— Кто? — шарахаться было некуда, просто стукнулась затылком о стену позади, стремясь отстраниться.

— Богдан, ведьма! Где он? — снова потребовал громила, чьи черты я потихоньку начала различать в окружающей темнотище.

— Не знаю никого с таким именем, — ответила, начав лязгать зубами от холода.

Все же я насквозь промокла, а на улице морозный декабрь.

— Брешешь! — рявкнул мужик и вдруг схватил за горло.

Я, не иначе как каким-то чудом, умудрилась лягнуть его, не выбирая куда, и, вцепившись в запястье, вывернуться, освобождаясь. Спасибо все же ежедневным тренировкам-издевательствам. Вскочила на ноги, собираясь рвануть отсюда, но на этом мои успехи и закончились. Мой захватчик не поднимаясь даже выстрелил длинной ручищей и молниеносно ухватил за лодыжку, и вместо того чтобы побежать, я грохнулась вперед лицом, только и успев прикрыть его скрещенными руками. Судя по очень скорому и чрезвычайно болезненному приземлению, упала я на какую-то идущую вверх лестницу. Локти-ребра-колени, мамочки, больно же как! И будто этого было недостаточно, так еще и бугай похититель навалился сверху, обездвиживая.

— Пусти, гад! — завизжала я в бессилии.

— Замолкни ты! — шикнул он мне в ухо, рванул высокий ворот свитера, придушивая и уткнулся носом в изгиб шеи.

Я попыталась садануть его хотя бы затылком, но внезапно он отпустил меня.

— Предсмертная, — прошептал он тихо и как-то отчаянно. — Как умер мой брат, ведьма?

Я перевернулась и поднялась, привалилась к стене спиной, потому что ноги что-то подвели.

— Послушай… я не знаю твоего имени…

— Василь, — перебил он меня. — Я брат того, кто оставил на тебе предсмертную печать должника, ведьма.

— Людмила, зови так. — Я принялась шарить по карманам в поисках телефона. — И я не понимаю, о какой печати ты ведешь речь, но обещаю — мы во всем разберемся, только сначала мне нужно узнать, выжил ли Лукин, и попасть в тепло или хоть переодеться, иначе еще пять минут — и я околею или уж пневмонию точно схвачу.

— Ведьма… — произнес он с пренебрежением. — Вы же почти как люди обычные.

Под мой возмущенный взвизг он опять схватил меня под мышку, как какую-то карликовую собачонку, и рванул куда-то. Пара прыжков, и мы опять на какой-то глухой и плохо освещенной улице, и ветер взялся за мое замораживание всерьез. И сразу же подал голос так и не извлеченный из внутреннего кармана телефон.

— Эй! Василь! Я могу идти сама!

— Медленно слишком, — огрызнулся он и помчался вперед еще быстрее.

— Куда ты меня тащишь?

— В тепло, — был лаконичный ответ.

Телефон запел голосом Адель снова, и я стала возиться в крайне неудобном захвате, стараясь его достать.

— Прекрати! — прикрикнул на меня Василь. — Мы почти дошли.

И, действительно, буквально через несколько секунд он затормозил перед какой-то дверью, толкнул, вваливаясь со мной внутрь ярко освещенного помещения. Низкий столик, угловой большой диван, несколько кресел, огромный телек под потолком, все стены в цветах комнатных, похоже искусственных, больно уж пышные. Пахло как-то странно. В одном из кресел развалился парень, такой же длинноволосый, как и мой похититель, что лишь мельком оторвался от экрана при нашем появлении, скользнув равнодушным взглядом.

— Где свободно? — буркнул Василь.

— Третья и седьмая, — ответил парень и таки поднял удивленно одну бровь, поглядев пристально.

Дальше меня транспортировали по длинному коридору, еще одни двери, и вот я наконец на ногах. Огляделась, понимая, что очутилась-то, похоже, в сауне. Большой стол со стульями явно для веселых посиделок, музычка ненавязчивая, стеклянная дверь в парилку с лавками, рядом открытая душевая и справа в углу бассейн. Прежде в таких местах бывать не приходилось, как-то мне не по средствам было, и знакомых, предпочитающих такой досуг, не имелось, но не узнать сложно.

— Иди раздевайся, — подтолкнул меня в спину в сторону парилки Василь и взялся стягивать свою кожаную куртку.

— Ты меня в сауну притащил?

— Ты сказала, что нужно тепло. Там… — он ткнул на стеклянные двери, — тепло. Одежду давай мне, отдам высушить.

Сейчас при нормальном освещении я смогла рассмотреть его хорошенько. Реально какой-то человек-гора, каким и показался с первого взгляда. Рост за два метра, грудная клетка как у быка, блин, ручищи с бугрящимися мускулами и ладонями — совковыми лопатами, плечи — валуны целые, черты лица как топором кто в камне вырубал. Но не урод. Совсем. Просто какой-то жуткий, излучающий нечеловеческую мощь, причем четко понимаешь — то, что и так впечатляет внешне, это лишь малость, вершина айсберга, что называется. А что скрыто — и представить страшно.

— Ты, может, хоть выйдешь? — спросила, сняв изгвазданную и порванную на спине куртку и выудив из нее наконец телефон.

Три пропущенных — два от Лукина и последний от Волхова. Надо же, объявился.

— Зачем?

— Я раздеваться буду.

— И что? Ты не привлекаешь меня, не парься. Слишком мелкая и хлипкая.

— Ну спасибо, конечно, ты тоже не образец секс-символа для меня, — огрызнулась я.

— Я не хотел обидеть. Просто объяснил, — нахмурил Василь густые брови немного озадаченно.

— Я и не обиделась, но все равно предпочла бы обнажаться в одиночестве.

— Мы должны поговорить, и это для меня срочно и куда как важнее твоей глупой стыдливости, — ворчливо ответил мужчина и отвернулся к стене. — Разденься, завернись в простынь, вон они на лавке, и иди согреваться. Я отдам высушить твою одежду, и мы будем говорить. Ты должна мне рассказать, как и когда умер мой брат, и почему на тебе эта метка.

— Слушай, я не… — Чуть не заявила, что понятия не имею о чем он, но так и зависла, не сдернув до конца мокрый свитер с головы и схватившись за то самое место, куда укусил прежде оборотень и тыкался носом сам Василь. — Твой брат был оборотнем?

Стянула-таки трикотаж и уставилась в широкую спину.

— Да, как и я, — шевельнулись мощные плечи, плотно обтянутые футболкой. Где такие размеры продают вообще.

— Вот, значит, как, — я потерла шею, не находя на коже ничего. Зажило же уже все давно и без малейших следов, о какой метке речь тогда? — Я не уверена, что смогу тебе много рассказать. Но попробую.

— Почему не можешь?

— С меня взяли слово. Ну такое, очень особенное, понимаешь? Так что, если тот, кто его брал и этот эпизод включил в число запрещенной для разглашения информации, то я бессильна.

— Понимаю. Расскажи, что сможешь.

— Некоторое время назад, твой брат напал на меня, — произнесла и прислушалась — не появятся ли угрожающие симптомы. Но нет, ничего и отдаленно похожего на проглатывание кислоты не возникло.

— Ерунда! — развернулся ко мне Василь. — Наша семья уже два поколения не нападает на людей! Это наш осознанный выбор! Мы даже в полнолуние контролируем себя давно, но для полной уверенности все выходы из домашнего логова-убежища в опасные ночи запрещены строго-настрого.

— Это было не полнолуние.

— Тем более чушь! Уж кто-кто, а Богдан себя контролировал лучше других в стае, и ты должна была черт знает как угрожать ему, чтобы…

— Слушай, я очень сочувствую твоей потере, но если ты не готов выслушать меня и узнать, как все реально было, то не вижу смысла продолжать! Я не вру и не оправдываюсь. Ты спросил — я отвечаю.

— Прости, Людмила. Обещаю не перебивать.

— Благодарю. Так вот, твой брат напал на меня с целью убить, потому что находился под чужим ментальным контролем, как я поняла. Я стала защищаться, чисто инстинктивно использовав свои силы. Опыта у меня и сейчас очень мало, а тогда и вовсе чуть было. Так что все, что случилось, как случилось. Я осознала в какой-то момент, что Богдан погибает, но при этом что-то изменилось, и моя сила как-то уничтожила ментальное воздействие на него. Освободила. А потом появила… — горло мигом свело спазмом, и я закашлялась. Ясно, сигнал понят, никакой конкретизации и имен. — Потом в него стреляли, но в самый последний момент он прыгнул на меня и укусил. Все.

Василь молчал с минуту, уткнувшись взглядом в стену, и я даже вернулась к раздеванию, в ожидании его реакции. Хотя, может, зря. Как взбесится сейчас и размажет по стенке. На всякий случай отступила поближе к душевой и бассейну. Не факт, что смогу воззвать к нетекучей воде, но, может, хоть краны сорвет и отвлечет.

— Когда это случилось? — скрипуче спросил оборотень.

— Больше месяца назад.

— А пропал Богдан в августе. Выходит его где-то держали столько времени. Он был жив, а мы его не нашли.

— Я сочувствую. Поверь.

— Поверю. Ты ведь, так вышло, стала освободительницей для моего брата. А для нас это важно настолько, что мало кому можно объяснить даже. Неволя для оборотня — ад при жизни, и любой из нас предпочтет ей смерть. Потому и метку долга Богдан на тебе оставил. Сам он тебе добром отплатить за дар свободы уже не мог, так что завещал нам, своей семье.

— Ничего себе, — опешив, я снова потерла шею. — Но послушай, ты и так мне уже отплатил, вытащил из-под огня считай, так что мы кви…

— Нет, в клубе ты и сама себя защитила. И нет смысла спорить на эту тему. Пока метка не сойдет — долг на мне. Я его принимаю отныне и до конца. Привыкай, Люда, что я теперь поблизости буду.

— Да ну офигеть вообще! — выдохнула сокрушенно и принялась-таки набирать Лукина. — Такого мне еще не хватало только!

Загрузка...