Близилась ночь.
Прощальные лучи горящего светила ласкали величественные пугающие своей высотой стены исполинского Храма, что я рукотворно воздвиг всего пару столетий назад. Алое свечение темного жилистого камня будто выдавало пролитую в просторном главном зале кровь, а блеск, шелковый и влажный, тянул подойти и прикоснуться к сооружению, что своими башенками и удивительными сводами попирало царство богов.
Я видел это не единожды, но каждый раз завидовал себе. Стоя на крыше, с упоением смотрел, как шепчет закат и многоокое ночное небо сулит вернуть обманчивое, благостное солнце. Оба они: и свет, и тьма, были богами-близнецами, что обязались помогать, но я теперь готов проклясть их ненавистное внимание. В труде всю жизнь и почитанье я стал слугой, рабом и узником чужих желаний. Взрастив любимую страну, я сам обрек ее на погибанье, создав того, кто смерть и боль внесет в прекрасные края.
Судьба сменялась, словно тающий мираж, и темный век ведет к концу, за мной уже идет моя убийца.
Как долго я смогу ее дурачить?
Короткие светлые волосы переливались в ярком свете солнечных лучей, словно нимб. Серебряный доспех сверкал, будто его хозяйка была в небесном одеянии. Тонкие черты лица, брови сведены к переносице, губы поджаты, но даже так я видел ее ребенком. Дитя, чья жизнь угодила в руки богов, став разменной монетой за счастье целого мира. Понимаешь ли, что я сейчас чувствую?
В ее руках рунный клинок, а за спиной целая армия, но дева медлит, она боится и ищет поддержки, будто не до конца уверенная в собственном выборе. Какая злая шутка, тебе дали силы, чтобы сражаться со злом, очистить мир от скверны и вести за собой народ, но ты не видишь ни зла, ни скверны, ни своего пути.