Высокие отношения

Глава 1 Бляди и волшебство

Банда пила в «Драном Башмаке» с полудня. Как завалились сразу после дела, так и пошло без остановки. Бутылка за бутылкой, кувшин за кувшином, стаканом о стену, будто камнем в воду — только брызги стеклянные, лица и руки в кровь режут. Смешно же!

Бегай хозяин, бегай! Таскай удачливым парням поднос за подносом, уворачивайся от пинков в толстую задницу! Ухари гуляют, не чета всякой «мозоли»! Так что изволь просуетить на все деньги, тебе уплаченные!

Платили, разумеется, вперед. В Сивере так положено. Не везде, конечно. В «чистых» кварталах все иначе. Там ждут, пока клиент откушать изволит, и лишь потом начинают за плечом маячить, намекая на скорую оплату и пару грошей поверх счета.

Тут так опасно. Пока гость жрет свою баранину, ему самому глотку перехватить могут. И разбирайся потом, с кого плату брать! Вжик, и кровь веером! Как тому, утреннему…

Лукас поежился. Нет, убивать ему доводилось, и не раз. И в самого ножом тыкали, вся грудь в шрамах. Но как-то очень мерзко проскрипел по кости клинок Барки, когда он кончал того, утреннего. Не вовремя человек по переулку шел, думал, наверное, проскочить, пока босота от ночи отсыпается. И попался. Лежит в луже крови, раздетый, разутый, без кошеля. И голову почти отхватили, на коже держится.

А Барка, вон, живой и радостный! Нахлестался винищем и куражится! Развлечений у бывшего наемника, родом откуда-то из окрестностей столицы мало. И все чисто городские. А как перепьет, что часто бывает, то пропадает вопрос с бабами. Повисает, так сказать. И остается ровно два! Или ножами швыряться в стены — швыряется, впрочем, как из арбалета бьет! Или же другое — положить ладонь на стол, пальцы растопырить, да начать столешницу меж пальцев ножом колоть. Между мизинцем, безымянным, средним, указательным… И по кругу, и по кругу! Хорошо, когда ладонь своя, как сейчас. А то всякое бывает. Иногда и промахивается, чужие пальцы кромсая.

Снова хлопнул-звякнул разбитый стакан, брошенный в стену. Пробегавший хозяин пригнулся испуганно, но с шага не сбился. Привычный.

— Ну, за «хомяка»! — провозгласил тост Рэйни, поднял чашу мощной рукой, обросшей белесым, почти прозрачным волосом. Вообще, вожак частенько напоминал Лукасу свинью. Что обликом — смахивая на откормленного хряка с богатого подворья, что поведением — особенно, когда напивался и падал на пол, засыпая в мокрых штанах среди объедков.

— За «хомяка!» — поддержала многоголосо банда, побросав прочие дела. Особенно старались Фуззи и Вуззи — два брата-близнеца, бывшие при вожаке первыми помощниками и прихлебалами. Лукас подозревал, что кучерявые братья пьяному Рэйни даже иногда дрочили, а то и подставлялись — очень уж влюблено смотрели они на главаря. Конечно, благоразумный Лукас предположения держал при себе. А то мало ли, появится в теле несколько лишних, совсем не нужных дырок. Или завизжит клинок, впиваясь в кость…

— Хороший «хомяк», — не убирая взгляда от ножа, летающего меж пальцев, произнес Барка. Рука наемника, казалось, живет своей жизнью, отдельной от тела. Так и металась. Тук-тук-тук, — глухо стучал кончик о дерево, выдержанное в пиве, вине и слюне спящих посетителей.

— Хороший, — повторил Барка, — считай, целый «бобер»! Вон, хвост какой жирный! Ни медяшки, одно серебро!

— И даже пара золотых! — поддержал Барку Рэйни. — Ну, за толстого «бобра»! И чтобы не последний!

— Не последний! — слажено рявкнула банда.

Лукас тоже взревел нечто не особо различимое, застучал кружкой по столу, расплескивая пиво. Накапливалось раздражение. Одно и тоже. Одно и тоже! Сейчас закажут еще по одной, потом повторят. Затем Рэйни и Фуззи с Вуззи, перебивая друг друга, начнут вспоминать всякие старые дела, обрадовавшие своим итогом, лет, этак десять назад. А то и раньше.

Приставший к банде с полгода назад, Лукас это представление, крайне сомнительной ценности и интересности, видел после каждого мало-мальски относительно удачного дела. И ничего никогда не менялось. Возможно, кому из его приятелей, к примеру, тому же Йоржу, могло и понравиться. Выучил роль раз и навсегда, и гоняй ее по кругу, как слепую лошадь в шахте. Даже пьяным в хлам, даже с отпиленной головой. Непритязательной публике пойдет и такое. Похлопает и нальет.

— Да чтоб тебя! — Неожиданно сам для себя, Лукас взорвался. Врезал по столу так, что кружка лопнула, оставив в руке толстую ручку.

Сидящая рядом Иветт, дернулась от неожиданности, вжалась в стену, спросила с опаской:

— Ты чего, Изморозь? Допился?

Лукас перевел взгляд на соратницу, оглядел с головы до пояса — прочее скрывал стол. Ничего нового, разумеется, не увидел. Иветт как казалась побитой жизнью и десятком хахалей торговкой с рынка, такой и оставалась. Разве что от выпитого лицо раскраснелось.

— Мне просто все это надоело! — рявкнул он. — Я, между прочим, студент! Я учился! Я книги писать умею! До сих пор все это помню! Спряжения, наречья, герундии! И чем я занимаюсь⁈ Развожу «бобров» на драку⁈ А им потом глотки режут тупым ножом!

— Херундии? — осторожно катнула на языке незнакомое слово Иветт, — А это куда?

— Это никуда…

— А раз никуда, то каков смысл в этом самом херундии? Пожалуй, и не заплатят за него, только зазря измочалят… Так что ерунду ты говоришь, Изморозь. Может, лучше трахнемся?

Иветт намекающее облизала толстые губы с белесыми усиками над верхней.

Лукас смел бренные останки кружки на пол, медленно выбрался из-за стола. Пришло четкое понимание двух вещей. Он пьян. И ему нужна женщина. Нет, не такая сельская баба как Иветт, у которой в косах репяхи, на ногах козьи котяхи, рожа в прыщах, а задница шершавей еловой шишки! Нет, хорошая, гладкая женщина. В которую он с превеликим удовольствием сунет член. И будет долго-долго не высовывать!

Под ногами хрустели черепки. Шныряли местные лисы — очень маленькие, зато с огромными ушами. Лисички обгрызали недообглоданные людьми кости, ругались друг с другом тоненькими, смешными взвизгами. В другое время, Изморозь обязательно бы понаблюдал за забавными зверьками — нравились своей бесшабашностью, да и вообще, пушистики, это забавно!

Чуть не наступил на руку кому-то из ослабевших побратимов — тени скрывала лицо. Неудачно отшагнул, запнувшившись о табурет, с грохотом упал. Тут же подскочил, будто пружиной воздетый — злость трезвила и придавала сил. И женщина! Она где-то его ждала, уже раздвинув ноги!

— Ты куда? — окликнул Рэйни.

— Пойду, пройдусь. Вы тут напередели, глаза режет! — огрызнулся Лукас. — Свежим воздухом подышу, в Колодец плюну и назад.

— Какой Колодец⁈ — свел вопросительно брови Фуззи, а может и Вуззи. — Самая ночь на дворе! Стража везде!

— И пусть стража! Я же Изморозь! Возьму, и растаю!

— Пусть идет, — перегнувшись, тронула Рэйни за рукав Марселин.

Настоящего имени высокой рыжеволосой красотки с неизменной чинкуэдой-«пятерней» на поясе, никто не знал. Возможно, и сама забыла, вступив на извилистую тропу войны и грабежа. Но к ее словам прислушивался даже Барка.

Довелось пару раз видеть, как девушка дерется. Молния, чтоб ее! Движения настолько быстры, что не разобрать! Налетает вихрь, и падает исколотый труп. А она уходит, чуть пританцовывая. И только задницей виляет. К заднице Марселин, затянутой в тугие кожаные штаны, Изморозь смел прикасаться только взглядом, и то, издалека. Ткнет еще дагой, и из затылка вылезет!

Лукас задрал подбородок и, слегка покачиваясь, зашагал к двери, стараясь ни об кого, и ни обо что не споткнуться. Особую тревогу внушала кривая лестница со второго этажа. Были, случаи, когда кратчайшим расстоянием между первым и вторым этажами оказывалась — как и учили — прямая. Не менее четырёх раз. И только за неделю. Но, поскольку летать приходилось не Лукасу, сохранялась надежда на успешное преодоление пути вниз. Местами не было перил, а скрипучие доски грозили провалиться под ногой.

Наконец дверь «Драного Башмака» хлопнула за спиной. Изморозь вдохнул свежего воздуха полной грудью. Его тут же замутило. Сунув два пальца в рот, Лукас немного облегчил страдания организма. Во рту остался мерзкий кислый привкус блевотины. Соответственно, план немного менялся…

Добавлялся пункт «пиво». И, обязательно, хорошее! Не та моча, что хлебает свиноподобный Рэйни сотоварищи! Денежка-то есть на хорошее. Чудесной музыкой звенят в кармане!

После — найти «ночного извозчика»! Про них Лукас узнал на второй день пребывания в Сивере. Выдумка кого-то из прежних бургомистров. Ввел, умник, запрет на перевозку мертвецов по городу днем. Пришлось возить ночью. Вот и появились лихие ребята, которых не смущают постоянные трупы за спиной. Ездят себе, из фляжечек граппу прихлебывают. Иногда подвозят загулявших пьяниц. Тех, кто без коня, да смелых — не каждому по душе катиться на повозке, где до тебя не одна сотня дохляков лежала! Еще «ночные» знают все, что делается после заката. И где женщины есть, тоже должны знать!

Бабы третьим пунктом и были. Залезть на какую, и до утра! Ебись, пехота, помирать не время!

На улице было свежо. Холод немного протрезвил. Идеальный вроде бы план, начал казаться глупым. Куда-то тащиться, кого-то искать….

Лукас почувствовал взгляд на спине. Рывком ушел в сторону, обернулся. На втором этаже, за мутным и грязным стеклом, стояла Марселин, внимательно смотрела на него. Увидев, что Изморозь ее заметил, девушка развернулась — мелькнули две короткие косы — скрылась в глубине зала.

Вот была бы хоть немного чутче к соратникам, позволила бы залезть в штаны… Отогнав пустые мечтания, Лукас решительно свернул в подворотню.

Убитый утром «бобер» ошибался. Самое безопасное время в «грязных» кварталах не с рассветом, а за пару часов до него. Сейчас можно пересечь Сиверу насквозь, не встретив ни души. Разве что крысы дорогу перебегут, недовольно оглядываясь.

Пройдя по вихляющему переулку, свернул через четыре дома, еще немного прошел. Ага, а вот и нужный!

В трехэтажном здании, похожем на замок, располагалась гостиница и таверна. Внутрь такое отребье, как он, конечно, не пустит ни один вышибала в здравом уме — лови потом по этажам, извиняйся за ограбленных господинчиков да оттраханных дамочек.

Но на каждой кухне есть поварята! И если подойти к нужному окошку, да стукнуть как надо, то тебе за три «мечника» вручат кувшинчик отборного пива, лучшего в городе!

А еще там постоянно торчат извозчики, готовые подобрать клиента, желающего добраться домой живым. «Ночные» народ опасный, рисковый и весьма дружный! С ними заключен негласный мирный договор — никому не хочется упасть с моста, будучи связанным по рукам и ногам!

— Красного, — каркнул пересохшим горлом Лукас в приотворившееся окошко, сунул туда денежку. Ему тут же выставили на подоконник кувшин с заковыристой печатью. Окно тут же захлопнулось, стукнул засов…

Изморозь сковырнул запечатанную пробку, щелкнул, складывая нож. Глотнул, обливаясь… Голова тут же обрела свежесть. Бунт кишок в животе подуспокоился. Волшебная же штука! Жаль, дорогущая!

Подувявшее от долгой беготни желание, начало снова возвращаться, натягивая штаны.

О, а вон и «ночной» стоит! Удачно!

— Милейший, — нарочито вежливо произнес Лукас, подойдя вплотную, — а вы сегодня возите прошлые трупы или будущие?

— Разница небольшая, — пожал плечами извозчик, широкоплечий парень с короткой бородой, кое-как подровненной тупыми ножницами — свет из окон гостиницы позволял рассмотреть все, что угодно! Хоть книгу читай!

— Ну, тогда вези будущего!

Изморозь ловко запрыгнул на повозку. От чрезмерной ловкости ополовиненный кувшинчик вырвался из руки, перелетел повозку, и звонко лопнул на брусчатке. Разлившееся пиво показалось черным.

«Ночной» по поводу случившегося не произнес ни слова, даже не моргнул. Хотя он и не такое видел-то, зуб можно давать!

— Куда? — спросил извозчик, когда Лукас кое-как устроился на одном из сидений. Сиденье было маленьким, жестким и неудобным. Видать, чтобы больше скорби было на лицах провожающих в последний путь.

— Куда… А, точно, вспомнил! — затараторил Лукас, — с этой срочностью все из головы вылетело. Тут где-то рядом бордель есть. Хороший такой, называется… — Изморозь развел руками, — слушай, а забыл как он называется. Совсем из головы вылетело. Заказов столько, что не продохнуть! Голова уже отказывает, все в памяти держать! Нет, надо срочно секретаря нанимать!

— Заказов? — переспросил «извозчик».

Лукас готов был поспорить на целую челюсть чужих зубов, что у того глаза на затылке, и он видит каждое движение. И гнусно ухмыляется!

— Ну да! — с пьяной искренностью начал врать Лукас, — я же по Бурштынному району первейший специалист по бухгалтерским книгам и счетам! У кого что не получается, сразу ко мне гонца шлют! Ну а не подвожу! Сплю, ем, пью, все бросаю, и на выручку.

— Когда счеты сломаются, тут помощь нужна, это верно! — совершенно серьезно произнес «ночной», без малейшей нотки сомнения в словах собеседника. — Палец, если застрянет, хрен вытащишь!

— Во-во! — закивал Лукас. — Палец застрянет, страницы слипнутся, управляющий проворуется. Все ко мне бегут! Ну а я к ним!

— Платят хоть?

Разумеется, извозчик не верил ни единому слову Лукаса. Да и надо оно ему, верить всякой говне пьяной? Изморозь прекрасно это понимал, чай, не дурак. Но отчего-то казалось очень стыдным признаться, что он банальный «повод», пусть даже и с кое-каким не самым паскудным прошлым. Но прошлое в прошлом, а в настоящем был Изморозь не солидным человеком, а чмошным шпанюком, пусть даже и при деньгах.

— Конечно! — Лукас хотел было потрясти кошельком для убедительности, но решил не перегибать. Очень уж «ночной» был здоров! Такого и оружным валить трудновато, а уж когда при себе лишь складной нож, то вообще не реально. — Хорошо платят!

— Ну раз хорошо… — «ночной» задумался на миг, — тогда из местных борделей тебя разве что в «Русалку» могли вызвать. Остальным такой ценный специалист и не по карману будет.

— Что-то да, такое вроде название… — попытался придать лицу задумчивое выражение Лукас.

— Хорошее место. Там еще хозяйка под стать. Стройная, высокая. Волосы длинные, синим красит. И в платье постоянно. Обтягивает, переливается…

Извозчик прицокнул языком.

— Точно, оно! «Русалка»!

— Ну поехали, раз оно. Тут недалеко будет.

Конечно же, ни в какой «Русалке» Изморозь ни разу не был. Он и название-то слышал первый раз. Но кто же в таком признается, когда внутри плещется доброе полуведро пива? Кстати, о пиве…

— Останови, любезный!

— Ссы с повозки.

От неожиданности и обиды перехотелось.

Ехали, действительно, недолго, хотя Лукас и успел задремать.

— Доброе утро! — легонько щелкнул его по плечу хлыстом извозчик. — Просыпайся, пока профорс не приснился.

Очумелый Лукас подскочил. Повозка стояла на перекрестке. Со всех сторон возносились стены из дикого камня. Высоченные!

Влип. Ни вывесок, ни знаков. И как искать ту «Русалку»?

И через стену особо не полезешь. Так-то, не сложно. Но вдруг ошибешься? Не поймут! И можно свалиться не в логово разврата и порока, а на отточенные пики, вмурованные специально для непрошенных гостей. Отложив раздумья, Изморозь пристроился у одной из стен, блаженно застонал…

Выручил «ночной», деликатно дождавшись, пока клиент подтянет штаны.

— Тебе направо, где дверь под хвостами?

— Под хвостами? — переспросил Лукас.

Извозчик молча кивнул.

Ха, а действительно, хвосты… На арке, над мощной калиткой из окованных бронзовыми полосами досок. Этакая синкретическая [Лукас, господа читатели, все же настоящий студент, а не хвост собачий!] помесь тюленьего и рыбьего. Точно, русалочьи…

— Спасибо, друг! Выручил! Я тут был, но днем. А ночью вообще все не так смотрится.

— Да не за что. У всех ночью не так смотрится, — все же не сумел удержаться от язвительности в голосе «ночной». — Тебя дожидаться, счетовод?

— Не стоит, — отмахнулся Изморозь, снова обретший некоторую уверенность. — Вдруг совсем плохо с учетом, чего тебе зря стоять? Оно и до утра затянуться может.

— А на вид и не скажешь, — совершенно непонятно к чему хмыкнул извозчик. Лукас, по крайней мере, сделал вид, что не понял. — С тебя ровным счетом полгроша. Раз уж платят так хорошо.

Лукаса перекосило от глубокой сердечной тоски. Да за полгроша, он пешком город вокруг обойдет! На коленях! Хотя, да, будем объективны, сюда бы он пьяным в жизни не добрался. И с нужными дверьми вышло бы не очень хорошо.

— Лови, друг!

«Ночной» выхватил монетку из воздуха даже не рукой — кончиком хлыста.

— Удачи, счетовод!

Изморозь дождался, пока скрип повозки и стук копыт удалятся. Подошел поближе к арке «под хвостами».

В проулке звенели клинки, снова кто-то кого-то убивал. Впрочем, на сей раз, имела место не банальная резня, а куртуазное дуэлирование. Подставное, конечно, разве приличные люди станут вопросы чести решать в такое паскудное время? Да еще при такой свите — рожи уродские, как на подбор, клеймо ставить негде! Один из дуэлянтов, похоже, бретер — саблей крутит ловко, да и клиночек характерный. А второй… тьфу, а не боец, одно расстройство и огорчение!

Упитанный, одышливый, неловко машет оружием, будто за хер схватился, да по углам метки ставит. Не жить ему! Убийство как есть. Подстроенное и подлое, чего уж там. Честнее в почку стилетом ткнуть, да с моста скинуть!

Странно, что место такое выбрали, тут и приличная публика живет, которая блеск холодной стали созерцать лишний раз не любит. Хотя, с другой стороны, наоборот, правильнее ко всеобщему обозрению выставляться, чтобы потом, ежели чего, можно с чистой совестью полквартала в свидетели призвать, что дрались честно, один на один.

Изморозь пожал плечами и сделал вид, что ничего не заметил. Пара человек из группы «секундантов» мазнула по нему острыми взглядами, однако тем и ограничились. То ли признали безопасным, то ли наоборот. С другой стороны, раз рубятся именно здесь, значит так надо. А если и не надо, то опять же не его забота.

Лукас стукнул толстым, тоже бронзовым кольцом на двери. Вышло на удивление звонко. Открывать не спешили. Пожав плечами, Лукас покрутил головой и врезал еще пару раз. Словно в такт кольцу толстяк не выдержал и возопил тонким голоском от щемящего ужаса. И почти сразу же донесся очень недобрый звук, с которым хорошо заточенный клинок разрубает толстую хорошую ткань и плоть под ней. До самой кости. Хороший такой звук, как сказали бы в родной студенческой обители — богатый сложными оттенками. Вопль сразу оборвался. Ну, быстро отмучился бедняга. Главное теперь, чтоб никто из свиты не подумал, что пара лишних глаз тут совсем ни к чему. Лукас незаметно подобрался и раскрыл в кармане ножик… Отбиться он и не думал, но помирать без драки студенту, хоть и бывшему, не положено. Сходил, называется, по бабам продажным…

— Чего шумишь?

От голоса, раздавшегося под боком, Изморозь аж подпрыгнул. Разглядел забранную массивной решеткой отдушину на уровне головы — звук вышел оттуда.

— Все хорошо, деньги есть, — со всей имеющейся в теле наглостью заявил Лукас.

— Все хорошо, и деньги есть, а по ночам не спится. Может, не все хорошо? — философски протянул невидимка.

Тут же щелкнул засов, не дав Изморози ответить колко и остро. Калитка распахнулась, чуть не заехав Лукаса по носу — проклятый невидимка определенно знал толк в доброй шутке!

За калиткой неожиданно оказался не привычный в Сивере двор — аккуратно выложенный камнем, с цветами на каждом углу, нет! Калитка оказалась дверью в коридор. Узкий, только-только двоим таким как Лукас разминуться. А кто дороден, типа Рэйни, тот и намертво застрять может. Пробкой.

Впрочем, коридор тянулся шагов на пять. Сразу за ним располагалась небольшая комната. Ярко освещенная парой десятков больших свечей, с очередной дверью напротив входа со двора. Комнатка пустовала — не считая низенькой софы, обтянутой тканью. Похоже, шелком.

А на софе дожидалась его хозяйка «Русалки». Точно такая, как описывал «ночной». Высокая, стройная, с небольшой, но весьма приличной грудью. Длинные, почти до земли, гладкие синие волосы, обтягивающее платье непонятного цвета — что-то этакое зелено-золотисто-то переливчатое, ярко-серые глаза, густые ресницы, зовущие губы… Под стать названию подобрали!

— Добро пожаловать в «Русалку», дорогой гость!

От ее голоса у Лукаса встало все. Начиная от волос на затылке.

— И вам здрасьте, — смущенно прохрипел Изморозь, — я, тут, это… Ну, зашел…

В свои двадцать пять с чем-то девственностью Лукас не страдал. Баб было много. Всяких разных. И крестьянки, и горожанки, и студентки. Даже одна дворянка была. Правда, случайно, и она напилась до бесчувствия. Облевалась потом — он еще с похмелья мучался совестью — нечто так плохо еб? И шлюхи были, как иначе? Трудно жить на дне и не пачкаться в иле. Только все они были лет на десять старше, с отвисшими грудями, рыхлыми жопами, в которых проваливаются пальцы…

А тут… Или это продолжение того смущения, что квадранс назад остановило в растерянности и беспомощности на перекрестке? Точно! Все из-за сволочного извозчика!

— Все мы прекрасно понимаем, зачем ты здесь, дорогой гость! — проговорила Русалка. — С другими целями сюда никто не приходит. Пойдем наверх, к чему эти разговоры у порога? Там все и обговорим. Ты у нас первый раз, не так ли? Иначе бы запомнила твой мужественный профиль…

— Пойдем, да. И все обговорим, — повторил Изморозь, будто завороженный. Впрочем, кто бы устоял при виде роскошнейших ягодиц, так и гуляющих под тесным платьем⁈

Руки сами потянулись ухватить. Но Русалка, почуяв неладное, обернулась, погрозила с улыбкой пальцем.

— Простите, простите! — совершенно неискренне извинился Лукас.

Лестница привела на второй этаж. Изморозь ожидал увидеть длинный коридор с парой десятков дверей. Бегают кругом полураздетые девки, тряся сиськами. За ними бегают пьяные мужчины, тряся, соответственно, письками. Вокруг ревут песни, кто-то блюет в углу…

Но всего лишь круглая площадка, шага в четыре, в диаметре. Две двери. Высокие, выше Лукаса на пару голов — с запасом сооружали — чтобы и на коне заезжать при желании! Резное дерево, снова привычная уже, начищенная до блеска бронза.

Изморозь ощутил, как по хребту течет тонкая струйка трусливого пота. Сейчас как обернется синеволосая, как улыбнется ласково… И назовет цену. Запредельную. А сбежать не хватит ни смелости, ни трусости.

И хорошо, если дело кончится банальным, хоть и обидным пинком в жопу — катись, мол, нищебродина позорная! Наворуешь, приходи! А если решат к делу приспособить? Беспокойство отрабатывать? Знаем мы этих чистеньких! У них головенка-то едет, только Панктократор ухает восторженно! То бритвами машут, то еще что… Вон, одного поймали в прошлом году, на Юге — обряжался в гиенью шкуру, да по лесам голышом бегал, мудями тряс. Ну и жрал кого ловил. Пока муди не отрезали под корень — попался на свою беду паре наемников на ножи. Те шкуры не испугались!

Русалка толкнула ближайшую дверь, поманила.

Комната так и дышала богатством. В каждом углу по дюжине свечей, палисандровый паркет (хоть и потрескавшийся местами, справедливости ради), огромные зеркала во весь рост… Огромный диван, застеленный свежим, хрустящим на вид бельем.

Стены оклеены темно-синим, почти черным шелком. Прямо на ткани, какой-то хитрой краской, словно бы изнутри светящейся, нарисованы во множестве вариантов совокупляющиеся люди. Мужчины с женщинами, мужчины с двумя женщинами, женщины с женщинами…

Нечто подобное, куда хуже нарисованное, Лукас видел в портовом борделе на Островах. Там, возле каждой сценки были еще подписаны цены в нескольких монетных системах. Для тех, кто плохо понимает человеческую речь. Здесь же к чему? Горцы заходят? Вряд ли, ни одного рисунка с овцой…

Утесом громоздился камин. Сейчас, по причине теплой осени, не горящий. Маленький умывальник в углу. Два высоких стрельчатых окна, с широкими подоконниками. На подоконниках — маленькие подушечки. Для удобства, похоже… окна выходили в сад. Лукас застыл перед одним, пытаясь рассмотреть. Но из-за яркого света за спиной он видел только очертания деревьев…

Русалка присела на уголок дивана, похлопала ладонью рядом с собой.

— Присаживайся. К чему смотреть в окно, когда начинается разговор о самом интересном?

— Сколько? — оторвался Лукас от окна, внутренне сжимаясь.

— Грош в час, пять грошей вся ночь.

— Тут ночи-то, — пробурчал Изморозь. Цены, конечно, прямо таки ух! Полгроша «ночному», грош-другой здесь, еще «полгроша» на дорогу обратно… И не считая бездарно пролитого пива! Знал бы что так все выйдет, заперся бы в сортире, да вспомнил какую девку поприятнее! — Еще пару часов и рассветет!

— Значит, ночь до полудня тебя не устраивает? — усмехнулась Русалка.

— Хорошая ночь, — прикинул Изморозь, — в другой раз я бы рискнул. Но, боюсь, не справлюсь.

— День был трудным? — спросила синеволосая, наклонившись к клиенту. Грудь почти вывалилась из платья.

— И ночь нелегкой, — дыша в сторону, признался Лукас.

— На пару часов?

— А давай!

Лукас выудил кошель из кармана, сунул руку…

На ладони лежали медяки.

— Чтоб тебя! — выругался Изморозь. Кошель с серебром остался в «Башмаке», под половицей, в комнатке на конюшне.

— Что-то не так? — подняла бровь хозяйка.

— Нет, все так, — ответил Лукас, — просто перепутал. Или забыл. Не знаю даже, что точнее.

Изморозь расстегнул свой пояс — хороший, боевой, пол живота защищает от нежданного удара. Дернул за неприметную ниточку у застежки, распарывая один из тайничков. Мерк свежей чеканки. Еще не истерся, гуляя по жадным пальцам и глубоким карманам.

— Ого… — Русалка облизала губы. Язык у нее длинный, розовый — совершенно не идущий ни к волосам, ни к платью. Юной пастушке подошел бы скорее… Но хоть видно, что живой человек, а не нелюдь колдовская, для погубления мужескаго полу выведенная коварной ведьмою! — Ты меня прямо удивляешь, дорогой друг!

— Да уж, недешевый… — Лукас протянул золотой с огромным душевным напряжением.

— Не беспокойся о сдаче, принесу до последнего медяка. Мы, сиверцы, не обманываем своих.

— А свои для вас те, у кого водятся деньги?

— Ты умен! — улыбнулась Русалка. — Впрочем, к чему пустые разговоры? Посиди, посмотри. Когда вернусь, скажешь, которая понравилась больше. Света сейчас станет меньше. Или ты любишь видеть все?

Лукас пожал плечами. Ему хотелось трахаться и пить. Наличие или отсутствие освещения волновало в последнюю очередь.

Русалка упорхнула, позволив еще немного насладиться зрелищем своей задницы. Свечи, действительно, начали гаснуть. Осталась гореть одна из трех.

Лукас поднялся с дивана, снова плюхнулся на него, чувствуя, как неохотно прогибаются пружины. Попадется жируха, еще раздавит! Хотя, в таком месте и жируха? И за такие, бесы подери, деньги⁈

На лестнице раздались легкие, почти невесомые шаги…

Дверь, незакрытая хозяйкой, чуть приоткрылась. В комнату вошла, вернее, впорхнула светловолосая невысокая девушка в тончайшем платье — яркий свет из-за спины обрисовал фигуру до мельчайших подробностей. Девушка повернулась, давая возможность рассмотреть себя со всех сторон.

— Сьюзи, — прошептала она и тут же выскочила из комнаты, только подол взлетел. Лукасу Сьюзи весьма понравилась! Он таких вот всегда любил, аккуратненьких, но грациозных. И этакая невинность, что ли, мелькнула.

Следом заскочила следующая. В таком же платье, похоже, бывшем тут рабочей одеждой. На этот раз, темноволосая, почти брюнетка. Повыше, поухватистее — ткань на груди вот-вот лопнет!

— Маттэ! — шепнула она и вышла. Без ненужной суеты предыдущей.

Третей Лукас ждал рыженькую пышку — логика устроителей читалась влет!

Но угадал только цвет. Огненно-рыжая, словно фенек.

— Лисси! — ага, и имя под стать. Явно ненастоящее. Зато никак не пышка, очень даже стройненькая. Чем-то неуловимо напоминающая Марселин…

Лукас сместил рыжую на первое место.

Интересно, какой будет четвертая?..

Она оказалась с очень темной кожей и копной косичек, торчащих во все стороны. Мулатка⁈ И здесь⁈ Тоже стройная, очень фигуристая…

— Стефи, — лукаво улыбнулась она ошалевшему Лукасу. Зубы показались нереально белоснежными на фоне почти черных губ. Интересно, как будет выглядеть член в их обрамлении?..

Четвертая так же быстро покинула комнату, оставив Изморозь в совершенно расстроенных чувствах, прислушивающимся к стуку множества молоточков в висках и тяжелому стуку в груди…

— Так какую тебе хочется сильнее, мой дорогой друг? — Русалка бесшумно оказалась напротив Лукаса. Точно, волшебство!

— Даже не знаю, — признался Изморозь. — Наверное, тебя. Но ты-то явно стоишь дороже.

— Намного, — кивнула Русалка. Ситуация ее явно развлекала, — но если не я, то кто?

— Если Стефи, то это будет дороже?

— С чего бы цене меняться? У нас твердая такса, согласованная в магистрате, и у господина Фуррета.

— Ну она же… — Лукас не смог подобрать нужных слов, поэтому лишь неопределенно помахал.

— У нее не поперек, — хихикнула Русалка, прикрыв рот непонятно откуда взявшимся веером. Над тканью блеснули смеющиеся глаза. — Жди, сейчас девушка придет. Ей захватить пива или вина?

— Лучше просто воды, если это не запрещено магистратом и господином Фурретом.

— Нет, магистрат только за. Алкоголь толкает на всякие глупости.

Русалка вдруг подмигнула:

— Просто воды?.. Ты мне нравишься все больше и больше, дорогой гость!

Стефи не заставила себя долго ждать. Дверь она толкнула задом — руки заняты подносом с двумя кувшинами.

— Один с пивом, один с водой. Хозяйка сказала, что ты отказался от вина. Обычно мужчины пьют вино, когда трахаются.

Девушка поставила поднос на крохотный столик возле дивана, закрыла дверь на щеколду — та клацнула, будто взведенный затвор цагры [тяжелый боевой арбалет]. Шагнула поближе к Лукасу, который так и сидел на диване. Закружилась по комнате, в неком подобии танца.

Изморозь встал, подшагнул к ней. Крепко схватил за тугой зад, сминая ткань:

— Раздевайся, девочка. Пока не сорвал. Будет жалко, оно красивое.

— А я красивая? — очень серьезно спросила Стефи, стягивая платье через голову. На шлюхе остался только невесомый поясок из дюжины ниток разноцветного бисера на бедрах. Да еще две зеркально-одинаковые татуировки, спускающиеся от ключиц к грудям. Непонятный орнамент, весь изломанный четкими жесткими линиями, совершенно не идущими к прочей ее округлой женственности.

Стефи взвесила груди на ладонях, показала мужчине язык

— Да, ты очень красивая…

Лукас начал стягивать с себя одежду, путаясь в штанинах и рукавах. Чуть не упал.

Стефи наблюдала с многообещающей улыбкой. Какие же у нее глаза…

Наконец Изморозь справился с гардеробом, встал совершенно голым перед девушкой. Стефи внимательно посмотрела на Лукаса, погладила вздыбившися член.

— Ого, а ты большой!

— А хули ж ты хотела⁈ — прохрипел он.

Схватил девушку за талию, бросил на диван, навалился сверху. Стефи цепко ухватила его за член, направила туда, где мокро и горячо…

— А ты плохой парень, — жарко дохнула ему в ухо, быстрым язычком пробежала по шее…

В жизни Лукаса как только не называли: и говном, и мудаком, и сволочью, и ебанным подонком. А вот плохим парнем, да еще в такой ситуации… Никогда!

Изморозь дернулся пару раз и кончил.

— Тьфу, ты, пакость какая…

— Ого! — радостно прощебетала Стефи. — Как ты меня сильно хотел!

Лукас не успел толком отдышаться, как девушка змеей выбралась из-под него.

— Перевернись и не думай ни о чем. Тебе еще меня трахать, плохой парень!

Горячий рот охватил опавший вроде бы член. Язык начал работу…

Лукас смотрел на двигающийся затылок. Понемногу возвращалось желание, а за ним и возможность. Стефи это тоже ощутила — ей-то вообще не сложно заметить! Девушка подняла взгляд, улыбнулась Изморози, поднялась и, не спеша села на него. Стефи ритмично двигалась сверху. Стонала, закидывала голову, заставляя грудь казаться еще больше… Лукас обхватил ее за бедра. Занятно! Кожа другая не только на цвет, но и на ощупь. Не сказать, что неприятная. Наоборот! Но не как у людей! Чуть плотнее, что-ли?.. И запах! К запаху чисто вымытой и очень возбужденной женщины примешивался какой-то иной аромат…

Перед глазами прыгали небольшие, но очень аккуратные и красивые груди. Соски как смородинки. Мелкие и черные.

Веса в девушке почти и не было, но почему-то вспомнился некстати, гимн Пантократору, в этих краях, скорее всего, неизвестный:

Неси же бремя человека

Среди племен чужих

Без устали работай

Для страждущих людей —

Наполовину бесов,

Настолько же детей.

Лукас гладил девушку по спине, бокам, гладкому животику, постоянно натыкаясь на бисерный поясок. Защелкнутый на крохотный замочек на пояснице. Поясок раздражал. Лукас как-то привык, если уж ласкать, так везде, не сбиваясь на звякающее украшение.

— Сними.

— Не могу, — мотнула головой Стефи, — потом… не… застегнуть… рассыпется!

— И хрен с ним, раз так…

Лукас откинулся на подушку. Они со шлюхой отражались на потолке, выложенном кусками зеркал. Изморозь засмотрелся. Двойное удовольствие! И смотришь, и участвуешь!

Впрочем, даже это не отвлекало от жажды… Во рту с каждым мигом становилось все суше и гаже.

— Стой, девочка, стой! — попросил Лукас разошедшуюся Стефи. — Мне бы воды…

Та мгновенно остановилась, смахнула мелкий пот, потянулась к столику, не выпуская мужчину из себя. Грудь коснулась пересохших губ…

Холодная вода показалась даром небес. Пролилась водопадом, освежая иссушенное тело. Почувствовав прилив сил, Лукас перевернул Стефи на спину, закинул изящные ноги на плечи, рывком вошел в ойкнувшую девушку…

Минут через десять Изморози надоело. Он по-прежнему двигал тазом туда-сюда, иногда чуть подкручивая, чтобы достать до потаенных местечек, хватал ртом торчащие груди… Но все не то. Страсть и желание ушли…

Так же, рывком, Лукас вышел из девушки, слез с дивана, пошел к умывальнику, шлепая по полу босыми ногами.

Перевернувшись на живот, Стефи внимательно наблюдала, не говоря ни слова.

Лукас вернулся, оставив за собой цепочку мокрых следов. Тут тепло, быстро высохнут. Присел рядом, погладил по шелковистой коже. Да уж… Вроде и член стоит, как ни в чем не бывало, но как-то все не то. Скучно.

— Ладно, дорогая. Пойду я…

Стефи нырнула рукой под диван, вынула маленькую клепсидру — и как принесла незаметно? Или очередной местный фокус? — судя по ней, и часу не прошло.

— Ты заплатил за два. Я тебе не нравлюсь, да?

— Нравишься, — Лукас ткнул пальцем на член, — Ему тоже очень нравишься, видишь, как поглядывает на тебя, так и влез бы поглубже… Но надо идти.

— Забыл что-то важное?

Изморозь немного помолчал, размышляя, чтобы ответить:

— В общем, да. Что-то забыл. Вспомнить бы еще, что и где…

И начал одеваться. Стефи его примеру следовать не спешила. Так и лежала, наблюдая. Внезапно произнесла:

— Ты не плохой парень, прости. Ты хороший парень, которому досталась не его жизнь.

Лукас криво усмехнулся, застегивая пояс. Надо же, как забавно получилось! Философствующая черная шлюха! Хотя ничего удивительного. Что еще делать, когда лежишь на спине, таращишься в зеркальный потолок, а на тебе пыхтит вонючий урод? Только размышлять. И выдумывать красивые фразы.

— Может и так, — спорить не было ни сил, ни желания.

— Прощай, большой хороший парень. Я буду молиться за тебя. Честно! — произнесла Стефи, когда Лукас переступал порог. Он остановился на миг, дернул головой, и пошел вниз. Не оборачиваясь. Надо же, «будет за него молиться!». Все шлюхи так говорят! Или не все?..

Внизу никого не было. Невидимка, впрочем, за Лукасом наблюдал — когда он подошел к калитке-двери, та распахнулась.

Улица встретила предутренней свежестью и розовой полоской неба над рекой. По небу ползли редкие облака…

На перекрестке, как раз напротив мокрого пятна, оставленного Лукасом час назад, все та же повозка «ночного извозчика». И он тоже на месте. С ехидной ухмылкой на бородатой роже.

— Привет, счетовод! Ну как тебе «Русалка», как тебе Ди?

— Кто-кто?

— Ди. Так зовут владелицу «Русалки». Высокая такая…

— Стройная, с синими волосами. Ты уже говорил, а я видел.

— Ну так вот, — нисколько не смутился «ночной», — ее зовут Ди. Разве не представилась? Странно! Уж такому известному счетоводу могла имя и назвать.

— Ой, да иди ты нахер, — отмахнулся Изморозь, — тебе вот, с утра делать больше нехуй, кроме как издеваться?

— Угадал, нечего, — пожал плечами извозчик, усмехнулся. — Могу отвезти туда, где подобрал, раз уж тебя тут не ждут неисправленные счета.

Тааак! Сдача с мерка! Зажулили! Лукас охлопал себя по карманам. Глухо звякнуло в потайном, на ноге. Не понял⁈ Изморозь лихорадочно зашарил, вытащил содержимое. Серебро было туго замотано в колбаску, как раз по размеру тайничка. Снова волшебство?

— Шлюхи, они такие! Особенно в «Русалке». Садись, счетовод. Много не возьму, вижу, что потратился.

Лукас молча ссыпал сдачу с золотого в кошель, метнув пару медяков «ночному» в лицо. Тот, конечно же, монеты поймал.

— Давай к «Драному Башмаку», не доезжая квартал, остановишься.

— Поехали…

До нужного перекрестка доехали в молчании.

— Бывай, друг! — махнул Лукас на прощание.

— Удачи, счетовод! — отсалютовал хлыстом извозчик, и повозка покатилась дальше, завершая свой ночной маршрут по улицам Сиверы.

Изморозь медленно добрел до переулка, выводящего на кабак… И остолбенел.

Возле «Башмака» толпилось с пару дюжин стражников. Размахивали руками, тыкали пальцами, что-то обсуждали. Звучало «убили», «вырезали к херам», «поножовщина» и прочие, совершенно не радующие слова с привкусом свежей крови. Хуже всего, что в словах стражи звучала неприкрытая радость. Справедливо! Рейни достал многих…

Распахнулись двери. Из кабака вынесли носилки, накрытые окровавленным полотном. Под холстом угадывалось тело. Еще одно у входа, распростерто на брусчатке. Фуззи или Вуззи? Ого! Беднягу грохнули коротким копьем, да так, что острие насквозь прошло и попало меж камней, пришпилив тело к мостовой.

Лукас перевел взгляд на второй этаж. Чудом сдержал вопль. Из окна, с выбитой рамой — словно катапультой жахнули — свисала Иветт, повешенная на собственной косе. Из распоротого живота свисали кишки причудливой гирляндой.

Изморозь попятился. Не хватало сейчас только попасться на глаза стражникам!

В спину больно ткнулся клинок.

— Только не ври, крысеныш, что ты здесь ни при чем, — жарко дохнула в затылок Марселин. — Ты слишком вовремя ушел, чтобы быть ни при чем.

— Будешь смеяться, но я действительно ни при чем, — ответил Лукас, понимая, что девушка ему не поверит. — Ты мне в спину тычешь вилкой или чинкуэдой?

— А тебе не все равно, крысеныш? До печени всяко достану. Но… — убрала вдруг оружие Марселин.

Лукас потер спину рукой, еще не веря, что, кажется, еще малость поживет. Обернулся.

— От тебя бабой прет. Сладкой неместной бабой, — разъяснила воительница. — Аж завидно, какой сладкой! Растай, Изморозь, и понадежнее. Беги к Йоржу или Мастеру. Или просто беги, и подальше. Не хочу, чтобы еще и тебя убили. Обидно будет остаться одной в этом сраном городе.