Время до Теней

41.

Временами я начинаю понимать индивидов нашего общества, заменяющих органические части своего тела на более надёжные полимерные протезы. Тогда, по своей относительной молодости и относительной везучести, я ещё не успела сбыть и обменять на искусственные какие-либо из своих органов, но уже слегка завидовала приобщившимся мудрости киберхирургии. Недолговечная органика живого тела мало того, что весьма хрупка, так ещё и постоянно чего-то требует. Сна, например. И еды. И секса. Хотя еды всё-таки больше.

Отперев дверь своим ключом, я скинула в тёмной прихожей сапоги и мундир и первым делом прокралась на кухню. Хозяйственность Итаэ’Элара (да-да, я докатилась до того, что доверяю всяким ксеносам ключи от собственного дома!), позаботившегося о пополнении нутра холодильника, сначала приятно удивила, а потом заставила разочарованно удовольствоваться печешками. Проклятый нелюдь, как всегда, подумал только о себе, накупив кучу полуфабрикатов. Из морепродуктов, естественно. Ненавижу креветки. И этих маленьких пупыристых осьминожков ненавижу. Моя светлая идея перевести Илара на питание чем-нибудь более характерным для человеческого рациона (печенье, бутерброды с майонезом и булочки с вареньем) потерпела крах.

Что ж, выход есть всегда — я сурово кивнула и сотворила радующий своими размерами бутерброд с колбасой (нелюдь уступил моим вкусовым пристрастиям только в покупке батона «докторской»). Сухомятка, запитая чаем, придала мне смелости. Пока глаза привыкали к царящему в комнате полумраку, я застыла в дверном проёме.

Цвиэски дрыхла, уцепившись за плафон люстры — эта мёртвая фигня непонятно зачем постоянно занимается самообманом, имитируя поведение живых существ. Илар был на балконе — нелюдь любит меня игнорировать. Я босиком встала на ледяной бетонный пол прямо за спиной Итаэ’Элара и смиренно, аки агнец, приведённый на заклание, сказала:

— Илар, мне нужно с тобой поговорить.

Он обернулся через плечо:

— Моя функция будет состоять в том, чтобы терпеливо внимать потоку информации и время от времени поддакивать? — серьёзно спросил он.

Больше, чем игнорировать, нелюдь любит издеваться надо мной. К горлу подкатил предательский комок. Лимит разочарований на один день был нехило превышен.

— Я просто уточнил.

Я зачем-то кивнула и подняла на него взгляд. Радужки глаз нелюдя слабо светилась отражённым светом уличного освещения.

— Тебе холодно, — заметил он.

— Да нет, совсем нет, — пробормотала я.

Замёрзшие ноги придерживались иного мнения, но слушать своё физическое тело, как известно, последнее дело.

— Это утверждение, а не вопрос, — отрезал Илар. — Пойдём в комнату.

Я уселась на кровати, поджав босые ступни под себя и низко наклонив голову, чтобы пряди отросших за последний месяц волос свешивались на лицо. Итаэ’Элар расположился напротив меня, на некотором дипломатическом расстоянии.

— Илар, меня ведь, наверное, нельзя простить за то, что я рассказала, — скороговоркой пробормотала я. — Мне крышу снесло от страха — я думала только о том, как спасти себя. Любой ценой.

— Это единственная достойная цель в любом предприятии, — согласился нелюдь без тени иронии.

Я внимательно зыркнула на него, чтобы удостовериться, что ирония действительно не имела места быть. Итаэ’Элар встретил мой взгляд спокойно, лишь криво усмехнулся и блеснул фосфорно-зеленоватыми зрачками. Его пепельно-русые волосы, кажется, светились в полумраке, да и вообще, выглядел он жутковато (то есть, ещё более жутковато, чем обычно), хотя я отметила это как-то машинально.

— Просто, понимаешь, мне жалко уходить…

— Нечего жалеть, Мор, это Пространство — рухлядь, руины.

— Это мой дом. Здесь всегда были моя семья, друзья, работа… — возразила я и мысленно повторила: «были». — Мне нравятся руины Старого мира. Нравится верить, что мы сумеем восстановить всё, что было раньше. До Третьей Мировой, до Второго Потопа, до того, как из первых открывшихся контуров полезла всякая нечисть, — прошептала я.

— Это невозможно, — Илар наклонился ко мне так, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и добавил, понизив голос: — Даже вы должны чувствовать, что разрушили этот мир, что это Пространство медленно умирает.

Я замолчала, пытаясь переварить услышанное. Проклятые твари лгут, когда им выгодно… но что, если на «Олдвэй» и подобные ей транснациональные корпорации возложена куда как более важная миссия, чем организация межпланового туризма? Подготовка миров, которые должны стать новыми Ковчегами. Человечество медленно, но верно готовилось к тому, чтобы навсегда покинуть тонущий корабль, именуемый Пространством класса «альфа». Всё, что произошло когда-то, необратимо. Невосстановимо. Меня бросило в жар, и я быстро закрыла глаза, чтобы не дать горячим слезинкам повиснуть на ресницах, усмехнулась через силу и спросила:

— Что, запах денег, которые тебе обещал Доминик, неплохо отбивает мертвецкий душок этого мира? — конец фразы я произнесла шёпотом, чтобы голос не выдал меня.

Не нужно было хорошо знать Илара, чтобы догадаться, какую экономическую нишу он займёт в Старой Москве. Знания, ум, а также фантастическое нахальство нелюдя пригодятся «Олдвэю». Уверена, что Доминик тоже это понял и слегка поступился национальной политикой, взяв ксеноса на службу.

— Вполне, — осклабился нелюдь. — И прекрати реветь.

Это было уже слишком — я по-детски шмыгнула носом, но гордо вздёрнула подбородок и оскорблено замолчала. Проклятые слёзные железы, как назло, решили лишить меня стратегических запасов хлорида натрия в организме. Я сняла очки и яростно размазала по щекам непрошенные слёзы.

— Мор, ты обвиняешь себя, что открыла Государю феномен Теней? Глупо. Ты не первая. Он присматривается. Собирает информацию из разных источников.

Наверное, нелюдь своеобразно и довольно коряво, но пытался утешить меня. Это стало последней каплей.

— Тогда почему я оказалась кругом виноватой?! — всё, теперь я рыдала по-настоящему. — За что меня выкидывают с альфы, как последний отброс? С-суки.

Илар пересел ближе.

— Кто-то должен быть виноват, — резонно заметил он. — Выбрали тебя.

Меня. Любимую внучку, сто восемьдесят какую-то наследницу, выродка-гибрида. Я вздрогнула от неожиданного прикосновения — Илар пальцами коснулся моей щеки, повторяя путь дорожки, оставленной клятой слезинкой, а другой рукой обнял меня за плечи и притянул к себе и, наклонившись, прошептал мне на ухо:

— Успокойся. Ты не можешь ничего изменить, и всё будет идти так, как идёт. Бездна знает, может, это только начало лучшего этапа жизни…

От крайнего шока я даже забыла, что надо отстраниться и продолжать плакать (для закрепления, так сказать, успеха и дальнейшей стимуляции чувства сострадания, естественно). За всё время нашего знакомства нелюдь старался даже случайно не прикасаться ко мне, словно я была прокажённой, не говоря уж о каких-то там панибратствах — эпсилонцы крайне щепетильно относятся к границам своего личного пространства. И он никогда раньше не говорил со мной так. Так, будто мы вовсе не представители враждебных друг другу видов. Так, будто мы…

Он не прикасался ко мне потому, что я, как ни похожа, всё-таки не Аме? Что изменилось сейчас? Я обмякла и прижалась к тёплому боку Илара. Он задумчиво гладил меня по волосам — так гладят кошек, запрыгнувших на колени, чтобы помурлыкать.

— Ты отлично копируешь человеческие модели поведения, нелюдь, — прокомментировала я спустя несколько минут, намеренно следя за его реакцией.

— Я только усугубляю ситуацию…

— Что ты имеешь в виду? — непонимающе пробормотала я, заглянув ему в лицо. От его тепла я разомлела.

— Проблема в том… — он выдохнул, замявшись в определении. — Не знаю, зависит ли это от того, что ты — Шаэррат Аме… такого вообще не должно быть…

— Чего не должно быть? Типа, чтения мыслей? — спросила я, выпрямившись и отстраняясь от нелюдя.

— Мысли нельзя читать, человек. Я объяснял тебе, почему, — раздражённо перебил меня Илар, смерив взглядом, которым одаривают дебилов. Я поёжилась. — Просто мне понятна… я чувствую систему, вокруг которой формируется твоя тшасс’аарб, и на этой основе могу предугадать с большой вероятностью, в каком ключе ты будешь думать в следующий отрезок времени. Всё это не должно быть так просто, как получается с тобой. Конечно, будь ты со мной…

— … одной крови? — подсказала я, невесело усмехнувшись.

— … одного вида, будь мы знакомы достаточно долгое время, или…

«Или будь Морруэнэ такой же, как Ал’Ттемекке», — прошипел мстительный внутренний голос, но я честно постаралась его заткнуть. Я склонила голову набок и, пытливо воззрившись на нелюдя, напомнила:

— Или?..

Он помотал головой.

— Нет. Исключено. Не может быть.

— Тогда почему я не могу… угадать, о чём думаешь ты? — не успокаивалась я.

— Ты никогда не пробовала это делать, — отмахнулся нелюдь, давая понять, что разговор на эту тему окончен.

Тогда мне казалось, что события последних дней, которые заставили меня и нелюдя действовать сообща, выживать вместе, связали нас куда крепче, чем какие-то непонятные психофизические явления моей ауры, о которых говорил Итаэ. Жаль, всё-таки хотелось верить, что Итаэ’Элар ненавидел меня чуть меньше, чем других людей, не только из любопытства. Впрочем, это всё не важно — я потрясла головой, ощущая тяжесть и оцепенение мыслей, слёзы давно уже высохли.

Илар и так на диво разоткровенничался, поэтому бесполезно было раньше времени расспрашивать его о том, что он рассказывать не пожелал. За всё время нашего знакомства он вёл со мной какую-то игру, правила которой я так и не уяснила, раскрывая карты только тогда, когда кривая ситуаций выворачивала на выбранную им дорогу. Сам того не зная, Илар научил меня затаиваться и выжидать — а к этому меня признавали неспособной лучшие Охотники Старой Москвы. И я была благодарна ему хотя бы за это (хату свою, что ли, завещать ему в благодарность? Да нет, обойдётся.)

«Я подожду» — решила я про себя, укладываясь ближе к нелюдю, растянувшемуся на кровати, и закрыла глаза. Впрочем, Илар и не думал так легко угомониться:

— Решила, куда пойдёшь завтра?

— Омега двадцать девять.

— Омега — человеческая колония, — резонно заметил он.

— На могилку к родственникам схожу.

Нелюдь совершенно по-человечески протянул «а-а-а», а потом не выдержал и спросил:

— Захоронение?.. вы хороните в земле?

Я нехотя открыла глаза, покосилась в его сторону, пожала плечами и проворчала:

— У ваших какие-то предубеждения по этому поводу?

— Слишком долго ждать, пока станешь ничем — солнце Бездны не будет ждать так долго, — ответил Илар беззаботно.

Я знала, что правил памяти усопших на эпсилоне не существует — своих мертвецов они кремируют и, ничтоже сумняшеся, развеивают прах над океаном, чтобы никогда больше не вспоминать имён умерших… что-то тут не вяжется. Я нахмурилась:

— Гвайет Умбала — это ведь тьма, рождающая сущностей, которым вы поклоняетесь. Причём здесь свет солнца?

Нелюдь фыркнул — видимо, находя моё биполярное восприятие мира весьма наивным, и спросил:

— Морру, назови хотя бы один народ, поклоняющийся тьме?

Заснуть он мне сегодня точно не даст. Илару плевать на божественное, но он и болтовня на отвлечённые темы — это просто идеальное сочетание для зверского убиения моего времени. Я приподнялась на кровати, обвиняюще ткнула пальцем в нелюдя, саркастически хмыкнула и заявила:

— Итаэ'Элар, ты хам, подлец, заносчивая сволочь, у тебя глаза в темноте светятся жёлтым, я тебя боюсь на подсознательном уровне, а ненавижу на сознательном, — я перевела дыхание, почти не сопротивляясь, когда Илар мягко уложил меня обратно. Вид у нелюдя был довольный-довольный. Я не сдавалась: — У предковых форм твоего вида хищные криминальные рожи, клянусь Триадой, они уминали бедных маленьких австралопитеков за обе щёки. И ты хочешь, чтобы после всего вышеперечисленного я поверила, что вы, святоши, солнышкам-цветочкам хвалу поёте?

— Бездна — это огонь, Морру, — тихо сказал нелюдь, притянув меня к себе. — Превозносить темноту бессмысленно, она… обыкновенна для нас, когда-то мы жили в ней. Огонь интереснее. Нам всегда нравилось смотреть на него.

— А я думала, жрать тех, кто у этого огня грелся, — проворчала я, всем видом стараясь не показать, что блаженствую в его объятиях.

Он только засмеялся. Тепло его тела уж не казалось лихорадочным жаром. За какие-то три грёбаных недели я успела привыкнуть к нему так, что у меня ёкало сердце, когда я представляла, что эта ночь закончится слишком быстро. Прошедший день всё больше казался чередой бессмысленных решений и действий. Впрочем, не надо забывать, что хреново время ни хрена неумолимо, потому я набралась смелости и спросила:

— Итаэ, мы так и будем разглагольствовать?

— После — обязательно будем.

Я ы-хы-хыкнула. Вечер обещал быть томным.