Время вороньих песен

3.4

Покупки отправились на кухню, а я – в постель. После возни господина Норкинса под лестницей тепло стало везде, но я привычно свернулась в комок, готовясь заново родится утром. Или не родится. Как повезет. Веки мигнули раз, другой… Навалилась темнота, и красные когти выдернули мою душу из тела.

Тех снов не было. Или я не помнила. Но был другой и проснулась я, как всегда, задыхаясь. Лицо пылало. Подобного мне не снилось даже во времена студенческой бесшабашности. Моей лично. Стыдясь самой себя, юркнула в ванную и воду сделала попрохладнее. Если против присутствия в фантазиях симпатичного некроманта и не менее симпатичного вампира я ничего не имела, то третий фигурант… Это вообще за гранью. Любопытно, тут психологи есть?

Завтрак соображала подхихикивая и покрываясь мурашками попеременно. Роняла все подряд. В окно, которое я приоткрыла, чтоб проветрить, заглянул ворон. Я вздрогнула от скрежета когтей по жестянке отлива и уронила кусочек колбасы. Подняла и предложила гостю. Птиц побрезговал. Посмотрел осуждающе и исчез. Пожала плечами, съела сама и отрезала еще один. В процессе опять вспомнилось, и я, замечтавшись, полоснула по пальцу.

Охнула, полезла в ящик за салфетками, развернула коробочку с затертой надписью, просыпав плотные, похожие на сургуч, кругляшки, и сдуру принялась их обратно рукой сгребать… Шарахнуло так, что мозг из головы выдуло вместе с дурными фантазиями, оставив только звон.

В ушах звенело, глаза слепило. Все, что хотя бы теоретически могло сверкать и сиять, сверкало и сияло, а что не могло – отблескивало. Мне, сидящей на поскривывающем от чистоты полу и смахивающей проступающие от обилия блеска слезы, было видно, что донышка у ящика нет, а вот эти снежно-белые хлопья в воздухе – все, что осталось от стопки льняных салфеток.

Поднялась и с опаской выглянула из кухни. Вихрь чистоты, похоже, прокатился не только по кухне. Потолок, не вынеся потрясений, отвесил незамеченную мной ранее лестницу на чердак. А я гадала, как туда пробраться, – окошко-то с улицы видно.

Отправиться на исследование новых территорий мне помешал грохот внизу.

Удивительно, но дверь уцелела. И даже ничего рухнувшего не обнаружилось. Зато обнаружился крайне разъяренный ведьмак с искрящими волосами, рунным щитом в одной руке и пульсаром в другой, и все это призванное устрашать магическое великолепие сверкало, сияло и отблескивало в качественно отполированных поверхностях. Прямо до слез.

Утерла проступившее и снизошла. На последних ступеньках даже слегка трепетала – настолько был грозен. Теперь примерно представляю, что нужно сделать, чтоб демона призвать.

– Арденн! … … … !

Приняла как восторг, когда цензурных слов выразится не хватает. Откровенно говоря, я и сама слегка в шоке до сих пор. В дверной проем были видны суматошные действия по эвакуации и оттаскиванию любопытных от эпицентра предполагаемой катастрофы.

Организм подумал, отошел от шока и кровью из порезанного пальца на девственно чистый пол капнул. Ударившись, темно-красная капля сверкнула звездой, вспыхнул золотистый ореол... Но прежде, чем сияющая волна докатилась до подножия стеллажей, меня смело к столу и прижало лицом и грудью к полированной поверхности с силой, выдувшей воздух из легких. Нависающий и придавивший меня надзоровец до хруста вывернул руку за спину, сжав запястье так, что разом онемели пальцы, и порезанный в том числе. Над нами отсвечивал зелененьким щит, задорно, одна за другой, лопались светсферы, осыпая зал дождем из осколков. Ведьмачий локоть мерзко упирался в копчик, а все остальное… во все остальное. Недолго. Ровно столько, сколько понадобилось Пеште, чтобы локализовать очаг магических возмущений.

– Что вы творите! – прижимая к груди пострадавшую руку, я тот час же отодвинулась от него подальше и плюхнулась на стул. Палец был залеплен какой-то желеподобной массой и перетянут платком. Теперь у меня их два. Тоже, как Огаст, коллекцию собрать?

– Это я творю? – возмущенное изумление вряд ли было поддельным. В волосах Пешты все еще искрило, будто его долго против шерсти гладили. Ведьмак уперся ладонями в столешницу и придвинулся ко мне, и я даже порадовалась, что нас сейчас этот самый стол разделяет.

– Обвинения в убийстве и участии в запретном ритуале вам не достаточно? Хотите изюминкой маг.диверсию? Я вам… Вам жезл для чего выдали? Чтоб вы тут же побежали экспериментировать, что эффектнее сработает: он или ваши пальцы?

– Да я… Я просто порезалась! Случайно! – В порыве протеста я взмахнула пострадавшей рукой, платок соскользнул, по полу пробежала судорога и клочок ткани с монограммой из трех букв словно растворился.

– Ну и? – сухо спросил Пешта и прошелся пятерней по встепанным волосам, черным и жестким на вид, как вороньи перья. – Что это было?

– Кажется, “чистота”, – отозвалась я, надеясь, что правильно его поняла.

– Много?

– С десяток. Коробка старая, я понятия не имею, сколько там прежде было.

– Просто блеск!

– Совершенно с вами согласна.

Ведьмак так глянул, что мое рвущееся хихиканье застряло на полдороги.

– А как вы… тут так быстро?

– Был рядом. У вас полчаса на сборы. Освидетельствование назначено на десять. И документы на дом прихватите. И… лучше не роняйте их на пол.

Спустя выделенные мне полчаса я ступила на скользкую дорожку. С ночи подморозило, и весь вчерашний не впитавшийся дождь осел на поверхностях тонким слоем наледи. Красиво. Почти как у меня в доме после внезапной уборки. Ведьмак был на шаг впереди. Внезапно все три мои опоры потеряли устойчивость. Я нелепо взмахнула тростью. Обернувшийся на возню Пешта скривился и оттопырил локоть. Меня передернуло.

– В чем дело?

– Не люблю мертвых животных, – сказала я, и для достоверности покосилась на запряженное в экипаж с эмблемами Управления магического надзора это. Несмотря на морозец, парок из лошадиных ноздрей не пыхал, да и пахло от нее не лошадью, а препараторской в кабинете анатомии. Не делиться же с ним ночными грезами, ожившими еще, когда он меня у стола зафиксировал, а теперь опереться предлагает…

– Как насчет мертвых разумных? – И добавил: – Людей?

– Не цепляйтесь к словам.

– Это моя работа.

– Цепляться?

– Вы это делаете куда настойчивее. Сейчас, к примеру.

Если он думал, что я отклеюсь от его руки… Значит, зря думал. На ближайший десяток метров это была единственная альтернатива сбитым коленкам и пострадавшему самолюбию… Пусть лучше калач страдает.

У экипажа внезапно возник шмыгающий носом хоббит, отвесил кривоватый поклон и доброго дня пожелал. Мне, в основном, я ближе стояла и уже, к взаимному удовольствию, совершенно самостоятельно.

– Это вы хозяйка тутошняя?

Я открыла рот, но меня опередили.

– Милейший, вы кто?

– Кровельщик я. Крышу чинить. Отсюда видать, как поехало.

Очень вовремя…

– Вам нужен доступ внутрь дома?

– Так, если не текёт, а тока черепицу поправить, зачем жи?

Судя по взгляду, которым меня Пешта наградил, моей крыше уже никакой ремонт не поможет, поправляй, не поправляй. И этим же взглядом меня в экипаж послал. Я неловко ввалилась внутрь и так же неловко плюхнулась на сиденье. Было неудобно, но севший напротив меня надзоровец смотрел, и я не стала испытывать его терпение, доверившись авторитетному мнению маджена Холина.

Пешта положил руку на управляющий шар рядом с собой, и мертвая лошадка отправилась по вложенному в ее голову маршруту.