Высокие отношения

Глава 11 Выбленочный узел, он же — стремя

Они потеряли слишком много времени, возясь с недобитком, который гирей повис на ногах. Пока добрались до гостиницы, пока снесли по узкой лестнице, пока протолкались сквозь узкие улочки… Без телеги и Бьярна вышло бы куда сподручнее! Могли уже сидеть под кустами, где-то за городской стеной и наблюдать, словно в цирке. Благо, стену и похмельный мяур переползет, буде возникнет у кого желание истратить на чудесную зверушку полкувшинчика красного пива, до коего пушистики весьма охочи.

Справедливости ради, в промедлении имелась и толика вины самого Хото. Не пил бы несколько дней подряд — знал бы что происходит, и куда быстрее действовал, без долгого мучительного похмелья и блевания на каждом углу. Впрочем, в огрехе Высота признался лишь сам себе, не торопясь озвучивать вслух. Командир прав и безгрешен по определению. Иначе он не воинский начальник, а обдрыстанное гиенье охвостье!

Острова готовились к захвату Сиверы не один день, и даже не неделю. Планирование выдавало долгую подготовку! Не успело еще эхо оттаскать по улочкам лязг схваток, как в центральных кварталах, на каждом перекрестке появились островные патрули. Притом, в сопровождении одного-двух портовских.

Патрули обыскивать проезжающих и проходящих пока не спешили, но смотрели внимательно, стреляя и рубя при первом подозрении. Тех, кто был одет в форму городской стражи, убивали на месте. Без разговоров.

Похмельный Хото опасений не вызвал — видно по лицу, что не боец, и уж тем более, не стражник, никоим образом. А вот Рошу с Бригом пришлось преодолевать опасный участок подворотнями и чердаками. Оттого ребята были живописно украшены лохмотьями паутины и голубиным пометом. И весьма этими фактом раздражены.

Хото с готовностью уступил вожжи Бриггу, зашагал рядом с телегой, готовый к неожиданной драке.

Восточные Ворота, через которые шел Восточный же тракт, были захвачены. Створки закрыть не удосужились — ну или не разобрались островные в полусломанном механизме, с выкрошенными зубами шестеренок и порванными ремнями, работающем только после обильных жертв духам Железа и воротным мастерам. Но поперек выстроились, перекрыв дорогу. Дюжина солдат, вооруженных до зубов. Восемь арбалетчиков с цаграми и павезами, четыре мечника. Несколько уродов Ратта, прячущих лица за повязанными тряпками.

Захват не обошелся без боя — площадь перед воротами, куда сходилось четыре улочки и три улицы, несла следы ожесточенной схватки — изрытая ногами земля, перевернутый воз, битая посуда, заколотая лошадь, разломанная лавка, с провисшим и порванным навесом, рассыпанные «головы» ярких, красно-желтых тыкв… Среди разгрома — десяток трупов — двое были в островных бригантинах, что делало картину малость приятнее — все же не избиение, бой! Хоть и не честный.

Еще четверо — застреленных — лежало головами к воротам, шагах в двадцати от островных, образовывая неровную, но весьма четкую границу. Шагах в десяти от убитых понемногу собиралась толпа.

Островные при виде все прибывающих горожан, волновались, тыкали взведенными арбалетами, потрясали мечами. Раттовские волновались еще больше — понимали, что маски их не спасут, если что.

Волноваться было от чего! Многие спешили покинуть город поскорее, до того, как на шпиле ратуши, набегающий с моря пронизывающий ветер, начнет рвать тяжелое белое полотнище с двумя крылатыми золотыми медведями. И желающих становилось все больше — сквозь Восточные Ворота шла самая короткая дорога вглубь континента, куда Острова после кунштюка с Сиверой сунуться побоятся.

До времени желающих пересекать «черту мертвецов» не находилось — никто не горел желанием получить в грудь тяжелую арбалетную стрелу, которую и не каждый доспех удержит, и лечь пятым. Но толпа глупа как самый глупый в ней, и совсем уж скоро должно было что-то произойти. Ведь любой страх имеет предел — когда проще рвануться вперед, чем истекать потным липким ужасом…

Среди островных дураков не было, и они тоже понимали, что еще немного, и, если не подойдет помощь, что-то случится. И вряд ли им это понравится! Хреновый волнорез из двенадцати человек и пяти предателей против многосотенной толпы! Тут надо мол сооружать, из полусотни головорезов! И чтобы пики в два яруса! И чтобы полностью ворота перекрыть, чтобы даже мелкой мышке хода не было!

Высота, прищурившись, наблюдал.

Стражники рвались в бой — он отлично понимал настроение подчиненных — пока ехали, не раз натыкались на убитых сослуживцев.

— Не спешим, господа, не спешим!

Стенолаз даже поспорил сам с собой, кто из островных станет тем, из-за кого погибнут остальные. У Кто первым разрядит оружие в негодующих сиверцев… Тот, высокий, светловолосый с длинным крючковатым носом, украшенным старым кровоподтеком или же юнец, с дергающимся кадыком и пятнами прыщей на изъязвленной роже? Или кто-то другой?..

Толпа заревела вовсе уж яростно.

Хото добродушно улыбнулся, похлопал Роша по плечу:

— Совсем скоро начнется мясо. Будь готов, возница!

— Всегда готов! — не оборачивясь, ответил тот.

Мелькнула завистливая мысль, что Дюссак неплохо воспитал своих ребят. А вот сам Высота, схватился за чужое поручение, и сразу ноги в руки, позабыв о своих…

Но долго грызть себя не вышло.

Кто-то швырнул камень, со звоном врезавшийся в шлем одного из мечников. Тут же хлопнули арбалеты. Разнесся смертный вой человека, который понял, что сейчас он умрет…

А потом сиверцы пошли на приступ.

По крыше колотил дождь. В такт ему, по красному дереву маленького столика, барабанили тонкие пальцы.

Ди боялась. Нет, не самих островных. Они ведь такие же мужчины как и все прочие существа, наделенные членом. У этих разве что больше денег и больше гонора. А так, мужчины как мужчины. Сверху, снизу, сзади, сбоку. Взять в рот, подмахнуть…

Ее тревожила неопределенность из-за прихода Островов.

В тех местах, куда заносила безжалостная судьба, власть нередко переходила из рук в руки. Зачастую, смена происходила не монетой, но мечом. Однако всегда было известно, чего ждать от того, кто пришел на смену невезучему предшественнику. Да и какие могут быть изменения в отношении к девочкам для удовольствий? Кто-то любил стройных, кто девушек в теле, кто-то брал двоих, кому-то одной было много… Кто-то предпочитал светленьких, кто-то был в восторге от девушек цвета Стефи… Вот и вся разница.

Но тут?.. Окажется еще монахом, яростно усмиряющем плоть. Как с таким жить?

На губах появилась улыбка — Ди вспомнила, как пару лет назад, бегал по пристани полуголый монах, укравший где-то штурвал. Бегал и кричал: «Шлюхи! Шлюхи!». Стража еле угомонила затейника. И с чего бы он так взволновался? Шлюхи и шлюхи, к чему столько радости?

— Идут! — шелестнул голос Хорхе.

— Спускайся и будь готов отворить после первого же стука! Начнем удивлять с порога.

— Как обычно.

Ди не видела привратника — его голос доносила переговорная труба, но готова была голову дать на отсечение, что тот на миг склонился в коротком поклоне, услыхав приказ хозяйки.

Женщина подошла к окну, выходящему на перекресток. Встала чуть в стороне, чтобы быть незаметной с улицы.

Ого! Серьезно! Кавалькада достойная! Пятеро спереди, дюжина сзади. И сам дож — или кого там поставили руководить городом вместо господина Фуррета, да будет его посмертие легким.

Нового хозяина описывали подробно — в «Русалку» сходилось много ручейков. И теперь, Ди, с легким волнением, выискивала сквозь затемненное стекло заочно знакомые черточки в лице.

Высок, крепок, чуть грузноват, в седле сидит уверенно. Прищур темных, почти черных глаз… Смотрит по-хозяйски, точнее, как полководец, прикидывающий как ему поступить с законной добычей, упавшей в руки словно перезрелый плод…

Ди почувствовала как теплеет внизу живота. Представилось, будто не Сивера — она упала в руки всаднику.

— Уже у самой двери! — голос Хорхе очень вовремя прервал наваждение.

— Бегу, бегу! — всполошилась женщина.

Ди спорхнула по лестнице вовремя — только успела привести в порядок дыхание, как раздался уверенный стук, оборвавшийся на пол-движении — Хорхе чуть поспешил с открыванием двери. Хитрая система рычагов!

Не успела она шагнуть навстречу, как женщину оттеснили ворвавшиеся в коридор телохранители. Следом шагнул и сам господин Сиверы.

Владелица «Русалки» улыбнулась своей самой обворожительной улыбки, многим мужчинам стоившей целых состояний.

— Мессир Юрг ди Шамли, полагаю?

Но островитянин в ответ не расплылся в сальной ухмылке, не зашарил липким взглядом по женскому телу, прикрытому тонким обтягивающем платьем, больше показывающем, чем скрывающим. О, нет!

Захватчик лишь искривил бровь, и, чуть наклонив голову вперед, отчего стал похож на атакующего быка, произнес:

— В каждом городе я стараюсь зайти в заведение подобного толка. В лучшее городское. В Сивере этим статусом обладает «Русалка». Об этом говорили все, кому я задавал вопрос. Такое единодушие редко, но многое говорит. И обязывает так же, ко многому.

Ди потупилась, прикидывая, кого бы из девочек отправить к дожу. Или лучше самой?.. Для надежности! Для надежности ли?..

— Нет, не для того, чтобы выслушивать стоны за свои деньги, — вернул ее к реальности голос Юрга, ставший мерзко-скрипучим и отвратительным, — отнюдь. Лучший бордель города, это, в какой-то мере, отражение самого города. Одна из скреп, удерживающую внутреннюю составляющую жителей от распада и погружения в хаос.

Внутри у Ди все оборвалось. Уж лучше бы монах со штурвалом…

— И что я вижу здесь? — Юрг протянул руку в тонкой перчатке, пропустил прядь ярко-синих (только позавчера подкрашивала) волос меж пальцев. — Здесь я вижу один лишь обман и маскарад.

Женщина замерла испуганной мышкой, предчувствуя страшное.

— Не стоит падать в обморок, моя недешевая. Я не прикажу сжечь дело ваших рук и прочих частей тела. Все же вы старались. А обманутые, чаще всего, сами хотели стать таковыми. Я всего лишь сделал для себя еще один вывод о городе. И его жителях.

Уже выходя, Юрг обернулся. Внимательно посмотрел на Ди. Растерянная женщина так и стояла на месте.

— Не спешите бросать все и бежать. Я ведь могу изменить мнение о городе. Или хотя бы к вам. Да и начинать сначала, в вашем возрасте…

— Не, ну ты видел того, с кинжалом⁈ — в который раз вопросил Бригг, тряся головой от восторга, смешанного с отвращением. — Как мы его! Раз, и только в стороны все полетело… Мне на ногу еще кусок налип! Волосы такие длинные…

— В гробу я его видел! — огрызнулся Рош. — И тебя туда отправлю, если еще раз ту гадость вспомнишь! Нашел, что вспоминать, мать твою!

— Господа, господа, — миролюбиво оборвал зарождающуюся свару Хото, — а ну-ка, позаваливали ебла, будьте любезны. Нашли занятье по душе — в кишкам чужих копаться! О своих подумайте!

Подчиненные благоразумно грызню прекратили, переглянулись неодобрительно. При чем тут кишки, право-слово? Тому, с кинжалом, телега голову колесом раздавила — так и хрупнуло яичной скорлупкой. О мозгах же разговор, не о внутренностях! Нет, командир у них, хоть и орел, но все странноватый. Очень невнимательный! По сторонам не смотрит! Надо же, брюхо с башкой перепутал. Совсем ведь разное!

Хото, уловив мысли бойцов, только покачал головой. Простые люди, дети деревень и сел… Ладно, надо играть теми картами, какие на руках, а не выпрашивать лучший расклад.

Из Сиверы, чуть не ставшей захлопнувшейся крысоловкой, они вырвались. Вырвались, впрочем, слово громкое, с перебором. Выехали тихо и чинно. Никто из них даже оружия не обнажил, хоть Бьярн и возился под мешками, искал свою любимую ковырялку. Ругался, разумеется.

Разорванные в клочья наемники даже не хрустнули под телегой — после того, как по ним пробежалось человек триста, целых костей в телах не осталось. Ну кроме головы того, с кинжалом

Первую лигу по Восточному тракту преодолевали долго — выехав за ворота, почти сразу уперлись в беженцев. И увязли. Сиверцы запрудили дорогу плотно — не объехать, по обочине не протолкаться, как грози, как не рви глотку и не размахивай кнутом.

Но Хото и сам не спешил, и бойцам не дал всласть поорать. Никчемушное баловство, так, глотку размять.

— Вы, друзья мои, вроде и умные, а всяко дураки!

«Друзья» переглянулись, но обижаться не стали до поры — пусть объяснит сперва, может, и вправду, где-то недопоняли мелочушку какую важную, все с ног на голову ставящую.

— На себя поглядите. Потом на меня. Мы с вами хоть немного похожи на важных персон, в честь которых надо погоню устраивать? С конями, криками, ловчими соколами?

Бригг заржал. Рош тоже не удержался от хмыканья.

— Вот, сами прекрасно понимаете. Не будет погони за нами, как и за прочими. Попались бы в городе, могли до утра и не дожить. А так, кому мы нужны. Сбежали и сбежали. О другом думать надо. К прежней жизни возврата не будет. Так что, едем не спеша и думаем, куда, собственно, мы едем. Заодно прикиньте, есть ли места, где вашему появлению будут искренне рады, и на плаху не потащат, а выставят стаканчик-другой.

Бойцы тут же погрузились в раздумья. Командир же, в который раз проявивший подлинно нечеловеческую мудрость, завалился на мешки, рядом с погребенными под ними Бьярном, закрыл глаза.

До ближайшей развилки трястись еще долго, в лучшем случае, в темноте проезжать будем. Хватит времени и подумать, и подремать.

А то последствия долгой пьянки хоть и слегка вышли из тела за счет беготни и треволнений, но все же не бесследно.

Снова заблажил Бьярн, почуял паскудник, что возле него свободные уши обнаружились. Волей-неволей, Хото прислушался — благо, бредил рыцарь завлекательно, рассказывая неведомому другу-сортанику некоторые перипетии трудной солдатской жизни.

— Помнишь, Мартин, как ты хвастался, что среди трупов ночевать пришлось? Ну ладно, не хвастался, рассказывал. Прости старика, совсем из ума выжил, вот и путаю кто что говорил. Но помню же, помню! Шарм брали. Долго брали! Кучу ребят под стенами положили. Но все же одолели! И что? Что-то! Тридцать семь человек пленными! Ну и крестьян с сотню, но тех кто считал? Ну да, с крысами земляными все просто — порубили, да в ров. А с наемниками так просто не вышло. Их всех, на одном дереве! Тридцать семь человек! И висят, понимаешь, как раз над тем павильончиком, где моему копью жить выпало. А больше негде! Мы же все спалили, пока осада, пока штурм… Сам же знаешь, Мартин, зачем переспрашиваешь… По ногам у них течет, вороны глаза жрут… Уж я как привычен, да и то неуютно спать. Вышел среди ночи — луна яркая, звезды горят… И тут ветка ломается, и десяток трупов на крышу падает. Троих моих ребят до смерти привалило, а один с ума сошел… Так мы Вилвольта и не довезли до суда, к тому же дубу копьями приколотили…

Бьярн замолчал так же внезапно, как и начал говорить.

Хото привстал на телеге, потряс головой.

Обернулся Бригг, сменивший напарника на вожжах.

— Жуть-то какая!

— Неудивительно, что старик слегка не в себе. Я бы тоже ебанулся, упади на меня десяток висельников.

— А разве еще нет? — удивленно спросил Рош, идущий рядом с телегой. — Вся Сивера говорит, что Хото Высота, тот еще сумасшедший. Даже Дюссак предупреждал! Смотрите, мол, осторожнее! А то укусит!

— В лоб дам, и уши отрежу, — хихикнул Хото, — Сивера много чего говорила, и что с ней стало?

К небу тяжелыми комьями поднимался дым от пожарищ, летела ввысь сажа. Вороны ткали черно-сизыми крыльями из дыма и облаков темные, наполненные дождем тучи. Сбивали в непроницаемое грозное полотно, готовое залить город водой, разразиться молниями. Смыть кровь, заглушить стоны и крики…

Мастер Дюссак, су-шеф городской стражи Сиверы умирал, лежа в грязи. Ткнули копьем в живот не сразу. Сперва скрутили, поставили на колени. И перебили на его глазах остатки стражи. Тех, кто поверил командиру, что с Островами можно договориться. Что не только Ратту это удалось.

А потом, когда пришло осознание, что чуда не произойдет, и все случится здесь и сейчас, его ударили.

И бросили умирать посреди площади, заваленной трупами. Боли не было. Одна лишь обида на самого себя. Не успел, не смог, не справился. И оттого умирать было еще тяжелее.

Но все же пришлось.