Глава 10 "Чесночный венок мученика"

Не найдя никого в гостиной, граф фон Крок вступил в столовую и, снова никого не увидев, даже успел обрадоваться, что сможет уйти из Фонтанного дома незамеченным. Но увы, звезды на светлом петербургском небе в эту белую ночь для него не сошлись: в передней у столика, напротив зеркала, неподвижно стояла княгиня Мария и отражалась в нем, отчего бедного трансильванского вампира аж бросило в дрожь. И он несколько тяжелых секунд не мог отвести глаз от отражения, хотя его нисколько не интересовала ни сама упырша, ни, уж тем более, узкая лиловая юбка со шлейфом, ни, тем паче, бирюзовая кофта, пышные рукава которой были собранные на узком запястье и заканчивались воздушными кружевами. Его интересовал лишь сам научный факт отражения в зеркале бездушного существа.


Однако попросить хотя бы самого простого объяснения данному непростому феномену граф не смел по совершенно уж простой причине: в руках княгини, затянутых в белые перчатки с открытыми пальцами, дрожала сумочку. Собранные наверх волосы венчала шляпка с цветами. Так вот, эта шляпка тоже дрожала, как и тонкая шея, обернутая в жемчуга. Да, во всем зеркальном отражении именно шея манила вампира больше всего и против его воли, лишая дара речи. Он нервничал, как и хозяйка этого дома.


Сумев наконец напомнить себе, что в жилах прекрасной дамы течет холодная кровь, граф отвёл взгляд от зеркала и перевёл его на хозяина дома. Князь в простой рубахе выглядел схуднувшим богатырем, и графу фон Кроку на мгновение показалось, что у них с князем желанная цель-то одна — шея в жемчугах. Только у князя Кровавого, в отличие от него, чесались не клыки, а пальцы. И потому тот сжимал их в кулаках.


— С понедельника я останусь дома на весь пост, — спокойно сказала княгиня. — И даже буду голодать. И, будь покоен, князь, тебе нечем будет меня попрекнуть. А сейчас я намерена уйти. И ты…


Она вдруг чуть повернула голову в сторону двери, точно только сейчас заметила графа фон Крока и господина Грабана. Но ведь это было не так, так как оба стояли напротив нее.


— И ты сохранишь лицо перед нашими дорогими гостями: не станешь удерживать меня дома силой, будь же ты ещё тысячу лет неладен!


Граф поклонился, заодно с князем приняв пожелание на своей счет. Княгиня едва заметно кивнула. Князь продолжал стоять в позе рассвирепевшего вепря.


— In vino veritas! — поклонилась княгиня ещё раз и, шагнув за порог, так хлопнула дверью, что под высоким потолком закачалась люстра.


Из-под стола тут же выпрыгнул домовой и простер к небесам руки. Остальные не двинулись с места и так же благоговейно молчали, слушая дребезжание хрустальных сосулек, как до того речь прекрасной княгини Марии.


— Раз сразу не упала, то уже и не упадет! — заключил весело домовой и глянул на хозяина, а потом метнул быстрый взгляд на гостей.


Князь тоже взглянул на графа.


— Вы что-то хотели спросить, любезный?


Трансильванец окончательно стушевался и даже потупился.


— Да так… — выдал он против воли, хоть и решил молчать. — Не могу разобрать, чем здесь пахнет?


— Так полынью, чай! — хохотнул домовой. — Ей матушкой! Во спасение живых еще душ…


Но тут же под тяжелым взглядом хозяина Фонтанного дома втянул голову в плечи.


— Духами и туманами, — выдал князь Мирослав сурово. — Вы, граф, вижу совсем не разбираетесь в запахах…


Граф сконфузился ещё больше и даже до крови прокусил язык, понимая, что прикусить его требовалось ранее и открыть рот лишь для задуманного прощания в положенный час или минуту.


— Туманы тоже пахнут по-разному, — продолжал между тем князь, вернув взгляд на то место, где недавно стояла его супруга. — В зависимости от времени суток. Утренние туманы в моем доме пахнут вином. Зачастую хлебным… Так вы чего-то хотели?


Князь снова смотрел на графа. Тот — на него. И оба молчали.


— Проститься, — ответил за графа господин Грабан, и тот тяжело выдохнул, выражая тем самым оборотню безмерную благодарность за выход из щекотливой ситуации. — Мы хотели бы уйти…


— Не присев на дорожку? — встрепенулся домовой и указал трансильванским гостям на диван под картиной, на которой ничего не было нарисовано или же было — одно большое черное пятно.


Другими словами, ночь. Темная. Почти что трансильванская. И от картины вдруг повеяло невыносимой тоской по дому. Для Раду Грабана. Так как граф фон Крок не заметил приглашения, потому что смотрел в окно на отъезжающий экипаж княгини Марии. Вернее, на пару зебр, которые были в него впряжены.


— Моя супруга любит эпатаж. Вы, как погляжу, тоже, — и заметив растерянный взгляд графа, князь тут же добавил: — Ваш наряд…


И смолк, не закончив фразы. Только глаз не отвел. Так бы они и играли друг с другом в гляделки, если бы между ними не вынырнул домовой с подносом, на котором стояло две стопки. То ли от вида спиртного, то ли от серебра, из которого был выкован поднос, граф отпрыгнул от окна к двери, зацепив рукой и плащом несчастного худосочного оборотня.


— Батюшки светы! — ахнул домовой. — Фу ты, ну ты… Вы только подумайте, какие мы нежные!


Но князь Мирослав, закрыв ему рот широкой ладонью, убрал с дороги вместе с подносом, и протянул другую руку несчастному вампиру.


— Прошу меня простить, любезный граф, — извинился он, когда трансильванец встал на ноги. — Мы дома нынче редко принимаем гостей из-за границы. Такого больше не повторится, даю вам слово… — князь запнулся на секунду. — Слово дворянина.


Граф вырвал руку и одернул плащ.


— Я тоже прошу у вас прощения за злоупотребление вашим гостеприимством. Я сию же минуту избавлю вас от своего общества и неудобств, с ним связанных.


— На посошок! — Теперь домовой вынырнул между господами, держа полные стопки в руках.


— Ваше здоровье, граф! — поднял стопку князь и тут же осушил, хотя гость не поднес еще свою ко рту.


— Его здоровьицу сейчас только банька поможет, — хмыкнул домовой, забирая у обоих господ пустые стопки!


Господин Грабан наконец поднялся с четверенек, и закашлявшемуся графу нашлось, на кого возложить свое бренное тело.


— Так за чем дело стало? — тряхнул головой князь. — Вели закладывать. Едем в деревню!


Граф фон Крок, продолжая опираться на своего спутника, сурово посмотрел в улыбающееся лицо хозяина Фонтанного дома.


— Прошу меня простить…


— Да бросьте вы, граф… Я знаю, что вы хотите сказать по-русски, еще до того, как вы додумаете свою мысль на немецком… У вас мысли сейчас, как у только что выструганного Пиноккио, если вы читали историю деревянной куклы итальянца Карло Коллоди, которую непременно надо перевести на все языки мира. И главное, на наш, русский. Она очень и очень поучительная… Но я вас не прошу развлекаться чтением, я прошу вас сперва немного подлечиться…


Граф выпрямился и еще сильнее одернул тяжелый плащ.


— Я в Петербурге ненадолго и хотел бы осмотреть город, а не деревню. Деревни они и в моей Трансильвании деревни.


— Граф, вы меня прямо-таки удивляете! — еще сильнее закачал головой князь. — В вашем-то положении бояться чего-то не успеть? Полноте… Все успеете и все успеется… Вы же не смертный. А сейчас прошу вас следовать за Бабайкой, а я покуда отдам Федору Алексеевичу кой-какие распоряжения…


И князь откланялся. Граф тоже кивнул и взглянул на притихшего оборотня, а потом резко шагнул к нему и притянул за острое ухо к своему рту, чтобы прошептать по-немецки:

— Уходим. Тихо и быстро!


Оборотень стиснул зубы, чтобы не заскулить, когда граф, так и не отпустив уха, выволок его за дверь. К счастью для господина Грабана и к несчастью для графа фон Крока, в дверях людской стояла княжна. Граф разжал пальцы, и Раду, схватившись за несчастное ухо, подскочил к княжне и опустился перед ней на колени.


— У собачки болит, — Светлана приложила ладонь к его уху и нагнулась к самому лицу. — У кошки болит. А у волка ничего не болит…


Раду судорожно закивал и неожиданно для себя и для самой Светланы прижался губами к его ладони.


— Княжна, вы ведьма?


Светлана, так и не оторвав от губ оборотня ладони, вскинула голову на вампира, и тот на секунду зажмурился от яркого блеска зеленых глаз девушки.


— Я не имел намерения оскорбить вас, — зашептал граф, судорожно прикусывая нижнюю губу. — Просто мой волк безумно боится женщин после одного не очень приятного знакомства с их палками. От близости вашей матери вчера он чуть не лишился чувств…


— Это нормально, — улыбнулась Светлана и осторожно заправила за больное ухо волка белую прядь, выбившуюся из его тугой косы. — Подле нее даже у князя подкашиваются ноги… Простите, — она легонько оттолкнула от себя юного Грабана. — Я слышала, вы едете с папенькой в деревню, — Светлана продолжала смотреть на Раду и не было понятно, с кем она говорит. — Там живет мой бурый волк. Он стар и нелюдим, но вы скажите ему, что я велю ему позаботиться о вас…


Теперь оба трансильванца поняли, о ком из них так печется княжна.


— Он накормит вас целебной травой-муравой и вам сразу станет легче. Найдите в себе силы удержаться от мяса до поры до времени. Я сейчас велю дать вам пареной репы, чтобы в дороге вас не укачало. Ступайте за мной. А вас, граф, я попрошу обождать здесь. Для вашего и нашего спокойствия. В кухне люди.


И Светлана заботливо протянула оборотню руку, в которую бедный вцепился, словно утопающий в соломинку. Граф же вцепился в перила, чтобы те удержали его от неверного шага в сторону княжеской дочери. Когда за ней и оборотнем тихо затворилась дверь, граф фон Крок почти рухнул на подоконник и почти раздавил сидевшего на нем домового.


— Ничего, ничего, — отодвинулся тот в сторону. — Я невкусный и под чесночным соусом.


Он потряс головой и поймал свалившийся с волос прямо ему в руки венок из зеленых чесночных стрелок. Граф нашел в себе силы не отодвинуться, хотя и почувствовал легкое головокружение.


— Для Светланы плел, — мечтательно проворковал домовой. — С любовью! — Потом лукаво подмигнул окаменевшему вампиру и прошептал, вытягивая в его сторону шею: — Простите мое любопытство, но вам когда-нибудь доводилось любить смертную девушку?


— Я имел счастье на ней жениться, но имел несчастье подарить ей ребенка, которому она не сумела дать жизнь и который забрал у нее ее собственную. Но я не понимаю, зачем отвечаю на ваш вопрос…


Домовой подмигнул во второй раз, теперь еще лукавее:


— Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке… Все утешаются, и вы утешитесь, Ваше Басурманское Сиятельство. Но вы так и не ответили, как вам нравится мой венок?


Домовой протянул вампиру чеснок, и графу пришлось спрыгнуть с подоконника.


— Вы меня об этом не спрашивали! — прорычал он, пряча нос за плащом.


— А я и сейчас не спрашиваю. Я все и так вижу, не слепой…


И Бабайка тоже спрыгнул с окошка.


— Пойду к княжне, преподнесу ей в подарок. Она хотела с вами парой слов перемолвиться.


— Зачем? — граф фон Крок почувствовал спиной ледяной пот и опередил ответ домового. — Скажите, чтобы записку написала, как утром… Или с волком передала на словах, — потом прикрыл глаза и добавил шепотом: — Боюсь, мой голод сильнее молодого чеснока… Если вы действительно любите княжну…


— Люблю! — перебил домовой вампира. — А действительность такова, что вам нужна хорошая кружечка сбитня для поднятия жизненных сил. Я сию же минуту вернусь!


Но у дверей в людскую, Бабайка обернулся и снова подмигнул княжескому гостю, помахав венком:


— У нас недурные запасы чеснока с прошлого года имеются. Ядреный чеснок. До костей проберет!


Граф фон Крок вздрогнул всем телом и тяжело опустился на подоконник. «Лучше б в Париж поехал!» — заскрежетал он клыками и в ожидании уставился на дверь людской.

Загрузка...