Время вороньих песен

6.2

Кружку я едва не разбила. Она упала с края столика, где я ее оставила впопыхах, и острый носик на ручке откололся. Понаблюдав за моими бесплодными попытками вернуть все как было с помощью жезла, дом принялся грохотать ящиком в кухне. Я пошла на зов и обнаружила в самом углу прыгающей мебели древний тюбик загустевшего клея “для всего”.

Как на тюбике написано было, так и вышло. Сначала я приклеила керамический клювик к своим пальцам, потом свои пальцы к чашке, и только потом нужное к нужному. Жезл я тоже нечаянно приклеила. Только заметила это поздно, когда клей успел взяться как следует. Пришлось ножом отковыривать. Вот все у меня так. Не замечу, натворю дел, а потом только ножом…

Обо мне снова забыли? Кажется, три года с Огастом как-то странно на мне сказались. Обезличенностью можно заразиться? До меня ведь никому дела нет, по большому счету. Вот, может, Северу немного есть, разглядел же он во мне что-то, а может просто утешить хотел, как мог. Ведану-вороне еще не все равно было. По долгу службы и так. Я его просто из равновесия выводила по всякому, вот он и любопытствовал. Тоже по-всякому.

Мне бы впору о душе подумать, а я все о глупостях... Например, куда платок делся, что будет на обед или кому достанется лавка, когда меня не станет. Я здесь так мало, а как будто всегда. Вывеску, опять же, подарили, колокольчик я сама вешала…

Постель перевернула, но так и не нашла. Ощущение ткани в сжатой в кулак руке просто преследовало. Взяла первый платок – ощущение совсем не то. У потерянного был запах, а этот ничем не пах. И проснулась я, как обычно, дрожа и задыхаясь, и первое, что сделала – снова разворотила постель в поисках куска ткани с монограммой. Наваждение какое-то…

Звонок в дверь застал меня на кухне у стола с раскрытой баночкой варенья и пальцем во рту. Нет, ну до чего странный вкус… Понять не могу, нравится или нет, и тянусь попробовать снова, чтобы снова ничего не понять.

Веде Зу-Леф были неизвестны мои метания, она просто решила отправиться за покупками и непременно в компании. По ее словам, я на Звонца единственная достойная дама для подобных променадов. Ну, раз достойная… Возможно, я поторопилась с выводами про “никому дела нет”.

Я по случаю даже приоделась. Достойно, как достойная вдова. И вуальку нацепила, и скорбный лик. Аманда радовалась, как ребенок конфетам, и смотрела на меня во все глаза. Потом заявила, что такое, за вуалью не спрячешь, а что именно, объяснять отказалась.

Хотелось сменить тему, я теряюсь, когда ко мне подобное настойчивое внимание. С чего бы начать разговор? Начала от противного.

– А вы не знаете, что там за кутерьма в Управлении по магическому надзору случилась?

Мы были в посудной лавке, Аманда задумчиво перебирала совершенно, на мой взгляд, одинаковые флакончики, а я смирно стояла в центре небольшого помещения. Хоть и не слон, а изящества во мне примерно столько же.

Меня смерили потрясенным взглядом.

– Вы бы хоть новостной листок выписали, раз не особо склонны к общению. А Управлению есть от чего побегать. Третья жертва. Вообще, по слухам, – четвертая. Но это слухи. Первая была пару недель назад. Вторая как раз после бала в магистрате, а третья – позавчера. Утром нашли. Возле одного из вампирских притончиков… Ну, знаете… девушки, напитки разные… – Аманда многозначительно подергала бровями и вернулась к выбору флаконов, но говорить не прекратила. – Думали сначала, что маджен просто крепко выпил, а оказалось – его. Одна оболочка осталась, голем, энергетика в ноль. Говорят, такое раньше случалось, давно, когда демоны были еще демоны, а не это жалкое подобие, что в провинции Деймин обретается. Там, кстати, опять шумно. А еще болезнь новая. Не сама собой взялась. Такое само не вызреет. Чьих ручонок дело, непонятно, но гадостно всем выйдет, посмотрите… Еще вот Штиверия ноту прислала, хотят отделиться совсем, мол у нас темно очень. А если еще и драконы ввяжутся… Опять цены задерут. И так грабеж, по полгроша за фиал из негодного стекла.

Последнее Аманда произнесла погромче, изобразила душераздирающий вздох и покосилась на флегматичного продавца. Но тот как делал вид, что не слышит, так и продолжал.

После мы методично обошли все лавки на нашей улице и еще несколько на соседней. На совместный обед я не согласилась, прогулки оказалось достаточно, и поспешила к себе. Колено разнылось и было слегка беспокойно. Хотелось спрятаться в своей ракушке от мира и… варенья. У меня вон еще платок недонайден, да и пакет с покупками ощутимо оттягивает руку.

Вампир подкрался незаметно.

– Позвольте, я помогу?

Руке сразу стало легче, а мне – не очень. Ощущение нависшей глыбы сегодня было особенно пугающим и реальным.

– Вам больно. Хотите, я… понесу вас?

Я качнула головой и отступила. Мартайн взял меня за руку, и хоть разница между температурой тела человека и вампира всего пара градусов, ощущение все равно странное. Словно иголками покалывает. И не только там, на запястье, над пульсирующей ниткой пульса, где его пальцы касаются кожи. Колено налилось жаром и… перестало болеть. Я не верю в благородные порывы так же, как в помощь в последний момент. Это только для сказок хорошо. А для жизни – подозрительно, чуется какой-то подвох.

Еще несколько шагов. Мы уже у двери. Почти на равных. Я – на ступеньках крыльца, он – на дорожке. У него в руках мой пакет и рука, у меня что-то, что нужно ему. При прошлых встречах всегда уверенный в себе и высокомерный, Асгер Мартайн был растерян. И одет небрежно, что только подчеркивало его волнение. А еще клыки. Их было видно даже при сомкнутых губах. Казалось, он сейчас сам себе кожу проткнет.

– Асгер, что происходит?

– Не пригласите?

– Нет, извините. Знаете, есть такое древнее поверье, что вампир не может войти в дом, пока его не пригласят?

– Впервые слышу, – улыбнулся он и стал больше походить на себя обычного. – Но я не стал бы ломиться в дом, когда так категорично отказывают. Тем более в такой, как у вас. Но суеверие забавное... Откуда вы родом, Малена?

– Зачем вы здесь, Асгер?

– Ворнан не появлялся?

Я вздрогнула. Почему мне чудится запах тлена и воска, почему он ищет его…

– Странно искать его здесь.

– Вовсе нет. Дело в том, – вампир нервно коснулся одного из клыков кончиком языка, – дело в том, что он кое-что мне дал для исследования, и результат… Есть обстоятельства, из-за которых я не смогу долго это скрывать… А он куда-то пропал. В УМН его нет. В последний раз он был там позавчера, передал ваше дело и… все.

– И все. Вы сами ответили на ваш вопрос, – сказала я, взяла пакет и ушла.

Запах свечей и тлена никуда не делся. Из-за него тарелка идеально-рассыпчатой каши, аппетитной даже на вид, отправилась в сток.

Я заварила успокоительный сбор, который брала у Аманды, потому что к вечеру у меня тряслись руки. Я дышать не могла, будто находилась в сыром подвале, где воздух такой густой и влажный, что и так с трудом проникает в легкие, а еще горящий воск…

Можно было бы и ложку взять. Но пальцем оказалось вкуснее. Почему я раньше не ела варенья?

Чай немного помог. Я успокоилась. Но тревога продолжала покусывать, как случайно зимовавший в кладовке комар. Зимой бы не должно быть комаров, а он – есть. Да еще и кусается. Как я. Меня тоже не должно. Осталось научится кусаться, но боюсь, уже не успею.

Шагнула к окну. Успела заметить, что задний двор пуст, а за забором, которого раньше было не видно из-за колеблющихся простыней, маячит тень, как дом выкинул новый фортель – стекла будто инеем затянуло. Я ткнула пальцем и тут же отдернула. Иней оказался паутиной. Внизу грохнуло, и я отчетливо поняла, что ставни на витринах-эркерах закрыты. Потом светсферы померкли, все погрузилось в сумерки, такие же, как за окном, когда в него еще можно было смотреть.

На арочном окне в спальне, как и в кухне, ставни тоже отсутствовали. Постаралась представить, что это все-таки иней на стекле, потому что иначе начала бы думать, где у меня в доме водится такая прорва пауков… Тьма…

Внизу было просто темно. Никакой паутины. Я сидела в кресле и таращилась на дверь. Надо все таки поосторожнее с желаниями. Захотела в ракушку – получите и распишитесь. Жаль, что спокойствие от чая оказалось недолговечным.

А потом дверь бесшумно отворилась.

Понятия не имею, как я умудрилась оказаться почти у порога, потому что тот, кто его переступил, был бледен настолько, что его остроносое лицо светилось. Ведьмак с трудом держался на ногах, а глаза мерцали огненно-желтым, словно у ворона в Дат-Кронен, когда я впервые его увидела.

– Дверь, – прохрипел он, впиваясь клещами руки в мое плечо, чтобы не свалиться, и дом тут же послушался.

Вторую руку Пешта прижимал к себе и выглядел почти, как в том моем глупом сне – мокрый от дождя, в расстегнутом пальто... Рубашка была вся в грязи. Так мне сначала показалось. А потом в нос ударил запах разогретого на огне железа.