Всё хорошо, что хорошо кончается

Глава 10. В снежной круговерти бродим без дорог

— Сильвер, ты жив? — доносится до моих ушей голос Гилберта.

Друг тормошит меня, пытаясь поднять на ноги.

— Жив и даже немного жалею об этом, — мрачно отвечаю я. — Меня трясёт от холода, спина болит, на голове растёт шишка, я наелся снега, ободрал ладони, а вдобавок я голоден, а еды у нас нет ни крошки.

— Ну так поднимайся тогда, — без тени жалости отвечает этот бессердечный человек. — Тилли, ты в порядке?

— Само собой, — слышу я её голос, а вслед за тем вопль Андраника.

Я наконец встаю, по колени проваливаясь в снег, и пытаюсь понять, что произошло. Андраник, как более лёгкий, улетел чуть дальше вперёд, так что ему, к сожалению, повезло, и на него никто не упал сверху. И сейчас он вопит, с ужасом глядя на небольшой тёмный предмет, только что отброшенный им в сторону. Эта вещь лежит на рыхлом снегу, не проваливаясь — видимо, очень лёгкая. Наверное, это её Андраник успел прихватить перед тем, как мы съехали вниз.

Сперва мне кажется, что это рукавица, но приглядевшись, я понимаю ужас Андраника. Никакая это не рукавица, а обуглившаяся кисть руки.

— Надо же, — хмыкает Гилберт, поднимая страшную находку и разглядывая. — У меня предчувствие, что Нела проходила здесь.

— А-а т-ты ду-умаешь, это Р-рэналфа? — блеет Андраник, трясясь всем телом.

— Похоже на то, — невозмутимо отвечает мой друг.

— А-а где же тогда остальной Рэналф? — упавшим голосом интересуется Андраник, и всем нам одновременно приходит в голову, что остальной Рэналф может находиться, например, под нами. Мы живо, насколько позволяет высокий снег, отходим подальше.

Над нами высится гряда скал, зубцы которых тают, растворяясь в низком серо-белом небе. Высоко над нашими головами в камне темнеет дыра, из которой мы вылетели. Под нею небольшое озерцо замёрзшей речной воды.

Вокруг, куда ни глянь, простирается нетронутое снежное полотно. Ветер, налетая порывами, взметает снежинки, и небольшие вихри рождаются и умирают, клубясь над белыми холмами.

На горизонте снег сливается с небом, и совершенно невозможно понять, где проходит граница. Мы будто оказались в снежном шаре, и если бы не серый камень скал, глазу здесь вовсе не было бы за что зацепиться.

— Принц Андраник, вы в порядке? — робко спрашивает Тилли. — Страх-то какой!

— Со бдой всё хорошо, — отвечает сильно побледневший Андраник. Он наконец делает усилие, принуждая себя не смотреть на обгоревшую кисть, и переключает внимание на шарф, сматывая его и попутно отряхивая от снега.

— Вот, возьми, — возвращает он вещь Тилли. — И я хотел попросить… после всего, что мы пережили, не нужно говорить мне «вы, принц Андраник»…

— Кстати о том, что мы пережили, — вклинивается Гилберт в эту трогательную беседу и протягивает Андранику свободную руку ладонью вверх. — Талисман!

Прикусив губы, Андраник шарит в кармане, вынимает оттуда талисман и с виноватым видом кладёт его на ладонь Гилберта.

— Теперь рассказывай, — строго говорит тот.

— Мне не спалось из-за пдостуды, — шмыгает Андраник, — и я подумал, чдо могу расчищать путь, пока вы спите. Я тихонько вынул талисман, отошёл, разжёг факел — апчхи! — и увидед, что впереди всё заросло корнями. Я хотел пдиподнять потолок, взялся за корни, сделал усилие, а вместо эдого пдовалился пол.

— Какая замечательная мысль — приподнять потолок! — едко замечает Гилберт. — Учитывая, что над корнями, что очевидно, растут старые деревья. Какой ты умница, а ещё и про камни мне наврал.

Андраник съёживается от стыда. Тилли кладёт руку ему на спину, выражая поддержку, и гневно сводит брови, но не решается возражать Гилберту. И впрямь, возразить-то нечего.

— Ну что ж, — в порыве великодушия заявляю я, стуча зубами от холода. — Все мы совершаем ошибки.

На этом запас моего великодушия иссякает, и я прибавляю:

— Но только Андраник — такие идиотские!

— Я бы поспорил, — хмыкает Гилберт, — однако время для беседы сейчас не самое удачное. Нам нужно двигаться.

В этом он прав. Хотя сам он, похоже, не особенно мёрзнет, но я ужасно страдаю, и мои зубы выбивают дробь. Тилли с Андраником повезло больше — у них остались и плащи, и шарфы.

— Что ж, идём туда, — решительно говорит Гилберт, указывая направление рукой Рэналфа.

— Почему туда? — с сомнением в голосе спрашивает Тилли.

— Заметил там что-то похожее на дым, — поясняет мой друг.

Зажав талисман в ладони, он бредёт вперёд, прокладывая нам путь. Дрожа всем телом, я иду за ним следом, пытаясь увидеть дым в той стороне, однако ничего подобного так и не наблюдаю.

— Сильвер, возьми мой шарф!

Тилли останавливает меня и старательно укутывает, хотя помогает это не очень-то.

— И мой, — нехотя говорит Андраник.

Он накидывает свой шарф мне на шею и крепко затягивает, будто пытается задушить. Наверняка он и не собирался быть таким добрым, но после того, что сделала Тилли, ему было бы неловко остаться в стороне.

— Спасибо, — громко говорю я, а затем шепчу так, чтобы слышал один Андраник:

— Не очень-то мне нужен твой сопливый шарф!

Он вспыхивает и отходит. Тилли к этому моменту уже ушла вперёд, потому я теперь плетусь в самом конце и не сразу понимаю, что происходит, когда идущие передо мной вдруг останавливаются.

— Что там такое? — любопытствует Тилли. — Ты чего застыл, увидел что-то?

— Увидел, — странным голосом отвечает ей Гилберт. — Отойдите-ка назад на всякий случай, но без резких движений.

— Ой, — говорит Андраник.

— Д-да что там т-такое? — спрашиваю я, потирая ладони друг о друга и дуя на них в безуспешной попытке согреть.

— Я т-точно не соб-бираюсь д-делать н-ни шагу назад, ин-наче околею от холода!

И я заглядываю вперёд через плечо Андраника, что сделать несложно, поскольку он ниже меня.

Сперва я замечаю какие-то тёмные пятна на снегу впереди, затем вижу, что пятна эти чуть пошевелились. Наконец я понимаю, что перед нами стоит крупный зверь, подобных которому мне встречать не доводилось.

Он размером с большую собаку, но это не волк и не пёс. Морда напоминает кошачью, но глаза необычного для кошек цвета, серебристо-белые. Густая шерсть то ли светлая, то ли зверь извалялся в снегу, лишь кое-где сквозь белое проступают тёмные пятна.

Кончик длинного пушистого хвоста подрагивает. Зверь пристально глядит на нас, припав на передние лапы, и, кажется, собирается прыгнуть.

— Мне кто-то скажет, в чём дело? — возмущается Тилли. — Ничего не вижу!

Она стягивает с носа очки, разглядывает стёкла, дышит на них и протирает краем плаща. Затем водружает очки на нос.

Зверь негромко рычит и ещё сильнее прижимается грудью к земле, но пока не двигается с места.

— Почему вы ещё тут? — шипит Гилберт, оглядываясь на нас. — Отступайте назад! С этим я легко справлюсь, но вы будете только мешать.

— С чем справишься? — всё так же не понимает Тилли. — Если бы только ты знал, до чего меня раздражает, когда все говорят о чём-то, чего я не вижу! Ещё из-за этой белизны какие-то пятна стоят перед глазами! Что там — обвал, разбойничья засада, призраки, ожившие снежные бабы? Наши злые двойники? Вражеский флот? Что?

Она краснеет от возмущения и размахивает руками так сильно, что едва не попадает в лицо Андранику, некстати решившему оттянуть её в сторону.

Зверь настораживается при громких звуках голоса, прижимает маленькие круглые уши, а затем одним изящным прыжком поворачивает назад и скрывается из виду.

— Т-там был какой-то зверь, — поясняет Андраник. — Кажедся, ты его спугнула.

Затем он пытается вытереть нос шарфом и понимает, что его шарф теперь у меня. Несколько мгновений мы с Андраником недовольно глядим друг на друга.

— Что за зверь-то? — всё ещё сердито спрашивает Тилли. — Горный козёл?

— Похож на хищника, — отвечает ей Гилберт, оглядывая окрестности из-под руки. — Я раньше не то что не видел — даже не читал о подобных. Нам стоит проявить осторожность и двигаться тихо, чтобы не пропустить нападение. Этот зверь был почти незаметен в сугробе, я мог подойти вплотную и ничего не сообразить, если бы только он не шевельнулся.

— Н-надеюсь, с королевой Нелой всё в порядке в таком опасном месте, — дрожащим голосом произносит Андраник. — Что-то бде не по себе, а-апчхи!

А вот я, в отличие от остальных, уже не могу думать ни о чём кроме того, как же мне ужасно холодно. Ноги до колена превратились в бесчувственные куски льда, пальцы прежде болели, а сейчас я не ощущаю и их. Даже глаза у меня, кажется, замёрзли, а когда моргаю, перед ними встаёт красная пелена.

— Думаю, опасность миновала, — говорит Гилберт, но в голосе его мне слышится тревога. — Давайте-ка пошевеливаться.

Мы проходим шагов двадцать, может, тридцать, и вдруг неожиданно поднимается ветер, а с неба начинает сыпать снег. Становится хуже, чем в густом тумане, и я не вижу кончиков пальцев, когда вытягиваю руку перед собой.

— Нужно остановиться! — звучит голос Гилберта так глухо, будто сквозь подушку. — Иначе собьёмся с пути и замёрзнем!

Был бы ещё он здесь, этот путь.

Мы опускаемся в снег плечом к плечу. Гилберт тянет с меня одеревеневший шарф и растягивает его над нашими головами, чтобы хоть немного защититься от залетающих в нос и бьющих в лицо острых, точно булавки, снежинок.

— Самое время что-нибудь наколдовать! — заявляет Тилли, роясь в своём саквояже. — Глядите, я нашла варежку. Нужна кому-нибудь одинокая варежка?

Желающих не находится, и Тилли надевает её себе на левую руку, а затем пытается поместить туда же и правую.

— Я могу попробовать превратить вас в каких-нибудь зверей, — предлагает Гилберт. — В кого-то, кто не боится холода и хищников. Может быть, в волков?

— Почему бы не наколдовать нам уютный домик? — спрашивает Тилли. — С печкой во всю стену.

Гилберт насмешливо фыркает.

— Колдовство так не работает, — отвечает он. — Невозможно из ничего создать что-то, да ещё и настолько сложное. Жаль, что у меня нет такой силы, как у моего отца — он может изменять погоду. Я мог бы утихомирить ветер или сотворить небольшой дождь, но в нашем случае это ничем не поможет.

— Я-а г-гтов ст-ть кем угодно, — заявляю я, стуча зубами, — т-тльк бы поск-рее. Или безо всяк-к-го к-колдвства стану сосулькой, клац-клац-клац. Кстати, н-н-счёт сосулек — Г-гилберт, у тебя од-дна висит под носом.

— Ха-ха, — веселится Тилли, — и правда.

Гилберт, хмурясь, проводит под носом непослушными пальцами, но избавиться от сросшейся с усами сосульки ему не удаётся. Он сильно краснеет, что заметно даже в этих снежных сумерках, и пытается отвернуться от нас, прикрывая лицо рукой.

— Ч-что вы такие злые, — робко произносит Андраник. — Н-нашли к чему придираться, абчхи! Нам ведь важдо сейчас не выглядеть красиво, а выжить. Г-гилберт, ты делай, что надо.

— Сейчас, — ворчит мой друг, всё ещё прикрывая лицо. — Слова только вспомню. Эй, кто толкается?

Никто из нас не отвечает, и потому Гилберт спрашивает ещё раз:

— Сильвер, это ты сейчас толкал меня в спину?

— Я-а з-залед-денел и не могу даже пошвелить языком к-к следует, — пытаюсь ответить я, — н-не то что в спину толкать кого-то.

— А что тогда это было? — настораживается Гилберт.

Тут же вскрикивает и Тилли, сидящая справа от меня, а вслед за этим я будто бы слышу человеческий голос, заглушённый порывами свистящего ветра.

В следующее мгновение кто-то тянет меня вверх.

— Плохое место, чтобы спать! — слышу я. — Идём, идём! Йарру, веди остальных!