Воин-Врач IV

Глава 14 Свежие новости

Встречаться с новыми союзниками решили в Волыни, во Владимире-Волынском. Вроде как не мы к ним и не они к нам, но в то же время земля наша, русская, пусть и не стольный град Киев. Выходило по правилам, известным патриарху, Буривою и самому́ Всеславу, что любой монарх или его представитель с других земель оказывал уважение и великую честь Чародею, согласившись на встречу на такой очень условно нейтральной полосе.

Гнат перестал шутить и балагурить, сделавшись собранным, твёрдым и холодным, как отошедший до весны с Днепра, но ещё попадавшийся на Двине и вполне крепко стоявший на северных озёрах и протоках лёд. Он прекратил даже всегдашние свои перепалки со Ставром. Хотя безногий ветеран тоже стал менее разговорчивым, удивляя остальных. Но та задача, что стояла перед ними двумя, к шуткам и пустой трепотне не располагала совершенно.

Путь до Волыни занял пять полных дней, и пожилым авторитетам Ставки дался с заметным трудом. Шли, как давеча под Сандомир, меняя коней, почти без остановок, спали в сёдлах. Отец Иван держался и бодрился до последнего, но на подступах признался, что такого не проделывал и в молодые годы. Великий волхв кивнул согласно, пряча, кажется, усталость за волчьим оскалом и тусклым блеском зрячего глаза. Ставр и вовсе промолчал, плюнув и покрепче перехватив поводья.

Хуторок на пяток домов вынырнул из-за леса так, что патриарх даже ахнул. Крепкая ограда-частокол, хитро наставленные рогатки, «противоконные заграждения», странные проплешины на полянах, покрытых молодой свежей травкой. И Стась, нетопырь из старых, что ехал навстречу на коне, пуская его странным пьяноватым зигзагом.

— Добро пожаловать, князь-батюшка и гости честны́е! Дозволь, княже, воеводе доложить? — встречающий говорил громко и чётко, хоть и было видно, что не спал вдоволь давно.

Всеслав только кивнул, глянув на Рысь, и на крытые свежей жёлтой дранкой новые домики за оградой, откуда тянуло духом банным и съестным. Очень актуально.

— Селище к жилью пригодно, окру́гу держим крепко. Чужих на пять вёрст вкруг ни души. Четыре десятка со мной, хворых-увечных нет, — доклад вышел кратким, но исчерпывающим.

— Добро, Стась. Веди, накатались мы вволю, банька ох как к месту натоплена, — ответил Гнат. Подвёл Булата поближе и обнял старого друга, не слезая с седла.

За жеребцом Стася шли медленно, след в след. Два-три дня — и нарастёт свежая травка, скроет-сровняет еле видимые проплешины на полянке. И тогда ловчих ям и настороженных ловушек с зубастыми брёвнами, выскакивающими из-под земли, не найдёт и обученный пёс. Ставр, кажется, забыл об усталости, довольно покашливая, видя на условно голой полянке то, чего мы со Всеславом и в упор не углядели бы.

— А хорош острожек вышел. Как назвали? — не утерпев, окликнул он Стася.

— Ставрогнатово, дедко, — отозвался тот, внимательно глядя под ноги коню.

Усталый сверх меры старый убийца расцвёл майской розой, и на лице Рыси показалась плохо скрываемая довольная улыбка.

Таких хуторков-острожков за зиму в этих местах появилось несколько, как и в других, что южнее, что севернее. Похожие друг на друга как две капли воды, они отличались только схемами ловушек и укреплений — двух одинаковых не было. В каждом постоянно базировался десяток ратников, объезжавших регулярно округу́ и собиравших вести. Которые по мере надобности отправлялись в центр, к Алесю. Я видел на карте и Всеславово, и Романово, и Глебово с Рогволдовым, и даже Дарёнино с Лесиным. Словно сама семья великого князя хранила и защищала границы родной земли. А вот Ставрогнатова на той карте не было.

Судя по крепкому острому смоляному духу, острожек срубили совсем недавно, прямо вот-вот. В нём, как и в его близнецах-братьях, могла при необходимости разместиться на некоторое время целая сотня, были запасы стрел, продовольствия, лекарских снадобий, шовного и перевязочного материалов. А ещё «ремкомплекты» для доспеха, мини-кузница, она же — полевой автосервис. И запасец громовика в тайном погребе. Судя по результатам учений, взять с налёту такой хуторок не смогли бы две сотни «тяжёлых», а навыков и запасов у «пограничников» вполне хватало для того, чтобы неделями ставить на уши все окрестности. Что интересно: название «пограничники» к нетопырям из таких дальних точек прилипло, как родное, а вот называть острожки привычным, казалось бы, в этом времени словом «застава» не стали. Всеслав думал, что дело в тайном, скрытном размещении. Застава перекрывает путь врагу, «заступает» дорогу, а в лесах какие дороги? Зато пугать-«стро́жить» неприятеля отсюда было очень удобно, да и брёвна частокола остроганные-заострённые — вон они, налицо.

От Ставрогнатово до Владимира было меньше двух десятков вёрст, и до места встречи высоких, высочайших даже, гостей мы добрались как раз к обеду. Чистые, мытые, нарядные и отдохнувшие всласть. И не скажешь, что четыре дня скакали без продыху. Поэтому и удивился страшно народ здешний и особенно нездешний, увидев, как выступает неторопливо и размеренно из лесу с востока блестящая под Солнцем полусотня под стягом со Всеславовым знаком. Который развевался между хоругвями-знамёнами с православным крестом и ликом Спасителя с одной стороны, и Перуновым крестом с другой. Но Чародеев стяг был крупнее, помещался выше и виден был издалека вполне отчётливо.

Восторги и восхищение были понятны. Чудо-воины князя-оборотня, выходившие прямиком из непролазных дебрей, явно попали сюда не без помощи колдовства, каким славился великий князь. Но сбивала фигура и лик патриарха, которого богомольные и священники по зиме своими глазами видали в Софии Киевской. Те же, кто знал в лицо Буривоя, и вовсе не знали, чего и думать. Но ворота распахнули настежь и встретили приветливо. От греха.

Встречал сам князь, Олег Святославич, младший сын черниговского дядьки. Он очень походил на отца внешне и по характеру: тоже был ярким и шумным. А вот взгляд жены его, Феофании, красивой гречанки, не понравился ни мне, ни Всеславу. Что-то неуловимо змеиное чудилось в нём, хотя здравицы и приветствия наравне с мужем она произносила уверенно и торжественно.

После высоких величаний, полусотня втягивалась в город. В толпе, сквозь ахи-вздохи, слышалось:

— Сам ты мо́рок, дура! Где видано, чтоб моро́чные кони обычные яблоки роняли? А эти, вишь ты, гадят себе. Живые, точно говорю тебе! А вот за княжьего не поручусь. Тот, можа и демон…

Черныш, конь покойного польского воеводы, и впрямь внушал уважение. Как и вся малая дружина, впрочем.

Напротив собора на главной площади князь задержался, с удивлением и радостью разглядывая кривоватый, но вполне функциональный аналог привычной уже домашней «стенгазеты». На большом щите, также набранном из тонких дощечек, были видны реки и озёра, леса и моря. И главные города Руси, над каждым из которых держался щит со Всеславовым знаком. Политинформация и наглядная агитация набирали обороты, и это было очень хорошо. И за открытыми ртами иноземцев, судя по одеждам, что таращились на карту, как на диво неведомое, смотреть было одно удовольствие.

После службы, что провёл впервые за пределами Киевской Софии патриарх Всея Руси, просветлённый и одухотворённый народ расходился по своим делам, обсуждая увиденное и услышанное на все лады.

— Не, точно не знается он с нечистым! Патриарх его окропил святой водой, да щедро так, а он и не охнул! От Бога великий князь, верно тебе говорю!

А для нас со Всеславом всё только начиналось.

В просторном зале, на возвышении над множеством длинных столов, были заметны следы торопливой переделки. Видать, заканчивали в то самое время, когда отец Иван вещал про светлое общее будущее. Два одинаковых с виду трона-престола стояли по центру, но один, левый, чуть позади. За ним, ещё дальше — третий, меньше и скромнее. Вероятно, княгинин. Ставр, помнится, плевался, бубня про то, что опять бабы лезут не в свои дела. Ладно бы втихую, привычно, как Евдоха у ромеев или вон Анна у франков, так нет же! Наравне с мужьями править норовят, становясь из ночных кукушек круглосуточными! Всеслав не спорил тогда с ним, перебирая в моей и своей памяти образы Псковской волчицы Ольги, Оды Штаденской, заезжавшей в гости не так давно, Индиры Ганди, Голды Меир и прочих маркиз Помпадур. Молча.

Олег, двоюродный брат и здешний князь, по пути от храма до терема негромко рассказывал, кого нам предстояло встретить сегодня, поглядывая с тщательно скрываемым удивлением на Ставра, что привычно внимательно слушал и не по-стариковски остро стрелял глазами по сторонам, сидя в нагрудном рюкзаке Гарасима. Оба они, а точнее все трое — безногий, его великан-транспорт и короб-рюкзак — выглядели дорого и богато. Оказывается, то, что по одёжке встречают, на Руси знали очень давно.

Но даже несмотря на предупреждения Олега, явления в зал таких фигур воспринималось с трудом и сильным ощущением нереальности, невозможности происходящего. Собрать таких персонажей в одном месте в этом времени, кажется, никто никогда и не пробовал. Регулярные слёты в Ватикан на профильные тренинги всяких аббатов и епископов — не в счёт, масштаб не тот. Локальные сборища франкских, германских и скандинавских графов, герцогов, баронов и князей тоже калибром не соответствовали. Всплыло в памяти сравнение слёта мелиораторов с саммитом большой восьмёрки. Всеслав удовлетворённо хмыкнул, насторожив сидевшего в «первом с половиной» ряду двоюродного брата.

Поднявшись, великий князь русский прекратил шёпот и шуршание в зале. Навалилась долгожданная тишина после сдержанной суеты представлений и рассадки «по ранжиру». Гости лишь изредка бросали удивлённые взгляды на четыре свободных места, оставшихся «в партере» за их столами. Почти перестав удивляться нарушенному привычному протоколу: в зал запускали по одному, подводя торжественно к отведённым местам, и не давая времени на подготовленную приветственную речь. Здесь сценарий и правила были Всеславовы.

— Я рад видеть на русской земле каждого из вас, дорогие гости! Рад тому, что вы нашли время и возможность добраться до наших краёв, смогли отложить дела, чтобы встретиться и поговорить. Нам многое предстоит обсудить, и я обещаю, что на все ваши вопросы отвечу непременно и честно, по-русски. У нас много общих дел и задач, много работы впереди на благо наших народов. И я искренне надеюсь на то, что ответом на мою честность и откровенность, будут ваши.

Высокие гости даже не переглядывались между собой, неотрывно глядя на Всеслава. Ужасный колдун, лютый воин и беспощадный к врагам вождь разговаривал с ними стоя, глядя в глаза. Не хвалился, не плёл словесных кружев и сетей, а говорил открыто, при всех. Это было непривычно. И настораживало.

— Но начать хочу с приятного. Мой дорогой брат Вратислав, подойди ближе!

Чешский князь Вратислав Второй вздрогнул, оглядел чуть растерянно соседей по столу, но взял себя в руки и поднялся. Подошёл к возвышавшемуся над залом Всеславу.

— Не так давно ты встретил свою тридцать пятую зиму. Чудесный возраст для правителя: в достатке и сила, и мудрость. Желаю тебе здоровья, брат, и долгих счастливых лет жизни и разумного правления твоими народами. Думаю, все здесь присоединятся к моим пожеланиям.

Обалдевшие, по-другому не сказать, высокие гости сдавленно загомонили с мест на разных языках, наперебой желая не менее изумлённому чеху крепкого здоровья.

— Ведомо мне, что твой меньшой брат Яромир, зовущий себя на иноземный манер Гебхардом, будучи рукоположенным архиепископом Майнца, а ранее получив епископские посох и перстень от самого́ императора Генриха, передавал тебе волю Святого Престола.

И снова звук в зале как обрубило. В этом времени подтверждённые, а зачастую и лишь заподозренные сношения с противниками, вели прямиком на плаху. Но Вратислав стоял неподвижно, прямо и гордо, вины за собой не чувствуя.

— Твой отказ брату, а с ним и жадным латинянам, позабывшим, вероятно, все заповеди, каким учат они своих слуг, показал мне, что ты осмотрителен и мудр. Повторюсь, это важные качества настоящего правителя. За твой поступок, за твёрдый отказ от того, чтобы влезать в чужие драки и гробить свой народ по воле чужих людей, сидящих за тридевять земель, я буду рад назвать тебя другом. В знак моей благодарности, признания твоих заслуг и как подарок к прошедшему дню рождения, прими, брат мой.

По залу прокатился волной изумленный вздох. Из неприметной дверки вышел патриарх Всея Руси, облачённый в торжественные, белые с золотом, одежды, и протянул Всеславу красную бархатную подушечку. На которой стояла корона.

— Волею Богов и предков, с дозволения первопатриарха великой русской православной церкви, за мудрость, честь и правду, за стойкость и мужество, нарекаю тебя, брат мой Вратислав, сын Бржетислава из рода Пржемысловичей и Йитки Бабенбергской из рода Луитпольдова, королём Чехии и Моравии! Прими свой венец, король, и будь достоин его!

Тишина продолжала давить на уши. Поражённый чешский князь не сводил глаз с короны, не решаясь ни шагнуть ближе, ни коснуться её. Он поднял неверящий взор на Всеслава. Великий князь, ночной кошмар Святого Престола, улыбнулся тепло, совсем по-человечески, и чуть заметно качнул головой, мол, не стой, подходи, вещица не сильно тяжёлая, но вес имеет, не до утра ж мне её держать.

Эти два шага на негнущихся ногах навсегда запомнил и сам Вратислав, и каждый из присутствовавших в зале. Возвышение престола позволило не ставить короля на колени перед князем, пусть и великим. Чародей возложил на голову чеха корону, на которой помимо драгоценных камней были символы власти обеих земель, родовые знаки и строка молитвы на русском и латыни. И почувствовал, как дрогнул всем телом названный братом.

— Приветствуем короля Вратислава! — грянул отец Иван специальным голосом, который во время проповедей был слышен не только в любой точке Софии Киевской, но и на площади.

Гости повскакивали с мест и завопили. Это тоже было сродни чуду. Никто до сей поры не наделял кого-нибудь королевской властью на глазах соседей, будто бы и вправду в кругу семьи и друзей. Генрих, как и его отец, дед и прадед, наделяли титулами неохотно, после множества подношений, клятв и заверений, не отказывая себе в удовольствии унизить будущего, а то и уже коронованного монарха, постоянно подчёркивая, что по сравнению с императором князья, герцоги и короли находятся если и выше золотарей и пастухов, то не намного. О том, какие были основания и полномочия для провозглашения одним князем другого королём, вопросов не возникло ни у кого. Вид, тон, манера держаться Всеслава Русского твёрдо давали понять: этот точно знает, что делает. Ему дозволено свыше. И те невероятные истории, что ходили об оборотне в народе каждой из стран, кажется, были не такими уж и выдумками. И при всём этом он был живым, настоящим, а не золотым или мраморным, с оттопыренной губой в лицом, полным презрения к слугам, как часто выглядели императоры, стараясь с детства походить на своих и чужих венценосных родичей. Этот же обнял, склонившись, короля, и что-то весело сказал ему. И вопрос Чародея, и ответ чеха утонули в восторженных криках и овациях.

— Дышать не забывай. Обидно будет помереть, не побыв королём и дня.

— А? А. Да. Спасибо. Храни тебя Бог, Всеслав!

— И тебя, брат! А чтоб Богу проще было, ты не будешь против, если к тебе придут пару сотен моих воинов, помочь по первому времени порядок навести?

Судя по полыхавшим триумфальным счастьем глазам, Вратислав был «за». В принципе «за», по всем пунктам и вопросам всех на свете повесток.