Ворона на взводе

Глава 21

Кастинг-директору нужна я. И Жуй Синь, причем срочно — в рамках всё той же золотой недели. Ведь его люди тоже были на премьере «Я помогу тебе взлететь». Видели, что все места распроданы.

Что не удивительно с более-менее грамотным пиаром, ещё и в период общенациональных выходных. У людей — внезапно — много свободного времени. И нет, как в период Новогодних праздников, годами сформированных традиций, где каждый день расписан.

Золотую неделю только в этом году официально утвердили. Привычки у людей ещё не сформированы.

Но распроданные билеты — это одно, а реакции зала — другое. Первое пойдет в расчет кассовых сборов. Тогда как второе — бесценно.

Это на мой дилетантский взгляд. А для киностудии воодушевленная публика — почти что как нестриженные овцы. Кроме проката, Лимончеллы намерены выпустить «дивиди».

Чтобы весь тираж был продан, а затем и второй, и третий, они надумали ещё «дожать» актеров. Наша популярность — это их продажи.

Короче говоря, кастинг-директор Дэн звонил, чтобы договориться о проведении фан-встречи. В каком-то заведении близ того кинотеатра, где мы смотрели сегодня фильм.

С обзором от телеканала. Не удивлюсь, если и за счет телеканала всё «торжество». С Лимонов — организация, украшение зала, экстренная печать постеров и открыток для подписей.

С нас — присутствие в означенные день-время в означенном месте.

— Я уточню позже, заинтересована ли А-Ли в подобном мероприятии, — не разделяет энтузиазм собеседника мамочка, жестом намекая мне — не сейчас. — Однако Жуй Синь на съемках в другом городе. Его присутствие едва ли осуществимо.

— Золотая неделя — период всеобщих праздников, — возражает господин Дэн. — Его нынешний работодатель не сможет не отпустить актера по требованию.

Угу, в сказочном мире, где справедливость восторжествовала над баблом. Даже ребенку ясно: что выходные, что праздничные — всем в индустрии плевать.

Как и самим подгнившим Лимонам. Они ведь предлагают в «выходные» мотаться туда-обратно, в промежутке улыбаться и раздавать автографы.

Чтобы — что? Верно, чтобы повысить кассовые сборы. Они уже выбили для начала проката длинные выходные. Это заявка на успех, ведь при выходе новой картины часто начинают подсчитывать сборы не в день премьеры, а с первых выходных проката.

В этом всём есть и для нас косвенная выгода. Чем громче прогремит наше кино, тем выше и наша известность поднимется. Эхом, так сказать, заденет.

Но главный выгодополучатель — Зеленый лимон. Коммерческий успех картины — это их будущие юани.

— Даже госпожа Чжу Юэ согласна выделить день в своем плотном расписании, — продолжил напирать кастинг-директор. — Кроме того, участие актеров в продвижении отражено в контрактах.

Так и есть. Стандартный и довольно размытый пункт ближе к концу списка. Предполагалось, что для нас с Жуем это ограничится съемками для тизеров и афиш.

— Какая жалость, что судебная система в период национальных празднеств не работает, — не удержалась от едкого ответа Мэйхуа. — Но вы можете обратиться куда-то ещё.

Ох, как же не вовремя этот звонок! И выбранный Дэном тон — он вовсе не делает «хорошо». Мама на нервах, её сейчас злить завуалированными угрозами — смерти не бояться.

— Госпожа Лин… Мы ведь даже не настаивали на масштабной презентации или пресс-конференциях на всех этапах производства. Это даже не тур по всем крупным городам. Одна встреча с почитателями. Мне казалось, что наше сотрудничество основано на взаимной благожелательности…

Это он так намекает на конвертик с почти зажатой премией? Охота запихнуть ему красный конверт в клюв, да залить свежевыжатым лимонным соком.

Жаль, что подобное дурно отразится на репутации.

— Мы сегодня немного устали, — похоже, Мэйхуа осознает свою нервозность и берет тайм-аут. — Продолжим этот разговор завтра.

Дома, после тихого семейного ужина (даже слишком тихого: мы с батей ходим вокруг мамы на цыпочках и старательно улыбаемся), поднимаю тему фан-встречи.

В контексте: брату Жую не помешает взять два дня перерыва от жесткого съемочного графика. Не поверю, что там нечего снимать без его участия. И сознательно умалчиваю, что после его возвращения график могут ещё сильнее ужесточить.

— А как же ты? — тревожатся оба моих сверхзаботливых. — Наша доченька прежде не участвовала в массовых мероприятиях.

— Когда-то ж надо начинать, — стараюсь замаскировать обреченность за шуточным тоном.

Я правда не «окитаилась» окончательно. Когда вокруг много-много людей, мне бывает дискомфортно. Не постоянно. Скорее — наплывами. Отпускает довольно быстро. Паниковать в толпе не начинаю.

Как будто иногда «врожденные» фильтры на много-громко засоряются. Затем в «системе» происходит самоочистка, и я снова могу веселиться, находясь в шумной толпе новых соотечественников.

— Мы можем сделать это на своих условиях, — улыбаюсь, направляя руку на фотоаппарат в чехле.

Там, на карточке памяти, хранятся наши лица. И много фото с Вихрем. Тем Вихрем, который киностудия решила задвинуть на самый дальний план.

Сегодня они отрываются: дядя Ли отвез их к Заднему морю. В смысле, в район Хоухай. Хоухай — это одно из трех соседствующих искусственных озер, в переводе — заднее море.

Там, в россыпи ночных огней над водой, расположены десятки баров. Там же — хутуны, улочки со старинными зданиями. Тот Бэйцзин, что хранит историю северной столицы.

Часть баров Хоухая в хутунах и расположена. Эдакое наследование эпох: в древности Хоухай был процветающим торговым районом. С лавками, тавернами, домами обеспеченных людей.

Особняк принца Гуна — один из наиболее сохранившихся княжеских дворцов династии Цин — также красуется в районе Хоухай, точнее, на «Драконьей жиле», что бы это ни значило, соединительной линии между Хоухаем и Бэйхаем (где мы снимали часть танцев).

Особняк — это не просто такой богатый дом. Это целый комплекс зданий: с дворами, садами, галереями, беседками, рукотворными скалами, храмами, и даже зданием театра.

Я, конечно, всеми конечностями за. И поглазеть самой охота, а на будущее: вдруг однажды что-то костюмированное псевдоисторическое снимать соберемся? А тут готовые декорации княжеской резиденции.

Нынче таверны Хоухая сменились на бары. Гунванфу, побыв в какое-то время учебными заведениями и даже заводом, был разграблен, сад пришел в запустение. Особняк прошел долгую и сложную реставрацию. Весной, к цветению глициний, мои замечательные обещали меня туда свозить.

На набережных Хоухая по-прежнему шумно и многолюдно. Как и сотни лет тому назад.

Ночная жизнь, живая музыка, немного (дядя Цзялэ обещал присмотреть, чтобы танцоры не перебрали) выпивки с видом на озеро. Или с чашечкой чая — для того, кто ещё на лекарствах.

А если заскучают, могут устроить ночные «покатушки» на катамаранах.

Пусть ребята отпразднуют и отдохнут. Они заслужили.

Когда господин Дэн услышал, что мы заинтересованы в присутствии танцоров из команды Вихрь на мероприятии, он долго молчал. Кажется, скрежетал зубами. Ничем иным я не могу объяснить странный звук на пределе слышимости из динамика маминого мобильного телефона.

Эта ворона желала восстановить справедливость. Ребята реально пахали на износ. Танцевали почти что на разрыв аорты. В тропической влажности в сорокаградусную жару на солнцепеке — были и такие сцены.

А их просто как фон, марионеток движущихся, отработали и забыли.

Нечестно.

— Хорошо, — после долгих раздумий процедил кастинг-директор. — Позовем девушку, Ланьлань. В качестве представителя коллектива.

Выбор понятен: на страстный танец с элементами «латины» зрители ну очень уж бурно реагировали.

— Жуй Синь оставляет съемочную площадку ради мероприятия, — обманчиво мягко высказала Мэйхуа. — И всем известно, что число четыре — несчастливое.

Я, Жуй, Чжу Юэ — трое, добавляем танцовщицу — четверо.

«Си» в четвертом тоне — четверка, тогда как «си» в третьем тоне — смерть. Зловещее предзнаменование, как тут считается. В нашем кондоминиуме, как и во многих других местах, нет четвертого этажа и квартир с номером четыре.

Суеверия они, конечно, суеверия. Но свиданий со смертью лучше избегать.

— И что же вы предлагаете? — недовольным тоном.

— Пригласить пятым — лидера команды Вихрь, — голос мамочки льется, как патока. — Сыма Кай почти оправился от аварии. Ничего, что он придет на костылях. Сидеть ему травмы не помешают. И своим появлением он покажет фанатам, как они важны всем участникам съемочной группы.

Со «всеми» мать моя, конечно, перебарщивала. Но указать ей на это господин Дэн не мог. Это прозвучало бы грубо.

Появление брейкера на встрече со зрителями (с освещением на ТВ, пусть и в сильно урезанном формате) полезно для развития его канала на Баоку. А единственная девушка в команде поработает «лицом» всего коллектива.

После вынужденного выбывания лидера Вихрь так и так ставит Ланьлань в центр расстановок. Тех, что идут в запись, а затем — на их канал в «Сокровищнице».

Ещё вчера у ребят было полторы тысячи подписчиков. Сегодня — в десять раз больше.

Мероприятие проводилось в торговом центре, в атриуме. Прибыть настойчиво просили за час до начала. Для чего?

Приватность и защита. Заходили мы с черного входа. В ТЦ вызвали, несмотря на выходные, всех сотрудников службы безопасности. И всё же кто-то «подснял», как Чжу Юэ оступилась, выходя из машины.

Эту крохотную неловкость теперь будут мусолить все, кому не лень. У Юэ нет личного телохранителя. Она перемещается с личным помощником (молоденькой девушкой), вроде как больше ей никого и не нужно. Догнать и потребовать удалить снимок было некому.

Вообще, мама же просила наших девушек узнать, как обстоят дела в агентстве Юэ. Небесталанная и приятная девушка — если её обижают, взять под крыло Белого журавля эту милашку не ошибка.

По данным «с полей» выплаты актрисе могли бы быть и щедрее. Но в целом отношение к ней лучше, чем со стороны Радости к Жую. Поэтому «тонких» намеков Мэйхуа ей не делала.

Вообще-то у нашего Жуя тоже до сих пор нет телохранителя. Брать «середнячка» не хотелось, а на лучших желающие находились раньше нас. Это Шу Илинь шла «с браком», что сильно сокращало круг заинтересованных в её услугах лиц.

Наш актер скептически настроен к найму охраны. Как же: он сам крут, силен и мужественен. Кто посмеет это оспорить?

В итоге Мэйхуа немного ослабила давление на брата в этом вопросе. А самому Цзиню нынче не до этого.

Ладно, Чжу переживет это небольшое происшествие. В конце концов, она там просто покачнулась, а не упала в грязь лицом.

Ради особого случая торговый центр откроется позже обычного. Нас как раз успеют накрасить (прямо в магазине с косметикой, спонсорской продукцией), сделать укладку (девушка подвисает над бритой — и со шрамом, к счастью, на затылке — головушкой Сыма Кая).

Меня «старят», в смысле, делают зрительно старше. Не сопротивляюсь, мне же предстоит похожее перевоплощение. От трехлетки к младшекласснице шести лет.

И принарядить нас нужно, само собой — тоже по спонсорскому заказу. Тут снова накладка с Юэ: у неё рекламный контракт, согласно которому она обязана на публике носить вещи определенных брендов. С трудом, переговорами и звонком менеджеру агентства решается и этот вопрос.

Атриум — большой и светлый. Я, кажется, поняла, почему мы именно здесь проводим встречу.

Центральная часть атриума занята огромной моделью парка в традиционном стиле. Миниатюра реалистичная, все детали выполнены тщательно. Там даже вода в водоемах (как?) настоящая.

Жаль, мне не дали изучить эту красоту внимательнее, увели в фотозону.

В чем суть: поток людей организуют так, чтобы они обходили миниатюрный парк по правой части. Не толпясь, в порядке очереди.

Когда организаторы закончат подготовку, появится — за «парком», как бы огибая его по дальней от центрального входа части — пять столов. С нами, красивыми.

Так гости пройдут возле каждого из нас. Возьмут автографы: стопки открыток и письменные принадлежности разложат по столам.

Обойдут всех и отправятся на выход по левой стороне. Ленточные заграждения устанавливают работники ТЦ.

Поболтают с «любимчиками», но не более пяти минут на человека. Регламент.

Плакаты, афиши, ещё какой-то визуальный тематический «шум» вовсю развешивают по межэтажным пространствам. Двое тащат, что-то бормоча, картонное изображение, где Синь меня держит в воздухе. Оно метра два с половиной в высоту, немножечко нереалистичное.

Шарики, мишура, ещё что-то — шуршат в пакетах для строительного мусора сотрудницы киностудии. Эти носятся, как наскипидаренные. Потому как Зеленый лимон не смог договориться о приведении атриума в должный вид заранее…

Небось и на этом сэкономили.

Бухтят операторы с Центрального телевидения. Им как раз «парк» в центре мешается. Там была бы лучшая обзорная точка для стационарной камеры. Приходится выкручиваться, ставить больше камер и больше людей.

Я весь этот комканный процесс запоминаю. Если с «Бионической жизнью» всё получится, то в будущем похожее мероприятие придется организовывать Бай Хэ. Лучше оценить недочеты чужого опыта, чем мчать по раскаленным углям собственных ошибок.

Ближе к началу встречи заявляется кастинг-директор Дэн. Щурится, осматривая с головы до ног Ланьлань. Та — усилиями стилистов — выглядит отлично. Елейно улыбается мне, Юэ и Жую.

Впрочем, последний в режиме «экономии энергии». Актер ведь прибыл «с корабля на бал». После перелета Жуй заскочил домой, чтобы ополоснуться и тиснуть Дуду (не обязательно в этом порядке). И рванул сюда, слегка опоздав на грим.

Взгляд и дыхание кастинг-директора становятся тяжелыми, когда он переводит взгляд на лидера Вихря. Остатки «фингалов» замаскировали, а парик, настойчиво рекомендуемый лимонными трудяжками расчесок и ножниц, я на Сыму натянуть не дала.

Пообещала, если упрутся, утопить его в пруду. В том, что в миниатюрном «парке» в центре атриума. Пошепталась с мамой, обсудила, что мы скажем, если вопросы о «прическе» танцора возникнут у гостей.

— Сыма Кай в скором времени будет играть монаха, — безмятежно сообщает Мэйхуа. — Роль эпизодическая, но господин Сыма весьма ответственно подходит к работе.

У вороны в самом деле есть крохотная роль. Минимум влияния на сюжет, вписана она, скорее, для контраста с урбанистическим миром будущего.

Когда народ запускают, мы с мамой повторяем эту речь о буддийском монахе.

— Разве его форма головы не потрясающая? — спрашиваю у слегка напрягшейся девчушки. — Посмотри, какая симметричная.

— Черепной выступ символизирует его просветление, — поддерживает моё начинание Жуй.

— И правда, — начинают шептаться в очереди. — Какая соразмерность. Пропорции просто идеальные.

— Кажется, в кино и с волосами он был не настолько привлекателен, — тянет женщина постарше. — Думаю, его лучший цвет — лысый.

Алеет ушами за самым дальним столом Сыма Кай. Которого я сделаю, хочет он того или нет, киношным буддийским монахом в оранжевых одеждах. Таким, знаете, железным воином-монахом.

Может, и не только в микро-роли для «Бионической жизни».

Мысль богатая, стоит обдумать.

Параллельно эта ворона улыбается — всем и каждому. Подписывает открытки, фотокарточки, листы в блокнотах… Внутренне ужасается растущей горе плюшевых игрушек за спиной.

Подзываю жестом маму. Говорю, чтобы озвучили: Мэй-Мэй заберет себе одну-две игрушки, а все остальные передаст в детское терапевтическое отделение больницы в нашем районе. Благодарит всех за доброе дело и просит ни в коем случае не обижаться на неё.

Ведь у Мэй-Мэй есть любовь дорогих зрителей, а у тех малышей в жизни непростой период.

«И вообще, скоро надо будет вплотную заняться благотворительностью», — додумала, но не озвучила.

Пока мои доходы в рамках киноиндустрии незначительны, никто и не заикнется о моей (тут — маминой) жадности. Но стоит им подрасти… Нет уж, лучше сделать доброе дело — на опережение. И во благо.

Люди идут и идут — организованным потоком. Лица уже слились в карусель смазанных образов. Новая девочка — лет тринадцати, может, пятнадцати — останавливается перед моим столом.

— Можно, я вас нарисую? — робость в голосе, огонечки в глазах.

— Пять минут, — напоминает Шу, которая как бы мой взрослый помощник.

Мама только и успевает, что относить новые игрушки к плюшевому нагромождению. Чу Суцзу мы «отдали» Синю. Чу-два затемпературила и не полетела на встречу, осталась в Шанхае.

— Обещаю, я быстро! — пылко благодарит подросток.

Придвигаю ей листочек и карандаш. Она такая счастливая — творит себе кумира в виде карандашного наброска. Улыбаюсь так безоблачно, как только умею.

И почти не кошусь на «хвост» очереди. Тот и не думает уменьшаться. Мероприятие вроде как на три часа рассчитано. И на сто человек. Как выбирали «счастливчиков» Зеленые лимоны, эта ворона без понятия. Нам не докладывали.

Возможно, условием была покупка билета на премьерный показ. И предзаказ «дивиди». Или что-то ещё.

Следующий за юной творческой личностью — взрослый дядечка в медицинской маске, с ядовито-зеленой игрушкой в руках. Он поглядывает в сторону плюшевой горы. Отстраненно, как мне кажется.

Предполагаю, что этот гость — не ко мне, а игрушка куплена, как дань приличиям. Детей не положено оставлять без подарков.

Мы рассажены так (от ближнего для вереницы гостей к дальнему): Ланьлань, Жуй, я, Чжу Юэ и замыкает пятерку Сыма Кай, лидер Вихря. Он же — будущий монах.

Взрослые мужского пола в основном идут к Юэ. Это её «целевая аудитория» поклонников.

— Похоже получилось? — милое создание протягивает мне эскиз.

— Очень! — умиляюсь. — Лучше, чем в жизни.

— Это вам, — протягивает она мне рисунок. — Спасибо!

Пока благодарю в ответ, милашка порывается уйти.

— А как же автограф? — тянусь за открыткой. — Как твое имя?

— Лю Цайцай, — хлопает ресницами это чудо.

Начинает объяснять, как правильно писать её имя-фамилию.

Что-то отвлекает на границе зрения. А, зеленый монстр шевелится. Мужчина, ты устал держать его двумя руками у груди? Просто оставь уродца на столе и иди себе. С миром.

Не говорю этого вслух, конечно же. Мило улыбаюсь и вывожу иероглифы. Усталость уже чувствуется, вот и бродят всякие мысли…

Юная художница коротко кланяется и отходит.

Гляжу на портретик — у девчули в самом деле талант. Здорово получилось.

Звук — едва различимый за голосами, шагами, щелчками затворов фотокамер (работают приглашенные фотографы) — расстегиваемой молнии.

Очень быстрый, я его отмечаю, но не отвлекаюсь. Мало ли, кто-то из гостей молнию на сумочке расстегнул.

Жуя тут уже просили подписать футболку красной губной помадой.

Шур-шур-шур…

Словно водопад из шорохов звучит прямо передо мной.

Шур-шур-шур.

Ядовито-зеленый монстр высыпает «внутренности» — шарики из вспененного полистирола.

Малоподвижный до того дядечка отбрасывает в сторону плюшевого уродца. В руке — лазурный водяной пистолетик.

Прыгает через стол черно-белая молния Шу.

— На пол! — кричит в прыжке Илинь. — Объект заслонить!

У соседнего стола вскрикивает Чу. Грохот за спиной — мама обо что-то споткнулась.

«Если кто-то или что-то слишком долго на взводе — непременно раздастся выстрел», — мелькает заполошная мысль. — «Принцип драматургии».

Нажать спусковой крючок — пусть и пластиковый — быстрее, чем перемахнуть через стол. Струя выстреливает, но почти сразу уходит в сторону. Шу — почти — успевает.

«Кислота?» — только и успеваю, что закрыть глаза.

И начать падать — но это лишь на словах всё долго. В реальности вонючая струя бьет мне в глаза почти мгновенно. По полуопущенным векам.

Размокает на столе карандашный рисунок. Последнее, что я вижу.

Приходит жгучая, невыносимо острая боль.

«Разве может кислота пахнуть соевым соусом?» — пока болевые рецепторы безумствуют, разум выделывает коленца. — «Уксусом ещё ладно, но уксус тоже кислота»…

А затем боль заливает всё — пылающим белым светом.

Меня прижимают сверху-вниз.

Поздно…

Сквозь слепящую боль я слышу крики, много криков. Звуки ударов, грохот. Похоже, Жуй и Сыма тоже ринулись на помощь. Кай, балбес, нога же еле ходит…

— Демон больше не взглянет на нас! — истошно верещит нападавший. — Демон… не…

Звук отрываемого скотча.

Тварь затыкается.

— Да кто здесь демон⁈ — в аффекте вопрошает Мэйхуа. — Ты или невинное дитя⁈

Боль.

— Госпожа, я вызвала скорую и полицию, — голос Суцзу. — Простите, что не успела…

— Чудовище! Он чем-то облил Мэй-мэй!

— Бить его!

…Если не успокоить их, люди устроят побоище. Самосуд. Эту кровь вспомнят не им, мне.

Я стану — в глазах общественности — демоном. Как того и хотел тот урод…

Отпихиваю девичье тело: кажется, Чу-один. Та не сопротивляется, ведь враг уже повержен. А сама она в шоке.

— Стойте! — выпрямляюсь, не чувствуя лица — вместо него сгусток боли. — Когда разум затмевается, его поглощает страх. Этому человеку должны помочь.

…Крепкие санитары с успокоительным и смирительной рубашкой. Я желаю этому чокнутому гореть в преисподней. Надеюсь, адом для него станет осознание: его план не удался.

Что-то течет по этому сгустку боли. Надеюсь, что слезы — из невыжженных глаз. А не кровь.

Так тихо вокруг, что я слышу, как падает капля на бумажный лист.

— Майтрея, — шепчет кто-то с придыханием. — Милосердный и сострадательный Будда Майтрея придет из народа…

Эй, женщина, кто из нас ослеп? Будай, признанный Буддой будущего, это такой пузатый улыбчивый монах, его изображают в виде статуй, статуэток и даже чайных божков. Где буддийский Санта, и где трехлетняя девочка?

Звуки сирен.

Ноги подкашиваются. Есть, кому поддержать… Гаснет в белом сиянии боли сознание.

Мироздание, я к тебе?

Конец пятой книги.