Ван Хелсинг

1

Доктор Франкенштейн еще раз убедился в исправности аппаратуры. Заканчивались последние приготовления перед решающим опытом.

– Игорь, пойди проверь провода!

Игорь скорчил недовольную гримасу и повернулся к лестнице. Самым примечательным в нем была, пожалуй, его скособоченная горбатая спина, отчего этот тип постоянно сутулился и клонился в сторону при передвижении. Лицо также поражало своими грубыми резкими чертами. Кроме того, у него полностью отсутствовали брови над маленькими, вечно покрасневшими глазками-пуговками. Длинные неухоженные космы рыжих волос только добавляли отвращения ко всему внешнему облику Игоря.

Поначалу Франкенштейн долго сомневался в том, стоит ли ему нанимать такого неприятного типа в качестве помощника в свою лабораторию. И дело было даже не в его отталкивающей внешности, хотя многих он отпугивал именно этим. Джеральд и другие слуги, узнав о намерениях хозяина предложить Игорю работу, тут же высказали свою озабоченность и недовольство. Франкенштейн в чем-то разделял их мнение, которым в некоторой степени даже дорожил, однако граф Дракула энергично взялся поддерживать кандидатуру Игоря, рассматривая его как отличную находку. К тому же, как ученый, Виктор привык иметь дело с реальным материалом, тем, что можно потрогать и измерить, и такой экземпляр, как Игорь, его сразу же заинтересовал.

Будучи врачом, Франкенштейн и сам прекрасно понимал причины, которые так изуродовали тело Игоря, ведь ему самому приходилось заниматься исцелением больных людей. Виктору почему-то показалось, что он сумеет добиться невероятного успеха и что в будущем его ожидает неслыханная слава. Даже Джеральд был бы сражен победами своего хозяина, а Виктор редко видел, чтобы Джеральда что-либо удивляло или вообще выводило из состояния равновесия и полного спокойствия.

Только дело в том, что Джеральд уже давно покинул его...

Впрочем, как и все остальные слуги. Джеральд задержался дольше других, не смея предавать память предков Виктора, которым служил, можно сказать, всю свою сознательную жизнь. Тем не менее он тоже в конце концов был вынужден покинуть замок. Когда же это произошло? Год назад? Нет, скорее, уже два, или около двух лет тому назад.

Где-то в глубине души Виктор понимал причины такого поведения своих слуг. Франкенштейн неузнаваемо изменился за последнее время. Работа настолько поглотила его, что он перестал обращать внимание на все остальное. Вот, например, сейчас он не мог бы сказать наверняка, когда в последний раз ему удалось хорошенько выспаться. Да и сон больше не доставлял ему удовольствия, как это случалось раньше. Сейчас его начали мучить самые настоящие кошмары. Единственным утешением и спасением от ночных ужасов становилась все та же работа. Только тут он мог полностью посвятить себя своему делу, забыв обо всем остальном...

...Даже об Элизабет...

Нет, конечно, не обо всем. И все же мысли о невесте приносили ему теперь только боль и разочарование, а граф не позволял отвлекаться и думать о постороннем. Дракула теперь стал его хозяином... Нет, конечно, он снова ошибается. Скорее, другом. Дракула искренне желал ему добра и только хотел, чтобы работа проходила успешно и как можно быстрее принесла свои плоды. Именно Дракула надеялся на то, что Виктор вскоре займет свое место в одном ряду с Гиппократом, Пастером... и другими гигантами медицины.

Ну а великие дела требовали великих пожертвований... Одной из таких жертв и стала бедняжка Элизабет.

«Нет! – снова возмутилась какая-то часть сознания Виктора. – Я не хочу, не желаю отказываться от нее...»

Но у него уже не оставалось выбора. Она ждала слишком долго, но тоже не выдержала и вынуждена была отказаться от когда-то таких реальных планов. Впрочем, подобный исход был неизбежен. Во-первых, Элизабет сразу же невзлюбила графа, и, во-вторых, она начала весьма активно вмешиваться в деятельность самого Виктора, чего он не мог допустить. Ведь скоро, очень скоро, его работа должна была завершиться.

И тогда Виктор решил, что, когда его Творение будет завершено, он, Виктор Франкенштейн, обязательно вернет себе Элизабет. И не только ее одну. Его слуги и старые, почти забытые друзья... Они все вернутся к нему.

Правда, он также сознавал, что теперь и мечтать об этом было слишком поздно. Слишком многое успело произойти за это время. Слишком многим пришлось ему пожертвовать. Оглядев свою лабораторию еще раз, Виктор печально подумал о том, как бы расстроился его отец, увидев, что натворил сын со сторожевой башней их фамильного замка, во что он превратил ее. И тут внезапно до Франкенштейна дошло, что он уже давно работает в другом месте. Дракула заставил его переместить лабораторию в отдаленную область Трансильвании в Румынии, и теперь Виктор трудился в совершенно другом замке. Конечно, со стороны графа это был широкий жест и роскошный подарок. Значит, Дракулу все же можно было считать искренним другом...

Именно здесь Франкенштейн разместил динамо- машины, генераторы, мощные электромагниты и резервуары с необходимыми химическими реактивами. Все оборудование являлось последним достижением немецкой науки. Большая часть аппаратуры была изготовлена по оригинальным чертежам и схемам самого Франкенштейна. И все это стало возможным только благодаря графу. Внимательно осмотрев лабораторию, Виктор снова почувствовал, как приближается будущее, которого они так долго ждали. Все эти машины, созданные людьми, должны были помочь ему в его великой задаче созидания. Если бы только был жив отец Виктора, он по достоинству оценил бы успехи сына, хотя вряд ли понял бы многое из того, чего так упорно добивался Франкенштейн-младший.

Правда, было здесь и кое-что такое, что наверняка бы вызвало неодобрение отца. Нет, дело тут не в пыли, не в грязи и даже не в паутине, которая в больших количествах свисала с потолка. И даже не в гнилостном запахе, царившем в лаборатории из-за того, что Виктор не привык избавляться от остатков предыдущих неудачных экспериментов и попросту оставлял их тухнуть здесь же, рядом с ценнейшим и дорогостоящим оборудованием. Нет, все было гораздо сложнее: здесь царствовало разрушение, и в самом воздухе словно чувствовалось приближение краха, чего сам Виктор никак не желал признавать.

Жертвы во имя работы приходилось приносить быстрее, чем мог себе представить Виктор. При этом граф регулярно настаивал на том, чтобы Франкенштейн становился более решительным и, даже если хотите, агрессивным в своих экспериментах. Почти что сразу он начал ставить опыты, используя людей. Конечно, в первую очередь перед Виктором встали вопросы этики и проблемы, связанные с этим, но Дракула снова каким-то образом сумел рассеять все его сомнения.

А ведь именно граф в это время оставался, пожалуй, единственным другом Виктора.

В его научной работе были и победы, причем такие головокружительные, от которых у юного Франкенштейна захватывало дух. Если бы только ему удалось опубликовать хотя бы часть результатов этих опытов, тогда совет директоров, назначавших стипендию Гольдштадфа, понял бы, какое было заблуждение высмеять теорию Виктора, посчитав его мечтателем и фантазером. Вот теперь бы они поняли, что Франкенштейн – истинный гений науки. Да-да, гений, никак не меньше. И о своих исследованиях он не стал бы скрывать от них всю правду, ведь работать осталось совсем немного. Еще чуть-чуть, и он восторжествует.

– Провода в порядке, доктор. Они закреплены достаточно надежно, – раздался с лестницы хриплый голос Игоря.

Франкенштейн почти бегом бросился лично проверять генераторы. Все стрелки указывали на то, что приборы работают на полную мощность. Итак, Виктор повернул первый выключатель и с удовольствием прислушался к нарастающему и постепенно повышающемуся в тоне гулу. Затем он так же торжественно переключил еще несколько тумблеров, соблюдая строгую последовательность активизации электромагнитов и динамо-машин. Самыми последними в этом списке стояли резервуары с жидкостями, в которых происходили сложнейшие химические реакции.

Электрические дуги разрядов вспыхивали между контактами, и гул становился слышен все отчетливее. Этот звук завораживал ученого. Он означал для Виктора одно: призыв к возникновению новой жизни, даже, вернее, новой формы жизни, не известной ранее.

Франкенштейн потратил еще несколько минут на то, чтобы проверить аппаратуру и еще раз мысленно проанализировать все возможные ошибки. Однако выходило так, что ошибиться он не мог, и все силы энергии, которые он должен был получить, сходились в одной точке. Итак, электричество, магнетизм и химические катализаторы должны были сегодня совершить чудо, породив первичные виды энергии, которые, в свою очередь, должны были дать начало новой жизни.

Убедившись, что аппаратура работает исправно и все приборы показывают удовлетворительные данные, он перешел в центр лаборатории, где высилась самая важная конструкция. Это был ответственный отсек, внешне напоминавший что-то вроде большого хирургического стола. От него во все стороны расходились провода, подсоединенные к различной аппаратуре. А на самом столе лежало величайшее создание Франкенштейна: воплощение всех его многолетних трудов.

Некое подобие мужчины, все перебинтованное, оно было сшито из разных частей мертвых человеческих тел руками самого Виктора Франкенштейна. Он сам подбирал куски трупов, отбраковывая все ненужное, применяя при этом такую технику, которая еще даже и не снилась самым передовым хирургам мира. Но обо всем этом было известно пока что только лишь ему одному. Хотя, что же тут странного: он ведь находился только в начале своей блистательной карьеры.

И вот сейчас, в этот исторический момент, жизнь понемногу начала наполнять его творение. Нервы, кости, сухожилия стали исцеляться на клеточном уровне. Нет, его творение еще нельзя было назвать живым в полном смысле этого слова, но оно уже не было и абсолютно мертвым!

Теперь Франкенштейн отлично понимал, что большего он сделать не может, а потому ему остается только стоять и ждать, наблюдая за происходящим. Он смотрел на закрытые глаза своего «произведения» и в порыве экстаза шептал:

– Ты поистине приходишься мне сыном.

«Причем единственным, которого мне суждено будет иметь», – зачем-то ядовито добавил внутренний голос.

Эта истина, впервые посетившая его мозг, пробудила доселе неведомые чувства в молодом исследователе. Итак, Элизабет рядом с ним больше нет, значит, не будет и детей... и семьи... во всяком случае, с ней. Ну а раз нет Элизабет, никакая другая женщина ему, разумеется, не нужна.

– Ты станешь моим наследником. Тебя я представлю миру и буду искренне любить, как родного сына, – твердо пообещал Франкенштейн.

По его щекам заструились слезы. Он не стал стирать их, но еще и не до конца понимал, чему обязан такому горю: то ли он печалился о своей прошлой жизни, то ли о повой, где ему придется жить в одиночестве со своим творением. В общем, это уже было не столь важно, и слезы ручьями продолжали течь по его лицу.

– И я буду предан тебе, – еще раз пообещал Виктор.

Внешне, конечно, его «сынка» трудно было назвать привлекательным. Теперь-то Виктор пожалел о том, что не был столь щепетилен, когда подбирал куски кожи для своего творения, в особенности, для лица. Он мог бы представить себе, как будут относиться люди к его «сыну», встретив такое чудовище. И все это только из-за графа, который постоянно торопил Виктора и требовал ускорить ход работы...

А ведь только граф теперь является единственным моим...

Внезапно Франкенштейн понял, что сейчас ему совершенно не хочется даже вспоминать о графе. Этот торжественный момент принадлежал только двоим: отцу и сыну. Впрочем, впереди у них сколько угодно времени. Как только его сын оживет, Виктор сразу же займется совершенствованием его внешнего вида. И это было справедливо: Франкенштейн оживит его, и значит, исправит кое-какие допущенные ошибки.

Вдали сверкнула молния. Франкенштейн успел отсчитать две секунды, прежде чем послышался оглушительный раскат грома. Значит, гроза приближается, но до эпицентра еще оставалось где-то около двух миль. Это ближе, чем в прошлый раз. Значит, можно рассчитывать на успех.

– Я дарую тебе жизнь. И я прослежу, чтобы жизнь эта не потухла в тебе. Она будет крепнуть день ото дня. Сколько раз меня постигала неудача, но сегодня, я уверен, Фортуна повернется ко мне лицом. А когда ты начнешь жить, я докажу тебе, что это прекрасно, и у тебя появится желание жить дальше. Это будет самая настоящая свободная воля, которая является правом любого живущего на земле человека, – с важностью продолжал рассуждать Франкенштейн.

Еще одна вспышка молнии, и снова грозно прогремел гром. Теперь гроза находилась где-то в миле от замка. Ждать осталось совсем немного. А снаружи раздавались и другие звуки: крики недовольства и ругань местных жителей. Франкенштейн понимал, что все это означало и чем в конце концов мог закончиться его эксперимент. Недовольные селяне грозились разрушить замок. Но только сейчас ученый был не в состоянии думать о чем-то еще, кроме своего творения. Наступал самый ответственный момент, и угроза извне, казалось, вовсе не волновала Виктора. И раз он сумел дойти в своих исследованиях до такого мгновения, ему только оставалось пожелать, чтобы гроза приблизилась еще немного, и тогда совершится чудо.

А пока что аппаратура продолжала исправно работать, понемногу передавая энергию его пока еще не ожившему сыну. Виктор чувствовал, как с каждой минутой словно растет его связь с сыном, его привязанность к нему. Вот уж об этом он даже не думал, когда трудился над расчетами. Это было совершенно новым и неожиданным открытием, хотя достаточно приятным.

И еще одна вспышка, после которой почти без перерыва прогремел гром. Итак, сейчас все закончится. Конечно, многое зависело от земной аппаратуры и приборов, и все же завершающий миг – тот самый, когда энергия превратится в жизнь, и произойдет это тогда, когда сила снизойдет с небес, сверху...

Неожиданно Франкенштейн понял и еще кое-что. Он сам, оказывается, был лишь частичкой грандиозного плана. Как же он заблуждался, когда возомнил себя повелителем этого создания! Никакой он не хозяин и не властелин! Ну и это теперь уже не существенно. Очень скоро он приобретет сына, и тогда все встанет на свои места. Значит, труды его были не напрасны в любом случае.

И в это мгновение сверкнула та самая роковая молния.

Франкенштейн увидел ее, наверное, на миллионную долю секунды раньше, чем она попала в громоотвод, закрепленный на шпиле сторожевой башни. Он почувствовал, когда энергия молнии соединилась с аппаратурой. Она ожила, мгновенно набирая ту невероятную силу Вселенной, которая должна была сейчас наполнить его Творение... его сына через хрустальный диффузор, который Франкенштейн установил в грудной клетке своего создания. Электрические дуги засветились в лаборатории, и аппаратура выполнила свое назначение: теперь жизнь хлынула в тело его сына. И тут, столь же быстро, как и появилась, вспышка энергии снова стала невидимой и исчезла. Глаза созданного сына Франкенштейна вспыхнули искрами.

Из горла Виктора, нет, откуда-то из глубины души, оттуда, где и не может родиться голос, вдруг вырвался ликующий крик:

– Он ожил! Он ожил!

Виктор никогда еще не испытывал подобной эйфории: он чувствовал себя так, как, наверное, мог себе это позволить сам Господь Бог в момент сотворения мира. Теперь Виктору стало понятно, что все его самопожертвование не прошло даром. Он достиг того, что оставалось недоступным другим ученым за всю историю существования человечества на этой планете.

Вдруг какой-то шум и треск где-то неподалеку, видимо, внизу, у ворот замка, прервал его блаженное состояние. Снова раздались сердитые голоса, но на этот раз сопровождающиеся звуками расщепляющегося дерева. Виктор подбежал к окну и увидел внизу толпу крестьян с факелами, приближающуюся к замку. Он сразу узнал одного из зачинщиков: им был высокий мужчина в цилиндре. Франкенштейн догадывался, зачем они шли сюда. У него пробежал холодок по спине, он понимал, что претензии этих людей были в общем-то справедливы. Если бы только ему предоставили возможность переговорить с ними, он наверняка сумел бы объяснить им, что некоторые методы его работы были, мягко говоря, нетрадиционными.

Он заметил, что несколько мужчин принесли с собой огромное бревно, обвязанное веревками. Они раскачивали его и били им по воротам. Вот отчего и раздавался такой угрожающий треск. Дерево трещало, однако сами ворота не поддавались и еще держались на петлях, хотя, конечно, долго им не выдержать.

Кто-то из селян завизжал, кто-то начал выкрикивать бранные слова. Нет, Виктору бесполезно объясняться с этой чернью. Им не дано понять всего значения его работы, бесценность его опытов. Следует быть настороже. Теперь в опасности оказалось его собственное творение, его сын! Крестьяне не поймут, откуда он появился и каким образом Франкенштейн сумел его оживить. Для этой толпы его сын не более чем чудовище, олицетворение зла. Ну куда же запропастился его верный друг граф Дракула? Он ведь обязан защищать Виктора, предоставлять ему убежище и всегда приходить на помощь в случае необходимости. Почему его здесь нет? Как мог он оставить Франкенштейна в столь тяжелое время?

– Удалось! Победа! – услышал он пронзительный голос позади себя.

Франкенштейн резко обернулся и чуть не столкнулся нос к носу с какой-то темной фигурой. Поначалу им овладел ужас, и он, не выдержав напряжения, закричал от страха. И только через несколько секунд узнал в пришельце Дракулу и понемногу успокоился.

– Ах, это вы, граф... это только вы, – улыбнулся Франкенштейн, радуясь тому, что наконец друг вспомнил про него... Последний из оставшихся у него друзей.

Дракула шагнул вперед и вошел в круг света, созданного электричеством внутри лаборатории. Что-то в его поведении сразу же насторожило ученого. Кроме того, голос его показался Виктору недовольным и каким-то безрадостным, а глаза, которые всегда так тепло смотрели на ученого, сейчас оставались ледяными.

– Я уже начал терять веру в вас, Виктор. – Затем граф посмотрел на беснующуюся внизу толпу крестьян. – Как жаль, что момент вашей победы и выдающегося научного достижения омрачен незаслуженными обвинениями, как разграбление могил и надругательство над трупами.

Толпа продолжала заполонять улицу. Людей внизу у ворот замка становилось все больше. Они передвигались в ночи, как единый организм, сплоченный общей целью: отомстить ученому. Они до сих пор никак не могли понять, как человек, тем более называющий себя доктором, осмелился совершить такие отвратительные поступки, как осквернение могил. Но никто не интересовался мотивами, побудившими к этому Виктора. Главным оставался факт преступления, которое привело весь городок, в котором издавна царили всевозможные предрассудки, в состояние ужаса. И хотя далеко не всех интересовал сам доктор, но в момент общего горя селяне умели сплачиваться, чтобы сообща отомстить за совершенное святотатство.

Большинство мужчин несли с собой факелы, а также всевозможные орудия труда, которые могли применяться и как оружие: здесь были и вилы, и лопаты, и топоры. В обычное время безобидные инструменты служили для возделывания земли или для строительства жилья, сегодня ночью они должны были послужить куда более жестокой цели.

После небольшой передышки толпа приготовилась уже во второй раз атаковать ворота своим бревном, которое они использовали в качестве тарана. За воротами возвышался замок Франкенштейна, словно выросший из трясины болот и молча взиравший на разбушевавшихся крестьян.

Старый замок, который насчитывал сотни лет, сумел пережить немало осад вражеских войск, но сегодня толпа почему-то была уверена в том, что эта крепость должна непременно пасть. Внутри замка находился один-единственный человек, ну а с ним они, безусловно, сумеют расправиться.

Возглавлял этих безумцев все тот же гробовщик в высоком цилиндре. Его блестящие глаза отражали огонь факела, который он держал в поднятой руке, и ненависть, которую он испытывал к тому, кто находился сейчас в замке. Предвкушая удовольствие, с которым он разделается с этим негодяем, гробовщик постоянно что-то выкрикивал, подзадоривая своих товарищей, не давая им возможности успокоиться:

– Вы знаете правду! Вам хорошо известно, что он делает там с телами всех тех, кто был вами когда-то горячо любим! Не забывайте этого! Он должен ответить за все!

Вокруг гробовщика поднялся недовольный шум. Толпа гудела и требовала перейти к действиям. Мужчины то и дело принимались вновь и вновь таранить ворота бревном. Но ворота продолжали упрямо держаться на своих старинных петлях и не желали так просто сдаваться. Но это не слишком расстраивало гробовщика: он уже понимал, что ждать оставалось немного.

И снова Франкенштейна поразил тот факт, что в голосе графа не прозвучало беспокойства и озабоченности. Осквернение могил всегда считалось серьезным обвинением. Тем более что толпа, как видно, была полна решимости разделаться с ученым без всякого суда. Скоро ворота замка поддадутся, ну а уж со входной Дверью такой мороки уже не будет. И вряд ли кто-нибудь теперь сможет остановить разъяренную толпу.

Франкенштейн бросил на Дракулу умоляющий взгляд и произнес:

– Я должен... я должен бежать и каким-то образом скрыться из этих мест.

Теперь его охватила самая настоящая паника: Франкенштейн принялся нервно расхаживать по лаборатории, разглядывая ее так, словно он видел эти приборы и аппаратуру впервые. Теперь она превратилась в темницу и походила скорее на зловонную тюремную камеру, чем на лабораторию, где совершаются научные открытия. Оборудование, которое когда- то восхищало юного Виктора, теперь только пугало его. Динамо-машины, генераторы, баки и цистерны для химических реактивов – все это казалось ему чудовищным порождением ада. Все смешалось в голове Виктора, когда он начал понимать, что мир рушится, и земля уходит у него из-под ног, и на спасение уже не остается ни малейшей надежды.

Но не только это взволновало его. Что-то сильно мешало ему, что-то выбивалось из общего стиля. Вот в чем дело! Это ощущение исходило от самого графа, с ним было что-то не в порядке. Дракула смотрел на ученого с каким-то презрением или, точнее, с очень неприятным выражением лица. В любом случае, дружелюбным назвать такой взгляд было просто невозможно. Виктор поразился. Как же так? В одну минуту вся его жизнь покатилась под откос. Еще мгновение, и он, наверное, попросту сойдет с ума.

Голос графа раздался словно откуда-то сверху:

– И куда же вы намерены бежать, Виктор?

Дракула находился где-то среди стропил, как будто каким-то волшебным образом ему удалось переместиться туда за долю секунды. «Если это и магия, – подумалось Франкенштейну, – то наверняка черная».

Но сейчас не было времени размышлять над трюками, которыми владел граф, а потому Виктор попытался просто сосредоточиться. Он раскрыл походный саквояж и начал судорожно собирать в него все те вещи, которые могли ему понадобиться в пути. Франкенштейну необходимо было немедленно убираться отсюда и, кроме того, спасти свое творение... Он должен избежать мести толпы... и еще ему надо остерегаться Дракулы. Прочь отсюда, подальше от графа. А потом, когда он окажется в безопасности, у него будет время, чтобы все еще раз обдумать и сделать соответствующие выводы.

– Ваши весьма специфические опыты стали причиной того... что вас теперь вряд ли примут где-нибудь в цивилизованном мире, – холодно и чуть насмешливо произнес Дракула. Когда Франкенштейн поднял на него глаза, то обнаружил, что граф расхаживает в дальнем углу комнаты, рядом с камином.

Но это же невозможно! Такое перемещение физического тела противоречило законам динамики, а Виктор неплохо разбирался в естественных науках. И кто он вообще такой, этот странный человек? Он, конечно, лгал Франкенштейну во всем и с самого начала, с самого первого своего появления в родовом замке. Кроме того, графу удалось лишить Виктора чего-то очень существенного... весьма важного, что сам он пока еще никак не мог определить словами.

«Нет, я сам отдал ему все добровольно. Я сам пригласил его в свой дом. И не только в дом...»

Франкенштейн отбросил и эти мысли, заставляя себя сконцентрироваться на самом главном: на своем творении, на сыне. «Я заберу его с собой, мы убежим отсюда очень далеко, мы отправимся туда, где никто и никогда не найдет нас», – решил он. Виктор продолжал судорожно собирать и укладывать вещи в саквояж. Он брал только самое необходимое, хотя мысли его начинали путаться, как только граф оказывался на расстоянии нескольких шагов от него.

Неожиданно граф подошел к нему почти вплотную, и подняв ногу, грубо пнул его саквояж:

– Нет, Виктор, настало мое время, и теперь он будет принадлежать мне. А я сумею о нем позаботиться.

– Что вы сказали? Что такое?! – произнес Франкенштейн, и его собственный голос показался ему истеричным.

– Почему, как вы полагаете, я привез вас сюда? Да еще предложил пользоваться целым замком, отдав его в ваше распоряжение? И, помимо всего прочего, снабдил вас всей этой аппаратурой и приборами, которые могли бы вам понадобиться?

Как истинный ученый, Виктор никак не мог вникнуть в слова графа, хотя нехорошие предчувствия уже начинали мучить его. И все же он попытался ухватиться за спасительную соломинку:

– Ну... вы же сами говорили, что верили в меня как в исследователя, верили в мои труды и рассчитывали на успех моей работы... – произнес дрожащим голосом Франкенштейн, а про себя подумал: «Ведь ты же сам еще тогда говорил, что я обязательно займу свое место среди светил медицины...»

– Так оно и есть. Но теперь опыты подошли к концу. И сейчас, когда все завершилось и, по вашим собственным заверениям, вы достигли того, что можно назвать «триумфом науки над Господом Богом», я полагаю, что ваши достижения должны служить моим целям.

– Каким целям?

Франкенштейн перестал понимать графа, и теперь тщетно пытался найти ответ на свой вопрос в ледяном взгляде Дракулы. Он почувствовал, как власть графа над ним ослабевает и постепенно вовсе исчезает... Но это происходило не из-за того, что он сумел освободиться от зависимости. Нет, это граф сам умышленно выпустил его из-под своего контроля... А все потому, что теперь Франкенштейн стал ему не нужен. Он исполнил свою миссию. Граф полностью использовал его в своих корыстных и грязных целях. Теперь Виктор был твердо уверен лишь в одном: его творение, его «сын», очень скоро перестанет принадлежать ему.

В это время все крестьяне, как один человек, вновь бросились к воротам, самодельный таран еще раз ударил по ним, и упрямый металл старых петель на этот раз, застонав, поддался. Послышался сначала робкий ропот, а потом громкие возгласы восхищения. И хотя толпа была изрядно вымотана атакой, те, которые до сих пор держали бревно, теперь быстро заняли свои места рядом с собратьями и ринулись вперед, словно обретя второе дыхание.

Вход в замок был свободен, и через несколько секунд толпа ворвалась во внутренний двор. Победные возгласы подбадривали взбешенную толпу, особенно когда она почувствовала приближение к намеченной ею жертве. Человек в высоком цилиндре, улыбаясь во весь рот, продолжал науськивать своих соплеменников, не давая им ни секунды отдыха.

Наконец Франкенштейн осознал, какой ужас он впустил когда-то в свою жизнь, что теперь может ожидать мир и какая опасность грозит всему человечеству. Никогда раньше он и представить себе этого не мог. Ведь все то, что он делал, сводилось лишь к лабораторным опытам. Не мог же Виктор предположить; что его Детище, выпущенное на свободу, станет служить силам зла! Но теперь он понимал, что это правда, это реально, как сама жизнь, которую он только что создал, именно та жизнь, которую Дракула вознамерился обратить против человечества.

– Господи Всемогущий!.. – только и смог вымолвить Франкенштейн, вспоминая Бога впервые за долгие годы. Нет, лично он, Виктор, не станет частью адского замысла графа Дракулы. – Я скорее убью себя, чем стану помогать вам в вашем деле, – заявил он тоном, не допускающим возражений.

– Пожалуйста. Не стану вам препятствовать. Видите ли, дело в том, что вы мне теперь попросту больше не нужны, Виктор. Мне необходимо было только ваше творение, – кивнул граф, указывая в сторону стола. – Он является ключом к разгадке тайны.

Дракула сделал еще шаг вперед, и Франкенштейн почувствовал, что его тело словно излучает сверхъестественную злую силу. Нет, граф не был обыкновенным мужчиной. Перед Виктором стояло самое настоящее исчадие ада, неземная тварь, создание сил тьмы, кто угодно, но не человек.

Виктор в страхе отступил к камину. Он стиснул зубы и прищурился. И в этот момент удивлялся самому себе: откуда у него взялось столько храбрости – он не собирался повиноваться этому чудовищу, даже несмотря на то, что граф обладал недюжинной силой и властью, данной ему покровителями ада. Виктор понимал, что сам он физически слаб. В последнее время он очень мало спал и плохо питался. Он даже не мог припомнить, когда он последний раз досыта наедался. Тем не менее, ему нужно было каким-то образом спасать свое творение и не допустить к нему Дракулу. Иначе человечество может погибнуть.

– Прежде чем я позволю использовать его в ваших жестоких целях, я скорее собственными руками уничтожу свое творение.

– Нет, этого я не могу допустить. Мои невесты были бы очень расстроены таким положением дел.

– Игорь! Иди сюда! Помоги мне! – воскликнул Франкенштейн. Он был полон решимости сражаться и знал, что способен противостоять графу до последнего вздоха, хотя, как ему показалось, он, конечно, был обречен на поражение.

– Вы были так добры ко мне, доктор, так заботливы и внимательны, – начал Игорь, однако, не решаясь подойти поближе, он произносил свою речь, стоя в дверях лаборатории. – Но только если эти люди поймают меня, то снова повесят. – Ассистент усмехнулся, после чего обнажил сломанную искривленную шею.

Нет, никто не поможет Виктору в его борьбе против адского создания по имени Дракула. Да и от толпы, которая уже через несколько секунд могла ворваться сюда, его тоже никто не спасет.

Виктор остался один, и графу Дракуле придется сразиться с последним представителем старинного рода Франкенштейнов. Метнувшись вперед, Виктор выхватил саблю, висевшую над камином возле родового герба. Значительный вес внушительного оружия приятно оттягивал руку. Переполненный справедливым гневом, Виктор словно почувствовал, как с этим оружием в его жилы вливается энергия его отца и всех предков. Он будто бы окреп в один миг, и теперь уже уверенно держал саблю, готовый сразиться с врагом.

– Защищайтесь! – выкрикнул он.

Но противник, наоборот, шагнул навстречу Виктору:

– Ты не сможешь убить меня, – как-то странно ухмыльнулся граф и, как это ни было невероятно, он двинулся дальше, и сабля Виктора проткнула его грудь, оставляя при этом самого графа совершенно невредимым. Виктор застыл от ужаса, не в силах пошевелиться. Он молча наблюдал за тем, как Дракула медленно двигался вперед, продолжая как бы нанизываться на саблю, пока лицо его не оказалось всего в нескольких дюймах от лица Франкенштейна.

– Потому что я уже мертв, – прошептал Дракула.

Все увиденное никак не укладывалось в голове Виктора. Он тщетно пытался понять, что же произошло, и продолжал смотреть на... это воплощение зла. Видимо, граф уже давно сумел каким-то образом открыть свой собственный способ стать бессмертным, и теперь нагло демонстрировал его растерянному ученому.

«Господи, что же я наделал?»

«Да ты уже давно знал, что делаешь и к чему все это тебя приведет, – негромко произнес в голове Виктора давно забытый им голос разума. – Все это время ты сознавал, что творишь, и что нельзя доверять графу. Слишком уж складно все у вас получалось. При этом не забудь, что каждый твой друг пытался предупредить тебя, рассказывая правду о графе... ведь ты понимал, что этот так называемый друг всегда был способен на многое... но ты предпочитал никого не слушать... ты сам отвернулся от всех, безжалостно бросая одного за другим... и все только ради своего великого Творения... Все это время ты думал исключительно о своей работе и о своем Творении».

Сын мой... прости меня.

Виктор видел, как стали видоизменяться зубы у Дракулы, напоминая теперь больше звериные острые клыки. Лицо его побледнело. Преображение казалось фантастическим. Впрочем, Виктор уже ничему не удивлялся, поскольку за последние минуты он сам стал свидетелем нескольких непостижимых явлений.

Глядя в эти холодные, мертвые глаза, Франкенштейн почувствовал, как надежда и силы покидают его. Он стал свидетелем своего собственного разрушения, но сейчас он не жалел о том, что ему предстоит мгновенно погибнуть, ведь это он сам подсознательно стремился к смерти. И тем самым позволил графу проникнуть... внутрь его существа.

Единственное, о чем сожалел Виктор, – это то, что его творение отныне будет принадлежать графу, который направит его против людей. Его сын заслуживал лучшего будущего, чем стать слугой графа.

Дракула склонился над Виктором, и тот понял, что жить ему осталось считанные секунды. Смотреть в лицо графа было равносильно тому, как если бы Франкенштейн осмелился взглянуть в глаза самого Сатаны... Наверное, не было на всей земле существа более близкого дьяволу, чем граф.

Ничего не говоря, Дракула приник к шее Виктора, его острые зубы пронзили тонкую кожу, проникая глубоко в плоть. Как врач, Виктор понимал, что Дракула сейчас пьет его кровь, но другая часть Виктора подсказывала ему, что вместе с кровью это адское отродье забирает у него и нечто большее.

Виктора со всех сторон стала накрывать тьма, затем она полностью окутала его, и он забылся вечным сном.

Шум. Свет. И очень сложно сосредоточиться. Он не знал, где находится, и совершенно не помнил своего имени.

Но кто-то все же находился здесь, поблизости.

Отец.

Да, именно отец. Отец часто разговаривал с ним, пока он... спал? Сейчас уже трудно вспомнить. Мысли путались в голове, как ни старался он напрячь свою память и заставить работать сознание. И даже сейчас, когда он проснулся, сон как будто снова начинал манить его, как и что-то другое, с чем, как он понимал, должен был сражаться.

Он очень силен. В этом тоже не оставалось сомнений. Это отец сделал его таким сильным. Он старался держать глаза открытыми, и довольно скоро они привыкли к яркому свету. Повсюду вокруг него все время что-то вспыхивало и трещало. Но, если постараться, он, наверное, сумеет различить контуры некоторых предметов.

Он снова напрягся.

И тогда понял, что находится... в доме отца. Нет, скорее в том месте, где отец работал. Да-да, именно здесь отец и создал его, подарил ему форму, а потом и жизнь. Он слышал голос отца. Он считал, что этот голос ему просто снился, но теперь он не спутал бы его ни с каким другим голосом на свете. Ему хотелось увидеть отца, дотронуться до него, ощутить его тепло и услышать его голос, но теперь уже более отчетливо. Тот самый голос, который призвал его родиться в этом мире.

Но что-то крепко удерживало его на месте. Он лежал на столе. Его движения сковывали какие-то ремни, отец что-то говорил об этом. Он напряг мышцы. Почему отец не освободил его, не убрал все то, что мешало ему сейчас подняться?

В комнате раздавалось сразу два голоса. Один, естественно, принадлежал отцу, но был еще и другой, второй голос, незнакомый. Отец, очевидно, был чем- то очень расстроен... и напуган! Он сразу понял это по интонациям, проскальзывающим в голосе отца. И еще он смог прочувствовать страх отца, и даже не своим телом, а чем-то другим, что пряталось где-то глубоко в его сущности.

Ремни не рвались и не позволяли ему двигаться. Они были весьма крепкими. Впрочем, сейчас для него это уже не имело большого значения. В данный момент он очень нужен отцу, а поэтому надо избавиться от ненавистных ремней и как можно быстрее. И он стал напрягаться изо всех сил.

Наконец что-то лопнуло, и один ремень сразу ослаб. Остальные тоже стали поддаваться один за другим. После этого он засомневался: как ему следует поступить дальше? Поблизости таилась опасность. Действовать предстояло с большой осторожностью. Он старался двигаться как можно медленнее. И хотя конечности его действительно отличались необычайной мощью, ему приходилось постоянно концентрировать все свое внимание, чтобы правильно перемещать их.

Он искал глазами отца и очень скоро увидел, что тот угрожает оружием неизвестному человеку, которого он мысленно окрестил «Другой». Тем не менее незнакомец продолжал наступать на отца. Он хочет причинить ему боль. Времени очень мало, а они находятся слишком далеко, в самом конце лаборатории. Он продолжал смотреть на них, и вдруг увидел, как Другой человек наклонился над отцом и почему-то укусил его!

Он сразу же почувствовал и боль отца, и что-то необъяснимое. Другой человек делал что-то такое, что было страшнее боли. Он сразу понял, что ему не добраться до них. Он не успеет. Он еще не научился быстро передвигаться в пространстве.

Но он был очень силен.

Он наклонился и схватил какой-то тяжеленный прибор, принадлежавший отцу. Он был велик и увесист, но это не имело никакого значения. Он легко удерживал его. Теперь, когда отцу угрожала серьезная опасность, он даже не замечал веса этого предмета.

Затем он увидел, как Другой человек отшвырнул отца, как тот свалился на пол, после чего он сразу почувствовал перемены в себе. Словно та связь между ним и отцом, которая существовала все это время, внезапно оборвалась. Дикий вопль вырвался из его горла, и он с яростью и ненавистью швырнул предмет в сторону Другого человека.

Прибор просвистел в воздухе и ударил обидчика в грудь, сбив его с ног, увлекая в пламя камина. Перемещаясь по лаборатории как можно проворнее, он наконец добрался до того места, где лежал отец, и осторожно взял своего создателя на руки.

Впереди он заметил какое-то движение. Это был не Другой человек, а кто-то еще, кого знал отец. Отец называл его «Игорь». И вот сейчас Игорь пытался покинуть здание. Вернее, сбежать отсюда. Он направился вслед за Игорем, неся отца на руках и стараясь сохранять при этом солидную дистанцию. Особенно осторожно он спускался по лестнице. Но забота об отце как будто придавала ему силы и делала его движения более уверенными.

Вскоре Игорь исчез за какой-то дверью, а он все продолжал идти в том же направлении, и через некоторое время очутился в темном коридоре. Впереди виднелась еще одна дверь. Он почувствовал, что безопасность и покой ждут их где-то там, за этой дверью. Подавшись вперед, он толкнул ее и очутился на улице.

Игорь встал у него на пути, но он только оттолкнул его и двинулся вперед к полю. Позади него тут же раздался истошный крик:

– Франкенштейн! Он все же создал чудовище!

И тогда он понял одновременно две вещи: первую – отца звали Франкенштейн, и вторую – «чудовище» относилось к нему самому. Он слышал возмущенные вопли толпы и понимал, что они с отцом все еще находятся в опасности. Найдя в себе силы, он припустился бежать по полю, направляясь к какому-то строению, видневшемуся вдалеке.

Он и отец смогут отдохнуть там, потом отец обязательно поправится... Даже думая об этом, он уже боялся, что отец теперь никогда не выздоровеет. Другой человек сделал с ним что-то очень страшное.

Голос далеко позади них прокричал:

– Смотрите! Он направляется к мельнице!

Он тщательно взвесил всю опасность своего продвижения вперед. Если эти рассерженные люди последуют за ними, они смогут причинить вред и отцу, и ему самому.

Но отцу уже никто не в силах причинить боль... – подсказал ему внутренний голос.

Он отчаянно встряхнул головой. Отец был великим ученым, он создал его, и без отца у него не было бы никого и ничего в этом мире. Значит, надо спрятать отца в безопасное место, и в любом случае помочь ему, ведь только ему он был обязан жизнью.

И он побежал еще быстрее.

Через несколько минут он уже достиг старой мельницы. Дверь была закрыта цепями, но ему потребовалось только дернуть ее посильнее одной рукой, и она послушно отворилась. Он слышал крики людей за своей спиной, затем увидел их: они приближались, неся в руках факелы, и не переставали что-то выкрикивать. Он захлопнул за собой дверь. Внутри находилась какая-то непонятная машина и стоял сильный запах алкоголя, который он узнал. Наверх вела лестница, и он быстро начал подниматься по ней. Отцу требовалась его помощь.

Какое-то время Дракула был настолько обескуражен, что не мог пошевелиться. Он чувствовал, как придавил этот предмет, и огонь начал жечь его кожу. Графа сильно удивило поведение сына Виктора. Ничего подобного с ним не случалось, может быть, уже многие десятилетия, а то и больше.

Дракула полагал, что существо получится просто безмозглой тварью, даже в том случае, если Франкенштейну все-таки удастся оживить его. Но Виктор преуспел не только в этом. Оказывается, его творение не только оказалось разумным: оно беспокоилось и даже пыталось спасти своего создателя!

Франкенштейн оказался полным болваном, сомневаться не приходилось. Да, он был человеком умным, гением в науке, но в жизненных вопросах совершенный дурак, и проникнуть в его мозг графу не составило большого труда. Дело в том, что, как правило, самые великие умы, как ни странно, мало были склонны реагировать на влияние на них извне. Они остаются глухими к внешнему воздействию. Но тщеславие и непомерная гордыня таких людей открывали большие возможности для тех, кто желал бы, как граф, манипулировать ими.

В свое время Дракула был знаком со многими великими учеными. Но в конце концов все завершалось одинаково: либо они начинали повиноваться ему, либо погибали, причем очень глупо. И творение Франкенштейна, конечно же, не сможет воспрепятствовать этому. Разумеется, оно тоже погибнет, но прежде послужит некоторым коварным целям самого Дракулы.

Графу не терпелось уничтожить это творение, но это можно было сделать только спустя немного времени. Дракула со злостью отшвырнул от себя придавивший его предмет и выпрыгнул из камина. Хотя лицо его успело сильно обгореть, графу на восстановление своей прежней внешности потребовалось не более минуты. И этот факт еще раз подтверждал, насколько Дракула стоял выше простых смертных.

Затем ему пришлось еще раз сосредоточиться, и он принял свою прежнюю крылатую форму. Всякий раз ему требовалась всего одна секунда, чтобы проявить свою силу и внушить страх людям только одним своим внешним видом. Он хорошо знал, что практически все люди питали какое-то необъяснимое отвращение к летучим мышам. Правда, в его конкретном случае этот страх и отвращение были нелишними и имели свои основания.

Дракула взвился в воздух, наблюдая за своей тенью, упавшей на стены лаборатории. Вскоре эта тень станет гораздо больше, и она закроет собой не только стены этого зала. Но для достижения столь высокой цели ему требовалось завладеть творением доктора Франкенштейна, так как именно в нем заключалась разгадка его тайны.

Добравшись до самого верха, Дракула увидел вдали замок и целую толпу разгневанных крестьян, постепенно окружавших мельницу плотным кольцом и постоянно что-то выкрикивающих, яростно размахивая факелами.

Некоторое время он так и стоял внизу, и ничего не предпринимал, в надежде на то, что эти люди в конце концов оставят в покое его и отца. Сам он никому не успел еще причинить никакого вреда, а отец, по всей вероятности, очень плохо себя чувствовал. Ночь выдалась тихая, и неожиданно толпа смолкла. Только свет от факелов освещал их жертву, когда они вдруг увидели в вышине прямо над ними страшное существо.

Затем кто-то из зачинщиков шагнул вперед и молча швырнул в мельницу свой факел. Тут же толпа снова загудела, и многие последовали примеру храбреца, начав швырять свои факелы в сторону старой деревянной постройки.

Опасность! – предупредил внутренний голос. Они с отцом долее не могут здесь оставаться. Но и спускаться вниз было невозможно. Тем не менее, он должен был продолжать защищать отца, что бы ни случилось.

«Отец уже погиб!» – не унимался внутренний голос, шепча ему одно и то же в который раз.

– Нет! – изо всех сил завопил он.

Пламя быстро поднималось вверх, и толпа опять притихла, удовлетворенная тем, что очень скоро сожженными окажутся и чудовище, и его отец. Но тишина продолжалась недолго: ее нарушил звон разбитого стекла. В тот же момент он увидел, как от вершины замка отделилась какая-то непонятная фигура. И хотя она находилась пока еще на большом расстоянии от мельницы, он сразу почувствовал, что это летит что-то странное. Это напоминало какое-то крылатое существо, и очень скоро к нему присоединились еще три неясные фигуры. Было что-то отвратительное и неестественное в их полете, словно они существовали в этом мире, не имея на то права.

Его отцу уже был причинен большой вред, а это существо все не отступало, и намеревалось и дальше вредить ему. Сын хорошо сознавал это и понимал, что в любом случае через несколько минут отец все равно сгорит в огне.

– Вампиры! – пронзительно закричал кто-то в толпе. – Бежим! Спасайся!

Значит, и крестьяне понимали, насколько опасен тот, Другой. А ведь отец когда-то полностью доверял ему. А потом граф...

Он посмотрел вниз на своего создателя, бледного и неподвижного в свете языков пламени, которые уже начали лизать доски рядом с ними. Он с нежностью прижал отца к своей груди, намереваясь держать его так до последней минуты.

– Отец, – печально произнес он.

Он почувствовал, как слезы потекли у него по лицу, потому что он понял, что отец погиб и ничто теперь не вернет его. Даже если огонь потухнет, а вампиры улетят прочь, отца больше не будет среди живых. Ярость разгорелась в его груди, как вдруг он увидел, что летающие тени приближаются к мельнице. Все еще удерживая отца одной рукой, он воздел другую к небу. Злые, рассерженные люди внизу, вампиры вверху... и все они хотят причинить ему вред, хотя сам он ничем не мог их обидеть.

На некоторое время он дал себе волю и закричал, выпуская наружу гнев и боль. Затем он почувствовал жар огня, подступавшего к нему все ближе. Он понимал, что долго не продержится, а выхода отсюда для него не существовало. Неожиданно снизу послышался страшный гул, напоминавший рык зверя, и весь мир, казалось, раскололся.

На мгновение он осознал, что это пришла его смерть. Огонь взвился вверх, и под тяжестью грузного тела пол мельницы провалился. Крепко стиснув отца в своих объятиях, он полетел вниз, и чернота полностью поглотила их.

Дракула видел, как взорвалась мельница и как с грохотом обрушилась старая постройка.

– Нет! – изо всех сил закричал он и, резко опустившись на землю, принял свой привычный внешний вид. Как только он коснулся ногами тверди, сразу же бросился бежать к развалинам мельницы.

Он, конечно, погиб. Никто не смог бы остаться в живых в огне после такого падения. К сожалению, люди смертны, очень слабы, и их тела постоянно подвергаются различным травмам и болезням. Дракула почувствовал, как три его невесты приблизились к нему: Элера, Верона и Маришка. Ему не надо было поворачиваться, чтобы увидеть ужас в их глазах.

Он медленно побрел в направлении развалин, слыша, как за спиной воют от горя его женщины. И пламя еще несколько раз ярко полыхнуло, как бы в знак солидарности с их слезами и причитаниями... а потом потухло окончательно, навсегда похоронив в обломках старой мельницы их надежды на будущее.

Эта проклятая тварь... Дракула ругал про себя все на свете. Уже во второй раз чудовищу Франкенштейна удалось удивить его. Жаль, что эта тварь погибла. Граф бы сам с великим удовольствием разделался с ним, когда бы пришло его время...