23.

Их было человек двадцать, все молодые — по крайней мере, младше меня, в среднем, лет на десять. Группа такой возрастной категории по определению не может идти тихо. Обязательны гомон, дурацкие шуточки, мимолётно заведённые знакомства, а также робкие тактичные замечания-напоминания, адресованные гиду, в стиле «а нам говорили, что через полчаса будет ужин». Но эта толпа была на удивление безмолвна, покорно шествуя за сопровождающим на площадь у Зеркала.

Гид резко обернулся в нашу сторону и спросил что-то у Илара. Наречие Наставников, в принципе, мало подходит для произнесения текстов, упоминающих цветочки, бабочки и розовых пони, и, вообще, любых задушевных вещей. Но, даже так, реплика звучала… как бы лучше выразиться… неодобрительно. Итаэ’Элар стоял, привалившись плечом к колонне, но, несмотря на внешнюю вальяжность его облика, я заметила, как внутренне он весь подобрался. Илар холодно взглянул на проводника и сухо кивнул.

Пелена Зеркала мерцала перламутровым блеском, её сияние мягко отражалось в лужах, оставшихся после дождя, на параллельных аллеях зажглись поверхности обелисков и матовые сферы фонарей, а Наставник, сопровождавший вновь прибывших, всё говорил. Неслышными тенями на грани света и тени в сгущавшихся сумерках появлялись случайные прохожие, какое-то время наблюдали за церемонией, посверкивая желто-зелёными искрами в зрачках, и также беззвучно уходили.

— Они его понимают? — не выдержав, шёпотом спросила я Илара.

Проблема состояла не в том, что Наставник толкал длинную, нудную и пространную речь, а в том, что он толкал эту речь на своей тарабарщине.

— Смотри на их лица.

Чёрт, я глазам своим не поверила. Люди действительно слушали, слушали внимательно, явно понимая смысл произнесённого. Более того, этот смысл был им, похоже, по душе. Я с трудом подавила зевок: лично у меня ни воодушевления, ни понимания спич не вызвал.

Тем временем, церемония почти подошла к завершению — люди по одному проходили под полуаркой Зеркала. Марево вздрагивало каждый раз, колыхалось, как нефтяная радужная плёнка на воде, принимая очередного… очередную подачку?

— Значит, люди просто хотят посетить ваш город?

— И остаться здесь на неопределенное время, — пространно добавил Итаэ’Элар.

— Н-да? — скептически произнесла я и сорвалась с места, направившись прямиком к группке туристов.

— Куда ты попёрлась? — прошипел мне вслед Илар.

Я предпочла притвориться глухой и прокашлялась:

— Служба по иммиграционному контролю. Плановая проверка документов.

Пластинка личного жетона с еле слышным щелчком встала в слот на браслете часов, развернулась голографическая ксива. Народ ошарашился ещё пуще — это был тот сорт голографических корочек, которые, разворачиваясь, падают вниз аж на полметра. И не так важно, что в комплект входили всего лишь моё удостоверение сотрудника НИИ Старых Путей, визы с омеги, эр, эль, омикрона и эпсилона, просроченное удостоверение Охотника и, венец всему — скидочная карта магазина, принадлежащего выходцам с тау в Старой Москве (ох уж эти их презентабельно выглядящие вензеля). Тем не менее, народ на провокацию повёлся, протягивая мне жетоны. Я выборочно проверила несколько записывающих сегментов и копии путёвок на них, придирчиво изучая штампы, но меня вскоре постигло разочарование — с точки зрения закона, всё было гладко. Нелегалом тут и не пахло — а это значит, что, формально говоря, Государство было в курсе и, более того, не имело ничего против происходящего.

Я со слегка унылым видом вернула документы, пробормотав что-то вроде:

— Благодарю, все в порядке.

Народ невольно расплылся в облегчённых и скрыто злорадных улыбочках. Я не могла этого вынести:

— Кстати, у всех загранка с биометрическими характеристиками нового образца?

Народ стал задумчивым, погрустнел. Я бы поотрывалась ещё минут пять, но моё невинное развлечение бесцеремонно прервали, ненавязчиво, но крепко взяв меня под локоть.

— Что ты себе позволяешь, Бездна тебя возьми? — я слабо дёрнулась.

Бесполезно. Илар и не думал меня отпускать. Он обменялся парой фраз на довольно угрожающих тонах с сопровождающим людей сородичем и потащил меня подальше от площади Зеркала.

— Больно, между прочим! — я потёрла локоть. Ну вот, синяк останется.

— Спасибо огромное, человек, — сказал он, — что ты лезешь во всё, что тебя не касается.

Итаэ’Элар одарил меня очередным свирепым взглядом и прошёл мимо. Я, было, пожала плечами, вложив в этот жест смысл «решительно не понимаю, в чём состоит моя вина», но вовремя спохватилась. Я мысленно застонала, представив, какая взбучка меня ждёт, как только мать узнает, что двух дней не прошло, а меня и с эпсилона выперли со скандалом.

— Подожди! — прокричала я. Нелюдь даже и не думал оборачиваться. — Вот дылда заносчивая! — я ломанулась вдогонку, обогнала его и преградила дорогу. — Илар… могу я завтра придти?

— Ну, вот скажу я «нет», — задумчиво произнёс Илар. У меня сердце ёкнуло — головомойка от Элоиз представлялась очень уж живенько. — И что это даст?..

Я зажмурилась, чтобы не смотреть ему в глаза, и закивала головой — «правда-правда, ничего не даст».

— Ты ведь всё равно явишься, — проворчал Илар, легонько отстраняя меня.


— Явилась? — скептически вопросила я, впустила Линви в дом и вернулась в её комнату, где до этого сидела в довольно-таки уютном кресле, забравшись в него с ногами.

В идеале, после прогулки по такой промозглой погоде мне требовались — сигаретка (но я принципиально не курю в помещениях с закрытыми окнами) и чашки, эдак, три горьковатой кислятины растворимого кофе (но на клятом эпсилоне не пьют кофе — только чаи, не понятно ещё, из каких трав заваренные). Я печально вздохнула в тон своим неутешительным мыслям, обхватила колени руками и уставилась в окно — не тут-то было, в фокус попала слегка обеспокоенная физиономия Линви.

— Дорогая, ты чего грустишь?

Я неопределённо мотнула головой, отвечать не хотелось. Физиономия побеспокоилась-побеспокоилась и перестала. В конце концов, хандрю я себе тихонько в уголке, никого не трогаю, и пускай хандрю.

— Эх, сейчас бы в горячую ванну залезть на часок, — мечтательно сказала Линви, скидывая заляпанные грязью туфли и во весь рост растягиваясь на диване.

— Даже не напоминай.

Лин вдруг опасливо покосилась в сторону окна — на фоне более светлого, чем полумрак комнаты, прямоугольника чётко прорисовывался костлявый силуэт цвиэски.

— Эта тварь теперь так и будет за тобой везде таскаться?

— Не исключено.

— Мор, что произошло? У тебя никогда не наблюдалось тяги ко всяким зверушкам…

— И сейчас не наблюдается, — заверила я. — Просто занятная штука — это вроде как, не совсем живое существо.

Судя по характерному хитиновому хрусту, цвиэски бодро расправлялась с каким-то несчастным жуком. Ненастоящая ящерица жрёт ненастоящего жука? Или жук, как раз, вполне живой? Хм, тогда куда деваются, хм, отходы от жука? Ведь, если на чердаках гнездятся целые колонии подобных тварей, то весь пол должен быть ушлёпан дерьмом.

— Ничего себе, неживое — вон как мнёт, — недоверчиво пробурчала Линви.

Мы замолчали. Хрумканье не прекращалось — похоже, в ход пошли запасы осенних мух между оконными рамами.

— Ты о чём сейчас думаешь? — спросила Лин.

— О гуано, — ответила я чистую правду. — В которое мы угодили по самое не горюй.

Я повернула голову к подруге — Лин всё так же лежала на диване, закинув руки за голову и уставившись в потолок.

— Что ты… — начала она.

— Да всё! Всё, с чем мы столкнулись за эти два дня, — подавленное раздражение потихоньку просачивалось наружу. — Вы с Ниласом видели церемонию, от проведения которой ему удалось откосить?

— Там ничего не понятно было… — слегка растерянно произнесла Лин.

— Вот именно! — я взволнованно приподнялась с кресла. — А эта могучая кучка выпускников сомнительных ПТУ из Новой Москвы, которые и русский-то с горем пополам знают, всё понимала, — я плюхнулась обратно. — Или думала, что понимала…

— А ещё эта девушка, твой Двойник… — Лин поморщилась. Я навострила уши. — Странно она к тебе относится, а вот как, я не понимаю…

Впрочем, оставим Аме в покое — моя злорадная натура уже с нетерпением ждала, когда Лин пройдётся по остальным, а точнее, по весьма определённому субъекту.

— Знаешь, — медленно продолжала подруга, — у них внешность почти человеческая, а сущность… нет, не звериная, другая какая-то, а это ещё непонятнее. И страшнее.

Я разочарованно обмякла — ну вот, на личности переходить так и не стали.

— Что, даже Нилас такой?

На диване воцарилось задумчивое молчание — Линви идиотически улыбалась потолку.

— Нет, он больше обычного человека напоминает. Мне его даже жалко — на эпсилоне очень жестокое общество, — выдала она откровение сомнительной оригинальности.

Я не удержалась:

— Значит, то, что, по всей вероятности, случится, — я помедлила, прикидывая средний срок отношений подруги, — приблизительно, через пару дней, будет не более, чем актом сострадания?

Похабненько хихикнув в кулак, я вовремя увернулась от брошенной подушки и горделиво прошествовала к двери, захватив по пути цвиэски.

Загрузка...