Следующим вечером они приблизились к побережью Черного моря. Все время путешествия лошадьми правил Карл, что позволило Ван Хелсингу находиться внутри экипажа рядом с Анной. Он вдруг понял, что не в силах расстаться с ней. Скоро у него не останется иного выхода, но хотя бы во время поездки он хотел находиться вместе с принцессой, и даже ни разу не сомкнул глаз, чтобы отдохнуть.
Впоследствии у него будет возможность восстановить силы, а пока то время, которое он мог провести рядом с ней, неумолимо сокращалось.
Физически он чувствовал себя превосходно. Лекарство против «яда оборотня» исцелило его тело, хотя ничем не могло помочь его духу.
Анна боролась со злом так долго и самозабвенно, что Ван Хелсинг считал ее почти что неуязвимой. Ей приходилось сталкиваться лицом к лицу и с оборотнями, и с вампирами. Она пережила их всех. «Всех, кроме меня», – с горечью подумал он.
Ван Хелсинг почувствовал запах моря прежде, чем увидел его в лунном свете. Теперь их путешествие подходило к концу, но он не хотел торопиться, чтобы исполнить свой долг по отношению к Анне. Шестерка лошадей, управляемых Карлом, несла экипаж по горным перевалам, и когда Ван Хелсинг увидел место, которое искал, он приказал монаху остановиться.
Карл предложил ему свою помощь, но его спутник настоял на том, что сам сложит погребальный костер. Это было наименьшее, что он мог сделать для нее. «После того, как я убил ее», – напомнил ему внутренний голос. Разумеется, в тот момент он находился в обличье оборотня и не мог контролировать свои поступки. Да и никто не смог бы поступить иначе на его месте.
Хотя Ван Хелсинг прекрасно это понимал, легче ему не становилось. Он должен был найти какой-то способ избежать трагедии. Ведь защита принцессы входила в его задание. Кардинал настаивал, чтобы Анна находилась в безопасности, пока Дракула не будет повержен. С последним как раз Ван Хелсинг справился отлично. Однако бесстрашный солдат понимал, что ему хотелось предоставить ей нечто большее, чем просто временная защита. Он хотел подарить ей жизнь, свободную от непримиримой борьбы, которая тянулась столетиями.
«А может быть, и жизнь вместе со мной», – подумал он. Да, не стоило этого отрицать. Он сердился на нее, сердился на себя и на ту силу, которая могла вмешаться и предотвратить случившееся, но предпочла не вмешиваться. Ту самую силу, которая потребовала столько жертв от рода Валериусов и от молодой, красивой и сильной женщины, у которой была всего одна мечта – увидеть море.
Господь Бог отказался осуществить ее мечту. Ван Хелсинг поступит по-другому.
К тому времени, когда он закончил укладывать поленья в погребальный костер, солнце поднялось над горизонтом, и его первые лучи заиграли на водной глади Черного моря. Вид, открывавшийся с площадки в горах, где они остановились, был великолепен, и Ван Хелсинг знал, что Анна одобрила бы его выбор. «Надо видеть и светлую сторону смерти», – вспомнил он когда-то произнесенные ею слова. Так она поступала всегда. Так, как принято в Трансильвании.
Но вот он привык поступать по-другому.
Не было в этой смерти никакой светлой стороны: оставались лишь боль, ощущение невосполнимой потери... и жертва.
Карл, следуя обряду, прочитал молитву, и при этом слезы ручьями текли по его лицу. Он оказался отличным парнем и сражался как мог. Значительная часть победы над Дракулой принадлежала и ему, хотя Ван Хелсинг понимал, что Карл заплатил за нее свою, особую цену.
Ван Хелсинг чувствовал за собой тяжесть вины. Ведь это именно он настоял на том, чтобы монах покинул безопасный Ватикан и отправился вместе с ним для выполнения опаснейшей миссии. Ван Хелсинг считал полезным для Карла узнать кое-что о ведении настоящих боевых действий. Теперь Ван Хелсинг жалел о содеянном. Лучше бы его товарищ никогда не приобретал тех ужасных знаний, которыми обладал теперь.
Это стало еще одним бременем, которое предстояло пожизненно нести Ван Хелсингу. Сейчас он задумывался о том, испытывал ли кардинал подобный груз ответственности, отправляя его на выполнение бесконечных заданий Ордена? Какую цену заплатил Его Высокопреосвященство за победы Ван Хелсинга? Какое бремя досталось нести Джинетте?
Карл закончил чтение и медленно закрыл Библию, словно изо всех сил старался оттянуть тот момент, когда Анна и ее душа станут принадлежать уже другому миру. Так же, как Ван Хелсинг привез тело Анны к морю, так и Карл прочитал над ним молитвы, поскольку большего сделать для принцессы он не мог. Все было уже сделано.
Нет, не все. Оставалось еще одно, последнее, но исполнить это должен был сам Ван Хелсинг. Он выступил вперед с горящим факелом в руке и поднес его к костру. Огонь быстро разгорался, и вскоре пламя уже опаляло лицо Ван Хелсинга.
Франкенштейн стоял на плоту, медленно уносившем его в открытое море, и смотрел на горящий погребальный костер. Когда он почти догорел и рассыпался рдеющими углями, Франкенштейн снял шляпу в знак почтения и прощания. Всю дорогу до моря Ван Хелсинг молчал, не отрывая глаз от лица Анны. Ее потеря явилась для него ударом, силу которого Франкенштейн мог понять.
Его собственная жизнь была недолгой, но горечь потери познать он успел. Время, проведенное с отцом, оказалось до боли в сердце коротким. И умер его отец в сражении с теми же силами тьмы, которые поглотили Анну. Но хотя принцесса умерла, она даровала Ван Хелсингу жизнь, точно так же, как доктор Франкенштейн даровал ее своему сыну.
Франкенштейн поклялся, что не будет растрачивать попусту драгоценный дар отца.
Внезапно Ван Хелсинг ощутил, что за ним наблюдают. Он огляделся, но не увидел никого, кроме Карла да уменьшающейся фигуры Франкенштейна, стоящей на уплывающем плоту. Никого тут не было и быть не могло. И хотя тело Анны оставалось с ними еще несколько минут, душа ее уже была далеко.
Ван Хелсинг наблюдал за горящим костром и видел, как закручивались и плыли в воздухе облака дыма. Его струи, похожие на тонкие пальцы, тянулись к небесам, заставляя Ван Хелсинга поднять подбородок. И нельзя было сопротивляться этой не видимой глазом силе. На какое-то мгновение Ван Хелсингу почудилось, что он узнал и это прикосновение, и эту силу.
Анна еще не совсем покинула его... Ван Хелсингу казалось, что в клубах дыма он еще может различать черты ее лица. Он не сомневался в том, что она еще находится где-то рядом. Улыбающееся лицо Анны медленно уплывало вверх, навстречу разгорающемуся зарей небосклону.
Пораженный, он шагнул вперед, словно собирался последовать за ней. Затем он увидел нечто такое, что заставило его остановиться как вкопанного. Рядом с лицом Анны появились и другие лица. Ван Хелсинг узнал Велкана и отца Анны. Затем появилось лицо женщины, наверное, матери Анны... Перед глазами Ван Хелсинга проплывала целая вереница образов. Весь род Валериусов. Отец Анны прижимал дочь к своей груди, мать гладила ее по волосам, а лицо Велкана излучало безграничную любовь и гордость за сестру.
Прошлое и будущее Анны слились воедино, и Ван Хелсинг увидел, что она счастлива, он даже почувствовал, что она счастлива. И тогда он ощутил ее последний дар: на него снизошло неведомое ранее чувство глубокого покоя. Покоя и надежды. И для него, и для того гиганта на маленьком плоту, для всех и каждого.
Ван Хелсинг почувствовал прикосновение к плечу. Обернувшись, он увидел Карла, который тоже созерцал это необыкновенное зрелище. Анна подарила ему на прощание взгляд своих светящихся глаз, полных счастья и надежды. Наконец, она и все ее семейство вознеслись и растаяли в утреннем небе.
Ее борьба закончилась. И она оказалась теперь на другой стороне... На светлой стороне.
Когда костер прогорел и рассыпался пеплом, Ван Хелсинг и Карл оседлали двух коней. Вскочив в седло, Ван Хелсинг похлопал вороного жеребца по шее и с удовольствием ощутил рукой игру крепких мускулов. «Трансильванские кони, – подумал он, – нигде нет быстрее».
Двое всадников, Ван Хелсинг и Карл, двинулись верхом по бесконечному золотому пшеничному полю, отливавшему розовым цветом в лучах утреннего солнца.