Времена грёз 1 том

Дополнительная глава. Злой рок

За моей спиной послышались неприятные шепотки. Знакомые и уже набившие оскомину голоса вновь принялись обсуждать мое появление на рынке.

— Прячь молоко, а то это дрянь ведьминская сглазит.

— Ты посмотри, как наглости хватило появиться здесь?

— Поди новую жертву ищет, проклянет ведь, тварь такая.

Не выдержав, я обернулась и глянула на прилавок, где собрались несколько женщин. Пара из них пугливо попрятали крынки, накрепко закрывая их и стараясь скрыться с моих глаз, еще одна девчонка поспешно отпрыгнула к своей стойке, и только зачинщица разговора осталась стоять передо мной, гордо вздернув подбородок. Уже немолодая, несчастливая и ядовитая, словно гадюка, она, кажется, все силы тратила на ненависть ко мне, собрав возле себя внушаемых и доверчивых поклонниц.

— Я никогда и никого не проклинала, но с тебя могу начать, Еся.

— Есислава! Не смей коверкать мое имя, ведьмино отродье, да язык свой паршивый прибереги, уж я-то знаю, что ты мать мою прокляла и моего старшего брата сгубила.

— Ах ну да, точно. Это же я заставляла твоего батюшку руки распускать. Прям денно и нощно сидела у него на плечах да в левое ухо шептала, чтобы он любимую свою женку по пьяни бил.

— Сглазила его! И плод матери отравила!

— А ведь я даже говорила, как можно было его спасти.

— Не предсказания ты несешь, а только мор и горе в семьи.

— Ты сама огромное горе для своей семьи, я даже не знаю, как тебя и проклясть-то, ты уже свою невестку со свету сжила, оставив сына вдовцом с ребенком на руках, и муж твой раньше времени помер без должной помощи, а виновата всё равно я?

— Не тебе о семье говорить, дрянь бесстыжая! Вся деревня знает, что ты с братом своим на сеновале кувыркаешься!

— Очнись, старуха, нет у меня никакого сеновала, а брат послушный, у головы спит или на шее воротником.

Есислава вновь открыла рот, чтобы сказать какую-то гадость, но ее вовремя одернул подошедший мужчина.

— Мама! Прекрати и не позорь меня, весь рынок слышит вашу ругань, что ты опять к ведьме прицепилась? Не надоело тебе еще языком чесать?

— Но, Алеша, она сама…

— Помолчи, я тебя прошу. Мне Даньку не с кем дома оставить, пока ты тут другим кости перемываешь, я же говорил, не уходи надолго.

— Ох, я и забыла…

Оставив чужие семейные разборки, я развернулась к торговым рядам и поспешила уйти, но едва я свернула к лавке с тканью, за спиной послышались шаги, и чья-то ладонь придержала меня за локоть.

— Госпожа Гета, подождите, пожалуйста.

По голосу я тут же признала «Алешу» и нехотя остановилась, повернувшись к нему. В отличие от матери, мужчина не стеснялся пользоваться моей помощью, но всегда делал это почти тайно, чтобы у Еси не было лишнего повода злословить на меня.

— Да?

— Я хочу извиниться за мать, простите ее бога ради, не от большого ума у нее язык такой длинный.

— Знаю и принимаю извинения, вот только мне она лишь изредка нервы треплет, а вам с ней хозяйство делить не надоело? Не будет вам житья, пока Еся за домом присматривает.

— Так и выбора особого нет, я один не справлюсь.

— Выбор есть всегда, уж мне ли не знать. Неужели вы хотите, чтобы она Даню вырастила под стать себе?

— Нет, конечно, но как только сын достаточно подрастет, я его подмастерьем в кузницу возьму, там уж легче будет.

Алексей опустил голову и запоздало убрал ладонь с моего локтя. Смутившись, как школьник, он тут же быстро поклонился и, поблагодарив еще раз, поспешил скрыться с моих глаз.

— Смешной, ох и выпьет она у него крови.

Посетовав под нос на чужую глупость, я наконец-то зашла в лавку тканей. Близился мой День Рождения и хотелось сделать себе особый подарок, но в голову ничего не шло, сколько бы вариантов я не перебирала. Ни платья, ни сладости, ни новые инструменты меня не радовали, после смерти матери в доме стало грустно и тоскливо. Я могла днями напролет говорить с Васькой, но увы, собеседник из него получался неважный, даже учитывая, что с годами он немного научился говорить. Единственное, что меня поддерживало, это приезд отца, но он не задержится надолго.

Друзей в селе у меня не водилось. Люди меня либо боялись, либо не воспринимали как человека, словно я отдельный вид нечисти. Ко мне можно прийти за советом, полечиться, и всё, а гости день ото дня росли, менялись, заводили детей, старели. Только я будто жила одним днем, застыв на месте, словно муха в сиропе. Единственной моей отдушиной был дар, но и там я старалась следить только за Ньярлом, выучив его историю наизусть и отчасти завидуя тому, как много он вокруг себя собрал талантливых и интересных людей. Один Элей чего стоит, ходит за папой, как хвостик, и смотрит на него восхищенным взглядом, как на бога. Прикажи ему Ньярл со скалы вниз головой спрыгнуть, не задумываясь бы побежал выполнять задание.

В такие моменты я понимала, почему мама сбежала из деревни, не желая оставаться здесь на всю жизнь, и это учитывая, что она не видела за лесом столько возможностей, сколько вижу я.

Вернувшись домой, я прошла на кухню и, поставив пустую корзину на стол, села в кресло, вытянув ноги. Брат тут же вышел из комнаты, встречая, и присел рядом, погладив меня по голове.

— Гета?

— Да, Васенька, не переживай, все хорошо. Просто вот думаю.

Заинтересованно наклонив голову, он с легкостью поднял меня на руки и, сев в кресло сам, усадил меня на колени, как раньше.

— Да?

— Да. О всяком. Например, не подарить ли мне себе на День Рождения дочь, как думаешь?

Васька едва заметно вздрогнул, я чувствовала, что идея завести ребенка ему не слишком нравилась, но в основном из-за кошачьего обличья и возможного детского террора.

— Ну-ну, не переживай, я же присматривать за ней буду, да и ты уже не просто зверь, отобьешься. В конце концов, у тебя вот мавки есть, а у меня совсем никого нету.

— Я есть.

— Ну ты это другое дело. Мы с тобой уже больше полувека вместе, я тебя вдоль и поперек знаю, как этих самых мавок.

Поджав губы, брат расстроено понурился, так что мне пришлось взять его лицо в ладони и расцеловать обе щеки, лишь бы прекратил на меня обижаться, зардевшись и пытаясь увернуться.

— Ну Васенька, ну солнце мое рыжее, я же тебя люблю и любить не перестану, хоть с дочкой, хоть без, но ты же и сам знаешь, рано или поздно мне нужно будет обучить свою замену, а мы с тобой уже так давно одни.

— Зна-аю…

— Во-от, подумай, научим мы дочку мою ведьмовству, нового фамильяра ей призовем, а после сможем поехать к папе в город.

Едва речь зашла о Ньярле, я заметила, как в глазах Васьки зажегся огонек интереса. Он обожал отца чуть ли не больше, чем я, стараясь при каждом удобном случае у него что-то выведать, хотя, полагаю, без своего дара я бы делала то же самое.

В этот момент я почувствовала, как кто-то постучался к нам, стоя у ворот дома.

Быстро встав на ноги, я поправила платье и выглянула на улицу, надеясь, что у жителей не случилось чего-то плохого после общения на рынке, контактировать с селянами не слишком хотелось. У ворот стояли несколько мальчишек с простыми удочками и местный дровосек с топором на перевес, переминаясь с ноги на ногу, они коротким кивком поприветствовали меня.

Мужчина, как самый старший, вышел вперед.

— Здравствуйте, госпожа Гета, мы к вам за советом.

— И вам не хворать, что-то случилось?

— Да нет, просто вот мальчишки на рыбалку хотят пойти, на озеро, а я в лес собрался, не подскажите, можно ли сейчас в чащу идти или обождать? Говорят, дикие звери нынче чудят так, что вы и охотников не всегда отпускаете.

— Есть такое, и сейчас вам лучше за ворота деревни не ходить, в лесу неспокойно.

Дровосек вздохнул и понурил голову.

— А долго еще?

— До завтрашнего утра, в ближайшую ночь царь лесной должен позаботиться о нас и оставшихся больных существ переловить. Не переживайте.

— Ну завтра так завтра. Спасибо большое.

Мужчина, уже слегка приободренный, развернулся и повел стайку мальчишек от моих ворот, среди них я заметила и Даню, сына кузнеца. Поджимая губы, он обиженно глянул на меня и начал спорить о чем-то с другими ребятами.

— Ох и дурное у меня предчувствие.

Вася с интересом высунулся из-за двери, глянув на удаляющихся гостей.

— Бинты?

— Бинты и иглы. Зашивать придется.

— Поставлю греться воду.

Брат утянул меня обратно в дом из летнего зноя. До самого вечера мы готовили лекарства на случай, если кто-то все же сунется в лес. Из открытого окна кухни доносился стрекот сверчков, солнце спряталось за горизонтом, принося долгожданную прохладу и покой. Где-то вдалеке послышался детский смех, напомнивший о моей последней идее.

Интересно, какой будет моя дочь? Милая и послушная, или своенравная и вредная? Рыжая в бабушку или с моими черными волосами? Сможет ли она видеть будущее, как я, или у нее будет свой собственный дар? Только представлю, и аж дух захватывает, а как рад будет папа, увидев маленькую внучку.

Едва я задремала, сидя в кресле с травником, в ворота дома вновь постучали. Васька, выходя из спальни, подозрительно принюхался.

— Кровь.

— Гости пожаловали.

Отложив книгу, я схватила свой рабочий фартук и, подвязав его по пути, вышла на улицу.

— Кто?

— Гета, умолю, помоги…

От плачущего голоса Алексея по спине пробежали мурашки, нечасто я слышала подобное отчаяние, тем более от мужчины, и, вздрогнув, испугалась того, что сбылись мои худшие опасения.

— Да, что случилось?

Открывая калитку, я ожидала увидеть раненого мальчишку на руках отца, но кузнец был один, а в неверном свете лампы на крыльце я заметила на его рабочей одежде мелкие пятна крови.

— Данька пропал, в лес ушел и до сих пор не вернулся, умоляю, помоги его найти.

Мужчину била мелкая дрожь, в расширенных глазах читался ужас, кажется, лишь остатки здравого рассудка не давали ему прямо сейчас схватить меня и ринуться в лес в надежде, что я покажу верную дорогу.

— Долго же вы ждали, а сейчас ночью и в лес, с ума сошел.

— Мать сказала, что ничего страшного не будет, что он может уйти, даже обед с собой дала… мразь.

Последнее Алексей процедил сквозь зубы, сжимая кулаки. Понять, чья на нем осталась кровь, не составило труда. Обернувшись, я дождалась, пока Васька принесет мне бабкин посох с черепом и, взяв его, потянула кузнеца на задний двор.

— От меня не отходить, назад не оглядываться, знакомым голосам не верить. Если с тропинки моей сам свернешь, я искать не стану.

— Я понял, спасибо.

— Не за что спасибо говорить. Кстати, рубаху свою наизнанку выверни пока в лес не зашли. На всякий случай.

Послушно выполнив требуемое, мужчина снял рубашку и, вывернув ее, надел обратно, вновь взяв меня за руку. Я, выставив вперед посох старым почерневшим черепом вперед, пересекла границу двора и прошла через тонкую полоску травы к лесу. Сосны, словно потревоженные стражи, шумно заскрипели, приветствуя нас. Запахло хвоей и сыростью, а тепло, накопленное землей за день, словно исчезло. Солнце скрылось, и жуткая чаща будто перестала принадлежать нашему миру, в темноте были видны только черные стволы и легкий туман у земли, ветер, чудно вьющийся среди деревьев, лишь слегка тревожил траву, принося за собой чьи-то далекие шепотки.

— Гета, я слышу его, он там, справа, плачет чуть дальше в лесу.

— Не верь, не Данька это, то птицы кричат.

Сжав чужую ладонь, я шла по едва заметной тропе. Ее я сама протоптала, изредка навещая мавок у озера и собирая здесь лекарственные травы.

Под ногами послышалось тихое шипение, и не церемонясь я древком отпихнула с пути змею.

— А ну кыш, и другим передай, чтобы не появлялись.

— Гета, там впереди кто-то через тропу пробежал, мне кажется, это сын.

Я ощутила, как Алексей дернулся было обойти меня, но вовремя остановила его.

— Не верь, не Данька это, то был зверь.

Глазницы черепа на посохе освещали путь передо мной, но его света было мало, чтобы чувствовать себя безопасно в подобном месте. Кузнец тяжело дышал, я слышала, как быстро бьется его сердце, знала, что он напуган и готов бежать по чаще без разбору, выкрикивая имя сына, но не могла позволить, чтобы он растревожил всю округу. То, что безраздельно владеет этим местом ночью, не любило шума, а любое вторжение принимало как личный вызов.

— Гета, умоляю, давай свернем, я вижу его, он там в траве лежит.

— Не верь, это не может быть он, то туман клубится в потемках.

Ладонь мужчины скользнула в руке, но я успела вцепиться в рубашку до того, как Алексей сойдет с тропы. Ветви над нашими головами зашумели, скрип со всех сторон едва не оглушил.

— Отпусти меня, я же вижу, что он там, за бревном.

— А я его там не вижу, только смерть, что за тобой идет.

Добавив в голос стали, я дернула рубашку на себя, заставляя Алексея отвернуться и посмотреть в мои глаза.

— Хочешь, чтобы твой сын целым и невредимым вернулся домой?

— Да…

— Тогда поклянись, что едва я его к тебе приведу, ты мне должен будешь и завтра же свой долг отдашь.

Ожидая ответа, я рассматривала его короткие каштановые волосы, волевой подбородок и черные жемчужины глаз. Мужчина был хорош собой, и многое ему досталось от матери, как эти пухлые губы, но насколько же ему не повезло с ней.

— Проси, что хочешь, ведьма, я клянусь отдать долг, если сын вернется.

— Хорошо.

Кивнув, я отдала посох Алексею и вновь повернулась к тропе.

— Мы уже близко к озеру, нас могут провести.

— Провести?

— Да. Агния! Выйди ко мне!

Лес снова зашумел, недовольный мной, сосны словно перешептывались, ворчали и, наклоняясь друг к дружке, приговаривали «смутьянка», «лишняя», «нарушает покой», но вскоре все вновь затихло, а впереди показалась тонкая фигурка мавки.

— Поздно вы к нам зашли.

— Как есть. Мальчика ищем, Даней зовут, говорят, на рыбалку ушел, да не вернулся.

— Ну-у, дело житейское, с кем не бывает. Зайдут не туда, кличут, аукаются, дорогу теряют.

Девушка подошла к краю света от посоха и с интересом посмотрела на моего спутника, а он наверняка в ответ рассматривал ее промокшее платье, облепившее тело, и влажные волосы, разбросанные по плечам. Агния даже сейчас была чудо как хороша, но заметил ли мужчина мертвенно-бледный цвет лица, синие губы и водоросли в рыжих локонах?

— Приведи меня к нему и оставь здесь Аньку за другом присмотреть.

— Другом? Аня просто так не придет, ей нужно что-то подарить, что-то отдать, или она его себе заберет.

— У меня в кармане ножик завалялся, коли хочет дар, так пускай работу выполнит, а я, как вернусь, нож подарю.

Сбоку от нас послышался новый голос.

— Договорились, только недолго, а то я не сдержусь.

Аня, такая же мертвая и только из воды, вышла к тропинке, встав на ее границе и почти вплотную рассматривая Алексея, не смущаясь света посоха.

— Красивый какой, мне нравится.

— Хоть пальцем тронешь, Ваське нажалуюсь, и он к вам на свидания ходить перестанет, будете сидеть в своем болоте одни, как три мокрые жабы.

— Зла-ая ведьма, ох злая…

Кузнец, неловко отодвинувшись от мавки, взглянул на меня и кивнул, показывая, что все в порядке.

Вернувшись к Агнии, я взяла подругу за руку и вместе с ней сошла с тропы вглубь леса. Девушка легко переступала через ветки и поваленные бревна, двигаясь так, будто перед ней совсем не было препятствий. Едва поспевая за ней, я чувствовала, что мы быстро направляемся к озеру.

— С чего ты решила, что Данька еще жив?

— А вы бы не стали сразу его топить, поигрались бы сначала. Янка, поди, его защекотать решила?

Агния покачала головой, привлекая мое внимание и лукаво улыбнулась. Ее глаза сверкнули в темноте, словно два сапфира.

— Умная ведьма, ох умная, и куда ты нам такая?

— А чтоб вы без меня делали?

— И правда, — мавка чуть наклонилась ко мне и зашептала тише, будто делясь секретом. — Знаешь, а мне так нравится с тобой гулять здесь. Сестры вот только мужчин на озеро тащат, а я бы тебя украла, чтоб век смотреть на эти прекрасные васильки.

Попятившись от девушки, я предостерегающе повысила голос.

— Агния, не дури.

— Ну не ругайся, Гета, хотя… да, можешь ругаться, моя ты, и никому я тебя не отдам!

Мавка сильно толкнула меня в грудь, заставляя еще отступить назад, но под ногами не оказалось земли, только резкая кромка берега у воды, спустя лишь мгновение накрывшей меня с головой.

Чудом не вскрикнув от резкого холода, я тут же попыталась выплыть, но Агния нырнула следом, тут же вцепилась в мое платье. Ее пальцы крепко сжали ткань, и сколько бы я не отбивалась, она не давала мне вынырнуть и сделать хотя бы один глоток воздуха. Лицо, принявшее более живой облик под водой, приблизилось к моему и чужие ледяные губы накрыли мои. Краткая волна спокойствия и подчинения этой судьбе омыла чувства, заставляя перестать бороться, но моя магия оказалась сильнее. Вытянув вперёд ладонь, я прикоснулась к плечу мавки и обожгла ее кожу, принуждая отступить. Под водой эхом разнесся расстроенный всхлип, Агния шарахнулась от меня, отпуская из своих рук, в глазах резко потемнело, но, ринувшись к берегу, я постаралась хотя бы зацепиться за него. Неожиданно кто-то на суше склонился надо мной и подхватил меня наверх.

— Госпожа Гета, и давно вы с мавками так дружите?

Вытащив меня на землю, Алексей прижал меня к себе, стараясь хоть немного согреть и дать отдышаться. Тело колотило от холода и запоздалого страха, но как только темная пелена перед глазами расступилась, я заметила хмурую Аню рядом, в обиде поджимающую губы.

— Не видать нам теперь Васьки, и кто ее просил.

— Мальчика приведи, живо, иначе из леса выгоню, а болото ваше осушу.

— Не надо, мы же не со зла, мы так побаловаться хотели.

Средняя мавка чуть не плача повернулась к озеру и громко позвала младшую. Спустя несколько секунд камыши у дальнего края зашуршали, и оттуда высунулась голова Яны.

— Иду-иду!

Она прошла по берегу, потянув за собой еще один силуэт, едва различимый в ночи, но, когда они подошли ближе, стало ясно, что она ведет за собой Даньку.

— Мы заигрались в прятки немного и время совсем не заметили.

Яна невинно улыбнулась, с некоторым удивлением заметив меня.

— Гета, вы среди ночи купаться изволите?

— Иди ты, к черту, Яна, и Агнию с собой забери, чтоб я вас в доме своем больше не видела.

Мальчишка, действительно целый и невредимый, робко подошел к отцу, не зная, чего от него ожидать.

— Я даже не знаю, выпороть тебя или пожалеть. Вам что ведьма сказала? В лес ни ногой, а ты? Бабки наслушался и вперед? Не к зверю, так к мавкам в руки?

Даня, сверля взглядом носки ботинок, попытался оправдаться.

— Но нам весело было, и она присматривала за мной.

— Выпороть всё же.

— Ну паап, это ведьма всё сделала, она меня сглазила, я бы не потерялся, если бы не она.

Я почувствовала, как напрягся Алексей, и предостерегающе прикоснулась к его плечу.

— Не здесь, нам еще нужно уйти отсюда.

— Я вас проведу, мне Леша ножик дал из кузницы.

Аня помогла мне встать и, вручив посох с черепом, потянула за собой, явно боясь, что я все же начну буянить. Кузнец, подхватив сына на плечо на всякий случай, прошел за нами, держась рядом.

Как и обещала, мавка вывела нас из леса, но не моей тропой, а своими путями, получившимися даже быстрее, и только мы переступили невидимую линию чащи, громко позвала Васю, чтобы он встретил нас.

— На будущее, Данька, те, кто остаются в лесу на всю ночь, оттуда больше никогда выйти не могут. Если бы Яна тебя до утра продержала, ты бы домой никогда не вернулся и папу ни за что бы не увидел.

Назидательно постучав костяшками пальцев по лбу мальчика, Аня попрощалась с нами и быстро скрылась среди деревьев. Силуэт брата показался в проеме ворот заднего двора.

Капли летнего дождя барабанили по оконному стеклу, убаюкивая меня своим шумом, пылинки в редких лучах солнца лениво кружились в воздухе. В спальне пахло кашей на молоке, анисом и совсем чуть-чуть непогодой.

— Вроде бы пронесло, и температуры нет.

Несмотря на то, что время приближалось уже к обеду, я все еще лежала в постели, укрыв ноги одеялом, а Васька вместо меня хлопотал по дому. Из кухни послышались шаги, заглянув ко мне в комнату, братец тоже проверил мою температуру и удовлетворенно кивнул.

— Ладно, но работаю я.

— Ну Ва-ась.

— Лежи, скоро обед.

Его хмурый вид не предвещал мавкам ничего хорошего, а большая часть ночи была потрачена на то, чтобы меня согреть и дать достаточно снадобий от простуды, благодаря чему я чувствовала себя сейчас довольно неплохо. Тело лишь немного ныло от беготни по лесу.

Поцеловав меня в лоб, Вася хотел было уйти, но я поймала его за рукав, почувствовав у ворот нового гостя.

— Солнце мое, к нам кто-то пришел.

— Пускай уйдет.

— А вдруг что-то важное.

— Ты важнее.

— Так нельзя, Вась, дай мне платье, я проверю срочное ли дело.

Недовольно вздохнув, брат-таки достал из сундука простое домашнее платье и, дождавшись, пока я встану, помог застегнуть его и собрать волосы в хвост. Спустя еще минуту я вышла на крыльцо, оставшись под крышей и опасаясь вновь промокнуть.

— Госпожа Гета, я пришел вернуть долг.

Алексей стоял перед воротами, и жестом я разрешила ему войти, надеясь, что он тоже спрячется от дождя, но мужчина остановился у самого крыльца, нервно сжимая руки.

— Я сделаю что угодно, только скажите.

— Зайди под крышу.

— Что?

— Ты так заболеешь.

— Не бойтесь, я просто… если нужны деньги, я тут же отправлюсь за нужной суммой.

Поморщившись, словно от лимона, я вздохнула и скрестила руки на груди. Кузнец явно нервничал, чуть переминаясь с ноги на ногу и вперившись в меня взглядом.

— Сдались мне твои деньги. Мне нужно иное.

— И что же? Моя жизнь? Только скажите и…

— Дочь мне нужна, Алексей, поэтому прошу, зайди под крышу, мне не нужно, чтобы ты простыл.

Вздрогнув, мужчина, как заворожённый, послушно выполнил мою просьбу, встав рядом. На половицы тихо закапала вода с его одежды.

— Гета, вы не шутите?

— Стала бы я по такому поводу шутить, вот только пока ты мокрый, не вздумай ко мне прикоснуться, иначе Васька с тебя шкуру сдерет. Он полночи хлопотал над моим здоровьем.

— Простите, я могу сходить домой и переодеться.

— Не нужно, тут обсохнешь, все равно обед скоро.

— А как же…

— Брату нужно мавок проучить, после обеда он как раз уйдет.

— Ясно.

Посчитав, что разговор окончен, я развернулась было к двери, но Алексей поймал мои руки и, опустившись на одно колено, прижался губами к ним. Я ощутила, как он дрожит то ли от холода, то ли от накативших чувств.

— Спасибо вам, вы не представляете, как я благодарен.

— Не стоит.

— Стоит, я… не знаю, как это выразить, но даже если бы вы собственноручно меня убили, я не стал бы восхищаться вами меньше.

— Кажется, вы все-таки простыли.

— Может, но я считал так и раньше.

— Но ты мне нужен лишь на один день, пожалуйста, не питай ложных надежд.

— Конечно, я понимаю, но все равно счастлив.

Вздохнув, я высвободила ладонь и провела ей по волосам мужчины, ласково касаясь его лба и щеки. Слова кончились, как и моя уверенность, сменившись легкой робостью. Страшно подумать о том, сколько мне лет, и я только сейчас решилась остаться наедине с кем-то.

Сделав шаг к двери, я потянула Алексея в дом.

Спустя девять месяцев на свет появилась Лилит. Маленькая рыжая негодяйка, что не давала мне спать и первое время казалась мне сущей демоницей, которой я могла простить что угодно, лишь бы она была счастлива. Я даже не представляла, что могу так сильно полюбить это крохотное дитя, но, едва родившись, она стала моим главным сокровищем и даже брата, что поначалу неохотно поддерживал мою затею.

Мы достали для нее мою старую колыбель с васильками и лавром, Васька тут же взялся ее дорабатывать, обновив рисунок и добавив в него новых элементов. Вырезать так искусно, как папа, он не умел, но охотно нарисовал красно-зеленые листья винограда, украсив края кроватки. Отец, узнав о пополнении, появился у нас в совершенно рекордные сроки, бросив все свои дела и ограбив половину лавок Кадата. Создалось впечатление, что он разом решил привезти подарки на десять лет вперед или восполнить недостаток даров еще за мое рождение.

— Мои помощники в Храме настолько воодушевились, что в столице почти случился всеобщий праздник. Приглашают Лилит в гости, как только она подрастет, и предлагали отправить кого-нибудь тебе в помощь.

— Не надо нам никого, у меня Васька есть, он за всем присматривает, особенно если его время от времени прогонять от колыбели.

— Настолько рад племяннице?

— Конечно, даже мавок простил, когда они своих подарков нанесли. Теперь у меня дома куча помощников, даже не представляю, куда себя деть.

Мы расположились на моей постели, сидя у спинки, Ньярл держал на руках малышку, заворожённо наблюдая за тем, как она тихо сопит, и осторожно касался ее пухлых щечек. Руки мага, тем более такого, как отец, совсем не были предназначены для ласки, и я с интересом наблюдала за его смятением и почти безумным восторгом.

— У нее локоны, как у Марьи.

— Да, даже оттенок похож. Мне кажется, отчасти поэтому брат так сильно полюбил ее. Когда смотришь на них вместе, создается ощущение, будто это не моя дочь, а его.

Ньярл тихо засмеялся, обнимая меня свободной рукой и дав положить голову на его плечо. На миг я вновь ощутила себя ребенком, будто и не было той огромной череды лет, а я снова лишь девчонка, засыпающая под размеренное биение сердца отца, надеясь, что он останется у нас подольше и расскажет мне еще кучу интересных вещей.

— Пап.

— Что?

— Как думаешь, стоит ли мне посмотреть ее будущее?

— Ты еще не видела?

— Нет.

— Тогда это решать тебе, но я бы не хотел его знать. Не хочу знать, как много всего я пропущу в ее жизни.

— Ну почему сразу пропустишь? Может наоборот, на что-то успеешь приехать заранее.

— Может быть, но все равно я многого не увижу, и мне уже обидно.

Улыбнувшись, я поцеловала Ньярла в щеку в качестве утешения. Любопытство съедало меня уже давно, но я не решалась воспользоваться даром, считая, что сейчас слишком рано что-то смотреть или решать. С другой стороны, я могла бы защитить дочь от болезни или несчастного случая, и знать, что она может лишний раз пострадать из-за моих глупых страхов и неуверенности, было слишком выносимо. Вася поддерживал меня, тоже заразившись идеей. Дождавшись отъезда отца, мы назначили день и, закрыв дом, вновь собрались в спальне.

От предвкушения дрожали руки, волнение, словно болезнь, пробралось глубоко под кожу. Я готовилась увидеть свою Лилит взрослой, узнать, какой она будет, что станет любить, а что ненавидеть, как сложится ее судьба и что станет ее страстью в жизни.

— Вась, если я пропаду надолго, вытяни меня обратно в мир, а то засмотрюсь и не замечу.

— Вытяну.

Сев на постели, я взглянула на свою дочь и, прикоснувшись к ее крохотному кулачку, воспользовалась даром, заглянув в ее реку.

В странном бесшовном пространстве передо мной вновь выстроились многочисленные ручьи, сплетенные в сложную, почти безумную сеть, в которой я стояла посреди русла ветвью, отходящей от моей собственной судьбы.

Двинувшись вперед, я рассматривала зеркальную гладь и наблюдала, как постепенно от русла отходят новые ветви возможностей, и чем дальше я шла, тем больше их становилось. Лилит должна была быть поистине бойкой, сильной магичкой с непростым характером, но умеющей завоевать чужую любовь. Она могла произвести впечатление, понять, что у другого человека на уме, и ловко выбиралась из самых странных ситуаций.

Заворожённо я наблюдала за самыми разными путями ее развития, но чем больше я их перебирала, тем тревожней мне становилось на душе.

Остановившись, я в какой-то момент совсем отрешилась от чужих судеб, сосредоточившись только на дочери. Я выстроила все доступные сейчас варианты ее будущего перед собой, заметив чудовищную закономерность.

Раз за разом, как бы не повернулась ее жизнь, в какие бы далекие края не зашла ее тропа, неизменно ждал один и тот же исход: смерть от чьей-то руки. Порой жестокая, несправедливая и непредсказуемая, лишенная всякой чести и понимая, будто кто-то намеренно преследовал Лилит, не давая ей дожить даже до тридцати.

Задыхаясь от накатившего отчаяния, я не верила своим глазам, проверяя судьбу дочери вновь и вновь, но видела лишь ее гибель.

— Нет… Так не должно быть…

Собрав всё силы, я перебирала варианты, искала совпадения и выход, но чувствовала, что причина ускользает от моего взора. Брат попытался вернуть мое сознание в мир, но я отмахнулась от него, не желая упустить и крохотной детали. Вся моя магия ушла на поиски, сердце мучительно сжималось, готовое разорваться от боли. Я тысячи и тысячи раз хоронила собственную новорожденную дочь, теряя остатки надежды это хоть как-то изменить и едва не взвыв от бессилия. Руки предательски дрожали, от слез ныли глаза, мой запас сил подходил к концу, уже вычерпывая ресурсы моего собственного тела, но даже теперь я не могла позволить себе уйти, отвернуться, забыть то, что видела и знала теперь. Как я вообще могу жить дальше, зная, что она умрет раньше меня? Почему видя миллионы чужих жизней и зная, как все случится, я не могу повлиять на судьбу своей дочери? Как я смогу растить свою малышку, наблюдая, как день ото дня приближается ее гибель?

За спиной послышался тихий шелест и мягкий женский голос.

— Оставь это, Геката, тебе пора отдохнуть.

— Не могу, не могу я все так оставить! Ты богиня, ты можешь больше, так помоги мне! Дай мне возможность ее спасти!

Луна печально вздохнула и, осторожно прикоснувшись к моему плечу, чуть сжала его, пока я, сидя на коленях и вцепившись в собственные волосы, тщетно смотрела на вновь оборванную судьбу.

— Я не всесильна, и ты уже всё видишь моими глазами, но могу подсказать, откуда на самом деле идет беда.

— И откуда же?

Приобняв меня, богиня скрыла с моих глаз реку Лилит и показала мне множество других.

— Это судьбы тех, кто принесет ей смерть, присмотрись внимательнее.

Всхлипнув и утерев набежавшие слезы, я постаралась сосредоточиться на том, что мне показывает Луна. Огромное множество линий, непохожих друг на друга, выстроились передо мной, словно диковинная карта, и неожиданно для себя я заметила на этом рисунке инородные, черные вкрапления.

— Что это?

— Ты это уже видела.

Присмотревшись к одной из судеб, я прикоснулась к одному из воспоминаний, отмеченных крохотной черной кляксой. Чернильная слизь обожгла мои пальцы, лишь мельком показав лицо, виденное когда-то в детском кошмаре.