну хоть не плевали, уже хорошо.
— Вставай, — протянул руку Бьярн.
Хото помощь принял, не кобенясь. Старик выдернул его вверх, поставил на ноги. Заботливо отряхнул. Стенолаз коснулся двумя пальцами подбородка. Кивнул вправо-влево. Тут же скривился.
Монахи, посматривая на двух оставшихся наемников, засыпали могилу, в которой упокоилась Мэйви и малая часть Йоржа.
Рядом чернели еще могилы. В одной лежал Бригг, в другой — арбалетчик из компании Мартина. Хото его имени не запомнил — слишком много новых лиц, а голова одна — всех не упомнить. За стрелком — монах, которого убило собственное оружие… Дальше тянулись старые, просевшие. На некоторых не было никаких отметок — ни камней, ни плит. Вот так пройдет лет двадцать, никто и не вспомнит, кто где.
Высота посмотрел на розовеющее солнце, понемногу выбирающееся на небосклон. Еще немного, и запоют рожки, подавая сигнал к бою…
Высота потер ноющий подбородок.
— Он, предав ее любовь, погиб, пытаясь убить злодея. Она, узнав, повесилась от горя. Песня, чтоб ее…. Выдумка плохого поэта! Жаль, стихосложенье не мое. А то сочинил бы! И осталось бы в веках. В любом кабаке слезами, чтобы умывались! И срать, что дохлый герой был тем еще кобелем и ворюгой. А дама его — и вовсе блядовала направо и налево. Зачастую даже не за деньги, а по веленью левой пятки. А на ее могиле, похмельное говно еще и грязно шутило…
— Сам не сложишь, запомни, и перескажи другим. Вдруг да попадется пристойный поэт. А не этот, недоубийца… Если повезет, то сложат и споют так, что всем, и в правду, будет плевать на то, кем они были при жизни.
— Главное, теперь штурм пережить. А то уйдет все в землю вместе с нами. К ним. Только нам даже могилы не достанется. Сволокут в кусты за ноги, да бросят. А то и так оставят.
— Переживем, не ссы.
— Откуда такая уверенность, Бьярн?
Старик пожал плечами, устремил взгляд куда-то вдаль, за горизонт.
— Ты заходил в собор?
— Что я там не видел? — фыркнул Хото. — Мрамор и фальшивую позолоту? Все храмы похожи. Видел один — видел все.
— Надо было бы пройти чуть дальше. Тогда бы понял, что к чему. И что есть, ради чего пережить этого ублюдка.
— Та фреска? — удивился Высота. — Она и тебя свела с ума? Будешь тому малохольному краски растирать, надеясь, что он сумеет повторить? Ебанулся ты, старик, точно тебе говорю!
— Тебе говорили, что ты та еще гнусь?
Хото кивнул.
— Миг назад, я валялся на жопе из-за этого. И чуть челюсть не сломали. Так что, моя гнусность — вот совсем не открытие, знаешь ли.
— Я и сам не лучше. Но иногда стоит пробовать стать лучше. Хотя бы за пару дней до смерти.
— И в чем выгода-то? В смысле, чтобы стать лучше? Или думаешь кровью наемников Руэ смыть свои грехи? По одному на один?
Бьярн заулыбался, словно Высота сказал что-то очень смешное.
— Чего лыбишься, как параша? — неожиданно грубо уточнил Хото.
— Эк тебя! Надышался тюремного духу от каторжников?
Высота неопределенно помотал головой.
— У сиятельного рыцаря Руэ не хватит народу, чтобы смыть все мои прегрешения. Ибо список долог, скорбен, но местами забавен, врать не буду… Не в этом дело. А в справедливости!
— Помнится, когда я прошлый раз слышал про справедливость, дело кончилось двумя дюжинами трупов. Как мы тот кабак не спалили…
— А потом и наш общий друг помер. И даже не один, — поддержал Бьярн. — Но тут не та справедливость, о которой так любил рассуждать Фра. Хотя «Башмак» надо было сжечь все-таки. Клопы там — просто ужас! Настоящие каторжники.
— Ты что-то о справедливости говорил, не? — напомнил Хото. Его начинало слегка мутить. Похоже, удар Марселин окончательно перемешал в кашу содержимое черепа…
— Если его уроды меня переживут, то продолжат убивать и грабить.
— И насиловать, — подсказал стенолаз.
— И насиловать, — согласился Бьярн с мечтательной улыбкой на бледном лице. — А я уже не смогу в этом участвовать. И это будет полнейшей несправедливостью. Обидно?
— Конечно, — согласился Высота. — Но что тогда нужно сделать?
— Как это «что?» — поразился рыцарь. — Убить их всех нахуй!
С каждым мгновением Высоте становилось все хуже и хуже. Ноги подкашивались, голова кружилась. К горлу то и дело подкатывали волны тошноты. Но блевать было нечем — даже желчь кончились. Только и оставалось, что терпеть мучительные спазмы, когда, казалось, желудок так и выпрыгнет наружу…
Хото медленно тащился к лестнице на стену. Мимо пробегали наемники и монахи. Разбегались по местам. На стенолаза никто не обращал внимания. Про то, чтобы помочь, и вовсе речи не шло. Даже Бьярн, и тот куда-то делся.
Высота с трудом переставлял ноги. Каждый шаг давался все сложнее и сложнее. Наконец, все запасы сил и воли у стенолаза кончились. Он, как стоял, так и сполз, растянувшись на плитах дорожки. Сознание не спешило покидать обессилевшее тело. Но толку все равно не было. Хото пытался встать. Но получалось как у сухопутной черепахи, перевернутой на спину злыми мальчишками. То есть, никак.
Под ребра прилетел неожиданно острый пинок. Высоту перевернуло на живот. Тело снова передернуло от рвотного спазма. Его кто-то ухватил за шиворот, приподнял.
Женский голос вонзился в ухо:
— Ловчий, не позорь себя и меня!
Хото вяло отмахнулся. Тут же получил щелчок по уху. Не больно. Скорее, обидно.
— Эй, ты! Бегом за водой!
Высота обрадовался было — в горле пересохло так, что огонь поднеси — вспыхнет выдержанной берестой! Кружка воды была бы кстати… Беги, монах, быстрее беги!
Но вода полилась сверху. И не полилась! Хлынула водопадом! Ледяной холод пробрал до мельчайшей косточки. Высоту пронзила крупная дрожь.
Очередной пинок перевернул его на спину. Злющая, как дюжина тигуаров, Марселин стояла перед ним.
— Тебе еще раз сказать, Хото по прозвищу Высота? Вставай!
Будто для пущей убедительности, за стенами заревели горны, затарахтела дробь барабанов…
— Сейчас, — простонал стенолаз, — сейчас встану…
Марселин склонилась к нему. Ее лицо оказалось напротив.
— Мастер, ты то еще говно, но ты нужен. И мне тоже!
— Спасибо на добром слове, — кивнул девушке Высота. — И за честность спасибо.
— Обращайся. И поднимайся. А то загоню наверх пинками.
Хото оттолкнулся от плитки обеими руками, поднялся. Дрожь в ногах не прошла. Но кое-как идти получалось. Ну и крепкая рука, ухватившая за шиворот, оказалась очень к месту. Без нее Хото поднимался бы по ступеням вечность. Не ступени — утесы! Но любой утес можно преодолеть…
Взъерошенный стенолаз и опомниться не успел, как оказался на стене, на своем месте. В руки ему сунули заряженный арбалет. Еще четыре ждали рядом в хитрой рамке, прикладами вверх — хватай, целься, пали! За спиной — молодой монашек, с крюком на поясе и юношеской решительностью во взоре. Хлопнул по плечу мрачный Рош, подмигнул с другой стороны веселый Бьярн. За стариком виднелись рыжие «рожки» Марселин и белобрысые лохмы ее верного спутника. Определенно, до сих пор опечаленного — именно паренек нашел девчонку, сунувшись в те развалины…
Над тонкой пестрой линией обороны пронесся вопль Мартина:
— Целимся в глаз, господа! Не портим шкуры!
Приклад арбалета мягко толкал в плечо. Тяжелая стрела срывалась, улетала. Хото особо не целился. Каторжники перли тесным строем, и промазать риска не было. Куда-то да попадал! Стенолаз, не глядя, протягивал «пустой» арбалет за спину, где его тут же принимали. Брался за заряженный и снова бил.
Пока первые добежали до стены, Высота выстрелил шесть раз.
Перегнувшись через парапет, всадил седьмую стрелу в лицо кнехту, забирающемуся по выступающим камням. Болт вошел точно под шлем, в переносицу. Воин повисел немного, скребя пальцами по истертому граниту. И полетел вниз, ударяясь о камни. Разлетелась вдребезги голова, мелькнули переломанные руки. Хрясь! Упал среди тех, кого стрелы поймали раньше. И что толку было забираться выше, если можно было умереть внизу, не вспотев и не ободрав пальцы?
Высота шевельнул губами, произнеся короткую, в пять слов молитву об упавших с высоты. На долгую времени не хватало — пара каторжников уже были у самого парапета. Еще немного, и окажутся на стене…
Стенолаз завопил что-то яростное. Обрушил приклад одному по голове, чувствуя, как сминается легкий шлем под твердой деревяшкой. Но настырный каторжанин не сдавался. Рычал, ругался, но по-прежнему цеплялся за камни. Хото ударил со всего размаху. Впечатал обтертый приклад в лицо, смяв в кровавую кашу. Враг сорвался, повис на одной руке. Пытался ухватиться левой. Скользил бессильно…
— Да сдохни ты уже! — попросил Хото, пытаясь дотянуться оружием.
Просьба подействовала. И злодей упал, кувыркаясь по покатой стене…
Второго, чьи пальцы уже коснулись края, сбил меч Бьярна, вовремя подскочившего сбоку, развалил голову пополам.
— Не спи, ловчий! — проорал рыцарь на бегу, кидаясь к очередному врагу, переваливающемуся через парапет.
— Я загонщик! — прошипел Высота. Потянулся за заряженным арбалетом. Но рука встретила пустоту. Стенолаз оглянулся. Монашек лежал, подтянув под себя ноги. Таращился стеклянным взглядом. В животе торчала стрела, а через грудь тянулась широкая рана. Рядом лежал и убийца. Безголовой кнехт с топором в руке. Бьярн или Марселин?..
Нет, рыжая сцепилась сразу с двумя. Вряд ли она. Белый, значит…
Хото выхватил саблю, метнулся, поскальзываясь на свежей крови. Ударил бронебойным кончиком сабли в затылок одному из противников Марселин. Тот всплеснул руками, выронил меч. Второго, начавшего поворачиваться в сторону новой угрозы, рыжая пронзила копьем насквозь. Длинный обоюдоострый клинок вылетел из спины, с хрустом перерубив позвоночник и пробив легкую кольчугу.
— Гыр на вас! — радостно заорал Высота. Тошнота и слабость пропали. Даже кисть левой руки, тугоперемотанная грязным бинтом не болталась безжизненным куском мяса.
— Ааагрх! — поддержала его Марселин. Отсалютовала окровавленным копьем.
— Помогайте! — прошипел гигантским удавом Бьярн, зажатый сразу тремя противниками.
Хото перекинул саблю из руки в руку. И швырнул себя в схватку.
Бьярн свалил очередного, ловким ударом снеся тому левое плечо, вместе с рукой и баклером. Свежеобрубленный калека вытаращился на фонтан крови, бьющий из него. Раскрыл было рот в крике. Заслуженный клинок снес верхнюю половину черепа. Пинок в грудь обрушил мертвеца, еще не понявшего, что он умер.
Рыцарь перешагнул через труп, оглянулся. Пошел на очередных кнехтов, оказавшихся на стене.
Те развернулись навстречу новой угрозе, вывели клинки в позицию. Бедняга Рош, получивший по шлему добротный удар, медленно уползал на четвереньках, мотая головой. Его помощник, зажав перерублено горло, с ужасом сипел, глядя на свою кровь.
Старик захохотал сквозь боль, пронзающую ребра. Поднял меч над головой.
— Вы! Ебанные ублюдки! Я вас всех выебу, нахуй! Ко мне, бляди!
Кнехты переглянулись, нехорошо оскалились и кинулись на рыцаря. Слаженно, по отлично сыгранной схеме. Первый бьет в голову, второй в корпус, третий — куда попало, лишь бы противник отвлекся. Бьярн с трудом отбил несколько ударов. Последний скользнул по кирасе, проскочив в ладони от шеи.
— Помогайте! — во всю глотку завопил рыцарь, отмахиваясь от наседающих противников.
Каменным ядром, выпущенным из катапульты, в спину кнехтам ударил Хото. Рассек одному затылок, пробил второму печень, подсек третьего под колени…
Бьярн упер меч в плиты, оперся всем телом, пытаясь перевести дух.
— Не поверишь… Хорек… Я рад тебе…
— Поверю! — оскалился окровавленный Высота и, отсалютовав саблей, кинулся дальше, на подмогу двум братьям из компании Мартина. Разведчики сцепились со здоровенным рыцарем. Тот отмахивался поллэксом, братья колотили его клевцами, дырявя броню. Но перевеса пока ни за кем видно не было.
— Ничего, ребята, ничего, — простонал, пытаясь разогнуться рыцарь, — обождите чуток… Сейчас передохну, да подойду… Вы только дождитесь…
На стену мягко, как огромные мяуры, спрыгнули двое. Бьярн поднял взгляд. Нет, не каторжники, и даже не кнехты. Рыцари Руэ… Тут-то ему и пиздец настал, что и говорить!
— Лучше уж, конечно, помучаться, — выдохнул старик и поднял меч.
Рыцари, переступая тела убитых и умирающих, начали обходить Бьярна.
Старик дрожащими руками поднял меч. Сил не оставалось. Мучительно разболелось правое, калечное, и так и не зажившее толком плечо.
— В сторону, — рыкнул со спины знакомый голос. — Съебал!
Бьярн отшагнул, прижался боком к стене. Навстречу рыцарям-разбойникам шагнул Мартин и Высота.
Ветер развевал черную бороду ди Бестиа. И меч его смотрел в грудь противнику. А стенолаз, чья сабля так и гуляла, выписывая восьмерки, заливисто смеялся, упиваясь собственным хохотом. Так смеются сумасшедшие. Или те, кто почти перешагнул грань меж разумом и безумием.
Рыцарь и ловчий были молотом. Наковальня же стояла за спинами врагов. И неугомонный ветер трепал рыжие волосы — чей-то меткий клинок срубил половину короткой косы.
— Не, это вам пиздец пришел, — ухмыльнулся Бьярн, с трудом разгибаясь. Спина трещала и звенела. Но ничего так не радует, как победа, пусть даже и маленькая…
Рыцарь сделал пару шагов вперед, пнул подкатившуюся голову в глухом шлеме, собравшись, закинул меч на плечо. И встал, подобно статуе, готовый к очередной схватке.
Мартин воткнул свой меч противнику в бедро. Провернув, выдернул. Кровь из перебитой жилы плеснула в лицо. Раненного добила Марселин, вонзив в спину копье. Рыцарь упал на колени, царапая пробитую грудь. Рыжая ударила его ногой в затылок, выдергивая древко. Ди Бестиа захохотал. Теперь он понимал чокнутого стенолаза… Или думал, что понимает.
Стенолаз же, будто опытный дровосек, двумя ударами подрубил шею вышедшего на него рыцаря, распластав ее третьим. Голова укатилось под ноги согнувшемуся Бьярну, звеня по камням шлемом.
Старик прошептал что-то, начал вставать, опираясь на меч…
Но разглядывать долго не получилось. На ди Бестиа кинулись новые противники. Рыцарь и до того не слишком хорошо владел высоким искусством фехтования — всю жизнь его спасали от ошибок тяжелая броня и длинный меч. Здесь же, на заваленной трупами стене, как и на палубе при абордаже, всякая изящность, тем более, забывалась мгновенно. Оставались простейшее. Удар, выпад, меч на меч. Клинок скользит по вражескому, вонзается ему в рот, выходя сквозь затылок. Меч потянуть, освобождая. Слыша, как скрипят зубы по стали…
Внезапный удар под колено сбил с ног. Мартин тяжело упал, выронив меч. Начал подниматься, понимая, что каждый миг промедления делает его на шаг ближе к смерти.
Не успел. Точно раскаленный вертел вонзился в правую ногу. Следующий удар обрушился на спину. Жалобно затрещал хребет. Ди Бестиа схватился за рукоять чужого тесака, развернулся. Успел отбить клевец, летящий сверху, в ключицу
Противник в знакомом багровом доспехе… Ну надо же! Не усидел, самолично явился!
Руэ занес клевец над головой, готовый добить упавшего. В рыцаря врезался кто-то ужасно знакомый, в красном же гамбезоне, в старой кирасе. С жуткой дубиной, окованной железом.
Мартин ворочался, пытаясь встать.
Сиятельный рыцарь Скарлетти ди Руэ и отставной сержант Стьюи Ле Гару сцепились в отчаянной схватке. Клевец и окованная оглобля бывшего монаха так и мелькали. Грохот стоял, будто в день Создания. Еще немного и посыпятся молнии с неба…
Мартин поднялся. Тут же упал. Левая нога и до того не жаловала здоровьем. Правая же, была или насквозь пробита, или все кости стали трухой.
К нему на выручку кинулся Высота. Мартин улыбнулся неугомонному стенолазу, кивнул. И понял, что не может поднять голову. Тьма захлестнула старого солдата. Он повалился лицом вниз. Упал как старое дерево, подточенное острыми топорами.
Ди Бестиа свалился бесчувственным кулем. Так падают мертвецы или те, кто вот-вот умрут.
Высота зарычал, словно бешеный мяур. Стенолаза атаковали два кнехта. Оба с треугольными пехотными щитами. Точно такой достался Бригу. Не спас он стражника… И этих не спасет!
Хото наскочил, запутал блеском клинка. Подпрыгнул, оттолкнулся в полете от стены, резко сменив направление. Приземлился на кромку щита, за которым виднелись перекошенные злостью глаза, ударил сверху вниз коротким движением. Тут же отпрыгнул, чтобы не попасть под падающую тушу мертвеца…
Удар в правое плечо сбил Высоту легко, как невесомое поленце. Стенолаз отлетел, врезался в камни. Пополз по ним. Копье ударило совсем рядом, обдав лицо каменным крошевом. Высота нырнул, проходя в ноги кнехту. Тот поддел его сапогом. Стенолаз снова отлетел в сторону.
Скалящийся кнехт подходил все ближе. А сил, чтобы встать уже не было…
Вдруг кнехт остановился. С удивлением поглядел на оперение болта, торчащего из-под ключицы.
— За Сиверу! — нелогично, но громко вопил белобрысый паренек. Предпоследний из банды покойника Рэйни.
Стенолаз оттолкнулся всем телом, сбил врага с ног. И понял, что падает вместе с ним через невысокий парапет…
Лукас выстрелил в кнехта, спасая Высоту. Швырнул разряженный арбалет в каторжника, схватился за корд, полосуя ошеломленного противника… Лицо, горло, руки! Выпад! Клинок вонзился меж ребер, достал до сердца. Враг упал, утягивая оружие за собой. Изморозь выпустил рукоять, подхватил короткое копье, валяющееся рядом с кем-то убитым ранее…
Мимо пролетела туша Кэлпи, вмазалась в камни так, что сами стены затряслись. Привратник были или мертв, или потерял сознание.
Лукас в испуге оглянулся.
На него надвигался гигант в багровых доспехах. И было не разобрать, чего же больше на стальных пластинах— краски или крови. Навстречу ему, встав перед Лукасом, шагнула Марселин.
Самого боя Изморозь не разглядел. Слишком все быстро произошло… Удары слились в один нескочаемый глухой стук. А потом, раз…
И рыжая лежит на спине, а «багровый», перехватив меч, заносит его для последнего удара…
Лукас двумя прыжками подскочил, ударил копьем в бронированный бок. Перо сломалось, бессильно скользнув по ложбинкам на доспехе. Рыцарь начал медленно поворачиваться. И Изморозь, изо всех сил, ударил поломанным копьем точно в прорезь шлема.
Оружие удивительно легко скользнуло в темноту, где, казалось, светятся мертвецким огнем проклятые глаза. Без сопротивления вошло в мягкое…
Гигант охнул, потянулся огромными ручищами к голове…
И рухнул.
Лукас кинулся к Марселин.
Девушка с трудом дышала, из уголков рта с каждым вздохом стекала кровь.
— А ты хорош, студент. Может, война твоя судьба, а? Подумай… — и замолчала, закатив глаза.
Изморозь осторожно поцеловал рыжую в бледнеющий лоб. Поднялся. Доковылял к мертвому кнехту. Выдернул свой корд из ребер трупа.
Что ж! Кого-нибудь еще, он сегодня обязательно убьет. Рыдать и размышлять же, станет потом. Когда все закончится.
Рядом не было никого из своих — оборона на стенах еще продолжалась. Рыцарь ведомый неизвестным чувством, понял, что должен прийти сюда. И пришел как раз вовремя.
У входа в собор лежал убитый отец Вертекс. Опознать его можно было только по рясе — старого настоятеля били по голове мечами… Сразу за могучими дверями, ползал в луже своей крови послушник, который все пытался постигнуть секреты давно умерших мастеров. Пареньку отрубили все пальцы на правой руке, одним ударом. И врезали по лицу, превратив его в жуткую маску.
Рыцарь шагнул внутрь. Быстро идти не получалось, ноги заплетались. Но с каждым шагом становилось чуть легче. Старик подходил все ближе к фреске…
У нее толпилось с десяток кнехтов и рыцарь с замазанным гербом на небольшом щите. Кнехты деловито и со всем прилежанием стесывали мечами изображение. Точнее работали от силы двое, остальные морально содействовали. Возиться с какой-то мазней на стене после тяжкого боя никому не хотелось, также как и тупить клинки, замучаешься перетачивать!
— Не ждали? — прошипел Бьярн, выходя на освещенное сквозь высокие окна пространство. Получилось тихо, и старик, сорвав покореженный шлем, кинул его под ноги врагам.
— Эй, бляди! — без лишней куртуазности позвал старик.
Враги развернулись на шум.
Рыцарь, в свою очередь, тоже снял шлем.
— Вот так встреча, Бьярн! То-то я смотрю, мне показалась знакомой твоя белая борода!
— Здравствуй, Риксано, здравствуй… А я все думал, что же за вонь стоит над округой? А это мой старый знакомец!
— И я рад тебя видеть! Не поверишь, но вполне искренне рад, — враг усмехнулся. — Давай к нам, старый живодер!
— Вот прям так сразу? — даже удивился старик.
— А чего бы и нет? — удивился старый знакомый. — Наша взяла. Кто на стене остался, того дорезают. Если ты с кем-то и договаривался, тому договору цена — резанный медяк.
Бьярн оперся на меч, утер со лба пот. Собственная кровь показалась холодной — по жилам струился жидкий лед. Слишком много ран. Но чутьем старого воина Бьярн понимал, что еще не все потеряно. Надо лишь снять доспехи, отлежаться в тепле, да чтобы перевязки меняли почаще…
Кнехты, оглянувшись, подступились к стене опять. Дело житейское, господа лыцари утром друг дружке морды чистят, что лязг по всей округе, вечером клянутся в нерушимой дружбе, а на следующий день опять все заново… Круговорот рыцарской верности в природе!
— Прикажи своим людям прекратить, Риксано! — негромко попросил Бьярн.
— А то что? — рыцарь склонил голову на бок. Ухмыльнулся оценивающе.
— А то я вас убью.
— Ты⁈ — зашелся в смехе рыцарь. — Да ты ж на ногах едва держишься, дружище! Слушай, Бьярн! Я ведь серьезно! Кончай дурить. Ты же сейчас свалишься и помрешь. А так, отлежишься… Если Руэ против будет, то все за тебя скажут! И я, и Бертран, и прочие. Бьярн криво улыбнулся в ответ, отметив, что часть кнехтов, все же прекратила изображать бурную деятельность, и, перехватив оружие, начала обходить его с боков…
— Искушаешь, паскуда, — беззлобно отметил старик. — В наемники снова зовешь?
— Да ну, брось, — хмыкнул Риксано. — Это уже мелко! В Мильвессе пиздец, беда и содомия. Старая власть кончилась, а новая еще долго будет все в руку собирать заново. Законов нет, судов нет, владетели схлестнутся за свои старые обиды, у кого мечей больше, того и сила, это же просто праздник какой-то! Мы уйдем на покой богачами при своей земле! Я уже и замок присмотрел, хороший такой, ворота просто смех и грех, кулаком вынести можно, а хозяйкой одна лишь вдовушка! Я имущество приберу, на вдове женюсь, а потом она куда-нибудь денется. Может со стены упадет, может грибков не тех поест. И буду я уже не рыцарь Риксано, четвертый сын нищего рода, а Риксано аусф что-то там, запамятовал название. А ты хочешь свой замок?
— Не отказался бы, — улыбнулся Бьярн.
— Тогда в чем беда, что тебе за дело, до древних рисунков?
Старик тяжело вздохнул, чувствуя тяжесть доспеха. Плохо быть старым. Очень плохо. И умирать плохо. Но иногда приходится…
— Когда я помру, — негромко сказал седой воин, — то предстану перед Господом. И Он положит мои грехи на одну чашу весов, все убийства, насилие, все зло, которому нет счета. А затем спросит, есть ли хоть что-то, чем я мог бы уравновесить ее? Было ли хоть одно достойное дело в моей жизни. Что же я скажу ему?..
Теперь все кнехты прекратили работу. Кто-то продолжал стягивать кольцо вокруг странного и явно скорбного головой бронелоба. Кто-то поневоле заслушался. А чего, спешить то уж некуда…
— Дружище, это же просто! — рассмеялся враг. — Ты скажешь, что выбрал достойную жизнь без лишений и презренного труда, и наслаждался ею до последнего мгновения! А после пойдешь в ад, где тебя будет ждать хорошая компания! Кружка горячей смолы всяко будет покрепче любого вина! — Риксано беседа забавляла. А Бьярн уже понял, что подмога не придет.
Солдаты дружно расхохотались.
— Нет, Риксано, нет. Я скажу Ему…
Бьярн помолчал, чувствуя под рукой верный меч. Клинок иззубрился, потерял остроту, немало железа он сегодня порубил, извлекая души из тел. Но это херня и никчемные котяхи на хвосте, главное, чтобы не сломался! Прадед, конечно, поймет… Но к чему портить хорошую вещь?
— Господи, скажу я, в моей жизни было одно достойное дело, за которое не стыдно. Когда темные души пришли, чтобы разрушить благословенное Тобой чудо, я встал у них на пути. И убил их.
Бьярн ринулся вперед без крика и предупреждений, молча, как выпущенное из требушета ядро. Вломился в хилый строй пехоты и расшвырял их как боевой кабан. Крутнулся на месте, описывая мечом полный круг, не стараясь попасть затупившимся лезвием — стальной дрын сам по себе бьет как хорошая дубина и не застрянет в чьей-нибудь башке.
Заметил краем глаза движение — а вот кто у нас самый дерзкий и быстрый? — перехватил клинок левой рукой и поймал кнехта на удар от груди перекрестьем меча. Выбил глаз, тут же с разворота корпусом приложил рукоятью второго смельчака, так, что зубы полетели веером в брызгах крови.
— Я ваши трупы выебу, бляди! — проревел Бьярн и занес над головой страшный меч, на котором играл красными отблесками свет факелов…