Вечное Царствие

Глава 19. Настенька

Настя усердно намывала пол вонючей тряпкой. Хотя избушка была вполне чистой. Отсутствие главной по порядку не расслабило леших: не то чтобы они надраивали комнаты, но не испортили стараний Настеньки (и слава богу). Еще бы! Хана им иначе! Василиса не терпела грязи, хотя сама, конечно, ручки никогда не марала. В общем-то проходилась тряпкой Настенька по всему, что попадалось на глаза: пол, стены, косяки, печи, стулья, подоконники. Обычно уборка ее успокаивала. Надраишь хату, и мысли как-то посвежеют. Дышать приятнее! А от усталости и думать перестаешь о всяких неприятностях.

Но сегодня… Она терла-терла-терла, почти до дыр все дерево натерла. По три раза на дню перемывала… Да только в голову тряпку не засунешь. И тут, и там в мысли лез Гриша. И Настя понять не могла, то ли ей хотелось немедленно сейчас его увидеть, то ли чтобы он исчез из ее жизни навсегда. После той ночи, когда он чуть ей не овладел, Настя ни слова ему не сказала. Нет а что, спрашивается, говорить? Он предельно ясно дал понять, что такая ему не нужна. Ему нужна растакая Василиса. Пошел к черту!

Настенька с размаху бросила тряпку наугад и случайно зарядила в рожу какому-то лешему.

— Совсем долбанулась!

— Еще одно слово мне поганое скажи, я тя так отделаю, что ты жрать неделю не сможешь, — Настя почувствовала, как наливается яростью и превращается в чистую ненависть. Если бы грех мог иметь плоть, то сейчас принял бы форму Настеньки.

— Ну тя… тама у нас беда приключилась. Мужики, сказали тя позвать.

— Че такое?

— Ды… ну… Короче…

— Так и давай короче! Че телишься!

— Нам это… Василиса сказала лапы у избушки помыть, так мы и пошли. И че-то неправильно… Ну мы вродь мыли той водой, которой ты обычно всяко моешь.

— Вы совсем тупицы?! У избушки лапки нежные, а я водки капаю, шо бы заразу после вас отмыть! Горе мне!

Бросив все, Настенька помчалась наружу. Как же можно было додуматься причинить боль избушке. Она служит вернее и честнее всякого: от дождя укрывает всех, кто под крышей ее живет. Она не делит на нечестивых и святых. Несчастная стояла на дрожащих лапках, держась из последних сил. У избушки нет лица, и Настенька не смогла бы увидеть ее слез, но почувствовала их сердцем.

— Чтоб вы все сдохли. Да мучительно! — ругалась Настя, попутно второпях доставая из рукавов мед. — Потерпи, моя красавица. Крепись, милая.

Доски скрипели, точно рыдали. Такой ответ только сильнее разволновал Настю. Она зачерпнула мед рукой и аккуратно намазывала слой за слоем. Ноги у избушки были высушены, словно долго пролежали на солнце. Кожа огрубела — наждачка одним словом. Но, не взирая на боль своих ладоней, Настенька продолжала накладывать мед слой за слоем и успокаивала избушку:

— Ничего-ничего. Мед тебе поможет. Он тебя так напитает, слышишь. Ножечки у тебя еще и помолодеют. Вообще красивушная станешь. Хотя куда больше то, да?

Избушка нервно постукивала когтями. Терпела. Любое касание к обожженным лапам причиняло боль. Но она стойкая. Со всем всегда справляется. Многие и не думали о том, что только благодаря избушке жили припеваюче. Принимали заботу как должное. Укрывает от дождя и недругов — правильно, иначе зачем ей башка, ой то есть крыша. Цепляется в землю при сильном ветре — могла бы и покрепче стоять, а то шатает. Присаживается на землю во время жары — нужно опахала вообще отрастить, чтобы домочадцев обмахивать.

Настеньку подобное наплевательское отношение жутко раздражало, потому что уж она хорошо знала, как ценно, когда дом — крепость. Ни при земной, ни при загробной жизни не было у Насти никакого защитника: ни родители, ни опекуны… хоть бродяга какой б палкой собаку от девчонки прогнал.

— Ур-р-р-р-кур-рур… — жалобно простонала избушка. Обиженная на всех дураков Настенька и не заметила, что надавила на ранку несчастной.

— Прости! Ой растяпа я! Извини меня. Эх ма! Не дотягиваюсь ужо.

— Ру-ру-ру… — примирительно промурчала изба, после чего присела на корточки и аккуратно, чтобы никого не задеть, плюхнулась назад и вытянула лапы. Так стало гораздо проще намазывать мед.

Дело пошло быстрее. Хотя… Если бы всякие тупорылые нечестивые не дергали ее со своими тупорылыми проблемами, Настенька скорее бы закончила со спасением избушки. У одного жопа болит — другой не разобрался в починке стола. Третий вообще… бадью с самогоном зарыл и теперь не может вспомнить, где она спрятана. Почему об том должна была помнить Настенька… Однако ж помнила. И се обстоятельство злило только сильнее!

— Пережили ж вы как-то без меня несколько денечков. Не умерли, че щас пристаете? — но на возмущения Настеньки ответа не последовало.

И казалось, вот она — власть. Без нее, самой царевны Настеньки, тута и пустякового вопроса решить не могут. Значит, она — ценная… ну должна быть. Да только головняк один, хоть нервы на уши натягивай. И вроде с утра до вечера крутишься-крутишься, вопросы решаешь почти что государственной важности. Но из наград: словесные тумаки от Василисы, пренебрежение от нежити и внутренняя судорога. Последнее особенно портило жизнь, покалывание в груди не утихало, а порой казалось, будто не получается сделать и вздоха. Иногда Настенька силой заставляла себя дышать.

— Фу ты ну ты! Оп ца-ца. Настасья, добрейшего времени…

Обернувшись, Настя увидела, как к ней дрожащей походкой приближается Дед Мороз. Несмотря на то, что ступал он несмело — плечи у него активно двигались туда-сюда, будто танцевали.

— Че те надо, старый пьяница! — огрызнулась Настя.

— Иша! Зубы-то не девичьи, а волчьи, — усмехнулся дед и, когда подошел, бросил сочувственный взгляд на ноги избушки, — курку жалко.

— Жалко у пчелки, иди ты лесом, дед. Вишь, занята я.

— Вопросов ноль, царевешна, — однако же слушаться дед не собирался: он уселся рядом. — Делов у тебя тута… Море. Внутри тама — не избушка. Хоромы такие, я при жизни ниче не видел подобного.

— Ниче справляемся.

— Дык видно да, девка ты ловкая, — от дедова комплимента Настя поежилась. Ей было приятно, оттого и горько: докатилася она до того, что доброму слову пьяницы радуется. — Так канешн от красы твоего скоро ниче не останется, а своего не наработается. Оно все непрально.

— Не поняла. О чем ты, дед? — Настя взглянула в лицо старика, пусть вид у него был помятый и взлохмаченный, а глаза-то чистые — стеклышки.

— Знаешь, от у нас девки в деревне были тож, быстро от труда тяжкого загнулися, но они знали на шо работали: замуж молодыми выскочили, деток родили и счастье строили. Дом в уюте держали, и чтобы дитятки голода не знали. На такое здоровье положить не жаль. На род свой. А на чье наследство ты, Настасья, работаешь?

И царевна расплакалась…

Такой чувствительности она сама от себя не ожидала. Но дед надавил на болячку, которая вроде бы давно заросла и покрылась плотной коркой. В реальности же: кровь сочилась из раны и топила Настеньку.

— Фу ты ну ты! — вскрикнул дед. — Ну чаго, ты чаго… — он положил руку Насте на голову, ладонь у него была огромная, точно медвежья лапа. — Не рыдай ты.

— Как же не рыдать… — она захлебывалась в чувствах, — так и есть, все правда…

— Не ну ты ж царевна! Встрепянись! Ты-то красоту свою не потеряешь.

— Какая красота! — сплюнула Настя. — Сердце девичье мое, обабилось… Ой бедная я… бедная… — никак не могла остановиться в рыданиях.

Дед гладил макушку содрогающейся Настеньки и с неподдельным сочувствием произнес.

— Так, может, ну это все? Зачем ты тут сидишь, если одни лишь страдания.

— Да как же мне уйти! Пропаду я без Василисы… Верняк…

— Ща пропадешь, канешн, — подтвердил дед. — Но шо если все может круто измениться? Строй свое счастье, Настенька, по крупицам. Держись близ правильных людей, говори шо нужно и сделай свой удар, када время придет.

Настя ошарашено посмотрела на старика, пытаясь понять, насколько он был серьезен. Но глаза его потеряли и малую долю пьяного блеска (если такова была), а улыбки на лице как не бывало. Теперь Дед Мороз казался совершенно другим и очень отличался от алкаша, которого Настя встретила пару дней назад.

— Счастье возможно, — продолжил он, — пусть будущее видится тебе только мрачным. Уголок радости может построить каждый, но для того нужно нарисовать свою мечту.

— Где нарисовать? — не поняла Настя.

— У себя в голове, — старик ткнул царевну в лоб. — Представь его и вцепись зубами. Ты можешь быть счастлива. Так избавься от всего, что стоит на твоем пути.

Больше дед ничего не добавил. Встал, тяжело опершись на колени, и пружинисто пошел в глубину леса. Он казался совершенно отрешенным от мира, а припляс никак не подходил этим темным местам. Настенька продолжала сидеть возле лап избушки с измазанной в меде рукой. Про нее-то она и забыла. Очнулась, когда приложила липкую ладонь к щеке. Поморщилась и пошла умываться к ручью.

О том, что к ней могут выскочить болотники Настенька в тот момент и не подумала, завороженная мыслью о возможном счастье. Каким бы оно могло быть? Ничего представить не успела, потому что чудища накинулись на нее. Нечестивые схватили царевну за обе ноги и потащили к себе в трясину.

— Вот же! — воскликнул кто-то совсем рядом. — И чего ты не сопротивляешься.

Настя подняла глаза: Григорий разрубил мечом одного и второго напополам так, словно они были ореховой скорлупой. Быстро разобравшись с проблемой, леший помог Насте встать.

— Такая неосторожность, это не похоже на тебя, — бросил Григорий неловко и даже смущенно. Кажется, они после охватившей их ночью страсти и парой слов не перекинулись.

— Что будешь делать, Гриша, если я выйду замуж за другого? — то был скорее риторический вопрос, но леший растерялся в попытках найти правильный ответ. — А я выйду, Гриша. Пусть хоть в этом треклятом мире это тысячу раз невозможно. Я на Земле так замуж выйти и не смогла, — с горечью пришлось признать Насте, — но здесь все получится.

Больше она ничего не сказала. Помыла руки в ручье и ушла. Зря, может быть, такую речь толкнула. Ведь Настенька сама понятия не имела, как добиться этой цели. Начиная с того, что и мужика подходящего на горизонте не маячит, а заканчивая… да в Царствие подобного и не случалось никогда! Чтоб кто-то замуж выходил — безумие.

И все же, несмотря на множество «но», она шла до избушки вприпрыжку, весело махая руками. Щеки раздувались от улыбки, которую Настя старалась сдерживать — бесполезно. В таком состоянии ее встретила Василиса, которая озадаченно смотрела на курьи ножки своего жилища. Увидев Настеньку, она изумленно подняла бровь.

— Настя, что произошло?

— Лешие придурки, — звонко произнесла Настя, — кожу сожгли, но я все исправила. Скоро заживет. А пока — отдых.

Больше ничего объяснять или докладывать не стала. Лихо запрыгнула на крыльцо и нырнула внутрь, оставив хозяйку недоумевать.

Василису-то можно и порешать в крайнем случае, подумала Настенька, просто нужно найти, кто это сделает. И обрести сильного покровителя… Мужа поискать… Дел теперь у Настеньки было ого-го! Но как приятно! Она с воодушевлением вошла в библиотеку и забрала к себе комнатушку все сказки, которые только нашла. Хорошо, что на страницах таких книг рисовали крупные иллюстрации. Пусть читать Настя не умела, но имена разобрать, скорее всего, сможет.

Она завалилась на кровать, подперев под грудь подушку и с нетерпением раскрыла первую книгу. Страницу выбрала наугад и сразу попала на мужского героя — Соловей-разбойник. Глядел на Настеньку круглолицый мужчина с прищуренными карими глазами. Вид у него был вороватый, а усики — и смех и грех. Кажись, чего-то Настенька слышала о возродившемся Соловье. Говорят, вроде б парень ее годков. Но так и еще хуже, потому что лучше нелепые усики, чем сопляк. Насте нравились крепкие мужики постарше, за широкими плечами которых можно спрятаться. А дохлики-разбойники с ветром в голове ее мало интересовали. И на земле-то строить семью дело сложное, а в Вечном Царствии в эту авантюру вообще мало кто влезет. Нужен человек с понятной жизненной позицией.

Вообще Настя не знала возможно ли здесь родить детей… Какая ж семья без детишек — таковой быть не может. Но пока люди только из земли выкапывались, а рождение младенцев… О таком и не слыхивала. Впрочем, может, у Василисы есть какая-нибудь книжка про роды. Хорошо бы все-таки Настеньке научиться читать, потому что вопрос все же деликатный и требует много внимания и ума. Настя на свой счет не обманывалась: пока ничего из необходимого у нее было, но она была девкой работящей.

Перелистнула. Теперь в нее вперился хищным взглядом Кощей Бессмертный. Настенька даже задерживаться не стала — злобных стариков ей и при жизни хватило. Связываться снова не было ни малейшего желания. Хотя надо признать, что нынешний Кощей сильно отличался от общего представления: мужественная, можно сказать, воинственная внешность.

Царевич Иван. Про этого дурака Настенька давно не слышала. При ней его не было. И до сих пор никто не переродился в этого героя. Что странно, конечно, потому что от Василисы она слышала, будто б раньше водился какой-то царевич, вскруживший головы всем предыдущим царевнам, от ревности одной из дам и погиб.

Настенька накрутила косу на палец. Так она всегда делала, когда о чем-то серьезно задумывалась: на следующей странице ей попалось изображение трех богатырей. Герои положительные, бравые солдаты, да и нынешние наружностью вышли, насколько помнила Настенька. Жаль, не удалось с ними познакомиться, когда они навещали Марью Моревну. И еще один положительный момент: жить под крылышком царевны-богатырши намного спокойнее. Она вроде б и сама была не против. Уж Настенька ее точно сможет задобрить и выпивкой хорошей, и ароматной закуской. Окрыленная она спрыгнула с кровати и закружила по комнате. Уж кому-то из троих она должна понравиться.

Жизнь вдруг окрасилась в яркие цвета. Казавшиеся тусклыми стены, запестрели позолоченным орнаментом. Легкие вдыхали спертый воздух глубоко, оставляя приятное щекочущее наслаждение в груди. Забродившая в крови легкость потянула Настеньку скорее наружу, где тучи сгущались над избушкой, предвещая грозу. Царевна раскинула руки, желая обнять напряжение природы и утопить в распирающем счастье.

— Етитесь, — знакомый голос. — Ты че эт Настасья?

За ней наблюдал Дед Мороз, который примостился к дереву и почесывал корой спину аки медведь.

— Старик! — воскликнула Настя. — А ты же был у Марьи Моревны?

— Ну случалось, — усмехнулся тот.

— Сможешь помочь мне до нее добраться? Пожалуйста, одной у меня точно не получится.

— Дык, ты Григория попроси. Кажись, тебе он не откажет.

Настя сморщила нос: даже если чертов леший останется последним существом в Вечном Царствии, она ни за что не обратиться к нему больше. Ни-ког-да.

— Упрямый дед. Ну че те стоит! Помоги сироте, ей-богу!

— Ей-богу… — старик криво улыбнулся, — ну-ну. Смотри, Настюха, какая беда. Я вскоре ж к Кощею поеду. Так шо помочь не смогу, но Марья Моревна, как пить дать, сама туда припрется. Да со всей своею бандой. Че со мной поедешь?

— К Кощею?.. — Настя нервно сглотнула.

— Ага. Придется токмо тебе как-то с Кощейкой-то договориться. Смогешь али струсишь?

У Насти было ощущение, что Дед Мороз испытывает ее и берет на слабо. Хотелось ударить себя в грудь и твердо сказать: справиться — во чтобы то ни стало Кощея уговорит. Но Настя ну вообще в том была не уверена… Зачем она злодею? Разве что жрачкой для него становиться.

— Короче, Настюха, ты хорошенько подумай о том, что делать собираешься. Сама до Моревны не дойдешь. Гришка тож не повезет, а я отбываю… думаю, шо скоро. Определись в своем месте в этой истории. А я пока посплю, — дед прилег на спину, закрыл глаза и сладко засопел.

Ох ну и накрутил же он тут. Наковырял в Настенькиной душе, а ей самой теперь подорожник искать для заживления. Да только нужный найти, чтоб не ядовитый.