Времена грёз 1 том

Наследие

«Она идет в красе своей,

Как ночь, горящая звездами,

И в глубине ее очей

Тьма перемешана с лучами,

Преображаясь в нежный свет,

Какого в дне роскошном нет.»

Джордж Байрон

Вскоре после праздника зима, сковавшая эти края, начала отступать, освобождая дорогу весне. Я не знал, было ли это действием обряда или просто шуткой погодных условий здесь, но мир вокруг словно начал оживать. Теплые дни случались всё чаще, огромные сугробы освобождали деревню, будто бы уходя обратно в лес. Я наблюдал за этими изменениями со странным трепетом в груди, радуясь течению жизни и страшась того, как мало мне осталось пробыть здесь.

Ведьма взялась учить меня некоторым азам своего дела. Она показывала мне множество трав, просила запоминать рецепты и настаивала на том, чтобы я как можно чаще помогал ей в работе с жителями. Понимая, зачем она это делает, я немного робел и даже тревожился, зная, как много будет зависеть от меня уже в середине лета. В деревне не было лекарей помимо ведьмы, поэтому я был единственным, кто мог бы помочь Марье в родах. Осознавая это, девушка постепенно готовила меня к ним.

— Как только снег в лесу сойдет, нужно будет набрать трав, это наверняка займет целый день.

— Тогда я точно пойду с тобой.

Ведьма взглянула на меня, отвлекшись от вышивки на платье обережной куклы. Простой красный лоскут уже украшала строчка с рунами, знакомыми только Марье, и сколь бы любопытен я ни был, девушка не раскрывала их значение, ссылаясь на то, что я все равно этого не пойму.

— А за домом кто присмотрит? Вдруг кто придет.

— Вася, ему все равно нечего делать в лесу.

— Ну-у, может быть.

Марья посмотрела на кота и вздохнула. Задумавшись о своем, она положила вышивку на стол, заваленный яркими кусочками ткани и нитками. Во главе всего лежала уже готовая, хоть и немного потрепанная временем берегиня с зеленой косынкой и таким же красным платьем. Ее в свое время сделала Яга для своей дочери, и теперь Марье предстояло сделать подобную для своей.

Неожиданно в окошко кухни кто-то осторожно постучался. Вздрогнув, я удивленно воззрился на мутноватое стекло, выходящее к заднему двору и лесу. На моей памяти оттуда еще никто не приходил, и было крайне необычно вообще представить, что гости могут явиться с этой стороны.

— Да неужели вспомнили, паразитки рыжие!

Отложив шитье, ведьма открыла окошко и высунулась из него, взглянув на гостей.

— Отоспались? Отдохнули? А кто обещал ко мне с первой капелью прийти? А травы за вас кто собирать мне будет?

— Ну Ма-арьюшка…

Я со своего места не видел посетителей, но голос с улицы был явно женским и тянул крайне жалобно.

— Выгоню вас в лес к оборотникам, будете у них пирожки клянчить.

Послышался тихий всхлип, от которого у меня невольно защемило сердце. Привстав, я попытался посмотреть, с кем говорит ведьма, но та, спрятавшись обратно в дом, ловко посадила меня на место.

— Цыц! Не гоже чужому мужику на мавок глядеть. Кажется, что они бедные да несчастные, а у самих глаза хитрющие. Вот пускай сначала чары свои снимут, а потом поговорим.

— Злая ты ведьма, жа-адная!

— Это я-то злая? Давно ли вас Яга метлой со двора гоняла. Забыли уже? Так я напомню, мне несложно.

Послышался очередной всхлип, и голос сменился на более спокойный.

— Ну не серчай, Марьюшка. Мы целую зиму тебя не видели.

— Значит еще десяток не увидите, если вредить станете.

Ведьма казалась абсолютно непреклонной, но я вновь не ощущал ее злости, только настороженность и тревогу за меня. С мавками она будто не ругалась, а обсуждала погоду или просто торговалась о чем-то, хоть и я не совсем понимал, о чем.

— А мы тут подарочек тебе принесли.

В проеме окна появились бледные женские ладони с зеленым янтарём. Крупные, подобранные один к одному камни казались чище и аккуратнее всего, что можно было самому найти на берегу у деревни. Солнечный свет, проходя через них, отбрасывал блики, и внутри сердцевины будто дрожало само небесное море. На миг мне почудилось, словно камни эти пришли прямиком из того далекого закатного города.

— Это вы с моряками камушками торговаться будете, мне-то они зачем?

— А у тебя глаза, словно этот янтарь, попроси жениха, он тебе бусы нарядные сделает.

Не ожидав такого ответа, Марья замолкла, не зная, что сказать. Ее щеки предательски залились румянцем, и я почувствовал, насколько желанной оказалась эта идея.

— Я сделаю. Спасибо.

Придвинувшись к окну, я осторожно забрал камни из прохладных ладоней и невольно глянул вниз. В простых льняных сарафанах, босиком на еще холодной земле стояли три удивительно схожие друг с другом девушки. Они явно были почти одного возраста и приходились друг другу сестрами, но отличала их только небольшая разница в росте и выражении лиц. Самая высокая и по ощущениям серьезная из них отдала подарок и сделала шаг назад. Средняя, увидев меня, покраснела не хуже ведьмы. Маленькая, тихо хихикнув, шепнула первой:

— Ой, какой краси-ивый…

Оливковые глаза и волосы цвета корицы, доходившие почти до пояса, навели меня на мысль о том, что они могли бы быть очень дальними родственницами Марьи, но их лица отличались слишком сильно. Старшая пристально посмотрела на ведьму, немного волнуясь о чем-то.

— Пустишь нас к себе, ведьма? Ты только скажи, мы и трав нужных принесем, и мёда дикого близ гор, только не прогоняй.

Сев на подоконник, я повернулся к столу и аккуратно высыпал на него камни, мысленно прикидывая, как лучше сделать бусины. Марья же, положив руку мне на плечо, вновь склонилась к окну и посмотрела на присмиревших мавок.

— Какое зло в доме сделаете, в жизни больше во двор не пущу, всё ясно?

— Ясно!

Девушки заметно оживились и направились к задней двери у поленницы. Марья вздохнула и, оглядев стол, заваленный шитьем, камнями и старыми листками рецептов, поставила руки в бока.

— Придется стряпать пирожки. Это ж сколько теста подготовить надо…

— Я помогу, покажи только, что нужно делать.

Встав рядом, я легко поцеловал девушку в висок и начал собирать шитье в корзину, взяв один из пока ненужных лоскутов для мешочка янтаря. Мавки зашли на кухню и, несколько настороженно оглядевшись, сели за стол, стараясь не мешать. Младшая из них полезла на печь и поймала там кота, аккуратно приласкав его и погладив. Смотря за тем, как робко перешептываются и поглядывают на меня девушки, я то и дело напоминал себе, что они лишь нечисть, похожая на людей, но со своей странной моралью и законами жизни. Их почти детская открытость и хитрость сбивали с толку, настораживая и заставляя относиться так же, как и к любым другим жителям деревни.

Замесив с Марьей тесто, мы оставили его в небольшом деревянном корыте, накрыв полотенцем. Мавкам в это время дали работу приготовить начинку и почистить яблоки, хранящиеся всю зиму в подполье.

— От холода до тепла унесла, увела вода…

Средняя ловко работала ножом, тихо напевая что-то под нос, кажется, полностью захваченная этим делом. Старшая же почти не отводила от меня глаз, стараясь не совсем открыто рассматривать, но даже так исподтишка я ощущал на себе ее любопытство.

— Дырку во мне проглядишь, мавка.

— Не прогляжу, да и неужто с тебя убудет? Я никогда таких, как ты, не видела прежде.

— А как же маги, что приезжали сюда издалека? Неужели на них не насмотрелась?

— Так то некроманты были, а ты не из их числа, хоть и кличут тебя темным.

Сев за стол, я взялся чистить картошку, взяв и себе нож. Ведьма достала из закромов высушенные фрукты и травы и начала готовить взвар.

— Хорошо, но я и не слишком от них отличаюсь.

— Отличаешься, смотрю на тебя и вижу, что будто и не человек вовсе.

— А кто же?

— Не знаю, но словно сам не свой.

Замерев, я посмотрел на мавку, чуть нахмурившись. Мне не понравилась ее характеристика, но отчего-то я чувствовал, что она близка к правде, хоть и понять не может, что именно не так. Марья, поставив чугунок в печь, присела ко мне и вновь взялась за шитье.

— Лучше расскажите, как вы в лес попали, чем ерунду такую молоть.

Старшая передернула хрупкими плечами и вперила взгляд в стол, продолжив нарезать яблоки.

— Как-как… обыкновенно. Жил наш батюшка одиноко, жёнку не мог найти и тужил из-за этого горько, пока деревенские не посоветовали ему к ведьме сходить. Пришел он к ней, о беде своей поведал, да помочь попросил, а она возьми и согласись. Говорит, придет к тебе супруга и умна, и красна, заботься о ней, не обижай, а самое главное в лес не пускай.

— Это почему же?

— Уйдет и не вернется, дорогу домой позабудет, — мавка грустно улыбнулась уголками губ. — Ведьма не соврала, пришла к батюшке через три дня. Коса, словно листья клёна по осени, глаза цвета хвои и моря, щеки и плечи солнцем зацелованы. Красавица, будто из сказки, и по дому с любым делом легко справлялась. Отец наш ее с первого взгляда полюбил больше жизни, а вскоре и мы появились, погодки, Агния, Анька и Янка.

С печки послышался более тихий голос младшей.

— Только после меня мама болеть начала. Медленно, но верно чахла и все отца просила в лес пустить, сил набраться, но он помнил ведьмин завет и не пускал, пока силы ее совсем не оставили. Не смог он больше смотреть, как она умирает.

Средняя заправила за ухо выпавшую прядь и продолжила орудовать ножиком.

— Так мамы не стало, батюшка сильно горевал, хоть и чувствовал, что она где-то рядом. А мы тем временем подросли, такие же красавицы и умницы, как она. Женихи уж свататься стали, но папа не желал нас от себя отпускать, и так же как маме в лес ходить запрещал.

Агния покачала головой и недовольно поджала губы.

— Все бы так и осталось, если бы новый властитель земель не пришел собрать дань. Заявился из Целестии, глянул, чем поживиться можно. На первый раз откупились мехом, во второй раз — рыбой, а в третий нам нечего было предложить. Поэтому он, недолго думая, потребовал одну из нас. Отец, конечно, противился. Когда князь пришел, спрятал всех троих в подпол, чтобы мы и носу не казали оттуда. Притворился, что замуж нас отдал в соседнее село. Властитель ушел, да вот только кто-то из деревенских ему проболтался. Едва мы из подпола вышли, снова нагрянул домой, и отец приказал нам бежать.

Анька ловко повертела в руках нож, отвлекшись от своего занятия.

— Все, что было у нас с собой, это подобный ножик, единственное, что я успела прихватить из дома. Деваться было некуда, и мы бросились в лес, шумные сосны приняли нас, как родных, но с князем были помощники и собаки. Чтобы сбить их со следа, младшая срезала косу, бросила к звериной тропе, и волки спугнули собак.

— Чтобы отстали помощники, средняя срезала косу, бросила наземь и заставила деревья сомкнуться, запутать мужиков.

— Князь остался один, но не отступал. Злой, словно черт, он на коне преследовал нас, и мне тоже пришлось срезать косу. Я взмолилась духам лесным и попросила защиты, тогда мы и услышали голос матери. Она позвала нас к озеру и скрыла под толщей воды от чужих глаз. Властитель, помаявшись до вечерней зари, все же отстал, отступившись, он ушел обратно в деревню, а мы… Не смогли найти дорогу домой. Как бы мы ни старались, из лесу выйти не могли, плутали всю ночь, пока не повстречали ведьму. Она-то нам и сказала, что пути назад у нас нет, но за отцом присмотрит, и, если получится, князю за нас отомстит.

Янка свесилась с печи и, ухватив со стола кусочек яблока, быстро сунула его в рот и спряталась обратно.

— С тех пор мы только у ведьм и гостим, хотя Яга нас и правда не очень любила, но даже с ней мы дружили и в обмен на травы могли получить пирожки.

— А что с князем стало? Не говорила ведьма?

Я оглядел мавок и остановил взгляд на Марье, та хитро улыбнулась и пожала плечами.

— Потерялся, говорят, с кем не бывает.

Ощутив за этими словами ехидство ведьмы, я предпочел не задумываться о том, можно ли было вообще отыскать князя, и повезло ли ему в конечном итоге умереть.

С тех пор мавки все чаще захаживали к нам, принося из леса растения и плоды. Иногда, если нужно было для какого-либо обряда или зелий, могли сходить за родниковой водой или поискать редкие травы в особые лунные ночи.

В заботах о доме пролетела весна, а за ней наступило и лето. Марья все реже выходила со двора, и все чаще я брал на себя ее работу. Ведьмак из меня получился не слишком хороший, все же мне проще было помогать людям своими силами, чем снадобьями и ритуалами, но я много узнал и почерпнул, стараясь применить некоторые методы к своей магии. Пожалуй, ни один маг Целестии не использовал свой дар так, как использовал его я.

Помимо этого, к лету я, как и обещал, почти сделал бусы для Марьи, вырезая из неровного зелёного янтаря небольшие лепестки клёна. Не раз пришлось докучать кузнецу, чтобы он сделал мне необходимые инструменты, и не раз я портил более простые, неказистые камни, собранные на берегу моря, но результатом остался доволен. К середине лета оставалось доделать лишь пару бусин, и то лишь потому, что я взялся украсить узорами старую деревянную колыбель для дочери. Достав запыленную люльку с чердака, я привел ее в порядок и, увидев пустое изголовье, тут же задумал изобразить васильки и листья лавра.

Вырезая всю эту красоту, я все чаще ловил себя на мысли, что руки мои лучше головы знают, что делать и как кисть повернуть. Будто само умение это я когда-то учил, но по прошествии лет позабыл, и только пальцы помнили о былом. Такое откровение вызывало недоумение и неверие самому себе, разве мог бы я забыть такое ремесло? Да и когда бы успел научиться? Правда, к сожалению, осталась закрыта в той части сознания, к которой у меня не было никакого доступа, лишь неуловимое чувство узнавания скользило где-то на границе разума.

К середине лета мавки по наущению Марьи стали оставаться у нас дома почти каждую ночь. Опасаясь, что один я не справлюсь, она и их кое-чему научила, показав, что и как делается в доме, и чем ближе подходил срок, тем строже она готовила нас к родам.

— Мари, нас в избе уже четверо, даже пятеро, считая Ваську, неужели ты думаешь, мы не сможем о тебе позаботиться?

— Я просто хочу, чтобы вы были ко всему готовы. Вдруг сама не смогу присмотреть за младенцем.

Помогая ведьме собираться с утра, я осторожно расчесывал ее рыжие волосы и собирал их в косу, наблюдая, как девушка нервно перебирает край сарафана.

— У меня достаточно сил, чтобы ты перенесла роды легко.

— А если что-то пойдет не так?

— Мари…

Положив ладони на тонкие плечи, я мягко сжал их и наклонился к уху ведьмы.

— Чего же ты так боишься?

Марья смутилась и опустила голову, стараясь унять дрожь в руках. Она так и не решилась рассказать, о чем переживает, но я и без этого понял ее и обнял крепче, успокаивая и прижимая к себе. Ни она, ни мавки никогда не говорили о матери Марьи.

Через месяц после летнего солнцестояния, в середине дня, пока я готовил очередной отвар, ведьма ушла в комнату, почувствовав слабость. В последние дни она часто делала перерывы, ее клонило в сон, ноги и спина быстро уставали. Яна взяла на себя уборку и стирку, Аня помогала готовить, а Агния, словно хвост, ходила за мной, запоминая некоторые рецепты. Я видел, что старшая всегда с огромным любопытством относилась к магии и особенно к той, что не относилась к ведьмам, но как бы ни желала научиться, не могла повторить мои заклинания.

Так и сегодня, наблюдая, как ловко я управляюсь с воздушной плетью, попыталась повторить движения, но лишь вызвала волнение воды в кастрюле.

— Ну-ну, разольешь еще.

Я придержал силы мавки и неожиданно почувствовал слабость, едва не упав. Агния, встревоженно вцепившись в мое предплечье, окликнула младшую, но я помахал рукой в сторону спальни.

— Не мне помогайте, а Марье, готовьте воду и пеленки, я отнесу ее в баню. Яна, дом на тебе, пока нас не будет.

Округлив глаза, старшая на миг растерялась, но, услышав тихий стон ведьмы, тут же оставила меня, бросившись собирать необходимое.

Стараясь отвлечься от чужих ощущений, я прошел к Марье и осторожно погладил живот, проверяя все ли в порядке. Девушка, тяжело вздохнув, слабо улыбнулась и накрыла мою ладонь своей.

— Ньярл, обещай, если что-то случится, ты присмотришь за ней, пожалуйста.

— Марья…

— Прошу тебя.

Промолчав, я мягко поцеловал лоб ведьмы и аккуратно поднял ее с постели на руки.

Уже через несколько минут мы смогли разместить Марью в бане, используя для удобства пару одеял. Агния, сев на колени, стала опорой и поддержкой девушки, давая ей лечь на ноги. Мавка заметно нервничала, но уже начала осторожно поить ведьму отварами, чтобы дать силы для дальнейших родов. Я же помог Марье переодеться в просторную рубаху и вновь занялся животом, попутно стараясь успокоить ее сознание. Страх и тревога, держащие девушку, постепенно отпускали ее, позволив мне хотя бы немного отгородиться от чужих чувств.

— Я принесла воду.

Аня осторожно прошла за спиной, тихо и аккуратно, словно мышь, и села по левую руку от меня.

Кажется, с этого момента я потерял счет времени, полностью сосредоточившись на состоянии своей ведьмы, будто ничего на свете не существовало, кроме этой небольшой бани.

В первые несколько часов все проходило достаточно легко, и я уже подумал, что так будет до конца, но чем сильнее становились схватки, тем больше я опасался за здоровье девушки. Стараясь поддержать ее, я вновь обратился к чужому сознанию, заметив, что силы Марьи тают слишком быстро, что-то явно пошло не так, но я не видел, что именно мешало ей.

Прикоснувшись к низу живота, я осторожно направил магию, стремясь понять, как исправить ситуацию. Ребенок лишь немного показался, и если так пойдет дальше, то ведьма не сможет родить или сделает это, вытянув из меня весь запас сил.

— Ньярл…

Марья крепко вцепилась в руку Агнии, пока мавка пыталась ее успокоить, но девушка, поняв свое состояние, уже не сдерживала слёз.

— Всё хорошо.

Я сказал это как можно тверже, не чувствуя и доли показываемой уверенности. Забирая нарастающую боль ведьмы, я вновь обратился к светлой магии и, влив больше энергии, проверил плод. С девочкой, как ни странно, пока все было в порядке, но более долгие роды могли сказаться на ней. Перебрав в голове все возможные варианты, я остановился на наиболее вероятном и, дав знак девушке дышать глубже, вручную направил ребенка.

Собрав остатки сил, Марья попробовала снова, и на этот раз наша дочь увидела свет.

Едва не растерявшись, я поддержал малышку, чувствуя, что все меньше верю в происходящее. Головой я осознавал, что это еще не всё, нужно было позаботиться о Марье, перерезать пуповину, умыть ребенка, и я исправно отдал указания Ане, стараясь ничего не забыть, но слышал, как ведьма рядом со мной тихо смеется, чувствуя облегчение после стольких часов.

Спустя еще полчаса я всё же смог передать ребенка Марье, как только удостоверился, что им обеим ничего не угрожает. Сев на место Агнии, я осторожно поддержал девушку, обняв ее со спины и положив голову на плечо. Весь остаток магии, что у меня был, я вновь отдавал ведьме, облегчая ее состояние.

— Ты так себя изведёшь.

— Глупости, тебе это сейчас нужнее.

Улыбнувшись, Марья повернулась и, легко поцеловав меня в висок, тихо шепнула на ухо:

— Какое имя ты придумал? Ты так и не рассказал.

Замешкавшись, я поднял руку и чуть касаясь погладил дочь по голове с такой аккуратностью, будто любое неосторожное движение могло навредить ей. Усталость волнами накатывала на меня, я знал, что пора отдохнуть, но не мог уйти, не мог отвлечься, чувствуя абсолютный восторг при виде дочери.

— Я думал, может быть, Геката?

Ведьма, задумавшись на несколько мгновений, кивнула мне.

— Гета, значит, мне нравится, и сразу заметно, что имя придумал ты.

Смутившись от такой странной похвалы, я вновь спрятал лицо в рыжих локонах девушки. Хотелось продлить этот момент на ближайшую сотню лет, не уходить никуда и просто спрятаться от всех, заботясь о своих ведьмах, но я все еще чувствовал обязательство перед теми, кого спас, и время, проведенное здесь, было почти на исходе.