Всё хорошо, что хорошо кончается

Глава 13. Белые просторы позади и лес

Поутру меня расталкивает Гилберт.

— Поднимайся, в путь пора! — отвратительно бодрым голосом сообщает он.

Нам приходится щедро смазать лица жиром, ведь предстоит долго пробыть на холоде. Снаружи ещё довольно темно. Надеюсь, Туула не ошиблась и не собирается выставить нас из дома среди ночи.

В провожатые нам дают Фьока. Несмотря на почтенный возраст, Фьок могуч, время не сумело согнуть его спину, и плечи его широки. Ростом он даже немного выше Гилберта.

Тёмное неулыбчивое лицо старика изрезано морщинами, но в чёрных волосах виднеется только одна седая прядь — у виска. Оттуда же к щеке тянется старый шрам. Интересно, как он получен, но спрашивать неудобно.

Фьок тащит сани с поклажей. Гилберт настаивал, что повезёт их сам, но старик лишь молча отстранил его и направился вперёд, размеренно ступая. На остальные слова Гилберта Фьок обратил не больше внимания, чем на свист ветра, так что мой друг в конце концов плюнул и перестал тянуть к себе верёвку саней. Он пропустил вперёд меня, сонную Тилли и отчаянно зевающего Андраника и пошёл замыкающим.

Старая Аннеке увязалась за нами. Она то скачет в густом снегу слева или справа, проваливаясь по уши, то убегает вперёд, исчезая из виду. Я слежу за её полосатым хвостом, взлетающим над сугробами, и это единственное доступное мне сейчас развлечение.

Спутники мои идут угрюмо, будто воды в рот набрали. Слева и справа в неохотно наступающем рассвете белеет снежная равнина. К счастью, сейчас безветренно.

Путь под ногами хоть и заметён свежим снегом, но видно, что этой дорогой нередко кто-то пользуется. Не приходится прилагать особых усилий, чтобы идти, да и широкие полозья саней оказывают нам услугу.

Обернувшись, я вижу вдали три снежных дома, тающих, будто в тумане. Над двумя из трёх поднимается дым. Гилберт, идущий сзади, поспешно прячет что-то в карман (зеркальце, не иначе, совсем сдурел со своими усами).

К тому времени, как с Тилли слетает сон и она начинает привычно сыпать вопросами, мы добираемся до длинного замёрзшего озера. Кое-где темнеют полыньи, уже затянутые молодым ледком.

— Как называется это озеро? — спрашивает Тилли. — А оно глубокое?

Фьок молчит.

— А что за рыба в нём водится? Какого размера была самая крупная, что вы видели? А на какую наживку ловите? Как рыба не замерзает здесь?

Фьок не издаёт ни звука. Миновав заснеженный берег, поросший чахлыми кустарниками, он первым ступает на лёд и продолжает идти по нему так же неторопливо и уверенно, как прежде по снегу.

Старая Аннеке притаивается за ветками, придавленными снегом, и водит хвостом из стороны в сторону, глядя на Фьока. Затем в два прыжка она догоняет его, пытается остановиться, но её заносит на льду. Но даже когда Старая Аннеке врезается боком в колени Фьока сзади и роняет его, он не издаёт ни звука — молча встаёт, отряхивается, поднимает верёвку саней и идёт дальше.

— Ой, ребята, — громко шепчет Тилли, оглядывая нас блестящими глазами, — ведь он же, наверное, немой! Я только сейчас поняла, что и не слышала прежде, чтобы Фьок сказал хоть слово!

— Может быть, и глухой? — робко предполагает Андраник. — Он будто не слышит ничего вокруг.

— А видели тот шрам у него на виске? — говорю я. — Он, наверное, ударился головой, и с тех пор ничего не слышит и сказать не может. А вдруг у него и с головой не в порядке, и он заведёт нас куда-то не туда?

— Сильвер, как тебе не стыдно, — укоряет Гилберт. — Нам бы не дали в провожатые человека, который бы не справился с этой ролью. Уж с головой у него точно получше, чем у тебя.

— Ну спасибо, — горько говорю я и внезапно для Гилберта подставляю ему подножку. Он падает с воплем.

Фьок идёт впереди и ухом не ведёт.

Старая Аннеке, заметившая нашу возню, решает поучаствовать. Она скачет вокруг Гилберта, мешая ему подняться на ноги, и тот с трудом отгоняет расшалившуюся кошку. Тилли, смеясь, пытается удержать зверя, но лишь сама падает на лёд.

— Похоже, талисман силы выдохся, — замечаю я.

— Не выдохся, а лежит среди поклажи, — поясняет Гилберт. — Фу, морду убери!.. Без надобности его лучше не трогать, не то будет как тогда в тоннеле. Тилли… кому сказал, убери морду!

Андраник, краснея, делает вид, что увлечён разглядыванием горизонта и не слышит ни слова.

Фьок, от которого мы порядком оторвались, вдруг останавливается. Обернувшись, он молча глядит на нас.

Старая Аннеке под его тяжёлым взглядом утрачивает игривость и отходит, поджимая хвост, в сторону. Гилберт наконец поднимается, подаёт руку Тилли, а затем отряхивает себя и её. Мы догоняем Фьока, и он всё так же молча разворачивается и продолжает путь.

— Я думаю, он правда ничего не слышит, — шепчет Тилли. — Гилберт так заорал, что у меня чуть сердце не остановилось, а старику хоть бы что.

— А чего шепчешь тогда? — спрашиваю я. — Если он глухой, то и твоих слов не услышит.

— Да я так, на всякий случай… — негромко произносит Тилли, опасливо косясь в сторону Фьока, но с такого расстояния он в любом случае не расслышал бы ничего.

Миновав озеро и небольшую равнину, поросшую редкими кустарниками, мы оказываемся у леса. Впрочем, лесом это назвать сложно, деревья здесь чуть выше нашего роста. Я не могу понять, то ли это сосны, которые так искорёжило холодом, то ли какая-то неизвестная мне доселе хвойная порода.

У опушки леса темнеет остов разрушенной хижины.

Здесь Фьок останавливается. Отыскав взглядом Гилберта, он кивает ему и передаёт верёвку саней, когда тот подходит. Затем Фьок указывает рукавицей куда-то вперёд, настороженно глядит на Гилберта из-под кустистых бровей и опять показывает направление.

— Нам идти в ту сторону? — спрашивает Гилберт, выкрикивая каждое слово. — Туда?

И повторяет рукой жест Фьока.

Лицо старика дёргается, он сглатывает и внезапно говорит громким голосом:

— Самое высокое дерево, держите путь на него. Дойдёте — увидите жильё чужаков. По пути три брошенных хижины. Поднимется буран — переждите.

— Спасибо вам! — кричит Гилберт.

Затем, видимо, сочтя, что Фьок мог его не услышать, мой друг прижимает ладони к груди и отвешивает небольшой поклон. То же самое делает и Андраник, а затем и мы с Тилли.

— Лёгкой дороги, — желает нам старик.

Затем он поворачивается ко мне, упирается затянутым в меховую рукавицу пальцем мне в грудь и несколько мгновений молчит, поджав губы.

— Я слышал каждое слово, — наконец говорит он, убирая руку.

Фьок оглядывает нас напоследок, прищурившись, затем разворачивается и пускается в обратный путь. Мы слышим, как он свистит, подзывая Старую Аннеке.

— А почему он сказал это именно мне? — смущаясь и сердясь, спрашиваю я.

— Ха-ха-ха, ой, не могу, — сгибается от хохота Тилли.

— Вовсе не вижу ничего смешного, — фыркаю я и бреду по снегу в направлении самого высокого дерева в здешнем лесу.

С дорогой нам везёт, хотя как посмотреть. Погода нынче тихая, снегопада нет, ветер совсем небольшой. Я был бы не против остановиться в одной из заброшенных хижин и перекусить, но Гилберт упорно проходит мимо.

— Лучше нам не задерживаться, — говорит он. — Туула сказала, если не мешкать, дойдём до темноты. Не хочу терять ни дня.

Любопытная Тилли суёт нос в каждый из заброшенных домов и неизменно разочарованно сообщает, что там не осталось совсем ничего стоящего — разве что замёрзший пепел в очаге.

А когда мы оказываемся рядом с самым высоким деревом в здешнем лесу, до ушей наших доносится какой-то странный звук, напоминающий постукивание. Тюк, тюк, тюк!

— Дятел? — предполагает Тилли. — Ой, нет, он бы замёрз. Что это может быть?

— Похоже, кто-то рубит дерево, — догадывается Гилберт. — Наверное, те люди, к которым мы идём. Давайте поспешим!

И мы, минуя заснеженные кустарники и скрючившиеся до земли деревья, вылетаем на поляну навстречу опешившему мужику, не ожидавшему, очевидно, повстречать здесь кого-то ещё. Он пятится и роняет здоровенный кусок грубо отёсанного камня, острым концом которого пытался перерубить сухую ветку.

— Вы-то ещё кто такие? — изумлённо басит лесоруб, сдвигая меховой капюшон на затылок, чтобы лучше нас разглядеть. Нижнюю часть его лица скрывает грубый шарф, неумело сотканный из серой шерстяной пряжи, и видны лишь светлые глазки на красном лице без бровей и рыжий клок волос, спадающий на лоб.

— Мы тут гуляем, — говорю я ему. — Погодка сегодня хорошая.

— Мы ищем Нелу, — перебивает меня Гилберт. — Нас направили сюда старики, живущие у гор.

— А сами-то вы откуда? — взволнованно спрашивает мужик. — Из-за гор? Есть путь, который ведёт прочь из этих проклятых земель?

— Боюсь, что нет, — отвечает Гилберт. — Мы оказались здесь, лишь чудом уцелев, и в обратном направлении по той дороге уже не пройти. Так Нела у вас?

— Ох, — только и роняет мужик и садится прямо в снег. Кажется, на глазах его даже выступают слёзы. — Да что ж такое-то, неужто суждено здесь помереть!

Тут он замечает Тилли, с интересом изучающую каменный топор.

— Не трожь! — говорит ей мужик и отнимает инструмент. — Он острый, даром что каменный. Это Нела помогла сделать, да… Обождите, веток наберу, чтобы хоть дом протопить. Обычно я к реке хожу — у берегов попадаются брёвна, вода приносит их сверху, да только старый Эб захворал, не хотел я его оставлять надолго.

— Мы поможем, — говорит Гилберт, кладя верёвку на передок саней.

— Камень у меня один, — угрюмо отвечает мужик и принимается тюкать по ветке.

— Мне он и не нужен, — усмехается Гилберт, в кармане которого уже лежит талисман силы.

Когда несколько толстых веток с хрустом переламываются под его пальцами и падают в снег, лесоруб замирает, уставившись на моего друга круглыми глазами. Наверняка он и рот открыл от изумления, жаль, под шарфом не видно.

Мы с Тилли и Андраником собираем ветки, укладывая их на сани незнакомца. Эти сани намного хуже, чем наши. Все перекошенные, явно мастерил какой-то неумёха. Вместо полозьев натянута широкая полоса коры, с одного конца что-то вроде высокой спинки, а верёвки и вовсе нет.

Когда мы нагружаем сани с горой, мужик принимается толкать их перед собой, придерживая за высокую часть. Мы идём за ним следом, спускаемся с небольшого холма и вскоре оказываемся у снежного дома, выглядящего не так уж плохо. Но дым из трубы не идёт.

— Помогите затащить дрова, — обращается к нам мужик, затем сам берёт здоровенную охапку и лезет в низкий вход.

Тилли и Андраник с готовностью берут по несколько веток каждый, но я останавливаю их.

— А что, если этот человек решил нас убить? — шепчу я. — Вот мы полезем внутрь, а он тюк по голове каждого!

— З-зачем это ему? — бледнеет Андраник.

— Мясо заготовить, — поясняю я. — Смотрите, здесь не видно никаких следов Нелы, я так понял, этот человек здесь один с более старым спутником. Да он даже не спросил, как нас зовут, и сам не представился! Ясно же, что и не собирался водить с нами дружбу…

— Гилберт, стой, ты куда! — встревоженно ахает Тилли, но наш неразумный друг уже исчезает в хижине.

— Давайте входите уже, — доносится изнутри его голос. — И про дрова не забудьте.

В хижине, лишённой окон, оказывается совсем темно. Лишь у очага то вспыхивает, то гаснет искорка — это незнакомец пытается развести огонь.

— М-мек! — тихо доносится из дальнего угла.

— Ого, здесь козочки? — радостно спрашивает Тилли.

Вскоре огонь разгорается, освещая скудное убранство этого жилища. Лесоруб, склонившись над очагом, подкладывает ветки и небольшие поленья. Сдвинутый теперь шарф, как оказалось, скрывал окладистую рыжую бороду.

С другой стороны очага высится груда шкур и топчутся две козы, серая и белая, с очень длинным и густым мехом и такими же необычно длинными рогами. Тилли уже оказалась рядом с ними и почёсывает их лбы по очереди, а козы ощупывают мягкими губами её шубу, ища, что бы пожевать.

— Что они тут едят? — спрашивает Тилли.

— Ходят к лесу, — отвечает наш хозяин. — Вроде мох какой-то под снегом копают. Мы охотились на них прежде, когда Эбнер был покрепче, козу вот убили, а козлёнка чего-то жалко стало. Так и выросла у нас вот эта, серая, молоко даёт. Белая — это её дитё.

— Хорошенькие какие, — заявляет Тилли, обнимая белую козу.

Гилберт притаскивает наш котёл, набитый снегом, и устанавливает над очагом. Похоже, собирается что-то варить.

— Эй, Эб, ты там ещё живой? — повышает голос рыжебородый. Не дождавшись ответа, он обходит очаг и пинает ногой груду шкур. Шкуры слегка шевелятся.

— Живой я, живой, чего мне сделается, — доносится оттуда кряхтение.

Затем из-под густого меха выглядывает всклокоченная седая голова. Хитрые глазки старика обегают нас по очереди и вдруг возвращаются ко мне.

— О, Невен, гляди! — хрипло хихикает старик. — Это ж ентот, как его… убивец!