Времена грёз 1 том

Дополнительная глава. Дельфийский оракул

Дорога передо мной блестела от снега в ярком солнечном свете, и за время поездки от нее уже начали болеть глаза. Тихий шелест машины убаюкивал, усталость отзывалась ноющей головной болью и тяжестью в груди от старой раны, нанесенной еще во время осады. Не представляю, как Таранис тогда спас меня, тем более за такой короткий срок, но проснувшись, я даже не поверила тому, что со мной сидел именно светлый, тревожно наблюдая за моим состоянием. Поначалу даже детей боялся ко мне пускать, вдруг эхо их магии испортило бы результат, и заклинание, обратившее часть тела в магический кристалл, снова стало бы паразитировать на мне.

Посмотрев машинально на тыльную сторону ладони, где виднелся небольшой белесый шрам, я вспомнила о брате, ему повезло меньше, но всё же повезло. Даже в бесконечном лабиринте подземных тюрем под пытками, голодный и измученный, он выжил, а мог бы ведь и к королю попасть на глаза или на фабрику таких вот кристаллов. Мало кто знает, как именно их научились выращивать светлые, они все еще прикрываются остатками этих камней в горных жилах и благородно умалчивают о том, что для создания их потрясающих поездов уходит слишком много магии и подобных стекляшек. Делают вид, что они все еще самые праведные, закрывая глаза на собственные руки, по локоть запачканные в крови.

— И недели не пройдет, как я сбегу оттуда.

Пассажир на заднем сидении, видимо вновь заскучал, а я с ним на протяжении пути ни разу так и не смогла отдохнуть. Мом решил напоследок проверить мои терпение и выдержку.

Посмотрев в зеркало, я заметила, как он, скривив губы, потирает шишку на лбу, оставленную Каином.

— Попробуй.

— И прирежу эту ведьму во сне.

— Если у тебя это и правда выйдет, то останавливать тебя нет смысла, и мы все обречены умереть в ближайшую неделю.

Непонимающе взглянув на меня, сын нахмурился, но лишь на мгновение, тут же ухмыльнувшись.

— А правда, что ты отца никогда не любила и выгнала его, чтобы он не мешал тебе ноги раздвигать перед светлым?

Вздохнув, я сосредоточилась на дороге, пожалев, что не взяла у Каина сигарет. Они бы сейчас не помешали.

— Если бы я не любила Эреба, вы трое никогда не родились бы.

— Ну не знаю, отец всегда говорил, что ты Ньярла и брата любила больше, чем его. Может, и Эреб нам не родной папаша? От кого из них родился я?

— У тебя слишком богатая фантазия для такого возраста.

— Это только ты печешься о нас, как о маленьких, отец такой глупостью не страдает.

— Да, не страдает, и вот куда это вас обоих привело.

— Просто признайся, что благодаря Эребу я стал намного лучше и сильнее сестры, и тем более того мужеложца, что ты родила по ошибке.

— Если ты вправду лучше, то Геката это обязательно заметит.

— И ты просто отдаешь меня ей как игрушку?

— Как ученика.

— И чему можно научиться у ведьмы в глуши? Бесконечно выслушивать нытье каких-то пьяниц и деревенщин? Лечить свиней? Бегать на роды к вечно беременным коровам, что плодят по десятку детей за жизнь?

— Ньярл, между прочим, умел принимать роды и не чурался этого.

— У него видимо была слишком скучная и долгая жизнь.

Мом замолчал. Я, воспользовавшись передышкой, украдкой заглянула в бардачок, проверяя, не завалялась ли там хотя бы одна сигарета.

Не сказать, чтобы я была удивлена поведением сына, но раньше он хотя бы немного уважал меня, не изливая поток желчи и притворяясь послушным сыном. Его отдаление от брата и сестры казалось обычным делом для подростка, тем более, когда Эреб так нахваливал его успехи в фехтовании, точных науках и атлетике.

«Наследник растет.»

«Весь в меня.»

«Гордость семьи.»

Я ведь и правда верила, что муж может знать лучше, что он не станет вредить собственному сыну, что из Мома выйдет опора и защита. Боги, что же Эреб сделал с ним…

Укол вины и обиды в первую очередь на себя отозвался болью в сердце. Куда ни глянь, я всюду была виновата: и в смерти Ньярла, и в падении страны, и даже в бедах детей. Надеясь обрести свое счастье, я умудрилась уничтожить все, что было так дорого, и едва не потеряла брата.

До сих пор самым страшным кошмаром мне снится тот день, когда я отказалась помогать прадеду, считая, что они с Каином сами во всем разберутся. Это же Ньярл, в конце концов, кто может быть сильнее и мудрее его? Ему не нужна моя поддержка, он способен справиться с любой проблемой. Так я думала. И стоя там, под сводами Храма, я злилась, что всю жизнь мне приходилось непрерывно работать, развивать свой талант и тренироваться до изнеможения, чтобы уметь защитить себя от какой-то эфемерной угрозы. Почти полсотни лет я ежедневно выходила на площадку и раз за разом училась драться против Каина и других некромантов, получала двойные и тройные нагрузки даже за самую мелкую ошибку, рано приобрела собственного демона и пыталась приспособиться к жизни с ним. В то время, пока остальные ученики имели хотя бы долю личной жизни, друзей, первые влюбленности и прогулки под звездным небом, я раз за разом переступала через себя, чтобы стать еще лучше в чужих глазах.

Мне казалось это пыткой, наказанием за то, что наша мать осталась в Целестии и не смогла себя защитить. Мы с братом обязаны были стать сильнее ее, настолько, насколько это вообще возможно, любой ценой, жертвуя собственными желаниями.

Солнце в закате отбрасывало длинные тени на песке тренировочной площадки. Пот струится по лицу, временами мешая увидеть брата. Боль в мышцах почти невыносима. Хочется лечь и умереть, забыв обо всем на свете, и больше никогда не притрагиваться к мечу.

Трость ударяет по каменному полу галереи, звук разносится по внутреннему двору, как удар хлыста, жесткий, холодный голос повторяет в сотый раз за вечер:

— Еще.

Сил вставать в стойку нет, тело отказывается слушаться, и я беспомощно смотрю на Каина, едва сдерживая слезы. Видя это, брат еле заметно мотает головой, приоткрыв глаза шире от испуга. Если я сейчас не подчинюсь, придется делать вдвое больше, а я не могу, не могу снова драться.

— Помоги.

Мои губы едва шевельнулись, но я была уверена, что Каин услышал, его состояние не лучше моего, но он всегда был самую чуточку выносливее и оставался лидером по физическим показателям среди нас двоих. В противовес этому у меня магические дуэли и заклинания получались легче.

— Аван, ты сдаешься?

— Н-нет, учитель.

Слезы всё же хлынули из глаз, но наверняка не были заметны на и без того мокром лице. Стиснув зубы, я онемевшими руками сжала рукоять и ценой титанических усилий встала в подобие стойки. Остатки моей гордости и тонна страха ушли на это простое движение, и сделать выпад вперед показалось равносильно смерти. Каин повторил стойку, его руки чуть тряслись, в глазах мелькнула уверенность, но даже с ней ему пришлось до крови прикусить губу, чтобы сделать всего пару шагов. Я не успела ответить ему, даже скорее не могла, но, кажется, брат на это и рассчитывал. Кончик его меча точно ударил в кисть выбивая мое оружие и распоров кожу. Боль хлестнула меня с новой силой, но я не проронила ни слова. Кровь закапала на песок, бой был проигран, и я точно не могла продолжить. Получив возможность отдохнуть и выслушивая бесконечные извинения Каина, я тем не менее никогда в жизни не была ему так сильно благодарна как тогда, зажимая перебинтованную кисть и рыдая у него на плече от счастья.

— Какого это отдать собственного сына в рабство?

— Ты сейчас пытаешься давить на жалость?

— Взываю к совести.

— Что-то не помню, где была твоя совесть, когда ты напал на Ганима.

— Не помню, чтобы он был против.

— И Гера тоже?

— Она сама просила отрезать руку.

— А там, в лесу?

— Я ее и пальцем не тронул.

— Да, в этом и проблема, ты просто смотрел, как она пытается отбиться.

— Кто знает, может, ей пошло бы это на пользу. По крайней мере, у тебя появились бы внуки, на мужеложца же надежды нет.

Глубоко вздохнув, я в уме досчитала до десяти и, сжав в руках руль, вновь обратилась к дороге. Боги, если в этом мире есть хоть что-то, что вернет мне моего милого, любящего сына? Сейчас я теряю всякую надежду помочь ему и дать осознать, насколько он не прав.

— Ненавидишь меня?

— Нет, все еще нет.

— Почему?

— Видимо, до конца надеюсь на то, что все поправимо.

Встрепенувшись, Мом нахмурился и, пересев на сидения рядом с перегородкой водителя, тихо зашипел.

— Надеешься на то, что я снова стану милым мальчиком? Что буду заглядывать к тебе в рот, как сестра, или покорно слушаться, как брат?

— Не обязательно, хотя бы просто вспомнишь, что мы тебе не враги.

— Вы всегда были мне врагами! Всю мою жизнь, и ты, и брат с сестрой были только обузой! Досадной помехой, которая, как камень, висела у меня на шее!

— Что ж, тогда ты должен быть счастлив, избавившись от нас.

— Нет, потому что это вы избавились от меня, едва я стал чуть менее удобным! Ты всегда всё разрешала Гани и Гере, любой их каприз, в то время как я должен был работать на износ и показывать себя примерным наследником, чтобы заслужить хотя бы каплю любви! Я нужен был только отцу, и ты еще тогда сбагрила меня ему, вечно сюсюкаясь с этим сопляком.

— А мне Эреб говорил иначе, что ты был слишком занят, что не желаешь отвлекаться от учебы, что тебе не нужна помощь и излишнее внимание.

— О, как удачно ты нашла виноватого, свалить все грехи на единственного человека, что обо мне заботился, какая мудрая мысль, мамочка! Может, стоит тогда развернуться и поехать к нему? Спросить, кто из нас прав?

— Мы не одни едем в деревню, и до суда нас все равно к нему не пустят.

— Ты правда отдала его под суд?!

— Да, законы для всех одинаковы.

Мом с минуту молчал, с ненавистью буравя меня взглядом, но все же отсел на прежнее место, отвернувшись к окну.

— Что ж, даже в этом есть свои плюсы, без его помощи ты быстрее сдохнешь.

Чуть дрожащей ладонью я украдкой смахнула слезу со щеки и медленно выдохнула, разжимая зубы, надеясь на то, что сын не услышит всхлипов. Кажется, история повторилась, а Мом невольно пошел по моим же стопам.

Главный зал Храма освещали лишь свечи у алтаря, слегка разгоняя густую, будто живую тьму, заполнившую пространство и вырисовывавшую два силуэта у блестящего черного валуна.

Привычно потирая шрам на руке, я, набравшись храбрости, двинулась на свет, прислушиваясь к тихим переговорам. С тех пор как отметина появилась на ладони, прошло уже лет сорок, все это время мы с братом честно выполняли свои обязанности, став лучшими из лучших. Долгое время мы стремились к общей цели, учились защищать себя и других, наращивали силы, ведомые местью Ньярла, что он заботливо передал нам по наследству, хоть и в виде стремления. Клинок все еще не был подвластен ни мне, ни Каину, так как наши чувства были слишком слабы, чтобы направлять столь сильное оружие.

— Учитель, я хотела бы поговорить.

Остановившись в паре шагов от Ньярла, я со всей серьезностью взглянула на него, собираясь с духом. Брат, стоявший рядом, тут же напрягся, нутром чуя надвигающуюся грозу.

— Да, Аван, я слушаю тебя.

— Я… Вы приложили много сил, обучая нас и воспитывая как собственных детей. Вы для нас и целой страны поддержка и опора. Я безумно благодарна вам за это, но… мне пришло время уйти, я хочу попробовать выстроить собственную жизнь.

В зале повисло молчание, прерываемое лишь трепетом пламени. Каин в нерешительности открыл рот, но не смог ничего выдавить, переведя взгляд на Ньярла. Учитель, не изменившись в лице, смотрел на меня спокойно, чуть сочувствующе, словно на нерадивое дитя, поломавшее игрушку.

— И как же ты собираешься жить?

— Как подсказывает сердце. Я полюбила очень хорошего человека и хочу быть с ним, построить семью…

— Ты предаешь нас, сестра?

— Нет, Каин, я просто хочу попробовать жить иначе. Ты сам знаешь, мне никогда не была близка месть, я устала ей жить и не могу больше идти за этой целью.

Брат сжал губы, чуть опустив голову. Он знал, о чем я говорю, все эти годы он видел, насколько мне сложно, и он обязан меня поддержать, я верю в то, что он станет хорошим преемником Ньярла.

— Я уничтожу любого твоего ухажера, Аван, ты не можешь так просто отказаться от мести, когда на кону стоит столько погубленных жизней.

Слова Ньярла каменной плитой легли мне на плечи, словно пригвоздив к месту. Испуганно взглянув на него, я заметила, что от прежнего спокойствия учителя не осталось и следа, он был зол и смотрел на меня так, как умеет только он. Будто клинок ледяной мести давно застрял в его сердце.

— Но учитель…

— Любого, Аван, я не для того тебя спасал, чтобы видеть, как ты наступаешь на те же грабли, что и твоя мать.

— Я не просила меня спасать.

Обида хлестнула по нервам похуже кнута, затопила все мое сознание и едва не перелилась через край. Сделав еще шаг вперед, я стиснула руки в кулаки, чувствуя, что отстоять свою свободу будет не просто.

— Я не просила меня спасать, я не просила учить меня, тащить через все эти испытания, давать демона и запирать в четырех стенах Храма. Я никогда не хотела жить так и не собираюсь расплачиваться за ошибки матери.

— Ты погубишь себя, Аван, и я не намерен наблюдать это.

— Ну так забудь обо мне, дай мне уехать, начать жить с чистого листа и не чувствовать на себе обязанность мстить за кого-то.

— Нет, потому что ты все еще моя правнучка, и ты нужна здесь. Забудь о своей сумасшедшей идее, я не допущу твоего замужества с кем бы то ни было.

Решив оставить последнее слово за собой, Ньярл развернулся, желая уйти.

— А я уже замужем.

Спина учителя стала неестественно прямой, и без того напряженный голос глухим эхом коснулся моих ушей.

— Что ты сказала?

— Мы обвенчались в церкви. Вчера. С тех пор твоя власть над моей судьбой закончилась.

— Ни один жрец не обвенчал бы тебя без моего разрешения.

— Но один нашелся.

Повернувшись ко мне, Ньярл с прищуром посмотрел на меня.

— И кто же это?

— Элей, он единственный оказался достаточно храбр, чтобы помочь мне.

Мысленно я взмолилась к всем богам, которых только знаю, надеясь, что гнев учителя обойдет бедного жреца стороной. В конце концов, Элеос достаточно долго служил Ньярлу, чтобы хоть раз в жизни позволить себе такую вольность.

— Пес пошел против хозяина, надо же.

— Я надеюсь, что ты все же поймешь меня.

— Нет, я не хочу это понимать и не собираюсь поддерживать твои безумные стремления, Аван. Ты нужна здесь, ты здесь родилась и прожила всю жизнь, мы твоя семья, а не какой-то сопляк, затащивший тебя в постель.

— А он меня поддержал и понял. Этот «сопляк» сделал для меня больше, чем ты за все это время, Ньярл, потому что он слушает меня и знает, что для меня важно. Он готов разделить стремления и построить со мной настоящую семью, а не то жалкое подобие, что я вижу здесь!

— Аван!

— Не нужна мне эта гребаная месть, Ньярл, никогда не была нужна, ни разу! Мне нужен был настоящий отец, такой, каким ты не был ни для кого из нас. Любящий и заботливый, знающий, чего я хочу и поддерживающий меня, а не чертов учитель, у которого не сердце, а сраный ледяной осколок! Я не собираюсь и дальше притворяться, что все хорошо, я люблю своего мужа и стану своим детям лучшей матерью, потому в моей памяти навсегда останется пример, как делать нельзя.

Рукавом убрав выступившую в уголках глаз влагу, я последний раз посмотрела на учителя. В неверном свете свечей стало неожиданно сложно увидеть его лицо, но даже так я заметила насколько сильно он побледнел. Не пытаясь меня остановить, он молчаливым каменным изваянием остался стоять возле алтаря, проводив меня взглядом поблескивающих в темноте глаз.

Подавляя в себе чувство стыда за столь жестокие слова, я запретила себе думать о том, что так блестеть могли лишь слезы.

Я так и не извинилась за тот разговор. Гордость мешала признать, что я перегнула палку, наверняка можно же было иначе все решить, познакомить его с Эребом, объясниться, сразу предложить свою роль учителя для подрастающего поколения, как я это сделала потом. Я продолжила работу в Храме намного позже, когда появилась Гемера, но даже тогда так и не смогла понять, как сильно ранила Ньярла. Не хотела видеть перемены в его поведении и тревогу Каина, что остался с ним. При привычном внешнем спокойствии учитель словно угасал, отдалялся от остальных и все реже появлялся на службах, полностью передав работу в Храме помощникам. Люди все еще считали его самым сильным, мудрым и могущественным защитником, и никто не замечал, что ему самому давно нужна помощь и защита, для многих он был лишь легендарным артефактом, новым богом, на которого можно молиться и не дыша обходить стороной. Своим детям я так же не решилась рассказать о родственных узах, невольно отдалив их от собственного прадеда.

Впереди показались ворота деревни. Пара стражей без препятствий и вопросов впустили нас за ограждение, и по проторенной самой объезженной дороге в селе я добралась до знакомого двухэтажного дома, выкрашенного в цвет стволов сосен за ним.

— И здесь мне придется жить? После нашего дома в Кадате этот выглядит сараем.

— С отцом в камере было бы лучше?

Мом ненавидяще посмотрел на меня, но рот закрыл. Воспользовавшись моментом, я вышла из машины, проводив взглядом еще один экипаж, свернувший на соседнюю улицу. Видимо именно там наши спутники выкупили себе дом.

Из калитки ведьминого двора показалась рыжая вихрастая голова Васьки. Увидев меня, мужчина широко улыбнулся и тут же поймал в свои медвежьи объятья. За время моего отсутствия он, кажется, стал еще крепче, чем был, постоянно работая во дворе.

— Внучка! Сколько лет, сколько зим!

— Ой, дедуль…

— Гета! Ты посмотри, как она вымахала, восстановилась хоть после войны, а то ни жива, ни мертва была.

— Я не одна, дед Вась, я с гостинцем.

— И гостинец посмотрим, и на тебя поглядим, ты ж мой воробей стреляный, совсем к нам приезжать перестала.

— Не до того было.

— Да, Гета говорила, что вы крыс из столицы гоните.

Отпустив меня наконец, Васька, не церемонясь, заглянул в машину и, ловко поймав Мома за шиворот, вытащил его на улицу, приподняв над землей.

— Про тебя мне тоже Гета говорила, ишь разбаловался. Я думал, ты покрепче будешь, а тут такой ужонок.

— Не смей ко мне прикасаться!

— Да тише ты, кричишь, будто я есть тебя собрался.

Видя недовольство Мома, я осторожно прикоснулась к руке Васи, обращая на себя внимание.

— Дедушка, я тебя прошу, поаккуратней, это все еще мой сын.

— Сын-сын, дурень он пустоголовый, а не сын, скажи спасибо, что с порога розгами не огрел, ему бы не помешало.

— Дед Вась…

— Ай да не бухти, не обижу, на него еще сестренка не взглянула.

Недобро ухмыльнувшись, мужчина взъерошил волосы рассерженного правнука и закинул его на плечо, двинувшись к крыльцу. Я, растерянно взглянув на сумки, оставшиеся в машине, не решилась оставить сына одного на первой встрече с ведьмой и, быстро закрыв двери, прошла за дедом.

Половицы ступенек чуть скрипнули, а на пороге небольшой террасы послышался запах горячих пирожков. Входная дверь раскрылась, обдав нас теплом дома, ароматом еды, трав и дерева.

— Какие к нам гости пожаловали.

Преодолев небольшой закуток прихожей, отделенной от кухни-гостиной стеной печи, я увидела вышедшую к нам навстречу Гету.

— Аван, радость моя, я успела по тебе соскучиться.

Вытерев полотенцем перепачканные в муке руки, бабушка крепко обняла меня, поцеловав в макушку. Мой нос защекотал запах лавра.

— Я тоже по тебе скучала, но чую, ты все же бесстыдно подсматривала за мной, заготовив заранее пирожки.

— Конечно, а иначе вам пришлось бы их ждать целый день.

Моя дорогая «бабуля», несмотря на свое уважительное обозначение, выглядела все так же безумно моложаво, и о ее возрасте говорили лишь две серые пряди на висках, чуть разбавляющие длинную черную косу. Платье, аккуратно сшитое и украшенное вручную, серое с черными узорами в противовес светло-бежевой рубашке деда, закрывал темный передник с явными следами все той же муки. Взгляд васильковых глаз казался таким же ярким, как и при нашей первой встрече много лет назад, и с тех пор лишь стали виднее крохотные гусиные лапки в уголках.

— Ну что, показывайте ваш гостинец.

Веснушчатые руки ловко перехватили Мома и, поставив на пол, развернули к Гекате, не дав парню лишний раз дернуться. Сын, встрепенувшись, открыл рот, явно желая огрызнуться, но едва он попал под взгляд сияющих глаз, как вся его спесь растворилась, словно утренний туман.

Я прекрасно понимала Мома и, первый раз попав под руку ведьме, чуть не сбежала сверкая пятками. Ее магия будто выворачивала тебя наизнанку и вытряхивала все нутро, желая поподробнее разобрать каждый орган, и, даже зная заранее, что она видит прошлое и будущее, люди не бывают готовы к такому неприятному испытанию. В своей голове ты словно уже не был один, и что-то иное там хозяйничало, перекапывая все забытые секреты и воспоминания.

Испуганно сжавшись, Мом попытался попятиться, но позади стоял Васька, своей грудью перекрывая проход. Желая поддержать сына, я встала чуть ближе и прикоснулась к его руке.

— Мом.

Сжав зубы, парень зашипел и отдернул от меня руку. Ведьма укоряюще цокнула, протянув ладонь и поймав подбородок Мома.

— Прекратите…

— Какие мы нежные, вы только посмотрите. Как же сильно твой папаша тебе головушку испортил, просто ужас, но… Мне кажется, поправимо.

— Не смей заикаться об отце! Он единственный, кто заботился обо мне!

— Правда? Может быть, я бы и поверила, даже учитывая, как яростно он старался не подпускать к тебе мать, но артефакты, что он тебе подсовывал, стараясь сделать более внушаемым, говорят об обратном.

— Закрой свой поганый рот!

Гета в ответ недовольно покачала головой и дала знак брату.

— Присмотри за ним и покорми, пока мы с внучкой болтаем.

Кивнув, Васька похлопал Мома по плечу и повел к креслам у дальней печи, но парень, избавившись от тяжелого взгляда ведьмы, тут же попытался сбежать, ударив мужчину локтем в живот. Спустя несколько мгновений сын оказался возле двери, но проем неожиданно исчез, будто выхода никогда тут не существовало. Неверяще он ощупал стену, силясь понять, что произошло.

— Экий ты быстрый да ретивый, хоть объезжай, как скакуна.

— Ведьма…

Гета направилась к Мому, но я подошла к нему раньше и, взяв за плечи, развернула к себе.

— Мом, я прошу тебя, выслушай меня хоть раз. Я не желаю тебе зла, и никто здесь не навредит тебе, если ты сам не станешь лезть в драку. Пожалуйста, хотя бы раз дай мне возможность позаботиться о тебе. Ты все еще мой сын, и я хочу, чтобы ты был счастлив.

— Счастлив?

— Да.

— Ну так освободи отца, дай нам уехать отсюда, и я буду счастлив.

Невольно поджав губы, я молча посмотрела на сына. Хотелось прижать его к себе, спрятать от всего мира и дать ему столько заботы, сколько он должен был получать все эти годы, но сейчас ему это уже не нужно. Сочась ненавистью, злостью и обидой, он воспринимал меня как врага. Настолько беспомощной я не чувствовала себя с времен осады в поместье.

— Хватит, Аван, не мучай себя, ты видишь, мальчишка тебя не слушает и не понимает.

Ведьма осторожно убрала мои руки, позволив деду все же увести за собой Мома.

— Подумай лучше о себе, внучка, не думай, что если дети выросли, то в твоей жизни наступил закат.

Ласковые ладони обняли меня за плечи и начали мягко гладить по голове, будто я сама была неразумным дитя.

— Не хватит ли мне приключений в жизни?

— Не хватит, ты же Блэквуд, дорогая, а у нас вся жизнь сплошное приключение, так уж повелось. Наверно, это было неизбежно, учитывая историю Ньярла.

Шмыгнув, я все же позволила себе тихо заплакать, уткнувшись в родное плечо. Последние события в Кадате и эта поездка совершенно лишили меня сил. Если бы не помощь брату в столице, я бы минимум месяц, а лучше всю жизнь провела здесь с бабушкой, с удовольствием сменив ее на посту ведьмы.

— Ну-ну, девочка моя, еще не все потеряно, увидишь, поставим на ноги Мома, только не опускай руки. Тебе еще многое предстоит сделать.

— И что же? Я… воспользовалась твоим последним предсказанием, но не совсем понимаю, почему и зачем Серафина появилась у нас.

— Сложный вопрос, но давай обо всем по порядку за чашкой чая. Всего я тебе не расскажу, но о чем смогу — поведаю. Идем.

Взяв меня за руку, Гета прошла на кухню и усадила меня за стол. Пока я вытирала платком остатки слез, на льняной скатерти появились еще теплые пирожки и ароматный чай с мятой. Откусив кусочек от румяного бока, я ощутила кисловатый вкус брусники.

— Да ты не кушай, ты ешь и слушай.

Ведьма села напротив и, улыбнувшись, пододвинула чашку поближе ко мне.

— Будущее этой девушки я не вижу, но зато вижу ее влияние на других. Если все сделать правильно, она сможет повернуть реки в нужные русла, но для этого потребуется очень много сил.

— И что же делать?

— Учить, и твоя помощь в этом нужна больше всего. Каин в одиночку не успеет ее подготовить, тебе придется взять роль наставника на себя, только имей ввиду. То, что ты в нее вложишь, может стать как твоей защитой, так и оружием против тебя.

— Она может навредить мне?

— Все зависит от того, будет ли она на чьей-либо стороне, на это ты повлиять не можешь.

— Бабушка, ты снова говоришь загадками.

— Не могу объяснить иначе, Аван, но могу дать четкий совет.

— Да, я думаю, так будет проще.

— В столкновении темных и светлых никогда не забывай, что есть третья сторона, которой чужды ваши правила и законы морали, они готовы пировать на могилах обеих стран.