Отъехав на четверть лиги, Мартин приказал остановиться. Компания спешилась, тут же разбежалась по обочине, на ходу развязывая ширинки.
Подошел Керф, вскидывая ноги, будто голенастый аист со стальным клювом.
— Вроде все прошло как надо, а командир?
— На первый взгляд, да, — кивнул ди Бестиа, — но сам понимаешь…
—…Что пока что сделана треть дела, самая легкая, — ухмыльнулся мечник. — Мастер, я хожу по дороге копья который год, и отлично все понимаю. Нам еще груз доставить надо, да денежку получить. Но согласись, у нас ни одного подранка. За нами не выслана погоня, и вообще, — Керф прищурился, посмотрел на небо, — в кои-то веки, даже прекратился долбанный дождь. Радоваться надо, а не ходить с тоскливой харей, будто дерьма полной ложкой навернул. На тебя, командир, личный состав смотрит! И тоже начинает задумываться о вечном! А думающий солдат — это крайне опасно!
— Хренассе, ты тут рассказал! — изумился Мартин. — Прорвало плотину!
— Не, ну а что, молчать, что ли, если есть что сказать? — пожал плечами Керф. — Или тоже скажешь, что мне надо было идти в священники, раз так люблю поболтать в неудачное время?
— Раз уже предлагали, то что зря повторяться. Вряд ли мое слово важнее иных.
Керф положил огромную лапищу на плечо командира.
— Мастер, не бери в голову. Давай, как закончим, то завалимся в первый же кабак, и разнесем его к херам? Как тогда, в Пар-Бальнеаре?
— Это когда ты еще встретил сослуживца, и вы с ним затеяли бороться до первого зуба?
— Ну да! Ты ему еще челюсть табуретом снес, когда он ко мне в рот полез с кинжалом!
— Золотое было время!
— Эх…
Воспоминания прервал трубный рык Рыжего — схожий с ревом моржа, лезущего на моржиху.
— Едут!
Мартин тут же запрыгнул в седло, пригляделся.
Едут. Не спеша, с чувством выполненного долга. Ну и прекрасно. Значит, действительно, героев среди возчиков не нашлось — в погоню за грабителями никто не кинулся, предпочли повернуть. А раз так, то стоит дождаться братьев, да ехать себе, на северо-запад. Туда, где на неприметном перекрестке их будут ждать через два дня.
И ехать как можно быстрее, чтобы оказаться на месте с запасом времени. В таких делах лучше готовить соломку заранее!
Ночевка под дождем даром не прошла. Мейви знобило, она то и дело заходилась в сухом кашле. Шла, заплетаясь в ногах, трясла головой, пытаясь разогнать марево перед глазами.
Лукас вел ее под руку, вернее, тащил — иначе упадет под ближайший куст. Да там и останется. Студента самого трясло, голова казалась чугунной, как с жесточайшего похмелья, а перед глазами то и дело начинали мелькать разноцветные круги, грозящие затянуть в радужный хоровод, да и оставить. Под тем же ближайшим кустом.
Даже Марселин, казавшаяся иногда сотканной из огня и металла, и та шмыгала носом, вытиралась рукавом…
— Еще одна такая ночь… и мы передохнем… — с трудом проговорил Лукас — дыхания на долгую речь не хватало — сразу начинало сводить грудь.
— Ага, — кивнула воительница, — передохнем. В худшем из смыслов.
Мейви ничего не сказала, она, вообще, казалось, выпала из реальности от жара.
— Крыша нужна, — вытолкнул Изморозь, поправил широкую лямку арбалета, резавшую плечо. Цагра тяжела и неудобна, но выкидывать единственное серьезное оружие он боялся.
— И стены нужны, — фыркнула Марселин, — и пол бы пригодился.
— И очаг, — продолжил Лукас. — И постель.
— А вина красного и бабу рыжую в ту постель не надо? — засмеялась Марселин. Смех оборвался жутким кашлем — точно гиена лаяла.
Лукас остановился. В него тут же толкнулась Мейви, полностью отдавшаяся на волю проводника. Изморозь внимательно оглядел откашлявшуюся Марселин — заляпанную грязью до кончиков коротких косичек-рожек. Истинный цвет и не разглядеть. Разве что раздеть… Хотя нет, без корыта с горячей водой лучше раздевать. Вездесущая грязь везде. К тому же, рыжие часто не везде рыжие. А если брать такого медно-начищенного оттенка, какой раньше, до дороги была убийца, то можно наткнуться и на совсем иные оттенки. С другой стороны, что хорошо и радует, цвет не так важен, если знаешь, что точно не наткнешься на член — доводилось видывать в одном белье.
— Не, еще одну рыжую не надо.
— Не осилишь? — ехидно уставилась воительница. — Опозоришься?
— Мыть задолбаюсь. Она тоже как свинья уделается. Через пол-лиги. Пошли, Мейви, что стоять.
Циркачка безвольно кивнула и поплелась дальше.
Марселин постояла немного, покачала головой, посмотрела на медленно удаляющуюся парочку. Произнесла под нос с некоторым восхищением:
— Ну ты и мудак! Дать, что ли, при случае?
И зашагала, догоняя.
Когда солнце начало цеплять краешком горизонт, крыша нашлась. Даже не одна! С полдюжины точно! А если считать еще и курятники с будками, то и дюжина наберется. Лукас, едва заметив этот хутор, попер бездумно — как мощным течением прихватило. Опасно это, можно с размаху в камни впечататься
— Стой! Да стой ты, мать твою, студент тупорылый!
Еще немного, и парню в затылок прилетел бы кусок грязи. Но услышал. Остановился, замотал головой непонимающе.
— Там же люди… Там дома… — снова закашлялся. Оглушительно, до треска ребер и рваной гортани. Девчонка его поддержала. Этакий чахоточный хор, чтоб их! Детишки!
— А еще там злые крестьяне с вилами и топорами. Хочешь топором по голове, студент, а?
Лукас отпустил руку Мейви, потер виски. Сильно, до красноты.
— Топором, конечно, хорошо. Это быстро. Раз, и все. Но я не согласный.
— Вот и молодец. Быстрая смерть — она для слабаков. Мы лучше помучаемся.
У Мейви вдруг подогнулись ноги, она неловко упала, лицом вниз. Бедняжку выгнуло, глухой кашель затряс тело. Лукас кинулся поднимать, сам не устоял, упал рядом.
Марселин закатила глаза.
— Так, вы тут! Я туда. Не уходите никуда.
— Некуда, — прохрипел, отплевываясь, Изморозь. — Арбалет возьмешь?
— Возьму, как иначе?
Студент медленно стянул лямку, кое-как отстегнул колчан.
Марселин наступила на стремя, кое-как всунув туда сапог, облепленный грязью. Натянула тетиву, вложила короткую толстую стрелу.
— Удачи! — шепнул Лукас. — Ты как на войну…
— Гиенам под хвост ту удачу. На войне проще без нее.
— Ну тебе всяко виднее.
— Ага…
Марселин, сжимая заряженный арбалет, продралась сквозь комья запаханного на зиму поля, просочилась сквозь реденький подлесок — все, толще мизинца выбрано, чтобы сгореть в печи. Вышла на внезапную узенькую тропинку — похоже, козы пробили, к ручью бегая — вон, как подрезана-подгрызена трава!
И остановилась. От хутора несло нехорошей, пакостной тишиной. Похожая стоит в запертых на ночь мертвецких, где разве что мыши копошатся по темным углам… Марселин прислушалась. Нет, слышно какое-то движение. Шуршание, легкий стук…
Пролетел порыв ветра. Захлопал ветвями высокий тополь, чей серебристый ствол тянулся свечою в небо.
Взлетели с громовым грохотом сотни ворон. Марселин дернулась от мимолетного испуга, чуть не выстрелила в никуда — удержалась в последний миг.
Плюнув на осторожность — да и к чему она сейчас? — останься кто из живых, птицы были бы не так беззаботны, девушка двинулась напрямую. Перелезла, предварительно пошатав, невысокий плетень — через такой скакать опасно, с другой стороны могут быть натыканы заточенные колышки, специально для непрошенных гостей. Ну или сам забор, при определенных усилиях, падает, роняя оседлавшего его негодяя, точнехонько на те самые колышки.
Прошла, ругаясь, сквозь заросли малины, держа арбалет на вытянутых руках — не хватало еще, чтобы шальная колючая плеть стеганула по спуску. Оказалась на заднем дворе. Огляделась. Птицы над головой оглушительно каркали, возмущаясь вторжением.
На первый взгляд, все было тихо. Тишина и вороны отлично вязались в один узел… Марселин погрозила птицам кулаком, и, разрядив арбалет — ни к чему он сейчас, двинулась дальше.
Миновав кривобокую постройку над выгребной ямой — по вони опознавалась безошибочно, прошла мимо длинной невысокой стены с парой маленьких окошек — какая-то хозяйственная пристройка к дому. Шагнула за угол, и выругалась.
Посреди крохотной «площади» меж тремя жилыми домами и всяческими сараями, вповалку лежали убитые люди. А по ним ходили то ли самые наглые, то ли самые обожравшиеся вороны, то и дело, вонзая клювы в остывшую плоть.
— Ну и дела… — произнесла девушка. От звука собственного голоса стало как-то совсем неуютно. Марселин передернула плечами, подошла поближе, жалея, что разрядила арбалет — так и хотелось вбить стрелу в какую-нибудь наглую птицу, раз уж нет врага посерьезнее.
Селяне. Согнали в кучу, раздели до исподнего, а после порубили и покололи. Два старика, четыре бабки. Парень, годов Лукаса… Женщин помладше то ли не было, то ли одно из трех — лежат зарезанные в домах, или бегут, привязанные, за конями людоловов.
Марселин прикусила губу, покачала головой. Нет, что-то сломалось в мироустройстве, раз такие дела происходят.
Впрочем, что жалеть и философствовать? Явно, что сюда никто не вернется еще день-два. А значит, можно спокойно разместиться. Отогреться, да отоспаться. Главное, не пускать Мейви сюда. Она девчонка опытная, но лучше не стоит. Зрелище мертвых людей, обглоданных воронами — одно из тех, которых лучше не иметь в жизненном опыте.
Первый кабак подвернулся аж через пять дней. Желания его разносить поубавилось. Да и изначально-то не особо присутствовало. Чай, не молодой наемник — первопоходник, чтобы дурь свою прилюдно выказывать.
Но напиться стоило. Славное дельце, удивительно легким оказавшееся, обмыть. И Керфу обещал. И вообще — надо. Не старик чахоточный, чтобы над наперстком до утра кряхтеть, от запаха пьянея. А тут, вроде и заведение приличное — аж три этажа! И конюшня отдельная, и дорога гравием засыпана, не лужа на луже!
Флер с Фазаном остались у лошадей. Фазан не любитель публики, а Флер беспокоился за Судьбу — гиена ненавидела людские скопища, с трудом выдерживая лишь компанию.
Мартин, по праву командира, вошел первым. Распахнул ударом кулака двустворчатые двери на скрипучих навесах, шагнул смело, зная, что створки поймает Керф, не даст им шарахнуть по бокам.
В кабаке тут же стихли разговоры. Ди Бестиа прищурился, пытаясь разглядеть что-то в полумраке. Где-то впереди вроде как вырисовывалась стойка. Вот туда и двинем!
Рыцарь решительно направился вперед, слыша, как топочет за спиной компания.
Пока дошел, глаза привыкли к скудному освещению. И кабатчик уже не казался силуэтом на фоне закопченных досок, а стал весьма основательным бородатым толстяком в грязном и мокром фартуке. С блудливыми глазками подонка, разбавляющего пиво водой, а то и имеющего в полу одной из комнаток внезапную дыру в подвал. Для денежных гостей, так сказать.
— Пива! — грянул с ходу Мартин. Шарахнул кулаком по толстой плахе стойке. Загремели отодвигаемые стулья. Компания рассаживалась с обеих сторон.
— На всех господ-гостей? — угодливо склонился кабатчик.
Мартин милостиво кивнул.
— А вам какого?
Керф радостно улыбнулся, потер ладони, посмотрел на кабатчика. Тот судорожно сглотнул. Почувствовал себя, наверное, свиньей, которую начнут потрошить не зарезав.
— Нашему многоуважаемому командиру две красного. Мне — четыре черного. Остальным — по два светлых. Запомнил?
Для убедительности, мечник стукнул перекрестьем двуручной оглобли по стойке. Та жалобно охнула. Но рассыпаться до поры не стала.
— Запомнил, милостивый господин, запомнил! Как иначе⁈ Два красного, четыре черного, остальных уважаемым господам по два светлого! Ничего сложного!
— А еще, — Керф поманил кабатчика к себе. Когда тот нагнулся, он ухватил пальцами за толстое мясистое ухо и прошептал ласково, точно гадюка перед тем, как вонзить свои клыки в ногу неосторожному путнику, — на конюшне нас ждут два друга. Тоже весьма уважаемых господина. Отнеси им шесть светлого, большую миску и пять-шесть фунтов сырого мяса. Понял меня?
— Сырого мяса? — побледнел кабатчик.
— Пять-шесть фунтов, — кивнул Керф, изо всех сил стараясь не рассмеяться — мечник знал, что от смеха его рожа еще страшнее. — Или ты хочешь, чтобы наши друзья съели твое?
— Нет-нет-нет! — затряс головой и руками кабатчик, — я все понял, я все сделаю!
— Ты молодец. Мама могла бы тобой гордиться! — отпустил ухо Керф.
Кабатчик отдернулся назад, забегал за стойкой, раздавая указания двум помощникам. Растирая сломанное ухо, он старательно не смотрел на наемников.
Те же, в ожидании пива, громко считали, намереваясь после цифры «тридцать» начать разносить кабак. Братья-разведчики даже ремни повыдергивали и намотали на руки, готовые хлестать пряжками направо и налево — хвататься за мечи в таком месте — пошлость.
Но прислуга успела. Выставила вовремя, даже с небольшим запасом по счету!
Первые кружки вошли в иссохшиеся глотки, как в сухую землю, как тещи под лед, как ножи в масло… То бишь, моментально, и без следа.
Следующая порция пилась куда медленнее. Отфыркиваясь и смакуя. Очевидно, Керф так впечатлил хозяина, что даже пиво казалось плотным, и, если и разбавленным, то очень в меру. А может, так чудесно подействовала серебряная монетка? Кто знает…
К третьему кругу, на стойке появилось несколько мисок с сухарями, обильно посыпанными крупной сероватой солью.
— Откуда продукт, хозяин? — поинтересовался Мартин. Во времена оны, рыцарю довелось работать с Островом. Разумеется, по соли. И он неплохо разбирался в этих кристальчиках.
— Местная, — буркнул кабатчик, косясь на Керфа. Впрочем, одноухий мечник лучезарно улыбался и не проявлял ни малейшей злобности. Солнышко лесное, мягкое и пушистое, а не человек!
— А ну давай, опробуем! — Ди Бестиа подцепил несколько сухариков, отправил в рот. Захрустел.
Что кабатчик, что Керф наблюдали за ним с нескрываемым интересом.
— Ну как? — спросил товарищ, когда Мартин справился с первой линией обороны, и хруст прекратился.
— В общем… — рыцарь задумался.
С каждым мгновением его задумчивости, ухмылка Керфа становилась все страшнее, а кабатчик все бледнее.
— Есть можно, — выдал, наконец, он вердикт.
— Плохо, — выдохнул Керф.
— Слава Пантократору! — выдохнул кабатчик.
Торжественность момента сбил взрыв хохота из дальнего угла.
Мартин оглянулся.
С дюжину наемников. Пьют кальвадос с граппой или что-то еще крепкое. Пьют давно — кто-то уже валяется под столом. Но не зарезан — лужи нет.
— Людоловы, — кривился кабатчик.
— Кто? — переспросил Керф, положив ладонь на рукоять меча.
— А то сразу не расслышали, господин милостивый⁈ — огрызнулся толстяк. Покосился на огрызок — Или в уши балуетесь?
Мартин выкинул руку вперед, ухватил за бороду, притянул к себе. Дохнул доверительным перегаром.
— Людоловы, говоришь? Я же не ошибся?
— Они самые, — поник кабатчик. — С промысла идут. Добыча в дальнем сарае.
— И ты пустил их в место, где гуляют приличные люди⁈
— А что мне надо было сделать⁈ Встать с ножом в дверях⁈ У меня жена и мать больная! И два сына маленьких!
— Керф, а ну осади, — остановил мечника ди Бестиа. — Наш хозяин все правильно сделал. Он один, а этих, — Мартин махнул в сторону дальнего угла, — дюжина. Попробуй он их выставить, то тут было бы пепелище. И где тогда мы пиво бы пили? Хорошее, кстати, пиво, хозяин!
— Спасибо! — буркнул толстяк.
— И вообще, Керф, если у тебя в жопе справедливость играет, то сходи и разберись.
— А… — попытался было влезть кабатчик, намекая на возможный урон собственности.
— С трупов соберешь, — хлопнул его по левой руке Пух.
— Что мы пропустим, — хлопнул по правой Мах.
— Панктократор… — толстяк схватился за голову и начал оседать.
— Не ссы, дядя. Все будет в лучшем виде! — успокоил его Тенд, кладя на стойку свой замечательный топор.
Керф допил початую кружку. Расстегнул лямку на ножнах своего второго, короткого меча, и направился в людоловам.
Там же начиналась карточная игра. Хлопали по столу засаленные карты, звенели монеты…
Появления Керфа никто не ждал. Но он явился. Вбил кинжал в стол, пробив прикуп.
— Господа, дальше играем моими картами!
Игроки переглянулись. Кто-то пьяно заржал.
— А ты кто такой⁈ — вопросил явный главарь — битюг с потным прыщеватым низким лбом.
— Я? — удивился Керф. — Вы тут уже столько времени, а еще не поняли? Я — Керфо эль Темпранийо, баратеро де ла кастрел! [ «баратеро» человек, собирающий налог с игроков, играющих на его территории. Кто не желал скидываться, с тем шли во дворе и резались на навахах. «Де ла кестрел» — баратеро, отсидевший в местах не столь отделанных большую часть жизни]. Нужно пояснить, что значит сей термин? Или вы не столь скудоумны как выглядите, и знакомы с данным понятием?
Один из людоловов, сидящий рядом с главарем, дернул того за рукав, зашептал что-то. Очевидно, растолковывал, кто такие баратеро, и чем «баратеро де кастрел» опаснее «матона» или какого-нибудь «чарранес». [ «матон» — этакий «фраер, обнюхавшийся блатных писек», мелкая гопота. «Чарранес» — та же гопота, но с еще меньшими претензиями. За сведения отдельный респект Денису Черевичнику и его восхитительной книге «Всемирная история поножовщины»].
— И что с того⁈ — взревел битюг, начиная подниматься.
— Да в общем, и все, — подмигнул Керф и, выдернув кинжал из стола, вбил ему в глаз.
Туша начала заваливаться. Керф опрокинул стол на обомлевших людоловов, и выдернул меч из ножен. Повисла тягучая тишина, готовая разразиться бурей схватки
— Ломай ему член! — дружно заверещали братья, сменившие ремни на топоры.
— На ножи! — взвыл Рыжий, выдергивая кинжал, что мог сойти очень многим за двуручный меч.
— Мочи жопотрахов! — завопил Эстер, перехватывая поудобнее копье.
Один лишь Тенд ничего не сказал — молча схватил топор и кинулся в бой.
Людоловом хорошо быть лишь в тот момент, когда тебе за добычу денежки выдают. Все остальное время — плохо. Никто людолова не любит, всяк убить норовит. И поделом. Людей можно убивать и насиловать. Грабить тоже можно. Но не продавать как скот. Нехорошо это. Не по-божески.
Мартин, давясь и морщась от боли в горле, дохлебал свое пиво, метнул кружку в ближайшего людолова, сцепившегося с Махом. Тот ойкнул, схватился за разбитую голову…
Ди Бестиа улыбнулся — хороший бросок! И неторопливо двинулся к драке, постепенно становящейся бойней.
— Господа, позвольте, я пробью с ноги?