Воланд де Морт

7. Не договорились!

— Нет! — сразу же сказал Валентин.

— Погоди! — оборвал его Воланд, — ну почему сразу нет? Так-то, конечно, нет! Но нужно же разъяснить почему! Чтобы наши гости поняли и не обижались.

— А что тут объяснять? — удивился я, — нет, оно и в Африке нет! Да и потом, получается, что мы никакие не гости. Ведь гости обычно могут уйти когда пожелают. А мы по-прежнему пленники, и то, что нас выпустили из железного ящика, ничего, по сути, не меняет. Это только иллюзия свободы. Как и эти дурацкие бусы, — я приподнял над столом свою «визу», — в общем, эта ситуация вызывает стойкое ощущение дежавю. Сто раз уже такое было!

— Если такое было сто раз, то как же ты уходил оттуда, что сейчас добрался до нас? — подала голос Амина.

— Ну, я же сильный свободный человек, как сказал ваш босс, — я кивнул на Воланда, — а значит, находил способ.

— А ты не слишком дерзко разговариваешь? — улыбаясь, спросил Валентин.

— Нет, — покачал я головой, — я мог бы разговаривать более «нежно», но думал бы всё равно так, как сейчас говорю вслух. Так, что вам лучше, лицемерная мягкость, или прямой открытый разговор?

— Прямой разговор лучше, — кивнул Воланд.

— Ну, тогда я и от вас жду того же, — сказал я, — вы можете долго ходить кругами, рассказывать нам сказки, петь песни, но на деле для вас уже всё решено и понятно, что будет дальше. И мы ваши планы всё равно со временем узнаем. Так зачем тянуть? Можно же сразу вскрыть карты и поговорить прямо, без обиняков. Тем более что я очень тороплюсь. Дел полно!

Когда я заговорил о том, что у меня много дел, то Валентин не удержался и улыбнулся. Амина тоже прикрылась как бы невзначай рукой, чтобы скрыть улыбку, и только Воланд сохранил самообладание и не прокололся. Азазелло просто тупил и не вникал, о чём мы говорим, но с него и спрос небольшой.

Реакции Валентина и Амины мне хватило, чтобы понять, что отпускать нас никуда не собираются. И дело не во времени. Нас вообще не собирались отпускать, а не то что, сегодня или, например, завтра.

Если вспомнить, что там Кот говорил про игры, которые здесь устраивает эта банда, то здравый смысл подсказывал, что это как раз то, что нам готовят.

— Значит, ты хочешь прямой и открытый разговор? — задумчиво сказал Воланд, — ну что же, это можно устроить.

— Буду вам очень признателен, — с несколько преувеличенной вежливостью ответил я.

— Люди, обладающие редкими и полезными дарами, это очень ценный ресурс, — сказал Воланд.

— Начало не очень! — кивнул я.

Воланд усмехнулся.

— Да! Но у любой медали есть две стороны, — медленно заговорил он, — как я уже сказал, нам нужны сильные члены команды. И если попавшие к нам сильные маги добровольно присоединяются к нашей коммуне…

— Коммуне? — не удержался и перебил я.

— Коммуне, — кивнул Воланд, — но слово неважно, можешь обозвать наше общество, как тебе будет угодно. Сути это не меняет. Так вот, если к нам присоединиться добровольно, то после проверки лояльности и преданности, можно получить очень большие права и вместе с ними практически неограниченный доступ к нашим ресурсам. У нас очень много что есть, и всем этим можно пользоваться…

— Но-о-о-о-о-о? — спросил я.

— Но, естественно, не просто так. Здесь все работают. Своё положение нужно всё время подтверждать полезностью нашей коммуне. Работают все, только вот обязанности разные. От каждого по способностям, каждому по потребностям, — сказал Воланд.

— Я извиняюсь, но у меня происходит когнитивный диссонанс. Все эти лозунги как-то плохо сочетаются с вашими демоническими кличками, — сказал я.

— Кличками? — возмутился Валентин.

— Ну не мама же назвала вас Воландом де Мортом, верно? — подмигнул я Воланду.

Тот ничуть не смутился. Самообладание у него было посильнее, чем у свиты, и такими мелкими уколами его было не пронять.

— И вас возмутило то, что я сказал клички, но ничуть не задело, что они демонические! Интересно! — продолжил я.

— А тебя это смущает? — спросил Валентин.

— Честно говоря, да, — сказал я, — тут как бы дело вот в чём. Это же вопрос доверия. Как можно с вами о чём-то договариваться, если вы открыто декларируете приверженность тёмным силам? Вы же потом нарушите любое обещание и скажете: «А чего ты хотел, мы же демоны!».

— Мы не демоны! — улыбнулся Воланд.

— Какая разница? — пожал я плечами, — но выдаёте себя за демонов. Демонстративно исповедуете эту идеологию. А насколько таким можно верить?

— Думаешь, мы не хозяева своему слову? — удивился Воланд.

— Я не знаю! — сказал я, — выбрав имидж тёмных, вы ставите себя в серую зону, где совершенно непонятно, можно вам доверять или нет. Я допускаю, что вы можете сдержать слово. Но точно так же, допускаю, что можете и нарушить. Как уже сделали сегодня!

— Поясни? — удивился Воланд.

— Сделали вид, что нас отпускаете, но, по сути, просто перевели в более просторную камеру, — сказал я.

Воланд задумался.

— Так ты отказываешься к нам присоединиться? — спросил Валентин.

— Естественно! И весь мой предыдущий спич был посвящён именно этому, — сказал я.

— А ты? — Воланд взглянул на Машу.

— Мы, правда, очень торопимся! Дяденьки, отпустите нас, а? — она приложила руку к груди, и сделала бровки домиком.

Она их, вне всяких сомнений, троллила, но очень убедительно. Я и сам на секунду поверил, что она говорит искренне, настолько хорошо она сыграла.

— Куда вы вдвоём можете торопиться, если утром вы пытались друг друга убить? — удивился Валентин.

— Всё поменялось! — вздохнул я, — теперь мы вместе.

На слове вместе Маша косо взглянула на меня, видимо, посчитав это двусмысленное в данном контексте слово перебором.

— Жаль, что вы не хотите присоединиться к нам добровольно, — вздохнул Воланд.

— А вторая сторона медали? — спросил я, — что происходит, если попавшие к вам маги не хотят добровольно присоединяться к вашей… коммуне?

— Тогда они будут работать на нас против своей воли, — спокойно сказал Воланд.

— Но вы же производите впечатление разумных людей и должны понимать, что слово добровольно здесь вообще неуместно! — сказал я, — вы же не даёте никакого реального выбора!

— Выбор есть! — сказал Воланд, — права и возможности в результате этого выбора очень отличаются. Во втором случае их практически нет. Ни прав, ни возможностей. И я искренне не понимаю тех людей, которые в этой ситуации отказываются присоединиться к нам добровольно!

— А знаете, почему не понимаете? — спросил я, ставя на стол пустую чашку.

— Просветите нас! — усмехнулся Валентин.

— Потому что вы на тёмной стороне. А там очень многое непонятно и выглядит странным, что для обычных людей норма. Вы, наверное, искренне удивляетесь, как можно не предать друга, если тебе это выгодно, да? — и я им подмигнул.

Никто из них на эту мою фразу никак не среагировал. И вывод я сделал из этого простой: они, в самом деле, так думают, но признавать это не хотят, чтобы не выглядеть совсем уж отмороженными даже в собственных глазах. Но и отрицать этого не могут, потому что искренне разделяют эту точку зрения.

После небольшой паузы Воланд повернулся к Валентину и спросил:

— Лёгкий или жёсткий?

— Лёгкий! — тут же вставила Амина, не дав Валентину ответить, — а если хорошо справятся, там видно будет. Надо дать им разогреться.

— Может быть, ты и права, — задумчиво на нас глядя, сказал он, — может быть, ты и права. Насчёт жёсткого вообще серьёзно нужно будет подумать. Мы их угробить там можем, а они слишком ценный ресурс!

— А бывает, что мы на жёсткий посылаем неценных? Там всегда только ценные участвуют, — сказал Валентин, — чем эти хуже остальных?

— Не знаю, — пожал плечами Воланд, — думаю, Амина права. Пустим по лёгкому сценарию, а там будет видно. И мы к ним получше присмотримся, и они немного сориентируются и поймут, что нужно делать. А то на жёстком есть шанс, что сразу обнулятся.

— Ну, лёгкий так лёгкий! — сказал Валентин и хлопнул в ладоши.

И в тот же момент я понял, что валюсь со стула на пол. Краем глаза я заметил, что Маша тоже.

Вывод: переговоры прошли хреново!

Приходя в себя, первое, что я подумал, так это то, насколько же меня всё это достало. Я снова был без сознания и снова очнулся неизвестно где и неизвестно в каком состоянии. В сотый раз, сказав себе, что с этим пора завязывать, я резко открыл глаза, не желая прикидываться спящим, прислушиваться, пытаться сориентироваться в обстановке. К чёрту! Надоело!

Прямо надо мной тускло мерцала обычная лампочка накаливания. Как будто в питающей её сети дико скакало напряжение, диапазон её светимости менялся в разы за несколько секунд. То свет был достаточно ярким, то превращался в тусклое красноватое пятно, почти полностью угасая.

Я повращал зрачками, пытаясь оценить окружающую обстановку. Бетонный потолок, стены из красного кирпича, но всё очень старое, облупившееся, потресканное, раскрошенное… в общем, видавшее виды.

И запах был здесь какой-то неприятный. Пахло чем-то затхлым и подтухшим. Возможно, где-то рядом, в самом деле, кто-то сдох и теперь постепенно разлагался. Вряд ли это был человек, скорее какая-нибудь крыса.

Под спиной я чувствовал неровный пол, усыпанный камнями, которые доставляли не самые приятные ощущения, от лежания на них.

Рядом послышалось шевеление. Я повернул голову и увидел Машу, которая тоже, видимо, только что пришла в себя. Внешне она не изменилась. Одежда на ней была та же самая, никаких повреждений видно не было. Со мной всё обстояло точно так же. Что ж, уже хорошо.

— Ты как? — спросил я.

— Хреново! — проворчала она, — обязательно было их доставать? Ты же хотел быть более дипломатичным.

— Да? — удивился я, — возможно. Но в этом не было смысла. На результат это бы всё равно никак не повлияло. Другой расклад был возможен, только если согласиться на их условия. Но я на это пойти не могу. А ты, как знаешь, я же тебе не указ.

— Ты же говорил, что мы в одной лодке, — удивилась Маша.

— Да, но если бы ты решила сойти из неё на берег, я бы не обиделся. Дело твоё! Жалеешь, что не согласилась на их предложение? Думаю, это ещё не поздно сделать, — сказал я.

— Да нет, — удивительно равнодушно сказала Маша, и в голосе почувствовалась апатия, — тоже дерьмовый вариант.

— Не захотела повторения истории, как в предыдущей банде? Понимаю! — сказал я.

— Тем я была хотя бы жизнью обязана, — вдруг честно призналась Маша, — а эти что? Просто шантаж! Либо так, либо плохо. Дерьмо!

— Да уж, лучше и не назовёшь эту ситуацию! — усмехнулся я, — но если ты в третий раз скажешь «дерьмо», я начну за тебя волноваться.

— Почему? — удивилась Маша.

— Потому что это уже похоже на отчаяние и опускание рук. А это, очень плохие помощники в сложной ситуации, — сказал я.

— Да нет, я нормально, — вздохнула Маша, — что делать будем?

— Понятия не имею, — сказал я, вставая, — да и не от нас это сейчас зависит. Думаю, что у них есть какой-то сценарий. И на первых порах мы вряд ли сможем его переписать. А вот дальше, по ходу дела, нужно будет искать варианты начать свою игру.

Маша со стоном села, ей тоже лежание на камнях не доставило удовольствия.

— Ты неисправимый оптимист, — вдруг сказала она, — настолько, что мне даже немного страшно от этого!

— От чего? — удивился я, — от оптимизма?

— Нет, оттого, что мне начинает казаться, будто ты не совсем верно и серьёзно воспринимаешь происходящее, — сказала Маша.

— Поверь, я воспринимаю эту ситуацию настолько серьёзно, насколько это вообще возможно. Просто я знаю, что уныние ещё никогда и никому не помогло выбраться из задницы. Это даже не оптимизм, если уж быть честным. Я просто пытаюсь быть инициативным и предприимчивым. Я далеко не всегда верю в благоприятный исход, но знаю, что если ничего не буду делать, то точно не выпутаюсь. Так что, приходится шевелиться и всё время что-то предпринимать, даже без веры в успех. А тебе это, ошибочно, кажется оптимизмом, — сказал я.

— Ты меня сейчас вот вообще не успокоил! — возмущённо сказала Маша.

— Так и не было такой задачи! — удивился я её возмущению, — мы же просто беседуем о том, как вести себя в безвыходной ситуации!

— Спасибо, что в очередной раз напомнил мне, про безвыходность нашей ситуации, — сердито буркнула Маша и насупилась.

Я промолчал. Ссориться из-за пустяков вообще глупо, а тем более, сейчас, когда мы вообще не понимаем, что происходит.

Мы некоторое время молчали. Чтобы заняться хоть чем-то, я принялся обследовать комнату. По ощущениям мы были где-то в подвале, в заброшенном и неиспользуемом помещении. Вернее, его использовали сейчас как камеру для пленников. Что здесь было раньше… было не понять, да и, в общем-то, плевать.

Ни окон, ни каких-либо технологических или вентиляционных отверстий в комнате не было. Возможно, что этим и объяснялась сырость.

Единственное, что здесь было, так это дверь. Толстая железная дверь. И она, естественно, была заперта. Проверив, насколько прочно, я вернулся на середину комнаты. Вспомнив про эффект прошлой камеры, я попробовал создать светоч, чтобы проверить, не заблокирована ли здесь магия. Но нет, колдовать здесь было можно, и судя по ощущениям, без всяких ограничений.

— Так, вариант на данный момент у нас только один, — сказал я, окончив осмотр, — выломать эту дверь к чёртовой матери и попытаться удрать.

— Думаешь, мы сможем? — скептически сказала Маша.

— Что, выломать или удрать? — уточнил я.

— И то и другое! — сказала Маша.

— Выломать я вряд ли смогу, а вот ты, вполне возможно, — сказал я, — дар у тебя мощный. Кстати, если с маной проблемы, могу подзарядить, надо?

— Пока не надо, — сказала Маша, — а что насчёт сбежать?

— Говорить об этом сейчас, это просто заниматься гаданием. Слишком мало данных у нас, слишком мало. Есть шанс, что они как раз ждут от нас, что мы попытаемся устроить побег, и тогда, сделав это, мы сыграем им на руку. Но если не делать ничего и продолжать тут сидеть, то сколько это может продолжаться? — спросил я, — вдруг никаких других вариантов и не предусмотрено, и в итоге мы всё равно займёмся дверью, только в ситуации, когда уже ослабнем от голода и жажды.

— Предлагаешь начать играть в их игру? — спросила Маша.

— Думаю, стоит попробовать. И повод для этого очень простой, — сказал я.

— Какой? — заинтересовалась Маша.

— Они не тупые, и если придумали какой-то сценарий, то первый шаг наверняка не допускает никакой вариативности. Второй, скорее всего, тоже. Сначала нам придётся двигаться по очень жёсткому коридору. Но вряд ли они также хорошо продумали весь маршрут. Наша задача будет состоять в том, чтобы найти слабые места в их схеме и использовать для побега. Я так вижу ситуацию, — закончил я.

— Ты исходишь из того, что эта непонятная игра, на которую они намекали, уже началась. А что, если нет? Что, если мы сейчас просто сидим в камере, ожидая пока не понадобимся? — сказала Маша.

— Такое возможно! — кивнул я, — но меня смущает то, что здесь не блокирована магия. В той камере, где мы оказались все вместе, она не работала. А здесь работает. Что мешало им заблокировать её и здесь, чтобы уберечься от лишних неприятностей? Но они этого не сделали, как будто приглашая нас к выламыванию двери.

— В пользу этого говорит ещё кое-что, — вдруг сказала Маша.

— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался я.

— Мы перекусили у них за столом, но я сейчас чувствую себя страшно голодной. Как будто это было очень давно… и, честно говоря, в туалет очень хочется, — несколько смущённо сказала Маша.

— По маленькому? — на всякий случай уточнил я.

Маша кивнула.

— Ну, иди вон в тот уголок, я отвернусь, — пожал я плечами, — дело-то житейское!

Сначала всё шло нормально, и, судя по звукам, Маша закончила свои дела и уже приводила себя в порядок, как вдруг завизжала. Я тут же бросился к ней и увидел, что она стоит и таращится на пол, часть которого пришла в движение. Кричать она уже перестала, когда первый испуг, вызванный неожиданностью, прошёл.

Ровный прямоугольник, засыпанный камнями, как и весь пол, слегка приподнялся и сдвинулся в сторону. В открывшемся люке показалась седая, длинноволосая и бородатая голова незнакомого нам старика, который широко улыбался беззубым ртом.

— Жить хотите? — прошамкал старик.

Мы с Машей переглянулись, пока что не понимая, как реагировать на это внезапное появление.

— Ну, допустим! — осторожно сказал я.