Хотя это не первый призрак, которого мне доводится видеть в жизни, ощущения заметно отличаются. Адалинда и Вилхелм выглядели такими… обычными, что ли, словно живыми людьми, даже и не ощущалось, что они давно мертвы. Но с этой женщиной всё не так.
Растрёпанная, седая, с безумно блуждающим взглядом, она то выглядит реальной, то будто сливается с туманными сумерками, сгущающимися и побеждающими слабый свет нашего окна. Морщинистые губы искривляет усмешка, но в следующее мгновение её сменяет выражение глубокой печали, даже горя, и слёзы блестят на глазах, но тут же исчезают.
Нела гневно глядит на меня, стоящего на пороге, но решает не тратить время на споры.
— Кто ты такая? — спрашивает она у старухи.
— И правда, кто же я? — вместо ответа насмешливо спрашивает та. — Неразумная, понадеявшаяся справиться с тем, что неподвластно никому! Глупая женщина, не ведавшая о силе клятв, вот кто я такая! Давшая слово, которое не в состоянии сдержать!
И призрак разражается визгливым смехом.
— Это ты виновна в проклятии? — интересуется Нела, поднимая бровь, и голос её звучит так, будто она не сомневается в утвердительном ответе.
Её призрачная собеседница серьёзнеет, из взгляда на краткий миг пропадает безумие.
— И я, но не только, — отвечает она. — Пока я была жива, пока не выжила из ума, я хотела всё исправить. Умоляю, пожалуйста, прекратите это, у меня больше нет сил так существовать! Я больше не вытерплю, я теряю рассудок!
Она стонет, обхватывая голову, затем глухо смеётся, не поднимая лица.
Тут я слышу за спиной какой-то странный скрип, оборачиваюсь и вижу три носа, прижимающихся к стеклу, и три пары круглых глаз. Одни из них принадлежат козе.
— Правда ли, что ты что-то сделала с Вилхелмом? — продолжает расспросы Нела. — Из-за тебя его призрак привязан к здешним землям?
— Всё, что я делала, было совершено из любви, — отвечает старуха, поднимая затуманенный взгляд. — Я любила его больше жизни, и я верила, что это чувство преодолеет все препятствия. Наша связь была надёжно скреплена, и я поклялась вечно ждать, когда мы сможем быть вместе, и сделать для этого всё, что в моих силах.
Но ничего не вышло, нет, ничего не вышло… Годы идут, а он не хочет быть со мной, он отверг меня, и никакие слова, никакие клятвы не в силах это изменить! Где же он, почему не приходит? Такая, как я, ему не нужна!
— Ты знала колдунью из южных земель? Дочь вождя? — прерывает Нела этот бессвязный поток бормотания. — Может быть, ты заключала с ней какую-то сделку?
Старуха усмехается, покачиваясь из стороны в сторону. Затем тянет руку к шее, сдвигает ворот истрёпанной одежды и показывает что-то тёмное, похожее на шнурок.
— Сделка, о да, — отвечает она. — Вот оно, моё обещание, вот чем мы связаны с нею. Мир и любовь — это я должна была получить, мы все должны были, но кому же можно верить, если даже я сама утаиваю правду? Но я не в силах ей рассказать, нет.
— Знаешь ли ты, кто из них кого предал, правитель или дочь вождя? — вмешивается в беседу Гилберт.
— Я узнала ответ, и он причинил мне боль, — отвечает старуха, и очертания её тела дрожат, размываясь. — Думаю, что и Вилхелм обо всём узнал, иначе почему же он не желает меня видеть? Я так перед ним виновата. Нам уже не быть вместе. Идите, идите к нему и попросите кольцо с синим камнем, кольцо, что подарила ему Элеонор, и верните эту вещь мне! Если он отдаст кольцо, пусть это будет знаком, что я ему больше не нужна, что мне пора перестать цепляться за тень надежды. Тогда я смирюсь и уйду.
Когда отголоски этих слов тают в воздухе, призрак делается совершенно неразличимым. Мы ждём, но старуха больше не появляется.
— Похоже, мы узнали всё, что могли, — подводит итог Нела, когда мы возвращаемся в дом. — Видно, это и есть та самая Элеонор, о которой шла речь в письме. Эта женщина как-то была связана с хозяином замка при помощи колдовства, и кольцо, о котором она говорила, скрепляло эту связь. Мы разрушим узы, вернув кольцо. Хотелось бы верить, что это снимет и проклятие.
— Боюсь, что оно может оказаться куда обширнее, — качает головой Гилберт. — Мы так и не знаем, что именно сделала дочь вождя и к чему она стремилась. Но если исправим хоть какую-то часть, наверное, всё равно станет получше.
— Давайте не будем спешить, а сперва разузнаем у Вилхелма, что это за кольцо и при каких обстоятельствах оно было получено, — предлагает Нела.
Тилли поднимает лицо от альбома, куда очень старательно и быстро что-то записывала, и поправляет съехавшие очки.
— Вот так история, — восхищённо произносит она. — Призраки, любовь, клятвы и проклятия! Так значит, эта Элеонор была возлюбленной Маркуса, но на самом деле любила его лучшего друга, так? И обратилась к колдунье, чтобы та связала её с Вилхелмом узами. Ох и дурищей же она была в таком случае! Бедный, бедный Маркус. Чувства не всегда бывают взаимными, и это порой нелегко принять, но уж обращаться к колдунам, чтобы связать себя с дорогим человеком, я бы точно не стала!
— А как же призрак девушки, которую видел Невен? — вспоминаю я. — Может быть, нам стоило бы побеседовать и с ней тоже? Она-то кем может быть?
— Возможно, она непричастна к случившемуся, — предполагает Гилберт. — Как знать, может, проклятие затронуло и простых горожан, которые погибли нехорошей смертью при сражении.
— И много ты видел на улицах призраков простых горожан? — не соглашаюсь я.
— А разве мы ходили по улицам ночью? — парирует мой друг. — Только в этом переулке и сидели, а город ведь не мал. Нела, выскажись, как считаешь, призрак девушки может быть важен для нашего дела?
Но та, к кому он обратился, не отвечает. Она давно уже сладко спит, прислонившись к стене. Гилберт в досаде тормошит её за плечо, но это оказывается бесполезно.
— Ладно уж, завтра спросим, — ворчит он.
— И кто третий смешивал кровь и произносил клятву, тоже не вполне ясно, — размышляю я.
— Вероятно, Маркус, кто же ещё, — отмахивается Гилберт, устраиваясь на шкурах в углу. — Письма свидетельствовали о том, что они с Вилхелмом были весьма близки, да ты и сам слышал — как братья. Я уверен, дело было так: Элеонор при помощи колдовства привязала к себе возлюбленного и поклялась вечно ждать, пока они не смогут быть вместе, потому она всё ещё тут, а из-за неё и он. Адалинда упоминала, что осталась с сыном, чтобы защитить его от зла, по этой причине и она остаётся в замке. Когда правитель и колдунья смешали кровь, возможно, этот момент дочь вождя и использовала, чтобы наложить чары по просьбе Элеонор. А значит, уберём Элеонор — цепочка рассыплется.
— Но почему же тогда настала вечная зима? — подаёт голос Андраник.
— Может, из-за того, что здесь было произнесено столько клятв и мёртвые стали призраками? — предполагает Тилли. — Во многих историях, которые мне доводилось слышать, по вине призраков что-нибудь приключалось — ну, просто потому, что они болтались поблизости, даже если ничего и не делали. Плохая погода, порча урожая, дурные сны и прочее.
— Вполне вероятно, — сонно бормочет Гилберт. — И всё равно, я считаю, что нужно не тратить времени даром, а принести Элеонор то кольцо. А если какие-то призраки ещё останутся, что ж, тогда можно приняться и за них. Давай спать, а то рассвет скоро.
Мой друг поворачивается на другой бок и тут же засыпает.
Спит коза, жуя во сне губами. Сладко сопит Дамиан, что для него вообще редкость. Ушла наверх Тилли и тоже, вероятно, отдыхает. Только я всё никак не могу уснуть и верчусь с боку на бок. Чтобы не закоченеть, приходится лежать в верхней одежде, а она где-то сбилась, ещё и шкуры подо мной корявые, и мысли о призраках никак не идут из головы. И Андраник так громко и уныло вздыхает, сидя у очага, что сил моих нет.
А вот он встаёт и идёт ко мне, осторожно обходя дыру в полу, которую мы прикрыли перевёрнутой скамьёй.
— Сильвер, ты ведь не спишь? — шепчет Андраник, садясь на корточки.
— Уснёшь тут, — вполголоса отвечаю ему я. — Хуже этого ложа была только постель принцессы в замке Белого Рога, но я в те поры был моложе и легче переносил лишения.
— М-да, — мямлит мой собеседник, — к сожалению, мне не довелось побывать в том замке. Наверное, было очень интересно. Знаешь, я думаю, а не поговорить ли нам с призраком той девушки?
— Я тоже считаю, что это не помешает, — соглашаюсь я. — Хочу обсудить это с Нелой, когда она проснётся, и думаю, она с нами согласится.
— Да нет, — нерешительно произносит Андраник, — я думал… может быть… что если нам поговорить с ней прямо сейчас?
Я даже привстаю на локте от неожиданности.
— Прямо сейчас, вдвоём?
— Н-ну а чего тянуть, — запинаясь, говорит Андраник. — Я вроде бы уже не так сильно б-боюсь призраков, как прежде. Если разбудим Гилберта, он будет против и нас тоже не пустит, королева Нела отдыхает, а Тилли… её я подвергать опасности не хочу.
Я недолго раздумываю. Действительно, зачем упускать такую возможность! У нас остаётся ещё часть ночи, и к утру мы либо будем знать намного больше, чем знаем сейчас, либо ничего не потеряем, кроме шанса выспаться.
— Вперёд! — говорю я и поднимаюсь.
Стараясь не шуметь, мы проходим через комнату, но когда Андраник тянет дверь, она издаёт противный скрипучий звук.
— Куда это вы? — сонно спрашивает Гилберт, приоткрывая глаз.
— Да что-то пить ужасно захотелось, — выдумываю я на ходу. — Мы выйдем за городские ворота, снега в котелок наберём и вернёмся.
Для убедительности мне приходится взять этот самый котелок.
— Хорошо, — бормочет Гилберт в ответ и вновь сладко засыпает.
Мороз снаружи пробирает до костей. Мы забыли взять фонарь, но я вспоминаю об этом лишь когда мы пускаемся в путь, да и то вспоминаю случайно, ведь на улицах оказывается вовсе и не темно. Прямо над мёртвым городом, над чёрными ночными крышами разливается от края до края, дрожит, заполоняя небо, зелёное мерцание. Будто волна накатила, да так и застыла, скованная холодом.
Гигантских светлячков, к счастью, поблизости не видно.
— В какую сторону пойдём? — спрашивает Андраник и берёт меня под свободную руку.
Здесь довольно скользко и он, вероятно, не желает падать в одиночку.
— Невен вроде бы не заходил далеко в город, — припоминаю я.
— Мне тоже показалось, что он был недалеко от ворот, — соглашается мой спутник. — Значит, туда?
Я соглашаюсь, и мы бредём, поскальзываясь, к воротам. Зеленоватый свет, льющийся сверху, неярок, и оттого не всегда видно, куда мы ступаем. Кажется, будто ночью в городе намного холоднее, а лёд, покрывающий камни дороги, словно бы стал более гладким.
Но вот наконец мы у ворот, однако здесь не видно и следа чьего бы то ни было присутствия. Ни шума, ни звука, ни движения.
— Эге-гей, ужасный призра-ак! — зову я, прикладывая ладони ко рту. — Выходи-и!
— Сильвер, что ты делаешь? — шепчет мой более трусливый спутник, округляя глаза. — А вдруг ты её рассердишь?
— И что же она сделает, съест меня? — хмыкаю я. — Это только в сказочках, которые рассказывает Тилли, призраки причиняют людям вред, а я пока ничего такого своими глазами и не видел.
— А-а-а что, если именно вот эта девушка, которую мы решили найти, и есть та, которая ходит во тьме? — вдруг с тревогой произносит Андраник и трёт лоб. — Я-я-я не думал раньше, но теперь подумал, вот, ну, а что, если вдруг именно только её одну во всём городе и стоит бояться?
— Да что ж ты раньше-то этого не мог сообразить? — негодую я. — Давай тогда уходить отсюда поскорее! Шевелись, чего примёрз! Поговорим с Нелой, тогда и решим… да что с тобой такое?
Андраник замирает с полуоткрытым ртом, глядя на что-то слева от меня, и в глазах его плещется ужас, а лицо стремительно белеет и становится даже светлее волос.
— Там гигантский светлячок, да? — со слабой надеждой спрашиваю я, набираясь решимости, чтобы обернуться.