Воин-Врач IV

Глава 21 Не любить оно не может

Когда этот этюд, так его назовём, пробовали-репетировали в пятый раз, Рысь предложил, озвучив мысли многих:

— А давай, мы её просто украдём? Даже постараемся не убить никого сильно, честное слово! Ну это же невозможно!

Нет, всё-таки пробовали. Репетируют — это когда повторяют что-то известное, стараясь улучшить и отработать до автоматизма. В сценарии планируемой свадьбы из известного были только имена молодых и их близких родственников. Остальное — сплошь лютое Чародеево колдовство.

Лодьи, спускавшиеся по течению, снова запутались, правое крыло ушло раньше отметки-ориентира, здоровенного светлого окорённого-ошкуренного ствола сосны, а следом сбились и остальные звенья. Буривой топнул ногой в берег и произнёс, что-то, видимо, из арсенала запретной языческой магии. Столько бранных слов подряд даже я, кажется, ещё не слышал. Рысь глянул на волхва с восхищением, явно запоминая.

— Не говори-ка, — в очередной раз поддержал коллегу патриарх.

— Красть не будем. Будем делать, как решено. Свен, тащи доску ту, с магнит-камнями. Кондрат, состругай на скорую руку что-то вроде связок из трёх лодий, ну, вон как сам видел. И воску раздобудь, — распорядился Всеслав. — Гнат, кормчих мне, всех.

Потные и просто мокрые мужики стояли пред светлыми очами батюшки великого князя, иногда подрагивая по одному. И от того, что многие из них на зов рванули прям через борт, вплавь, саженками, а водица была ни разу не летней температуры. И потому, что стоять перед князем — любым, не только этим — не выполнив поставленной задачи, вполне можно было в последний раз в жизни.

— Здоро́во, мужики, — по-простому начал Всеслав.

— Здрав будь, батюшка-князь! Многая лета, княже! — посыпались уважительные ответы вразнобой, заставив поморщиться воеводу, привыкшего к синхронности.

— Я понимаю, что эти все прогулки речные вверх-вниз вас с командами уже притомили изрядно. Особенно те, что вверх, — продолжал он, поочерёдно глядя на каждого из «капитанов». Глядя честно и без злобы. Не избалованный княжьей милостью и добрыми словами, профсоюз речников молчал, не спеша с ответом. Среди них много было ладожских, а те вообще не из болтливых.

— Глядите, други, сейчас тайну вам поведаю великую. И сильно огорчусь, коли вы её, тайну ту, растреплете ватагам своим или ещё хоть кому, помимо тех, кто сейчас тут стоит, на бережку.

Дрожь в рядах кормчих стала чаще.

— Но сперва вторая тайна, о какой тоже молчок чтобы. Вот камень, который железо манит, он магнит-камнем зовётся. Многие из вас знают такие, из них датчане свои чудо-компасы с иголками ладят. Так вот, ежели тот магнит-камень под холстом, а то и доской нетолстой, рукой водить — другой такой камень или железа часть малая слушаться его будут, как та игла мореходная. Гляди, братцы.

Всеслав взял кусок руды в правую руку и опустил под складной лёгкий столец. Второй кусок камня на столешнице сам собой кувырнулся и пополз сперва в одну сторону, а потом в другую. Кормчие вылупились на диво так, как вряд ли смотрели на ледяные громады айсбергов или вражьи драккары у горизонта.

— Тут колдовства нет и духу, вон, Святейший патриарх Всея Руси лжи не допустит, — уверил Чародей тех, кто начинал креститься, поминая Спасителя, или лез за шиворот за ладанками. Отец Иван важно кивнул, подтверждая сказанное великим князем.

— Если приладить к тому магнит-камню, например, воском, нетяжёлое что-то — то и оно двигаться начнёт, — продолжал Всеслав, когда улеглись ахи-вздохи речных волко́в. И прилепил в такт со своими же пояснениями к камушку плоскую фигурку: три лодьи борт-о-борт, вид сверху. И кораблики тоже поползли по столу сами, без ветра и без вёсел. За их движением кормчие смотрели уже с профессиональным интересом, который потихоньку вытеснял предыдущий священный ужас.

— А теперь, братцы, тайна, — Чародей понизил голос и чуть склонился к столу с корабликами, положив рядом магнит из правой руки.

Капитаны вздрогнули, когда два кусочка руды слиплись с еле слышным щелчком, уронив фигурку набок, и, как по команде шагнули ближе. Всеслав улыбнулся про себя фразе «подойдите ближе, бандерлоги!», что выплыла нежданно из недр моей памяти.

— У степняков есть легенда, очень старая, от сотворения мира ещё. О том, что однажды дочь хана возьмёт в жёны великий вождь и воин славного рода. С того дня начнёт воцаряться на земле лад, и перестанут люди друг дружку рубить-колоть да конями топтать. В ум начнут входить обратно. Не враз, конечно, но начнут.

Суровые водители речных судов и кораблей внимали молча, с разными лицами. Кто-то, ввиду богатого жизненного опыта, в сказку княжью поверить, может, и хотел бы, да не мог. Эти стояли хмуро. Другие же, видимо, сохранившие больше романтики в ду́шах, начинали по-детски улыбаться. Но тоже пока недоверчиво.

— Но есть в той степной легенде заковыка одна. Подляна, я так даже скажу, — на непарламентское выражение взлетели брови у каждого на берегу, даже у Гарасима. — Жених за невестой должен прийти, не касаясь ногами ни земли, ни воды. Пёс его знает, какой из их шаманов такое выдумал, но вот как есть — так и говорю. Невесту привезут на левый берег. Ромка будет ждать её на правом. И летать он не умеет пока. Молодой ишшо.

По словам Чародея, сказанным со старческой интонацией, никак нельзя было понять, шутит он или нет. И того, что старший княжич Роман Всеславич начнёт через год-другой по́ небу соколом узоры выписывать, исключать было нельзя никак. Вон, у батьки-то его, и кони летать выучивались, то весь Киев-град своими глазами видел.

— Вот и надумали мы с набольшими мужами, — обвёл Всеслав рукой притихшую Ставку, деля ответственность, — как зарок тот шаманский перехитрить. Коли кораблики в один ряд встанут — перескочит Ромка Днепр, ног не намочив, ни воды, ни земли не коснувшись. Задумка такая была, покажи, Кондрат!

По взмаху князя плотник повернул наборный щит из реек на ножках-распорках, до этого стоявший к нам ребром. На лицевой стороне оказалась схема: городская стена, гавань Почайны с пристанями, мыс за ней и Днепр за ним. По зимним замерам знали, что ширина там была под три с половиной сотни саженей. Около восьмиста метров выходило, если примерно. Первая мысль была перегородить реку насадами да лодьями, вставшими к борту борт. Но подтянуть в Киев столько было не только катастрофически дорого, но и в принципе невозможно, ввиду отсутствия в наличии. Или, как исчерпывающе доложил Гнат, «ибо потому что». Три с половиной десятка больших транспортов нашли еле-еле, задействовав все резервы и всю возможную мотивацию. Кого-то удалось уговорить, кого-то перекупить, а иным согласиться помогли суровые ребятки Звона Ивана и Антипа Шило, появлявшиеся незваными и убедительно уверявшие, что, мол, или этот заказ князя-батюшки берёте — или все кораблики ваши дымом к батьке-Перуну полетят, кроме того, что пеплом да золой к Речному Деду отойдёт. А сами вы пойдёте по́ миру с сумой. На одной ноге. Сломанной.

Да, дикое время, дикие нравы, дремучая косность сознания, что поделать? Но узнав, сколько платит, и на самом деле платит, живыми полновесными киевскими гривнами, какие в каждом порту менялы принимали без разговоров, великий князь за каждый день — успокаивались. И работали на всю сумму. Как и на этот раз.

Поглядев, как движутся, выстраиваясь звеньями по три, лодки по синей ленте реки, мужики сперва насупились. Потом взяли чесаться, кто где горазд. Потом, после третьей демонстрации, сбились в кружок и принялись гудеть на все голоса под заинтересованными взглядами Ставки. И, наконец, родили: из круга вышел самый старший, седой почти добела, но крепкий, как морёный дуб, дед. Он перекрестился наперво, подняв серые умные глаза к небу, потом поклонился поочерёдно патриарху и великому волхву, и в конце концов обратился к великому князю:

— Не вели казнить, Всеслав Брячиславич, — начал он издалека. Но тут же перешёл к делу, — Да только дурь вы выдумали, прости на грубом слове. Стянет нас Днепр, не выгребем так. А ну, как ринется в воду княжич? И вся придумка — псу под хвост. Нет, иначе надо!

— Научишь, отец? — не выдержал воевода.

— Гляди. Двумя нитками пойдут насады, под берегами, где течения такого нет. Вот тута первые на прикол станут намертво, — старик подошёл к экрану и водил по нему коричневым пальцем, по мановению которого кораблики устроили настоящий балет. — Дальше крайние в нитках один за другим паруса ставят и начинают к стремнине выгребать. Навроде воротных створок выходит.

И вправду было похоже.

— Дальше кошками сцепляем корму первого с носом следующего. Как строй вот такой дугой к северу будет. А потом натяжку даём да по пути трое-пятеро крайних камни якорные швырнут, чтоб тоже крепко встать. Потом слабину выбираем, сходни-вёсла перебрасываем — вот тебе и дорожка, что ни по земле, ни по воде. А коли сходни те широкими сделать, да с замко́м — то, пожалуй, и верхом можно, ежели конь учёный.

За его спиной кивали взрослые дядьки, за плечами которых было много всякого. А впереди — личное участие в чуде, в сказке. И они не подвели.

Не подвёл и Кондрат, что лично излазил с берестяным «блокнотом», карандашом и «рулеткой» каждый насад, снимая мерки. Получив от Свена странную коробочку с половину ладони размером и непонятной откидной ручкой, он очень удивился. А когда оттуда вытянули полоску крепкой дублёной кожи, тонкой, но прочной, с насечками от вершка до сажени, обалдел. Когда хитрой ручкой не менее хитрый кузнец скрутил измерительную ленту обратно — заревел на радостях медведем и кинулся обниматься.

Не подвёл и Алесь, который несколько дней тренировал в выездке и Мрока, второго чёрного фризского жеребца, того, которого передал в дар Болеслав, и Ромку, что становился всё взволнованнее с каждым днём. «Ходьба конём» по нешироким мосткам на качавшихся насадах была ему лучшей предсвадебной антистрессовой терапией. Черныша же, первого фризского вороного на наших землях, брать не стали. После известных событий конь панически боялся громких звуков и текущей воды. Зато племенным производителем оказался — Алесь нарадоваться не мог.

По лодкам, стоявшим впритык на Почайне, в гавани, тоже настелили сходни. По ним на мыс, с которого был виден левый берег, степенно перебирались ВИП-персоны: сам жених и его родня, родственники невесты и представители элит. Ну и правители сопредельных государств, союзники, прибывшие на свадьбу, которую точно нельзя было пропускать. И дело было даже не в политике.

На том берегу, на самом краю, высилась огромная юрта из ослепительно белого войлока, похожая на вершины заснеженных гор, которые в этом времени пока мало кто видел. Вот грузины оценили бы. Вокруг юрты стоял почётный караул из ближней дружины хана. Внутри была Белая Красавица Ак-Сулу.

— У вас товар — у нас купец! — проорал, сложив ладони рупором, великий князь. Может, у патриарха и вышло бы лучше, но не намного. И сына женил не он. Хоть и переживал, как за родного. Все переживали, и на этом берегу, и на том.

От толпы с той стороны отделилась фигура со здоровенным бубном в руках. Треснув в него пару раз, прокатив над Днепром низкий басовитый гул, она что-то проорала в ответ.

Шарукан лично перевёл всем историю про то, что получить такую жену сможет лишь тот, кто доберётся на тот берег, не наступив ни на землю, ни на воду. Народ, из тех, кто в курсе не был, возмущённо загудел.

— А снегу летом тебе не отсы́пать ли? — крикнул Чародей, вызвав одобрение в рядах на нашем берегу. И добавил тихо:

— Янко, первую.

Над Днепром, оставляя белый хвост, взвилась стрела, разорвавшись в небе белоснежным облаком. И слева зазвучала песня.

Насады шли ходко, в две колонны, под каждым из берегов. Вёсла поднимались и опускались в такт пению. Протяжный напев гребцов чаровал. Это было как в старинных фильмах про Садко или по мотивам русских народных сказок, каких тут никто не видывал. Только тут всё было по-настоящему.

В нужном месте остановились первые, и распахнулись паруса крайних. И на каждом темнел знак Всеслава. Мы с князем поискали глазами в толпе Лесю и улыбнулись благодарно. Сами как-то не подумали об этом, а смотрелось очень хорошо. Тем более, когда надул ветер все паруса всех кораблей. Всеслав, не удержавшись, расправил плечи ещё шире и задрал бороду. Дескать, покажите мне того, кто ещё на свадьбу такой кортеж заказывал? Да, это смотрелось круче всех на свете «Волг», «Побед», «Чаек» и шестисотых Мерседесов.

Народ с обоих берегов с восторгом следил, как, не прерывая пения, выстраивались в ряд корабли, как опустились, сцепляя их намертво, с деревянным слитным стуком, сходни. Как на глазах возник мост меж Русью и Степью.

— Давай, Ром, долго не гуляй, не дерись там ни с кем и не шали, — напутствовал Всеслав напряженного как струна сына. — Столы накрыты, народ голодный, вон, дядьке Гнату уже пузо подвело, отсюда слышно как урчит-завывает, ну чисто волком.

Княжич улыбнулся, впервые отведя взгляд от белоснежной юрты, где дожидалась его невеста.

— Короче, как латиняне на Александровой Пади говорили, «одна нога здесь, другая там»! — с улыбкой закончил Чародей.

Рысь фыркнул так, что народ вокруг вздрогнул, а чуть дальше раздался гогот Хагена, который, надо думать, растолковывал смысл суровой средневековой шутки начинавшим ржать соседям.

— Скатертью путь! — воскликнул князь, притопнув. И от их ног покатилась к самому берегу алая дорожка, направляемая тонкими, незаметными струнками меж потайных дощечек-направляющих. В одном месте чуть застряв было, вызвав горестный вздох всей толпы. Но дрогнувшей и двинувшейся дальше, расправившись, как положено.

Мне же вспомнилась история с Олимпиады. Не той, что с мишкой, а той, что в Сочи. Говорили, что тогда, когда одно из пяти огромных колец не раскрылось, у очень многих важных и ответственных товарищей синхронно с ним сжимались и разжимались различные группы мышц. Надо думать, что и здесь было что-то подобное.

— Коня княжичу! — гаркнул великий князь, предварительно чуть откашлявшись. Нервяк, конечно, был жуткий.

Справа от дорожки распахнулась по команде Чародея земля, прямо вместе с травой и парой низких кустиков, и из-под неё вышел, заржав от яркого света, чёрный красавец-конь. От группы степняков понеслись восклицания и восторженное цоканье. Мрок был хорош и сам собой, а на его седло, узду и шитую золотом попону можно было, наверное, половину Киева купить. Треть — это уж как пить дать.

Рома, явно из последних сил борясь с искушением сорваться бего́м, выступил на пару шагов, обернулся и поклонился до земли князю и княгине под одобрительный гул народа. А потом неторопливо направился к призывно ржавшему, застоявшемуся за ночь в тайном подземном стойле Мроку. Похлопал его по крутой шее и с маху взлетел в седло, не коснувшись стремян. Возгласы кыпчаков стали ещё теплее. А когда конь ступил на сходни — над рекой полилась песня.

Я помнил не все слова, но земля наша была богата талантами всегда, и сейчас не подвела. Ставка за один вечер наваяла шедевр, скоморохи влёт подобрали и освоили мотив. Леськин детский хор, который она набрала с позволения князя и патриарха, репетировал неделю. И снова никто не подвёл.

В моём времени эту песню пели подмосковные хулиганы, у которых со временем кроме лирических и бандитских стали отлично получаться и патриотические композиции. И эта мне показалась подходящей. Да и поменять-то пришлось самую малость: вместо князя Владимира появился Чародей наш князь.

Когда из берестяных рупоров зазвучали жалейки и гусли, оба берега притихли. А когда детские голоса запели про зорюшку и журавлёнка — онемели. Такого здесь тоже не было никогда.

— Янко, давай! — выдохнул Всеслав. И ввысь поднялась вторая стрела.

Она не рванула с грохотом, как первая, оставив белое облако. Она приковала к себе внимание тысяч глаз, взвилась под самое небо и начала падать, оставляя тот же белый хвост.

Вздохом, раздавшимся одновременно, нас чуть с ног не сдуло. Потому что с той стороны, куда ушла стрела, воспарили белые крыла́ ангела. Как раз в тот миг, когда про него запели дети на берегу. Оторвавшись от памятного обрыва, он взмыл, кажется, к самому Солнцу. Люди смотрели на него, едва не забыв про свадьбу. И слёзы из глаз их текли не только от ярких лучей.

На словах про княжью дружину, к детям подключились и взрослые из скоморохов. И певчие из Софии, которых прислал патриарх. А Ромка перевёл Мрока на рысцу, как раз под ускорившийся ритм песни. У меня побежали мурашки, и, судя по лицам стоявших вокруг, не у меня одного. И это у тех, кто ещё был хоть немного в курсе сценария. Остальные выглядели — слов цензурных не подобрать.

Ромка взлетел на тот берег, подхватил, склонившись с седла, Ак-Сулу, выпорхнувшую белой птицей из белой клетки, и поехал обратно. Я смотрел на них во все глаза, жалея, что с биноклем или хотя бы подзорной трубой у Ферапонта пока никак не выходило.

Молодые ехали домой. В город, который Всеслав дарил им на свадьбу. Город на мирной земле, где каждый знал и любил княжича и, заочно, его молодую жену. Но они вряд ли думали об этом. Они не сводили друг с друга сиявших глаз. Молодец Алесь, правильно, что коня строжил больше и дольше, чем наездника.

Мрок, чёрный, как сама темнота, конь из нездешних краёв, вёз домой двух счастливых людей, выбирая дорогу самостоятельно.

Вот он ступил со сходней на твёрдую землю.

Детские голоса снова запели про ангела.

И с неба пошёл снег.