Предатель

В мой чемодан упаковано

Биение твоего сердца.

Звук его — ориентир,

Ведущий меня к Солнцу.

Слёзы на голой земле

Скроет моей тенью.

Я навек покидаю места,

Где остыло твоё дыханье.

Покидаю, любовь моя,

Чтобы найти тебя

В жизни, что после смерти.

Dead Man's Bones

Несмотря на поздний час, в замке еще продолжались гуляния по случаю зимнего солнцестояния, и народ кутил, с удовольствием разоряя королевские погреба и предрекая стране новый восход с сильным светлым наследником. Из коридоров угасающим эхом доносились чьи-то нетрезвые голоса, невнятно горланя песни и тосты под звяканье прихваченных с банкета бокалов. Стража, обычно хмурая и не терпящая шума, сейчас рассеянно провожала взглядом разбредавшихся гостей, лишь при моем появлении стараясь выпрямиться и дышать через раз, будто это помогло бы скрыть алкогольный душок. Не преминув воспользоваться случаем, я подошел к одному из охранников у королевской гостиной и строго глянул в разрез начищенного шлема.

— Только попробуй уснуть, тут же отправлю на виселицу.

— Можете на меня положиться, мой король.

Удовлетворенно кивнув, я дождался такого же ответа от второго стража и со спокойной душой скрылся в гостиной, чувствуя, как уходят последние силы. День был долгим, чертовски долгим со всей этой мишурой для эльфийских представителей: суматошной подготовкой костюмов, залов, текстов, поздравлений и ритуалами, входящими в обязательную программу праздника. Ноги еле донесли меня до спальни, в голове шумело от вина, глаза слипались, и даже мягкий свет ночников, оставленных для меня в качестве путеводителя, невероятно раздражал. Хотелось поскорее ощутить прохладу шелковой простыни, расслабиться, выдохнуть и насладиться тишиной вдали от прихлебателей, оставшихся в зале.

Закрыв за собой тяжелую дверь покоев, я, чуть пошатываясь, прошел к огромной постели, наполовину прикрытой бело-серебряным балдахином. Ассоциация, вспыхнувшая в сознании, сорвалась с языка прежде, чем мысль была понята мной.

— Ева, ты уже спишь?

Собственный голос прозвучал настолько уверенно, что я еще пару секунд ждал ответа от темноты, сгустившейся под шторами, и лишь затем остатки разума услужливо подсунули мне воспоминания минувшей осени.

Спит. Теперь всегда спит.

Поджав губы, я стянул ненавистный облепивший меня сюртук и комом бросил его на пол, вкладывая в жест всю свою злость и бессилие. Если бы я мог, я бы отправил эту часть своей памяти на эшафот, в огонь, в темницу, да куда угодно, лишь бы бывшая королева перестала терзать меня даже после своей смерти. Я тщетно старался забыть все связанное с ней, но от ее преследования ничего не помогало, убрав все портреты, запретив упоминать и избавившись от всех вещей, я все равно замечал ее присутствие.

Вот в саду мелькнула рыжая копна волос придворной дамы, цвет был и близко не похож на оттенок Евы, но все равно нервировал и выделялся среди прочих. Вот тонкий женский голосок зачитывает знакомый стих и строки, принадлежавшие королеве, будто ее дух решил заговорить через чужое тело. Вот на столе в обед возникла яблочная шарлотка, своим коричным запахом дразня нос и вызывая новый приступ ностальгии. Ева, только Ева просила поваров о простых пирогах с яблоками, она обожала чертовы яблоки и могла половину осени придумывать с ними блюда, а я как дурак сейчас не мог даже смотреть на сладкие плоды. Тошно становилось при одном упоминании, и сейчас…

В порыве гнева на самого себя или болезненные воспоминания я схватил с комода нож для писем и в два шага преодолев расстояние до постели вонзил лезвие в дорогую, тяжелую ткань. Срезать лишнее оказалось не трудно, я быстро справился с задачей и отбросив раздражавший меня балдахин, посмотрел на залитую лунным светом постель. Евы там не было. Евы там и не могло быть, но теперь даже призрака не останется.

Облегченно выдохнув, я убрал нож и упал спиной на кровать, устремив взгляд над собой. Нужно было поспать, отдохнуть, веки и так тяжелы, словно чугун. Уставшее тело отказалось снимать остаток костюма, и я решил, что это и неважно. Важнее был сон, нега, окутавшая меня, словно мягкое одеяло.

— Адам.

Мягкий женский голос раздался совсем рядом.

— Адам.

— Любовь моя.

Я бессознательно пошарил рукой по постели, желая притянуть к себе Еву, уткнуться в ее мягкие локоны и ощутить шелк ее кожи, но не нашел супругу.

— Адам.

Голос прозвучал громче, требовательнее, нужно было вставать, а выныривая из ласковых грёз, я испуганно ощутил, что сплю один.

— Ева?

Поднявшись на кровати, я окончательно проснулся и ощутил необычайный холод в спальне. Где-то сбоку, на границе зрения, мелькнул светлый женский силуэт.

— Кто здесь?!

— Прости за столь поздний визит, Адам.

В белесые призрачные лучи света передо мной выступила девушка, красоты столь необычайной, что казалась совершенно нечеловеческой. Изящные черты лица напоминали нежные лепестки розы, мягкая улыбка внушала внутренний восторженный трепет, а взгляд милостивый, ласковый, невольно захватил мой разум, заставляя поверить каждому слову этого прекрасного существа.

— Кто ты?

— Скай, глас Солара.

— Боги, вы еще восхитительнее, чем говорилось в легендах.

Поддавшись неожиданному порыву, я встал с постели и подошел ближе к посланнице, желая прикоснуться к ней и развеять последние сомнения. Рука сама собой потянулась к бледному лицу, словно выточенному из мрамора, но я вовремя остановил себя, побоявшись навлечь чужой гнев. Тонкие холодные пальцы поймали мою ладонь, и, обхватив ее, Скай заглянула мне в глаза.

— Я обязана вас предупредить, мой король.

— О чем?

В горле вмиг пересохло, я понял, что не могу оторвать взгляда от двух сияющих лун, глядящих прямо в мою душу.

— В вашем замке предатель, найдите его.

— Что? Предатель?

— Жестокий и безумно коварный.

Растерявшись от такого признания, я беспомощно открыл рот, не зная, что сказать.

— Но как я его найду?

— Увы, я не могу сказать, лишь предупредить и дать срок на поиски.

— Сколько?

— До совершеннолетия вашего наследника.

— Немало…

— Но за это время многие могут пострадать.

Понятливо закивав, я прикоснулся губами к кончикам пальцев посланницы.

— Я понял вас и сделаю все возможное, чтобы найти предателя.

— Спасибо.

Улыбка Скай стала теплее, прикрыв глаза, она отпустила мою руку и сделала шаг к окну.

— До встречи, мой король.

С ее словами моя голова потяжелела так, что я едва успел вернуться на постель. Сон быстро одолел меня, накрыв, словно тяжелым одеялом, и увел куда-то далеко в спасительную темноту покоя.

Следующий десяток лет прошел крайне суматошно. После визита посланницы я тут же объявил охоту на предателя, но тайную, едва сплотил вокруг себя доверенных людей, но даже с помощью избранных аристократов, шпионов и соглядатаев я не смог найти кого-то, кто действительно мог негативно повлиять на ход событий в королевстве.

Мы прошерстили всю страну от края до края, отправили разведчиков к соседям и даже в Сомну к темным, но нигде и ничего не нашли и не увидели, кроме разрозненных групп разбойников, мошенников и просто единичных некромантов, стабильно появлявшихся то тут, то там. Я смотрел на этих бедолаг и без зазрения совести отправлял на плаху, не церемонясь и не растягивая заключение, тюрьмы и без того полнились, а количество стражи для постоянной работы росло.

Сменив почти весь двор, помощников и министров, я постарался найти самых преданных мне людей, оставив из старой свиты только семью сводной сестры, но и то лишь потому, что она не претендовала на трон, как женщина, хоть и была признана единственно родной мне из всех бастардов. О них я кстати тоже не забывал, коря отца за безграничную распущенность. Наплодить столько обреченных на смерть бедолаг за столь небольшой срок правления надо было суметь. Избавляться от них как от потенциальных помех я считал своим первейшим долгом перед собственным наследием.

Помимо всего прочего я вел борьбу в личной жизни и в замке. Образ Евы за столь долгий срок никуда не исчез и не стерся из памяти, наоборот, я видел ее присутствие буквально везде и тщетно старался найти ее призрак в здании. Я не верил, что тело, уже истлевшее, мог поднять из могилы какой-то некромант, и я не раз проверял, надежно ли покоится бывшая супруга, но даже из-под огромной мраморной плиты она доставала меня, мучила и насылала смутные сны о былом, будто отчаянно цеплялась за существование.

Я просыпался в холодном поту, в ужасе, в оцепенении и не мог пошевелиться, слыша ее тихое пение, осторожные шаги и шелест платья. Всюду слышались проклятые стихи, сколь бы сильно я не злился и не запрещал их. В столице не утихала мода на медный цвет волос, а вино, любимое Евой, стало одним из символов Санктума и аристократичной жизни там. Королева жила, жила так раздольно и ярко, как никогда раньше, будто сотни, тысячи людей разделили ее образ меж собой и по кусочкам воссоздавали его, как могли в этом бесконечном потоке дней. Зеленые платья, красные губы, пошлые строки, звонкий смех, праздники в саду, собрания девственных и не очень девиц, популярные настолько же, насколько и кружки по интересам. Это все сводило с ума, и как бы я ни старался, очистить от этого балагана хотя бы свой дом, свою спальню, каждая из фавориток, горничных и симпатичных мне женщин начинала подражать Еве, меняясь от встречи к встрече буквально на глазах.

Сдавшись, я вычеркнул их из своей жизни, оставив лишь прислугу в возрасте и пару нянь сыну. Я посвятил себя работе, моему королевству и с упоением занимался делами, стараясь не замечать маячащего на грани сознания безумия.

Моему сыну исполнилось десять, и для меня это знаменовало больше половины отведенного мне срока. Я наивно полагал найти предателя намного раньше, надеялся, что Скай меня недооценивает, не понимает моих возможностей, но просчитался. Время неумолимо шло вперед, пока я тщетно терялся в догадках и ставил под сомнение собственные суждения. Тогда же, посоветовавшись с собой, я решил обратить внимание на тех, кто все эти годы был со мной, и в чью преданность я так охотно верил.

Советник, придворный маг и личный страж.

Последнего, я убрал из списка почти сразу. Мартирас показывал себя достойным слугой, даже не так, он был послушнее любого пса, как настоящее оружие, клинок или инструмент правосудия в моих руках. Он просто физически не мог мне навредить после всего, что делал для меня.

Оставались советник и придворный маг.

Второй, Грегор Хейс, был стар, безумно стар и, обучая свою замену, тратил большую часть сил, чтобы прожить новый день. Куда ему до предательства, хотя… он не простил мне смерть племянника, что застал появление первенцев, и терять ему по сути нечего. Я приберег этот вариант на потом.

Советник Ламонт Кейн. Застал еще моего отца и отчасти мне его заменил. Умен, услужлив и понятлив, казалось, следил сразу за всеми в замке и извне. Не мог бы помешать мне, так как боялся за собственную семью, но по этой же причине Ламонт оказался бы в неловком положении, если с помощью сына или жены его начали бы шантажировать. На него и пал мой первый выбор, в конце концов, если советнику нечего скрывать, то и переживать о небольшом допросе он не станет. Даже если подозрение в хищении средств из казны будут абсолютно надуманны.

Освободив для этого целый день, я дал Ламонту выходной и услужливо отправил к нему личного стража, чтобы не дергать лишний раз советника в замок.

Сам я в предвкушении разгадки не мог усидеть на месте и заняться хотя бы частью должностных дел, постоянно чувствуя потребность перебрать все доступные варианты измены королевству. Расточительство, сговор, сокрытие важной информации, где именно Ламонт мог обмануть меня? Как он поступил со своей властью? Продавал сведения другим странам? Не выполнял порученных обязанностей? Прости боже, связался с какой-нибудь темной?

От последней мысли неприятно заныло в груди. Работать не получалось как ни старайся, и, оставив в покое свой кабинет, я сам направился искать утешение в прогулке по длинным запутанным коридорам моей темницы из белого камня.

Близился конец лета, я тщетно старался игнорировать и краснеющую пожаром листву, и ленное, увядающее великолепие наступающей осени. Самое противное мне время в году, когда мысли о Еве терзали особенно часто и больно.

Забравшись подальше от балконов и открытых галерей, я поднялся к цокольному этажу, где в основном хранились ненужные, старые вещи, ушедшие из моды, неполные комплекты и поврежденная временем мебель. Крохотные слуховые окна едва освещали склад рассеянным бледным светом, а толстый слой пыли намекал на редкость уборки.

Не желая влезать в грязь, я хотел было уйти из столь неприятного места, но в глубине, за хребтами сложенных стульев, послышались чьи-то осторожные шаги.

Оцепенев сознанием, я даже не сразу заметил, как тело мгновенно подалось вперед, преследуя незадачливого гостя. В сердце тут же шевельнулся запоздалый страх. Вдруг это призрак? Я наконец-то увижу его? Узнаю, где он прятался все эти годы?

Шаги повторились, где-то скрипнул отодвигаемый комод, в воздух взвился слой пыли, послышался тихий детский шепот, обращенный не ко мне.

— Здравствуй.

Выныривая из-за потертого дубового шкафа, я наконец увидел пришельца и едва сдержал стон разочарования. У скопища старых картин в позолоченных рамах на коленях сидел Авель, держа в ладонях чуть сияющий молочным светом камень. Его короткие белые волосы растрепанным ореолом сияли над головой, а перепачканный пылью камзол утратил свой презентабельный вид. Поджав тонкие губы, он осторожно провел ладошкой по изображению перед собой, а я с удивлением отметил, что сын здоровался именно с ним.

— Авель, что ты здесь делаешь?

Я постарался сохранить тон строгий, но спокойный, чтобы не пугать сына, но тот все равно дрогнул и, подскочив, чуть не выронил свой фонарь.

— П-простите.

— Где твои няни? Кто тебя сюда пустил?

— Я…я прятался, мы играли.

— Ясно.

Обогнув преграду, я прошел к Авелю и протянул руку, чтобы вывести его с чердака. Мой взгляд упал на картину, притянувшую внимание сына. Рыжая дева на фоне беседки, увитой виноградными лозами, резанула душу болью.

— Откуда ты вообще ее нашел…

— Простите?

— Неважно, я попрошу избавиться и от этой картины тоже, а ты больше не смей сюда забираться без разрешения.

Авель открыл было рот, желая запротестовать или объяснить что-то, но страх тенью пробежал по его лицу. Маленькая детская ручка послушно легла в мою ладонь. С неудовольствием я отметил, что сын дрожит рядом со мной.

Он совершенно не противился, когда я увел его вниз и передал няням, не задавал вопросов, не капризничал, лишь проводил взглядом полных печали и какой-то неведомой мне тоски серых глаз.

Следующий день преподнес мне новые сюрпризы.

Мой верный слуга вернулся только с утра, ввалившись в тронный зал посередь очередного заседания министров и не один, а с какой-то девицей и еще мальчишкой лет четырнадцати.

Несколько смущенная столь странным появлением охрана успела поймать только последнего участника процессии, в то время как незнакомка в сопровождении Мартираса дошла до меня. Воспаленные, зареванные глаза метали молнии, волосы беспорядочно торчали из когда-то аккуратной прически, а платье… последнее привлекло мой взор сильнее, чем гневная тирада, полившаяся, словно из ведра с помоями, прямо в уши.

— Как вы посмели его обвинить в подобном! Он служил вам столько лет…

Истеричный, срывающийся голос вызывал головную боль, поморщившись, я постарался абстрагироваться от него, сосредоточившись на знакомых кружевах по подолу изумрудной юбки. Кажется, я уже видел их раньше, такая тонкая работа и такой яркий запоминающийся момент. Помню, как запускал свои руки под эту дивную ткань, сжимая осыпанные веснушками бедра Евы. Тогда, в первые дни после коронации, я особенно сильно ощущал собственную вседозволенность, поэтому не постеснялся зажать супругу в одном из коридоров, не желая тратить время на беготню до спальни. В самом деле, попробуй пройти все эти чертовы лестницы и галереи до нужного крыла и не растерять весь пыл. В конце концов, я все-таки король и могу надеяться на тактичность охраны или прохожих слуг, что могли услышать наши зажимания. А слышать было что, ее голос и едва сдерживаемые стоны были как музыка для ушей, возможно, кому-то даже повезло их подслушать.

Интересно, ее платья сожгли или распродали? Могла ли эта пигалица купить что-то у слуг, или наряды намеренно пожертвовали кому-то? Может, мне кажется, и это платье просто похоже? Но я определенно видел его раньше.

— Почему вы молчите, Адам?! Ответьте мне, за что вы убили моего мужа?!

Голос незнакомки окончательно сорвался на крик. Подняв голову и посмотрев на неприятно раскрасневшееся лицо девушки, мне пришлось выдать свой вердикт.

— Снимите с нее платье и сожгите.

В мгновение ока в шумном зале повисла звенящая тишина. Девица передо мной вздрогнула и заметно побледнела, едва устояв на ногах. Министры, окружавшие нас, кажется, даже перестали дышать.

Мой придворный маг, Грегор, единственный, кто решился выступить вперед, тоже изрядно напуганный, но благодаря возрасту сумевший сохранить почтительный тон.

— Мой король, я прошу смягчить наказание для леди Кейн, она не виновата в своих чувствах и наверняка не хотела оскорбить вас. В ней говорят эмоции, леди встретила смерть мужа, прошу вас, отнеситесь к этому снисходительно. Пересмотрите свое решение относительно костра, заменив хотя бы заключением под стражу.

Неохотно вслушиваясь в морось Грегора, я поморщился сильнее и тяжело вздохнул.

— Ах да, девушка, да ее можно под стражу, но платье однозначно на костер.

Охрана тут же подхватила незнакомку под руки оттаскивая от меня, снова раздался крик и чьи-то стенания, но на этот раз от юнца, оставшегося у входа в зал.

Считая заседание безнадежно испорченным, я распустил собрание министров, забрав с собой в переговорную только Мартираса. Виноватый взгляд и лицо в отметинах от чужих ногтей сказало мне даже больше, чем я желал.

— Что там у тебя случилось?

— П-простите, мой король, я несколько перестарался.

— А ее зачем привел?

— Она как жена советника имела право встретиться с вами.

— Очень-очень зря.

Задумавшись, я измерил шагами небольшой кабинет. Все шло не так, неправильно, криво, будто в большое плетеное полотно закралась ошибка, исказившая последующий рисунок. Стоило еще раз оценить ситуацию и внимательнее отнестись к деталям.

— Мне его будет не хватать, союзников у меня осталось мало. Полагаю, он так и не признался в измене?

— Н-нет, мой король.

— Плохо, очень-очень плохо.

Мартирас словно окаменел при моих словах и с готовностью поднял голову.

— Я готов к любому наказанию.

— Ты их жаждешь, я вижу, но мне пока не до этого. Присмотри за Грегором, ничего не делай без моего приказа, просто наблюдай и отчитывайся мне. А сейчас иди и приведи себя в порядок.

— Слушаюсь.

Помощник, поклонившись, тут же вышел за дверь, оставив меня одного. Нервный тик, пробравшийся мне под кожу, словно шпион, неприятно дернул верхнее веко. Стоило отдохнуть хотя бы немного, прежде чем выстраивать линию поведения вновь, и остаток дня я посвятил собственному покою.

Едва обретенные мной смирение духа и ясность сознания оказались жестоко сметены в ту же ночь. Стоило мне только заснуть, как до боли знакомый голос разбудил меня вновь, мягкими напевами маня выбраться из постели и из спальни, следуя какой-то призрачной потребности узнать, действительно ли я увижу Еву. Ее печальные песни я не раз слышал в замке, но лишь урывками случайно брошенных фраз или нот в пустых коридорах. Подобные проявления моего нарастающего безумия я привык списывать на собственную усталость, так как другие обитатели королевской резиденции не замечали таких странностей.

Поднявшись с кровати, я, уже предвкушая поражение, прошел через гостиную и вышел из покоев, желая найти хотя бы стражу, но воинов в коридоре не оказалось. Лишь лунный свет неукротимым потоком льющийся из окон, искажавший окружающее пространство, и мелькнувший край белой сорочки за углом.

— Ева…

Ее имя стало моим личным пороком и срывалось с губ так же естественно, как и обычный вздох. Можно было бесконечно долго бороться с собственной памятью, но образ супруги за годы без нее только сильнее врезался в разум, в саму мою суть, исказив ее, приручив и будто бы сросшись с нею.

Вынырнув из мимолетного оцепенения, я дернулся вперед, желая догнать свою возлюбленную Еву, но вновь застал лишь мелькнувшую рыжую макушку на лестничном пролете. Пришлось снова бежать. Спешно перепрыгивая через ступеньки, я спустился на пару этажей вниз, оттуда вновь по темному коридору и в бок, к дверям на террасу, к выходу в старый сад вглубь заросшей дорожки, за которой не ухаживали больше десяти лет.

Каждый раз я опаздывал, не успевал рассмотреть лицо и не встречал преград, будто весь замок был сном, слишком явным, чтобы я действительно поверил в грёзы, и слишком странным, чтобы казаться явью. Ни один светильник, ни одно бра, ни одна лампа не горела в коридорах, ни один страж не присутствовал на своем месте, ни один звук, ни дуновение ветра, ни запах не отвлекали от моего преследования.

— Ева!

Я кричал ее имя не таясь, не видя смысла переживать о свидетелях. Только тогда, будто разбуженные, раскинувшиеся кусты роз и спиреи застегали по лицу своими колкими ветвями, цепляли рубашку, тянули меня назад, будто желая если не остановить, то содрать мою кожу, но я все равно упрямо шел за ускользающим меж стеной листвы образом Евы, не замечая выступающую кровь.

— Прошу, постой! Подожди меня!

Ускорив шаг и чувствуя, как ребра постепенно начинают ныть от этого неожиданного забега, я вдруг увидел, как мой ласковый пожар последний раз мелькнул среди кустов и окончательно исчез, словно я напугал супругу своей мольбой.

— Н-нет, прошу тебя… Ева!

Отчаянно вздохнув, я ощутил, как холодный воздух ударил в осипшую гортань и мгновение спустя обжег легкие. Сон, в котором я столь наивно заплутал, внезапно кончился, забрав поддельное ощущение комфорта среди прохладной ночи. Еще через несколько шагов, сделанных скорее по инерции, я неожиданно вылетел на пустырь, темный и абсолютно безжизненный, если не считать дикой травы и множества невысоких пеньков.

Уперев ладони в колени, я дал себе время отдышаться, прежде чем повернуть назад, и глаз мой невольно уцепился за остатки деревьев на поле. Оглядевшись, я постарался найти хоть один знакомый ориентир и с недовольством заметил на краю поля начало высокой башни, где Ева скрывалась в последние свои годы.

— Бывший сад, точно.

Зачесав пятерней волосы, я выпрямился, ощущая, как сильно ноет тело после дурной беготни. Сил, как мне кажется, не осталось даже чтобы возмутиться собственной глупости. Куда же еще меня мог позвать призрак, кроме как в чертов сад, с этими чертовыми яблонями, точнее тем, что от них осталось.

— Мой король, вам не спится?

Голос, окликнувший меня, оказался знаком, и, развернувшись к тропе, я встретил Грегора, возникшего рядом, словно по мановению руки. Скорбное выражение лица и помятый балахон накинули ему еще десяток лет поверх уже имеющихся.

— О, придворный маг!

— Да, ваше величество, насколько я знаю, меня не лишили этого звания.

— Ты тоже здесь, как неожиданно.

— Засиделся за важными бумагами и хотел было идти домой, как услышал ваш крик.

— Крик?

— Да, вы кого-то звали.

— Ох да, я звал, точно. Странно, почему никто другой не остановил меня.

— Мне тоже интересно, почему стража не реагирует на крики в замке и не спешит помочь.

Грегор сказал это вроде бы безразлично, но мне послышалась в его словах злая ехидца. Махнув рукой, я развернулся к тропе.

— Ну и пес с ними, пройдемте в замок, на улице что-то совсем прохладно.

Проделав путь обратно без проблем, я с неудовольствием отметил, что вся охрана стояла на положенных местах, и свет в замке сиял так же мягко и тепло, как множество ночей ранее. Что овладело мной еще полчаса назад, я не смог сказать и предпочел пока отложить эту проблему, прежде всего дав себе вернуться в спальню и укутаться в теплое одеяло.

С Грегором мы расстались еще на первом этаже. Маг предпочел отправиться в город, заверив, что ничего с ним по дороге не случится, и ждать утра нет смысла. Мне он показался каким-то отчужденным, сонным что ли, но едва ли я мог упрекнуть его за это в третьем часу ночи, поэтому распрощавшись, мы разошлись как в море корабли, отправившись каждый по своим делам.

В покоях я почти сразу скинул рваную одежду и набрал ванну, желая отогреться и прогнать болезненную немощь. Можно было конечно и сразу лечь спать, но я предполагал, что Мартирас заглянет ко мне с минуты на минуту, раз уж я встретился с объектом его изучения, и был прав. Стоило мне снова выйти в спальню, уже значительно бодрее и увереннее в себе, я встретил стража, застывшего в дверях, как верный пес на службе.

— Ваше величество!

— Говори сразу и по делу, я хочу спать.

— Мисс Катарину выпустили из-под стражи.

— Кого?

— Катарина Кейн, жена советника. Ее отпустил придворный маг под свою ответственность.

Замерев у постели, я ощутил, как желудок нервно скрутило, что-то подсказывало, что это были не все новости. Марти не отводил от меня лихорадочного взгляда.

— Говори уже.

— Господин Грегор, он… он…

— Я отрежу тебе язык и заставлю писать доклады.

— Господин Грегор мертв, я обнаружил его в загородном доме, одного. И судя по внешнему виду, он скончался еще неделю назад.

Сжав в руках ткань своей ночной рубахи, я стиснул зубы и закрыл глаза, борясь с желанием запустить в нерадивого помощника вазой. Злость, раздражение, яд собственной глупости разъедал душу хуже любовного огня Евы и туманил сознание не меньше. В какой-то миг даже показалось, что вырезать весь замок в надежде избавиться от предателя не такая уж и плохая идея. Если бы я знал наверняка, что этот мерзкий, скользкий червь попадется мне под руку, я бы так и поступил, ни секунды не жалея о жертвах. Они погибли бы ради достой цели.

— Уйди.

Я проговорил это сквозь зубы, почти не надеясь, что Мартирас услышит, но тот тут же вылетел из спальни, прикрыв дверь и едва ли не на цыпочках стараясь убраться от меня подальше. Последнее выбесило особенно сильно, и, не сдержавшись, я все же подхватил прикроватную лампу и бросил ее в стену, надеясь хотя бы немного унять свою ярость.

Так прошло еще пять лет, пять долгих лет с осознанием собственной беспомощности. За это время я успел почти полностью скрыться от двора и собственного народа, от страны, за которой я столь тщательно и упорно ухаживал.

Почти панически боясь измены, предательства и вредительства приближенных, я приложил все усилия, чтобы у людей рядом не осталось никакой власти и влияния на меня. Каждый из министров мог выразить мнение, подготовить отчет или подать прошение, но делалось это только в определенные часы, только в зале заседаний и только в присутствии остальных участников общего совета. Так я избавился от лишнего внимания и максимально ограничил свое появление в свете, появляясь помимо работы только на самых больших праздниках и то ненадолго.

Большую часть дня я стал проводить в собственных покоях. Спальня соседствовала с кабинетом, всю еду приносили туда же, никто и ничто не могло пройти ко мне мимо моего единственного и верного стража. Только ему я, кажется, все еще немного верил, верил и надеялся на его помощь. Особенно в минуты безумия.

Образ Евы начал постепенно затухать в моем сознании, я не оставил ей шансов появиться вновь, спрятался, будто в норе, и не выходил ни на зов, ни на плач, ни на мягкий шелест ткани. Уперевшись, словно баран, я игнорировал единственные ее проявления, пока не понял, насколько я остался одинок.

Одиночество как таковое меня не пугало, и поначалу я даже был рад, но вся жизнь, все будущее мое оказалось заперто в четырех стенах. Я создал себе клетку, я назначил себе наказание и срок, который к слову, быстро подходил к концу, вязко и лениво отдаваясь нарастающей тревожностью.

И некому было помочь.

Ощущение приближающейся смерти ударило по мне с пятнадцатым Днем Рождения сына. Я хотел его увидеть, даже поздравить захотел, но не мог. Страх, словно мучительная болезнь, сковал меня и привязал к собственной спальне. Тогда я уже несколько месяцев старался не выходить в свет, а теперь и вовсе отказывался от любых встреч. Занимался бумагами, когда разум был еще чист, и молился о возвращении Евы, когда паника охватывала меня своими крепкими жгутами. Трепет перед предателем я готов был обменять на горячку потерянной когда-то любви.

Мне стало не хватать супруги, этого безумия, помешательства. Почувствовал, что мне нужно ее внимание и присутствие, пускай даже призрачное. Всё, что осталось от нее в замке, я приказал снести в свою спальню, но среди скудного вороха случайно выживших вещей едва ли нашлось что-то действительно её.

Тогда я приказал привести сына и, вцепившись в побледневшее от ужаса дитя, попытался рассмотреть его черты, в надежде увидеть в них Еву.

И не нашел.

Моя истерика была столь дикой, что Мартирасу пришлось вколоть успокоительное. Я искренне убедил себя, что моя нежная, ласковая, прекрасная Ева могла бы защитить меня от бед, от боли и страданий. Воспоминания невольно унесли меня в тот день, когда появились первенцы, и я впервые задумался, а не был ли уже тогда в моем замке предатель? Может быть, это он дотянулся до моей возлюбленной супруги и принес столь неожиданное потомство? Натянул на себя чужую личину и пришел к ней в мое отсутствие, заменив меня в постели? Он подменил Грегора, почему бы ему не подменить меня самого?

После укола мысли путались клубком змей и казались абсолютно абсурдными.

Мог ли я быть уверен, что все распоряжения в замке отдаю только я? Вдруг там, за дверью, распоряжается кто-то другой с моим лицом? А раньше? Работает ли Мартирас только на меня, а не на нас двоих? Довольно просто было бы, заперев меня, распоряжаться всем самому, поставив надежного, доверенного охранника. Я даже не знаю, претворяются ли мои распоряжения в жизнь или оседают в ближайшей мусорной корзине. Марти заверял меня, что все в замке отлажено и министры исполняют все как надо, но он единственное мое окошко в мир. Я сам вижу лишь башню за стеклом, дорожки у стен и срубленный сад.

— Я узник в собственном доме и прав не имею нисколько.

— Мой король, так ли всё плохо?

Я ощутил знакомый холодок и сколько было сил ринулся в постели, стараясь не упустить появление Скай. Ее голос звонкими колокольчиками отозвался в моей душе и словно живительной влагой прошелся по увядающему сознанию. Тонкий стройный силуэт в лунном свете оказался настолько желанным, что я едва не упал на колени.

— Скай…

— Вы скучали, мой король?

— Конечно, скучал. Боги, вы пришли освободить меня из моей ссылки?

— Освободить?

— Я заперт, и, кажется, все кругом враги.

— Ох, милый, это совсем не так.

Посланница мягко улыбнулась мне, и я не преминул воспользоваться ее расположением, вновь поймав прохладные ладони в свои.

— Времени осталось совсем немного, молю, скажите, кто предатель, я разберусь с ним тотчас и закончу весь этот бред.

— Боюсь, и здесь вы не правы, времени у вас не осталось.

— О чем вы?

— Наследнику исполнилось восемнадцать.

— Нет, подождите, Авелю только тринадцать исполнилось.

— А Каину уже восемнадцать.

Скай смотрела на меня спокойно, просто констатируя факт и, кажется, не переставая улыбаться, в то время как я сам ощутил себя закаменевшей статуей.

— Каин?

— Ваш первенец.

— Не-ет, не говорите мне, что он…

— Вы сами все прекрасно понимаете, и я напомню, время вышло.

— Получается, Мартирас — предатель?

— Нет, увы, предателя вы не нашли даже под собственным носом.

— И кто же это?

— Позвольте показать.

Милостиво взяв меня под руку, посланница потянула меня в кабинет, а там, поставив меня у стены, скрылась за моей спиной.

— Прошу, посмотрите.

— Я не понимаю…

— Как же, мой король, предателем всегда был ты.

Уставившись на зеркальную гладь в обрамлении витиеватой дорогой рамы из белого дерева с посеребрением, я с ужасом увидел в отражении себя. Бледного, лихорадочного, больного, исхудалого и сгорбленного настолько, что никто из моих придворных не назвал бы меня королем. На пергаментной, сухой коже видны были морщины, неопрятный вид и всклоченные волосы довершали образ. Темные провалы глаз мерцали безумными искрами.

Голос за моей спиной изменился.

— Мой милый Адам, предателя придется убить.

В отражении вместо Скай я увидел ту, что сводила с ума меня долгие годы.

Такие родные, такие любимые рыжие кудри спускались до бедер, белая кожа отливала фарфором, ночнушка молочная, в ней она тогда отправилась на роды, после которых я… я…

Кровавый ворот на тонкой шее красноречиво блестел в лунном свете.

— Ева.

Я считал, что мой поступок был оправдан, и никогда не укорял себя за него, но сейчас не мог сдержать слез, смотря на погибшую красоту.

Взглянув на меня из зеркала, супруга выступила вперед и, встав передо мной, вложила что-то в руки.

— Ты знаешь, что делать, мой милый.

— Прости…

Бескровные губы вытянулись так, что лицо приняло почти снисходительную гримасу.

— Ох, сейчас слишком поздно прощать, Адам, но, если тебе станет легче, извини и ты меня.

Я ощутил, как холод от предмета в моих ладонях проникает под кожу, овладевает пальцами, заставляя их сжаться на незнакомом клинке. Судорога от них волной прошибла тело, будто желая выкрутить суставы. Крупная дрожь чуть не сбивала и без того хриплое надсадное дыхание. Хотелось взвыть, кричать, орать и кашлять, выйти из дурного оцепенения и дать знать о себе, но вместе с тем я ощущал, как все мои проступки, моя вина чугунным весом опускалась на плечи, заставляя проседать под ней, сипеть и тихо всхлипывать от ужаса.

— Пожалуйста… молю…

— Не бойся, будет больно, но лишь раз, а затем все кончится.

— Не нужно…

Упав на колени, я все меньше чувствовал себя человеком, съеживаясь под натиском нарастающей тревоги. Все мое тело, все естество молило о смерти как о праведном наказании, и только сознание последним оплотом не сдавалось влиянию отчаяния и чужой обиды, но, к сожалению, голова моя больше не была хозяйкой плоти. Пальцы добела стиснули рукоять, отточенное лезвие лишь едва-едва царапнуло кожу, но я уже понимал, что кровь моя уйдет из тела так же охотно, как и разум.

— Ева… моя Ева…

Захлебываясь слезами, я поднял взгляд, надеясь напоследок увидеть жалость в глазах моей возлюбленной, но в тени пушистых рыжих ресниц я заметил лишь лёд и неукротимую жажду, которую не смогла бы заглушить ни одна смерть.

Спустя мгновение холодный металл податливо вошел в мою глотку, разрывая слабую плоть, и боль от него я принимал столь прилежно, как иные принимают порку в юном возрасте или плети за преступление. Кровь хлынула на светлый ковёр и внутрь, в горло, невольно заставив меня сглотнуть и неловко почти захлебнуться ею без возможности вытащить клинок.

Я чувствовал свою вину, я принимал наказание, и последние мгновения жизни наполнились осознанием правильности происходящего.

Все так и должно было быть, я должен был получить эту пытку, должен был осознать свой проступок, я обязан понять, что сделал не так, и в следующей жизни, если вдруг повезет, я получу второй шанс. А пока…

Предатель должен быть наказан.

Загрузка...