Ведьма. Истоки

Фанирс проявился, как только затихли шаги оборотня.

— Нашел? — спросила его нетерпеливо.

— Хос-с-сяйка, з-с-сдрава будь! — в отличии от меня, сумеречный не опустил формальности и распластал крылья по ковру, почтительно склонив рогатую голову. — Наш-ш-шел.

— Умничка! — похвалила я, и амфиптер как-то странно “мигнул” — на долю мгновенья стал из графитовой кляксы светлой жемчужно-серой. — Он живой?

— Пока да. Но оч-ш-шень с-с-слабый. Долго не протянет.

— Фанирс, ты отведешь туда Лукина? — сумеречный явно был против и вскинулся даже, а мне все еще непривычно было отдавать приказы, но на этот раз даже Никифор засопел намекающе, и я изменила тон. — Отведешь туда ведьмака. В награду — внеочередная охота.

— Кош-ш-шку мош-ш-шно? — оживился Фанирс.

Блин, понятно что их тоже бродячих полно, но жалко как-то.

— Крыс. Много, — позволила я себя втянуть в торг.

— Поганое то мес-с-сто и далеко, — нарочито сокрушенно посетовал хитрый амфиптер. — Идти видимым долго, говорить с тем, кто не хоз-с-сяйка, мно-о-о-ого.

Вот же зараза рептилоидная.

— Заяц. Один. И далеко за городом.

— С-с-слуш-ш-шаюс-с-сь! — протянул откровенно довольно Фанирс и ретировался.

— Заставить плоть обрести да кочергой вдоль хребта за дерзость надо было, — проворчал незаметно появившийся Алька. — Ишь, осмелел, шлында колобродная.

— Причем, тебе первому, — поддержал вошедший следом за слугой ведьмак с прозрачной мензуркой в руке, над горлышком которой поднимался такого мерзотного вида парок, что меня заранее затошнило.

— А мне-то за что? — выкатил вмиг заблестевшие слезами обиды круглые блымкалки слуга. — Я же день и ночь покоя не знаю, глаз не смыкаю, рук не покладаю…

— Головы от подушки не отрываю, жру сутками напролет, впрок задницу наедаю-ю-ю… — передразнил его, оборвав, Лукин. — Брысь с дороги!

Из носопырки Альки едва ли не дым повалил, а скрипучий смех Никифора еще и усилил эффект. Разъяренный бедолага потряс кулачком и исчез.

— Ну чего вы его дразните, — укорила домовика и ведьмака я.

— Мы его в тонусе держим, а то совсем расслабится и разжиреет у такой-то хозяйки. Пей давай.

Скривившись, я покорно приняла склянку, выдохнула, как перед дозой крепкого алкоголя и, зажмурив глаза, сделала столько глотков, сколько уж получилось до наступления удушья. Гадостный вкус наконец догнал, и я резко вдохнула, собираясь выдать свою ему характеристику, но челюсть вдруг свело в таком мощном приступе зевоты, что в ней что-то подозрительно хрустнуло, а следом я потухла.

И очнулась, как показалось, всего какую-то минуту спустя, от настойчивой мелодии сотового. Только почему-то ужасно хотелось посетить удобства, во рту сухость адская, и тело ощущалось ватным, не желающим никак начинать двигаться. Повернула голову, простонав от боли в затекшей шее, и принялась нашаривать гаджет. Телефон никак не находился, звонить перестал, и я опять закрыла глаза, чувствуя, что не смотря на зов организма могу заснуть снова. Но как бы не так! Тот, кто меня хотел, не собирался отступать, и въедливая мелодия зазвучала снова.

Теперь я нашла источник беспокойства и прищурилась на выедающий глаза яркостью экран, разглядела там “Бабуля” и сразу ответила.

— Заболела, Люсенок, — констатировала после моего сиплого “Привет, бабуля!” родственница.

— Немного.

— Видать много, если мы с мамой тебе вторые сутки дозвониться не можем.

— Нет, правда, ерунда. Я просто то занята была, то спала, — проморгавшись уже и перейдя на громкую связь, глянула на время, а заодно и число и чуть не присвистнула. Я реально получается продрыхла больше суток. Понятно тогда почему так хочется в туалет, пить, а теперь еще и есть.

Выбрыкавшись из одеяла, я села и посмотрела на свои голые ноги. Следов ушибов нет, но что там с костью? Пошевелила ногой слегка, потом настойчивее — ничего не болело.

— Люсенок, о Леночке узнала чего?

Я поколебалась секунду, но решила, что правда всегда лучше и ответила.

— Узнала, бабуль. У нее сейчас в принципе все хорошо, но увидеться с ней в ближайшее время вряд ли получится.

— Ну… лишь бы у нее самой хорошо, — после небольшой паузы ответила бабуля. — А мы подождем.

— Да, давайте подождем, — и, надеюсь, чего-нибудь дождемся. — У вас все хорошо?

— Что нам будет, все хорошо, Люсенок. Но тебе бы приехать.

— Что? — встрепенулась я. — Случилось все же что-то?

— Не у нас, внуча… Но ты же знаешь, что чую я, когда происходит не то что-то.

— Угу, — чуять магические движения и отличать подлунных от людей — это было отзвуком нашей родовой силы в ее случае. — Так что там?

— Да несчастья в поселке у нас, Люсенок. За последний месяц уже четверо твоих бывших одноклассников похоронили.

— Чего?! — опешила я, и видимо привлеченные звуком моего голоса в дверях появились Алька и Василь. — Как так-то?

— Да вот так и есть. Петька Миронов на зимней рыбалке под лед провалился, теченьем утащило. Соня Егорова пила — и вода не в то горло, а рядом никого не оказалось. Маринка Симонова после ночной смены немного на грудь приняла и в ванне уснула на той неделе. А позавчера Максим Кочетов с управлением не справился, да на мосту с машиной в воду сорвался и выбраться не смог. Завтра хороним, Люсенок.

— Ужас какой… — пробормотала в шоке.

Образы бывших однокашников пронеслись перед мысленным взором, сменяясь по мере перечисления. Никто из них не был моим другом, я в принципе ни с кем особо не дружила, но представить что их, таких молодых и только начавших жизнь, больше нет… Это не желало укладываться в голове совершенно.

— Бабуль, ты чуешь, что с их смертями нечисто что-то?

Люська, проснись окончательно! Тут не надо никакого подлунного чутья, чтобы, как минимум, заподозрить некую поганую магию. Само собой, каждый случай по отдельности выглядел простым несчастным случаем, которые к сожалению, но происходят. Но в столь короткое время, плюс с людьми в определенном смысле близкими ко мне…

— Нечисто, Люсенок, и за тебя мне поэтому страшно. У тебя правда ничего серьезного?

— Правда, — но в этот раз у меня прежней уверенности уже не было.

А ну как это мое медленное исцеление неспроста?

— Мы приедем, очень скоро, — пообещала бабуле. — Вы там берегите себя и будьте осторожнее.

— Ну и хорошо, — явно обрадовалась она. — Даже если я старая панику на пустом месте подняла, хоть повидаемся перед праздником.

Блин, и правда, ведь до Нового года тут уже считанные дни остались, а я и забыла совсем об этом.

— Конечно повидаемся, я бы в любом случае приехала, бабуля! Маме привет!

— Я так понимаю, что у нас поездочка к родным твоим с отягощением вырисовывается? — уточнил оборотень.

— Если ты со своими отмечать собирался, то ехать тебе совсем не обяза…

— Пф-ф-ф! — фыркнул пренебрежительно оборотень. — По нашим обычаям Новый год на начало марта выпадает, сестренка, а человеческий — так, повод гульнуть и подцепить готовых на все девиц навеселе. Разве в твоих родных местах нет варианта найти такой контингент?

— Есть, — вздохнула я, вспомнив то, что и в обычное-то время половина молодежи бухает ежевечерне, ибо “а чем еще у нас тут заняться?”, а в любые праздники вообще все уходят в глубокую алкогольную кому. — К сожалению.

— Вот и ладно, — пожал широкими плечами Василь. — Ты вставать-то думаешь? А то я урчание твоего желудка отсюда слышу.

— Я не знаю можно ли. — пошевелила я снова босой ступней, уставившись на нее в ожидании ответа. — Нужно у Лукина спросить.

— Он твою ногу осматривал перед уходом и сказал, что как проснешься — можно ходить, но без фанатизма конечно.

— Он ушел? Куда?

— Без понятия. Это же Черный Лис, у него дел всяко-разных — вагон.

И одно из них, между прочим, приведение в исполнение смертного приговора с отдельской подачи.

— Тогда встаю. В ванную, а потом кушать.

— Алька, а Зээв Ааронович и избавник давно ушли? — спросила уже за столом, с наслаждением сунув нос в пар, поднимавшийся над чашкой кофе.

— Так вчера еще до полуночи. Ажно два мешка твоего добра уперли, мироеды бесстыжие, а ведьмак им за то еще и руки жал на прощание. — обрадовался поводу наябедничать слуга. — Они злато-серебро с каменьями из дому прут, а он им руки жмет и скалится, да где же такое видано! Срамота и разорение одни!

Я разблокировала телефон, вспомнив, что видела значок какой-то финансовой операции и на этот раз правда присвистнула. Ничего себе у диспашера слезы и огрызки от бубликов “на бедность”.

Подумала стоит ли писать Даниле. Выглядеть контролирующей и ревнивой подружкой, строчащей “Ты где?” сообщения каждый час не хотелось. Но один раз же можно. Ответ пришел сразу и выглядел до обидного формальным.

“Занят. Перезвоню позже”.

Ладно. Подожду.

— Василь, а чем там закончилось все с Сергеем, жертвой заимца? — вспомнила, едва прожевав первый кусок булочки.

— Нормально все вроде. Мы с Лукиным нашли его, не понял, правда, по чьим знакам. — ага, значит Фанирс показывался и говорил только с Данилой. И так умеет, хитрован. — Недалеко, кстати, отсюда. В подвале таком здоровенном, под одним из домов в старой части города. Там еще видимо-невидимо всякого барахла было, Лис прямо возбудился на него, судя по всему, артефактов куча или типа того. Он планировал потом вернуться и все эти трофеи к тебе перетаскать, изучить и поделить. А мужика мы на свет белый извлекли, Лукин его сначала целебным зельем напоил, потом какой-то жидкой амнезией, и в приемном покое больницы спящим оставили. Лукин сказал, что как очнется ничего из последних событий не вспомнит.

— Что же, хорошо то, что хорошо закончилось.

— Ну да, одно закончилось, другое тут же походу началось. — хохотнул оборотень и отхватил белыми крепкими от своего здоровенной мясной порции изрядный кусок. — Нескучно тебе живется, да, сестренка?

— Нескучно, — согласилась я без всякого веселья.