Всадник Ветра

Глава 9

— О, а вы уже тут! Кира привезли, хорошо!

Я мог бы возразить против этого «привезли» — не привезли, а сам прилетел! — но мне хватило одного взгляда на то, какими усталыми и заснеженными ввалились в башню

Агриппина, Меланиппа и Ксантиппа, чтобы удержаться от бурчания. После обеда погода испортилась, началась настоящая снежная буря — и девчонки в нее явно попали. Отряхиваясь и даже немного отплевываясь, они уныло рассказывали: летали-летали, ничего не налетали. В смысле, Прорывов не почуяли, чудовищ не видели.

— Оно, конечно, не удивительно, — вздохнула Ксантиппа. — По статистике, у нас и так было больше появлений монстров в последние месяцы, чем обычно. Очень может быть, что теперь будет долгий период затишья.

— Нельзя на это рассчитывать, — устало возразила ей Агриппина. — Сейчас отдохнем, пообедаем и неплохо бы… О, чайчик! Спасибо!

Чашку с горячим чаем ей молча протянула Левкиппа — она уже успела его заварить, пока мы с Ксенией лазали осматривать второй этаж. Я вспомнил, что тоже так с утра чаю и не выпил (хотя космозоологи напоили меня кофе) и налил себе.

У девчонок был изящный фарфоровый заварник с розочками, не то что мой обугленный на костре железный ветеран. И при этом огромный, литра на три.

— Не надо нам никуда лететь после обеда, — сказал я, прихлебывая чай.

— Почему? — сощурилась Агриппина.

— Я только что оттуда, — пояснил я. — От границы с Северными Территориями. Там сейчас работает команда космозоологов, никто башни отключать не будет. Не станут ценных специалистов опасности подвергать. И вообще, нам туда лезть не стоит.

— Да почему же?

— Потому что, — сказал я со вздохом. — Слушайте, девчонки… Помните, я вам говорил, что мир спасал? Вы еще посмеялись.

— Помню, — ответила Ксантиппа за всех. — Когда ты с Сапсанами познакомился.

— С кем? — не понял я.

— С подразделением «Сапсан», — пояснила она. — Не помнишь? Это общий позывной отряда капитана Теримова.

Мне стало слегка стыдно: в самом деле, я как-то не обратил внимания.

— Ну вот, я, увы, не могу рассказать, что тогда случилось, — сказал я. — То есть, может, и могу, но это не моя тайна. Мне нужно посоветоваться с… С одним человеком. Если он даст добро, то расскажу все обязательно. Но это будет очень серьезно, об этом надо будет молчать, даже намекнуть нельзя никому.

— Тогда лучше не надо нам рассказывать, — внезапно сказала Меланиппа. — То есть мне не надо! Я ужасно рассеянная, могу забыть и разболтать… — она вздохнула. — Хотя очень любопытно, конечно.

— Как ни странно, я скорее поддержу, — кивнула Агриппина. — Если это такая серьезная тайна, то лучше не надо лишней информации, переживем как-нибудь…

— А я не согласна! — надулась Ксения. — Раз мы отряд, у нас секретов друг от друга не должно быть!

— А вот и нет, должны, — возразила Левкиппа. — Секреты друг от друга — это нормально, они у всех есть, даже у мужа с женой.

— А при чем тут патрулирование? — неожиданно вернулась к теме Ксантиппа.

— А вот как раз при этом, — я развел руками. — Не могу объяснить. Но если вкратце, я думаю, что башни никто не отключал. Или, если их правда отключили, то Орден и сам дополнительные средства слежения насторожил. Это внешнеполитические всякие игрища. Они сделали ход и теперь ждут, как Истрелия отреагирует.

Агриппина поморщилась.

— Терпеть такое не могу! Снова здорова как папочкины попойки в кабинете…

— Ладно, — сказала Ксантиппа. — Но я бы предложила вам с девчонками все равно слетать. Потренируетесь взаимодействию в метель… Мы уже слетали, а вы втроем — нет.

— Ты садистка, да? — застонала Ксения. — Груня, скажи ей, что не надо!

— Не знаю, — нахмурилась Агриппина. — Кирилл, что скажешь? Мне кажется, полеты в метель полезны.

— Только не сегодня! — отбоярился я. — Я только что три дня ползал по снегу, искал капище сектантов. Только метели еще не хватало!

— А зачем ты его искал? — застенчиво спросила Меланиппа.

— Тоже, небось, не можешь рассказать? — подозрительно поинтересовалась Ксения.

— Про это — могу. Но давайте, правда, сначала пообедаем. У вас готово что-нибудь? Помочь?

К обеду у девчонок было припасено и даже частично сготовлено много всего, но моя помощь тоже потребовалась. Вообще ни разу не видел женщины, которая отказалась бы от мужской руки на кухне, была бы она предложена! Это, конечно, опыт прошлой жизни, но что-то мне подсказывает, что женщины во всех мирах примерно одинаковы, даже если они девочки-волшебницы вечных двенадцати лет от роду.

Результаты вышли весьма удовлетворительные. Мастера уровни Стеши среди Лошадок не нашлось, но готовить девчонки наловчились здорово… Либо умели еще до инициации. Все, кроме Агриппины. Она была в основном на подхвате, что объяснила своей потрясающей неуклюжестью.

— Порезать, почистить — пожалуйста! Но ей даже ингредиенты нельзя доверить взвешивать, обязательно напутает, — тихонько пояснила мне Ксантиппа.

За обедом решили, что сегодня точно никаких патрулирований и тому подобного устраивать не будем, а лучше займемся обустройством моей комнаты — благо, стройматериалы девчонки наготовили загодя. А уже с завтрашнего дня начнем. Если никаких сюрпризов не прилетит.

…Никаких сюрпризов на нас не обрушилось, вторая половина дня прошла, как намечено. Запасных окон для второго этажа у девчонок не завалялось, так что в отгороженной для меня комнате оказалось темно — если, конечно, я не захочу снять фанеру, срезать ветрозащиту и впустить внутрь морозный воздух. Но в пещере я привык к темноте и решил, что окна могут и подождать. Девчонки отдали мне запасную печку — совсем крохотную, с трехлитровую банку размером. От нее сразу стало и светлее, и уютнее.

— Мы думали поставить большой генератор или вообще ветку электрическую дотянуть из долины Вьосы, — сказала Рина. — Но очень уж дорого, мы не хотим Службу о таком просить. В смысле, ветка дорого, генератор еще ничего. Но тоже… Надо из какого-то крупного магазина брать, лучше в большом городе, типа столицы. Мелких продавцов и разорить недолго. Руки пока не дошли за ним слетать.

— Понятно, — кивнул я. Мне было приятно, что Лошадки, так же как и я, учитывают экономический аспект этого «дети-волшебники могут брать, что хотят, бесплатно». — Ничего, у нас магические огоньки есть, с ними даже читать можно.

— Вот и мы так подумали. А вода и на дровах отлично кипятится.

— А телефоны как заряжаете?

— От маленького генератора. Такой-то у нас есть, но к нему даже чайник не подключишь. И несколько емких аккумуляторов, договорились с нашим куратором из Службы, меняем у него периодически.

Общими усилиями мы очень быстро сколотили для меня кровать и стеллаж, пошили матрас (поролон и ткань лежали у Ксантиппы в запасе, а вместо большой швейной машинки она воспользовалась маленькой старинной с ножным приводом) и даже покрасили стены хорошей, не пахнущдлбюей краской.

Работали девчонки легко и умело, мне бы в прошлой жизни таких помощников! Опять же, не было обычной проблемы с тем, что кому-то тяжело, у кого-то болит спина, у кого-то ручки отваливаются — дарованные Проклятьем идеальное здоровье и выносливость оказались неоценимы при ремонте!

— Шкаф сегодня не успеем, — с явным сожалением произнесла Ксения. — Это на несколько дней работы. Ну ничего, я завтра начну! Как раз хотела сама попробовать сделать, без Левки.

— Да ладно, я помогу, — сказала Левкиппа.

— Я же сказала — сама! — настояла Ксения. — Ты лучше с Киром водопроводом займись, ты же говорила, что тоже знаешь, как.

— Ты любишь из дерева мастерить? — спросил я Подкову Смерча.

— Ну… Я же только недавно начала, — она махнула рукой. — Вроде ничего, нравится. Надо же хоть что-то полезное делать!

В общем, на ужин мы спускались веселые, довольные проделанной работой и изрядно проголодавшиеся. Агриппина, конечно, права — совместная результативная деятельность укрепляет дисциплину и повышает моральный дух. Откуда она до этого дошла, интересно, в двенадцать лет?.. Все-таки я прав был в своей первой оценке — очной, а не при анализе видео: она очень талантливый лидер. Не стоит ее недооценивать. Да и все Лошадки в принципе молодцы. Кто знает, на сколько их хватит, конечно — но сам факт, что они в моменте сопротивляются системе, пытаются жить своей жизнью и пользу приносить заодно, все это очень дорогого стоит!

«А я уж не дам им расслабиться и деградировать, — мрачно пообещал я себе. — Или пасть жертвой войны за магическое наследство!»

Когда мы напились чаю с припасенными Меланиппой конфетами — реально, у нее в кухонном шкафу лежал мешок килограммов на пять! — опять начались расспросы.

— Кир, так расскажи, что там за сектанты? На территории Истрелии — древневольцы, значит? У которых слет?

— А, — сказал я, — так вы их видели?

— Конечно, видели, — фыркнула Рина. — Они сегодня какие-то фейерверки пускали, вообще сложно не увидеть. Мы туда близко подлетать не стали.

— И хорошо, — сказал я. — Лучше от них держаться подальше.

После чего я вкратце рассказал историю поиска капища. Разумеется, умолчав о причинах, по которым Аркадий в принципе заподозрил существование этого места — как и о самом Аркадии. Просто сказал, что мой куратор из Службы передал мне информацию, дескать, у древневольцев там может быть действующий источник магии.

Девчонки реагировали правильно: ужасались, хихикали насчет намясорубленного монстра, восхищались моим упорством. Приятно, что ни говори. Меланиппа ожидаемо пожалела Огневика:

— Бедное чудовище! Ладно бы сразу убили, а они его мучили столько лет…

— Кто «они»? — спросил я. — Древневольцы там не так давно появились. Просто ему не повезло.

— Я думаю, его крестьяне той деревни подкармливали, — тихо сказала застенчивая Лана. — Иначе он бы не выжил. Может, даже кого-то неугодного ему скармливали. Сборщика налогов какого-нибудь. Бедняга! Он, наверное, к свежему мясу привык, а ему всякую гадость пихали…

М-да, что у этой девочки в голове, хотел бы я знать?

Но надо же было Ксантиппе потом спросить:

— Кир, а нам давно любопытно… Мы когда с твоим папой общались, у нас возникло впечатление… Как будто ты на него за что-то обижен? А он себя виноватым чувствует? Это… Ты не из-за него мальчиком-волшебником стал?

Ну вот как, как они от истории с замурованным под землей монстром перепрыгнули туда?

Я поморщился.

— Ну да. Поссорился с ним, сглупил и воспользовался Всадником Ветра, — я кивнул на прислоненную к стене глефу. — Подумаешь. Это совсем не интересно. Лучше вы теперь расскажите. Как вы стали волшебницами?

— Да я уже рассказывала, — Агриппина махнула рукой и взяла еще одну конфету. — Блин, как все-таки хорошо, что можно шоколада сколько хочешь есть — и ни о зубах не думаешь, ни о фигуре!

— Скажи, да! — согласилась Ксения и тоже взяла конфету. — У меня коронка стояла, так она выпала и новый зуб отрос!

— Ты только о себе рассказывала, и то в двух словах, — сказал я. — А про остальных я так и не знаю. Мне интересно. Если, конечно, это не что-то трагическое.

— Да какое там трагическое! — махнула рукой Левкиппа. — Даже не остросюжетное! Хотя… У Груни и у Сани вполне себе… Детектив и фильм-катастрофа!

— Да у тебя тоже, — заметила Ксантиппа. — Просто масштаб катастрофы помельче.

— Все, я заинтригован по самое не могу, — я тоже подумал и взял еще одну конфету — вафельную. — Колитесь!

И мне рассказали вот что…

Интерлюдия: об инициации Левкиппы Шинет, Подковы Шторма из Ураганного отряда

Лёвка росла на самой чудесной в мире ферме среди самых чудесных, самых зеленых холмов. У нее были самые лучшие в мире родители: добрый немногословный отец, веселая и жизнерадостная мама. На ферме вообще-то выращивали мясной и молочный скот, а также овощи, кукурузу (в основном, на корм) и немного овса, тоже больше для себя, чем на продажу. Еще была небольшая конюшня на десять голов, в которой жили лучшие в мире лошади.

Держать лошадей невыгодно — это Лёвка слышала с детства. Использовать их негде, корма дорожают, налоги растут, желающих купить жеребенка и тем более взрослого коня все меньше. Иногда лошадей разыскивают турбазы или циркачи, но и у них в основном свои. Если ты растишь жеребенка, нужно понимать, что он все равно пойдет потом только на мясо.

Кое-как держались только призовые: если конь выигрывает скачки, хотя бы районные, уже хорошо. Во-первых, денежный приз — можно кормить лошадь сколько-то месяцев. Во-вторых, престиж и почет. А если удастся победить на больших скачках в столице Кораса, Лагидии, или еще лучше, поехать на большие международные соревнования в Ави, столицу соседнего Ороса, — то все, считай, вытянули счастливый билет! Но очень уж это дорого.

Однако у Лёвки была мечта.

Еще когда Гнедко родился, дядя Антип сказал:

— Ого! Такой здоровый жеребенок раз в сто лет бывает!

А папа сказал:

— Пускай Лёвка растит. У нее рука легкая.

Левкиппа, обтиравшая жеребенка свежим сеном, замерла ни жива ни мертва. Неужели папа ей настолько доверяет?

— Спасибо, папочка! — через секунду она кинулась отцу на шею и он, засмеявшись, обнял ее и приподнял.

— Не за что, Белянка! Заслужила. Ты моя самая старательная работница! — и потрепал ее по голове.

Левкиппа не жалела сил, обхаживая Гнедко. Тренировала его с самого маленького возраста, следила за его диетой, за выпасом, чистила своими руками. Из школы первым делом бежала в конюшню. В первую после его рождения зиму, когда были перебои с электричеством, ночевала у него в стойле вместе с тепловой пушкой. (Насчет последнего отец с мамой были против, но все-таки в итоге разрешили и проверяли ее трижды за ночь.)

А потом, когда Лёвке было двенадцать, родители огорошили ее новостями:

— Лошадей придется продать, Белянка, — сказала мама, отводя глаза. — Уж извини, но иначе мы кредит не потянем. Очень уж в этом сезоне цены плохие. Бурку возьмет шапито, я договорился. Остальных — соседи.

Соседскую большую ферму держал какой-то богатей из Истрелии, там жило большое стадо. Часть лошадей оттуда продавали на мясо, часть тренировали под седло для выездов и даже для съемок фильмов. Куда пойдут их лошади, сказать заранее было нельзя.

— Гнедко — продать⁈ — Лёвка аж ушам своим не поверила.

— Нет, что ты! — отец замахал руками. — Гнедко оставим, и Звездочку тоже.

— Звездочка пусть по хозяйству помогает, — вставила мама. — А с Гнедко все-таки попробуем выступить осенью, его, может, тогда заводчик купит.

Отец закивал. Выглядел он так виновато, что Лёвка попыталась сделать самое невозмутимое лицо и пожала плечами:

— Ну что ж, раз такие дела, ничего не поделаешь, — после чего потянулась к супнице, налить себе в тарелку.

Выплакалась она потом, в хлеву у коз — не на конюшне, разумеется, лошадям она свои слезы показывать не хотела. А на конюшню пошла уже умывшись, чтобы почистить их как следует, обиходить в последний раз. Попрощаться.

Тогда-то в груде старых подков, которые она решила разобрать, Левкиппа и нашла свою Правую Подкову.

Сразу же поняв, что это предмет-компаньон, Левкиппа отнюдь не горела желанием его использовать. Становиться девочкой-волшебницей ей не хотелось. Ей же не восемь лет, чтобы мечтать летать и пользоваться магией! Кто же будет помогать родителям на ферме? Сестры еще слишком маленькие, брат вообще грудной. Вон у дяди Антипа все дети подались в Истрелию на заработки, и ему пришлось половину фермы продать! А были громадные угодья. Нет, для их фермы Лёвка такой судьбы не хотела. Даже если лошадей на ней не будет.

Кроме того, она мечтала когда-нибудь выйти замуж за хорошего, дельного фермера, такого, как папа, чтобы у нее тоже была своя ферма и семья с детьми. И, может быть, лошади. Если ты девочка-волшебница, то лошадей держать негде — не возьмешь же их с собой на битву с чудовищами!

В общем, она просто выкинула подкову обратно в ящик, отлично зная, что предмет-компаньон последует за ней повсюду.

Но все-таки месяц или два Лёвка совсем про подкову не вспоминала. Было и было. Начались летние каникулы, она дневала и ночевала на ферме. Лошадей распродали, но даже без ухода за ними дел было невпроворот. А потом разразилась гроза.

Буквальная гроза, не фигуральная. Лёвка хорошо запомнила тот день. С утра было невероятно жарко и душно, все буквально истекали потом. После обеда быстро набежали тучи и хлынул ливень, такой сильный, что стоявшие у стены сарая пустые ведра моментально набрались до краев.

— Я загоню трактор! — крикнул отец. — А ты закрой конюшню и беги в дом!

Лёвка и правда закрыла конюшню, в которой осталось только двое обитателей, и вбежала в прихожую мокрая до нитки как раз тогда, когда засверкали первые молнии и загремел гром.

— Вытирайтесь и садитесь обедать, раз такие дела! — крикнула мама, укачивая на руках маленького Никифора, который ревел и икал от страха.

Левкиппа как раз села за стол, когда в окно столовой увидала, как молния ударила в крышу конюшни!

— Демоны преисподней! — ахнул отец.

— Ох, Творец! — воскликнула мама.

А Лёвка выскочила из-за стола, опрокинув стакан с чаем, и помчалась выпустить Гнедко.

Но опоздала.

Обезумев от страха, молодой жеребец — ему тогда уже исполнилось два года! — проломил старую рассохшуюся дверь и вырвался на свободу. Пятилетняя Звездочка, отчаянно ржа, мчалась за ним. Лёвка только успела увидеть, как задранный хвост лошади скрывается в пелене дождя где-то в направлении ворот. Лило так, что она даже кончики пальцев вытянутой руки не могла рассмотреть!

Оставить все так? Ну уж нет!

Левка кинулась в гараж.

За рулем папиного скутера — тяжелого, с коляской — она ездила чуть ли не с восьмилетнего возраста. Сперва отец просто сажал ее перед собой и позволял «порулить», потом ноги у нее доросли до педалей (к счастью, она уродилась длинной), и она начала управлять скутером и сама. Но одно дело удерживать скутер летом на ровной дороге, и совсем другое — в дождь на раскисшей грязи!

Все-таки каким-то чутьем она находила среди луж отпечатки копыт и ехала по ним — пока вспышка молнии внезапно не озарила впереди широкий заливной луг, тот, что кончался обрывом над речкой, таким удобным для прыжков в воду с тарзанки. И лошадей — не только Гнедко со Звездочкой, целый табун!

Соседское стадо, видно, тоже запаниковав, прорвало заграждение и бежало к обрыву!

Нет, Лёвка не испугалась, что лошади погибнут: они отлично плавают. Но, прыгая с обрыва в воду, кто-нибудь обязательно потянет связки или сломает ноги — а для лошади, участвующей в скачках или киносъемках, это приговор! Кроме того, прятаться в воде во время грозы — последнее дело!

Скутер наконец не удержался на скользкой, размокшей колее, и Лёвке пришлось повалить его боком, чтобы не улететь в кювет. Выкатившись из седла прямо в грязь, она поняла — не успеет. Не перехватит табун!

Что же делать?

В этот момент Правая Подкова вновь оказалась у нее в руке…

— Дальше самоочевидно, — пожав плечами, закончила Левкиппа. — Я воспользовалась своими силами и отогнала лошадей от обрыва. Один соседский конь все-таки в воду сиганул, но все обошлось благополучно.

— Ой, ты раньше не рассказывала так подробно! — воскликнула Меланиппа. — А что потом случилось с Гнедко? Или… Сколько лет прошло?

— Это года три назад было, — Левкиппа отпила еще чаю. — А, нет, четыре. Гнедко жив-здоров, живет на родительской ферме. Они его пускают пастись на дальний луг летом, я прилетаю его туда навещать… На ферму-то мне путь заказан. Кстати, ничего, они там справляются без меня. Дядя Антип помогает, они с папой решили, что проще хозяйства объединить, чем по одиночке мучиться. И наняли вскладчину еще работника. Так, ладно, теперь, Лана, твой черед! Ты же тоже фермерская дочка.

— Да нет, не фермерская! — возразила Меланиппа. — Мы просто жили в деревне. А так папа директор школы, а мама учительница. Начальной школы, конечно… Вот когда я пошла в старшую школу в городе, тут-то и начались неприятности… — она вздохнула.

Интерлюдия: об инициации Меланиппы Селивановой, Подковы Торнадо из Ураганного отряда

Меланиппа любила сидеть с малышами. Они хорошие, милые! Добрые и не дразнятся. По крайней мере, ее младшие братишки и сестренки, и родные, и двоюродные, были именно такие. Она слышала, что бывают и весьма вредные малыши, но сама не встречала. Для этого их надо баловать, а в их семье баловать детей не принято. Их принято любить, тискать и строго-престрого воспитывать.

В тот день она усадила своих двухлетних братишек — родного и двоюродного — играть в кубики, пятилетних сестренок — тоже родную и двоюродную — рисовать, а Меланиппина восьмилетняя тетя (да-да, у дедушки с бабушкой родилась еще одна дочка, когда они уже и не ждали!) сказала, что она и сама отлично посидит с книжкой, спасибо большое. Так что Лана внезапно оказалась совершенно свободной.

Чем бы таким заняться, пока взрослые ведут длинные скучные разговоры?

О! А почему бы не сделать всем сюрприз и не испечь пирог к чаю? Это быстро, дел-то на двадцать минут! Октябрьский день в Саработе выдался ожидаемо теплым, конечно, все сидят на веранде, а кухня свободна…

Так все и оказалось: кухня пустовала, из полуприкрытого окна было видно расположившихся на веранде взрослых: мама с тетей на диванчике, дедушка в кресле-качалке, бабушка и папа стоят у перил. И разговор был слышен, очень четко и ясно!

Меланиппу учили не подслушивать, так что она хотела развернуться и уйти. Тем более ясно, что при такой диспозиции они, конечно, заметят, как она будет хозяйничать у духовки — не получится сюрприза. Но мама как раз говорила о ней, и Меланиппа против воли замерла у входа в кухню.

— … какая уже адаптация? Она почти два месяца в новой школе, а дела становятся только хуже! Эта последняя двойка…

— Девочка отлично знает родной язык, зая, не нужно драматизировать, — низким голосом прогудела бабушка. — Подумаешь, перенервничала и не смогла ответить у доски! С каждым случается. До конца четверти еще две недели, исправит.

— Теть Жень, не в оценках же дело! — воскликнула мама. Она называла бабушку «тетей Женей», потому что они с папой с детства дружили — вот и привыкла. — Дело в том, что она там… Словно под прессом постоянно! Я ее от школьного автобуса встречаю — она выходит как деревянная, и от остановки бредет, как неживая! Это разве наша Милочка? А спросишь, в чем дело — все в порядке! Я говорю, я же вижу, что не в порядке! А она молчит.

— Ты ее встречаешь от остановки? — снова бабушка. — В ее-то возрасте? Вот и ответ: вы слишком опекаете девочку! Ей нужно учиться самой постоять за себя.

— Мама, с одной стороны это так, — это вступил папа. — Но ведь Милочка вовсе не трусиха и вообще-то отлично умеет справляться с трудностями! Вспомните, как она отлично вела себя, когда мы все уехали в гости, а Паша заболел? А как она прыгнула в речку за Пятнашкой, когда тот был щенком?

Пятнашка — уже большой пес — подошел к Меланиппе сзади и лизнул ее пальцы. Она рассеянно погладила его.

— Сын, я н-не очень п-понимаю, ч-что т-ты пытаешься с-сказать, — это дедушка: он слегка заикается. Что не помешало ему всю жизнь проработать в министерстве образования. — Ты х-хочешь п-перевести М-милочку в д-другую школу?

— Я думаю о домашнем обучении, — сказал отец. — Может быть, попросишь старых знакомых побыстрее ее оформить? А то мы с Ланой честно боимся за ее психику.

— Ну ты даешь! — это тетя. — Боитесь за психику Милы, потому что она невеселая приходит из школы? На ней же нет синяков, ничего такого! Ты думаешь, ее там бьют? В шестой-то школе? Я сама раньше там работала, директор у них отменный, травли не допускает.

— Нет, не думаю, — снова папа. — Но мне категорически не нравится…

— Иск-ключено, сын, — это деда: очень твердый голос, несмотря на заикание. — На д-домашнее об-бучение п-переводи, если хочешь. Но сам. П-по об-бычной процедуре. Пусть к-коммиссия решает.

— Дядь Паш, но это такой стресс! — тихо сказала мама. — И затянется минимум до конца полугодия, я же знаю, как такие дела делаются!

Деда промолчал.

— Зая, Мила не больна, психически здорова — я сама с ней сегодня говорила! — снова бабушка. — Она вполне в состоянии ответить на несколько вопросов педагогов и психологов, если уж вы так хотите настаивать на домашнем обучении… Но я бы не советовала. Ведь нужно же привыкать жить в социуме!

Дальше Меланиппа слушать не стала, слишком тяжело.

Взяла Пятнашку за ошейник, вышла с ним в гостиную, села рядом и обняла, зарывшись лицом в черно-белую шерсть. Пес тихонько и удивленно поскулил: он понимал, что Меланиппа расстроена, но не понимал, из-за чего.

Да она и сама толком не знала!

Что такого было в новой школе? Ничего особенного!

Никто ее не задирал, не обижал. Ее портфель не вскрывали на перемене и не перебрасывали от ученика к ученику. То есть она видела, как такое сделали с другой девочкой, но с самой Меланиппой ничего подобного не происходило. Учителя к ней не придирались. Правда, и не относились особенно ласково. Просто — как ко всем.

И вот как-то оно в целом…

Ни одна девочка в классе не подошла и не предложила с ней дружить. На перемене все говорили о совсем непонятных вещах, например, о всяком таком, что шло по телевизору. У Меланиппы дома телевизора не было: родители его не одобряли. Правда, телефон они ей купили к шестому классу, чтобы могла позвонить домой из школы, но Мила пока даже не знала, как пользоваться приложениями. Мальчишки слишком много орали и многие ругались матом — в их деревенской школе о таком и подумать было немыслимо! Родителей бы сразу вызвали, чтобы они прямо на уроке всыпали отпрыскам ремня!

В школе нужно было сидеть с утра и, такое ощущение, почти до вечера, на перемене даже по двору не погуляешь! То есть можно погулять, но двор бетонный, всего несколько клумб. Нет любимой лавочки под вишнями, где так хорошо было поменяться «секретиками» с подружками. И домой на обед не зайдешь, жди, пока уроки окончатся и отвезут на автобусе!

А главное, никто ничего не понимает. Меланиппе было бы сложно объяснить, что «ничего». Просто она знала: в деревне ребята понимали, а там — нет. И еще когда она начинала отвечать на уроке, ее никогда не дослушивали до конца! Просто говорили «садись, знаешь». Или «нет, не так, кто может поправить»? Так что Меланиппа в итоге поняла, что совсем-совсем не может даже слова произнести! И даже ручка писать не хотела!

— Ми-и-ла! Ну Мила же!

Мила оторвалась от собаки, вытерла глаза и села прямо. Ее дергал за рукав Паша, младший братишка.

— Что, масик?

— Я не масик, я мальчик! — серьезно сказал Паша. — Давай играть в лошадки?

— Ну давай! — воскликнула Мила. — Садись мне на спину!

— Нет, я буду лошадкой! — помотал головой Паша. — Дай подкову?

— Какую подкову?

— Прабушкину! — и он указал пальчиком на стену, где висела фамильная реликвия.

На самом деле та, легендарная первая Меланиппа, приходилась Миле пра-пра-прабабушкой. С маминой стороны, не с папиной. Там по женской линии всех старших дочерей называли Меланиппами; вот и маму тоже так звали. Папа называл жену Ланой, а дочку — Милой.

Та, первая Меланиппа была наездницей, объездчицей лошадей, а одно время знаменитой циркачкой. От нее осталась особая, счастливая подкова и портрет: жгучая брюнетка в красном платье верхом на гнедой лошади.

Миле сейчас та пра-пра-прабабушка казалась милее всей прочей родни уже потому, что не была учительницей!

— А давай сниму, — сказала Мила, окончательно вытирая глаза. — Почему нет?

Чтобы дотянуться до подковы, пришлось приставить к стене кресло. Опасно балансируя на его спинке, Мила подцепила подкову пальцами. Первый раз с рождения!

И тут же поняла, что коснулась предмета-компаньона.

Решение она приняла мгновенно, кажется, помимо рассудка: «Если я стану девочкой-волшебницей, мне никогда больше не придется ходить в школу!»

И тут же в нее хлынула магия…

— Бедная ты бедная! — Левкиппа приобняла Меланиппу за плечи. — Но ты ведь нормально общаешься с другими детьми-волшебниками? И с нами тоже?

— Вовсе не бедная, — улыбнулась Меланиппа. — Я ведь встретила вас! И Кирилла, — она очень быстро посмотрела на меня и тут же отвела взгляд. — Осталась бы в той школе, и ничего бы не было. Даже если бы я привыкла… — она вздохнула. — Только вот по малышам немножко скучаю…

— А хочешь, прилетим как-нибудь в детский сад к твоему Паше? — вдруг предложила Агриппина. — На Новый Год поздравить? Конфет подарим, все такое.

— Ой, точно! Ты здорово придумала! — Меланиппа заулыбалась еще шире. — Ему сейчас три годика, как раз первый утренник в костюмах будут устраивать! Пока они совсем маленькие, такого не делают.

У меня от этой улыбки испортилось настроение, но я попытался этого не показать.

— Слушайте, я сейчас сообразила, — Агриппина обвела девчонок веселым взглядом. — Получается, у нас у всех есть младшие братья?

— Мой как раз противный, — скорчила физиономию Ксюша. — Ужасно избалованный, родаки ему во всем потакали! Жутко рада, что я могу с ним больше не возиться!

— У меня младшего брата нет, — покачала головой Ксантиппа. — Я единственный ребенок.

— А у тебя, Кирилл? — спросила Левкиппа.

— Я тоже в семье один, — сказал я. И подумал: «И слава богу, а то бы Пантелеймон этого гипотетического младшего вообще бы заабьюзил…»

Но почему-то вдруг стало жаль.