Сперанский 7. В огне

Глава 7

Глава 7

Надеждово

22 июня 1800 года

— Что скажете, Алексей Андреевич? — спрашивал я у Аракчеева.

— Вы интересуетесь моим мнением о Смоленске? — уточнил военный министр.

— Прежде всего, — сказал я, усмехнулся. — Вы же главный противник нашего с Барклай-де — Толли плана.

— Скажете тоже… Противник. Нет, я лишь смотрю на сие, как любящий Отечество и государя человек. Что же до оборонительных рубежей в Смоленске… Мудрёно это весьма. А также очень дорого. И всё же, Михаил Михайлович, я выступаю против того, чтобы встречать врага только лишь в Смоленске. Или в Пскове с Опочкой, или в Киеве. Это же какое разорение подобное нашествие принесёт нашим западным землям⁈ — всё-таки свернул Аракчеев на свою больную тему.

Мы, вместе с военным министром, а также с товарищем военного министра Барклаем-де- Толли, занимались инспекцией крепостей, которые по задумке Генерального Штаба, а по сути моей и де Толли, должны были сыграть главную роль в предстоящей войне с французами.

Знакомство с этими фортециями состоялось в Опочке, которая должна была стать одним из укрепленных районов, закрывающим французам вольготный проход к Санкт-Петербургу. Не скажу, что я был полностью уверен, что Наполеон вновь двинет на Москву, хотя именно это направление и кажется вероятным. Вместе с тем, необходимо было прикрывать два направления, так что готовился и Псков с Опочкой с небольшими укреплёнными районами между этими двумя крепостями, готовился и Смоленск, готовились и Киев с Вышегородом.

— Если французы вторгнутся на нашу землю и их будет пятьсот тысяч, даже больше, чем встречать станем? Так что, нужно будет подрезать их на коммуникациях, создавать проблемы с продовольствием и фуражом, заставлять иметь большие гарнизоны в городах и поселениях. Если мы будем изматывать их в приграничных сражениях, тогда к Смоленску или к Пскову подойдёт уже не пятьсот тысяч, а в лучшем случае, лучшем для французов, двести тысяч человек, болезненных и уставших, — в который раз я объяснил суть стратегии Аракчееву.

— Скифское дикарство!.. — в очередной раз со мной не согласился Аракчеев. — Можно же было крепости выстроить ближе к границе. Будет разорение для белорусских и малоросских помещиков.

Да он и сам всё понимал, просто, в голове военного министра не укладывалось то, что для победы нам нужно сначала отдать часть своих территорий. Даже с современным оружием, которого, к слову не так и много, противостоять такой большой и оснащенной армии сложно.

У каждого русского человека уже укоренилось в голове, что там, где появляются наши императорские войска, всегда безусловная и громкая победа. Но ко мне приходили данные, по которым Наполеон собирает более чем полумиллионную армию. Она оснащается артиллерией, испанцы помогают конями, так что мы еще увидим и немалое количество польско-французской конницы.

В этом времени не случилось Партизанской войны в Испании, эта страна сейчас более чем лояльна Франции и также готова послать своих воинов на русскую землю. Так что Наполеону не приходится распыляться на два фронта, он может сконцентрироваться только на русской компании.

Кроме того, пруссаки всё больше выражают всякие там недовольства, посматривают в сторону Наполеона. Это можно было бы считать моим поражением, что не смог Пруссию заставить оставаться в союзных отношениях с Россией. Однако, Наполеон пообещал Пруссии значительное расширение их территорий. То, чего Россия обещать не может. К примеру, бывшую шведской Померанию Наполеон готов отдавать просто уже только за то, что пруссаки не встанут на сторону русских предстоящей войне.

Сложная ситуация у нас складывалась и с Австрией, где хотят разгрома России, чтобы мы ушли из северной Италии. Испанцам, к слову, не нравится присутствие русского флота в Средиземном море. Так что, как ни крути политическую ситуацию, без войны, по истине Великой и Мировой, никак не получится. И без этой войны мы не сможет окончательно застолбить за собой все те политические и территориальные завоевания, которые были сделаны ранее. И уходить из Средиземного моря нам нельзя. Уже немело экономических проектов завязано на работе с Триестом, Венецией, не говоря о Мальте. Нашей Мальте!

Или всё же я себя успокаиваю. Возможно, я не увидел какие-то ходы, чтобы этой ситуации не произошло и войны не было. Может быть, не нужно было допускать возвышения Франции или, по крайней мере, убил бы я Наполеона и тем самым решил бы многие вопросы. Вот только я уверен, что на место Наполеона пришёл бы кто-нибудь другой, тот же Моро или Бернадот. Если Франция на подъёме и нуждается в крепкой руке правителя, то персонаж найдется. Вот, к примеру, разве смерть Гитлера, допустим в 1943 году решила бы проблему и немцы ушли бы из Советского Союза? Нет, конечно. Просто был бы Геринг, или Гимлер, но кто-то взял бы власть в свои руки и продолжал бы войну и геноцид.

И тогда нужно подумать, что именно мы можем противопоставить. Наша армия сейчас состоит из чуть более четырех сотен тысяч солдат и офицеров. Немало в цифре, недостаточно относительно территории. Эти войска пока что «размазаны» на большой территории. Да, уже подписан указ о наборе ста тысяч рекрутов, у нас есть резерв в виде посаженных на землю бывших солдат. И вот этого, как я рассчитываю нам должно хватать, в чем поможет новое оружие.

И в этом отношении не так все радужно, но и есть поводы для гордости. Чтобы гордиться достаточно понимать, что наше Отечество первым стало производить казназарядное оружие, немного, но есть даже и оружие под унитарный патрон.

Вместе с тем, в лучшем случае, можно вооружить казназарядными ружьями, известными в иной реальности, как винтовки Хола, а в этом времени «Нижегородкой» до четырех дивизий. Винтовками на унитарном патроне могу оснастить, и уже начал это делать, до двух полков. И тут дело даже не в винтовках, а в изготовлении патронов к ним. Пока что получилось накопить запас, но производственные мощности патронного производства медленно, и все же, прирастают.

— Как вы думаете, Михаил Михайлович, отчего турки всё никак не начнут? — меняя тему разговора, спрашивал Аракчеев.

— Ау них началась игра. Турки ждут, когда начнёт Наполеон, он же ждёт, когда начнут турки. Причём, ни те, ни другие к войне, по сути-то, и не готовы, — выразил я своё мнение.

На самом деле, в Турции сейчас происходят очень интересные события. У них ни с того, ни с сего взрываются склады с порохом, воспламеняются магазины с продовольствием. В современных условиях расхлябанности караульной службы, особенно в Османской империи, произвести ряд диверсий не составило никакого труда. Мои ребята готовились к наиболее серьезному сопротивлению и организации охраны. Вместе с тем, сейчас придётся большинство групп из Болгарии и Валахии уже уводить. Турки столь озлоблены, что могут простого болгарина пристрелить на месте, не спрашивая даже, как того зовут.

Так что действия диверсантов имеют ещё такой положительный эффект, когда складываются основы для поднятия балканских народов на войну против Османской империи. Плохо то, что диверсантам приходится отрабатывать без какой-либо поддержки местного населения. Просто, если те же самые сербы или болгары узнают, из-за кого именно расстреливают их соплеменников турки, вряд ли они обрадуются подобным русским «подаркам».

— И всё же я считаю, что Турция уже со дня на день начнёт военные действия, — сказал Аракчеев, а я с ним был полностью согласен.

— Нам есть с чем встречать турку, — сказал я, будучи уверенным в том, что первый этап русско-турецкой войны нами проигран не будет.

— Впервые нам придётся в обоих войнах сражаться от обороны. Государство этого может и не потерпеть. Ему нужны будут Победы, — резонно заметил Аракчеев. — Но разоренному помещику мы не докажем свою правоту.

Я лишь пожал плечами. Прекрасно понимаю, как будет негодовать Павел Петрович, когда мы будем не только отступать от французов, но ещё и не начнём наступление на турок. Уж кого-кого привыкли русские бить, так это турку.

А здесь лишь война со стороны России от обороны. Однако, важнее всего нам просто не проиграть на первом этапе войны. И войну с Турцией нужно будет всячески затягивать, чтобы не получилось так, что мы с ними заключим договор, чего-то, пусть и незначительного, но лишимся, а когда разобьём Наполеона, начинать самим войну будет уже считаться агрессией. Так будет нанесен удар по политическому имиджу России, якобы она не соблюдает никакие договорённости.

— У нас экономика сильнее, у нас налажено производство новейшего оружия, нам выгодно воевать в долгую, а вот нашим противникам так поступать абсолютно нельзя, — я улыбнулся и дважды дернул за веревочку. — Мы уже давно собирались перекусить. Так, может быть, сделаем это?

Карета остановилась, и мы с министром вышли на свежий воздух. Хотя не сказать, что в карете этот воздух был сильно спёртым. Всё же возможность открыть окошко давала прилив свежего воздуха и внутрь кареты. Вот только пыль не стоит столбом, от впереди едущих стрелков.

— Офицерский паёк? — догадался Алексей Андреевич, чем именно я собираюсь его угощать.

— Он самый. Полагаю, чином до полковника подобный паёк пойдёт, — сказал я и сделал знак Карпу, чей особый отряд меня сопровождал в Надеждово.

Уже через пару минут началось священнодействие подготовки к употреблению пищи. Моментально разгорелось пламя под казачьим котелком номер два, образца 1799 года. Не составило особого труда смастерить небольшой примус, именно компактный, чтобы не отягощал солдатскую ношу. Пускай на нём чуть хуже подогревать, уж тем более готовить еду, чем на нормальном примусе, между тем, радует, что это вообще становится возможным в подобной ситуации. По крайней мере, вскипятить в железной кружке чай или какие-то травы вполне возможно.

И вот в кипящую воду уже засыпан сублимат горохового супа с копчёностями, распакованы от бумажной упаковки галеты. Готовится второе блюдо. Макароны с красным соусом. Вполне нормальный обед, если ещё учитывать, что положен кусочек пармезана и есть вяленое мясо. И всё это умещается в буквально небольшую тряпичную сумочку на завязках. Правда, первоначально, эта сумочка зашита, её нужно разорвать. Это хоть какая-то защита от тех интендантов, которые захотят подобный паёк «пощипать», например, на кусочек пармезана.

А еще в каждой из таких сумочек неизменно банка тушенки и банка сгущенного с сахаром молока, плитка шоколада и печенье. Так что ИРП вполне прокормит день даже самого привередливого к еде человека.

— И всё же я против подобных массовых покупок, как вы их называете «пайков». Это для армии достаточно накладно, — Алексей Андреевич усмехнулся. — Если вы меня ими кормите только для того, чтобы была государственная закупка, то я прекрасно осведомлён о том, что вы предлагаете.

Я также рассмеялся. Действительно, выходило так, будто я почти всю дорогу, кроме тех городов, где мы останавливались и уже питались в ресторанах, рекламирую солдатские пайки. На самом деле не было еще такое масштабного производства, чтобы снабжать ИРП даже существенную часть армии. Достаточно того, что мои производства поставляют пайки пластунским полкам: Смоленскому, Киевскому, Луганскому.

Да, на основе моих стрелков я добился того, чтобы были организованы сразу три полка, названные «пластунскими». Предлагается, что они будут выполнять разведывательные задачи, партизанить на занятой врагом территории, и много еще чего, кроме как находится в рядах войск, ведущих массовое сражение.

В Смоленске я лично принимал экзамен у таких пластунов. Не скажу, что Смоленский Казаче-пластунский полк отлично подготовлен, между тем, ему всё равно ещё необходимо приобретать боевой опыт, а инструкторов, которые направлялись из Новгорода, Петербурга, Надеждово во всех полках хватает.

И это не значит, что школы стрелков сворачиваются. Это было бы глупым решением. Тут же и база для тренировок, казармы, налаженная система снабжения и питания. Так что я оставлю три стрелковых школы, может только в будущем преобразую их в школы подготовки скорее разведчиков глубоко в тылу.

Перекусив, мы спешно отправились дальше. До родного гнездышка оставалось уже недалеко. Специально обошли Харьков, не заезжали в Киев, или Екатеринослав. Просто каждый такой заезд — это бал, куча приемов, светские беседы и всякое прочее. Так что в городах мы даже останавливались инкогнито, благо, что не сильно много охраны имели, всего-то три десятка.

— А вот и ваше пресловутое Надеждово? — спросил Аракчеев, когда мы въезжали в моё поместье.

— Оно и есть, — ответил я.

Я не собирался хвалиться перед Аракчеевым своим мнением. Хотя и следовало бы показать, как именно у меня все организовано. У него ведь так же есть своё мнение в Груздево, о котором ходят и разные слухи, но неизменно все отмечают, что в Груздево отменный порядок, сытые накормленные крестьяне, а само поместье приносит хороший доход военному министру.

Меня заинтересовало решение вопроса венчания крестьян Аракчеева. Так, он собрал своих неженатых крестьян и не замужних крестьянок, сообщил им, кто с кем хотел бы жить, ну а неопределившихся девиц лично подводил к парням, приказывая им жениться. В будущем такое поведение Аракчеева было бы расценено, как дикость. Но я-то знаю, что только пользу принес военный министр своим крестьянам. Ведь брак в этом времени, это не про любовь, секс, по крайней мере чаще всего, это про выгоду, про то, как лучше следить за хозяйством.

— Большой у вас дом! — восхитился Аракчеев.

Отчего же не быть ему большим, если постройка этого дворца обошлась мне почти в шесть сотен тысяч рублей. Если раньше я, на заре своего становления, считал, что роскошества ни к чему, то сейчас, когда у меня более, чем достаточно денег, когда многие мои начинания уже финансируются из государственного бюджета, к становлению которого я также приложил свою руку и голову… Так почему бы и не быть такому изысканному трёхэтажному дому?

Пробыть в своём мнении я предполагал не больше чем четыре дня. За это время собирался проинспектировать Надежденский Оружейный завод, проверить управляющего Авсея, в целом узнать, как тут у меня дела. После предстояло еще принять экзамен у Луганского Казаче-Пластунского полка, который пока что базируется исключительно на территории Надеждово. А после, набрав подарочков и различных презентов, ехать дальше, уже на Луганский завод.

Как хорошо совпало, что на железнодорожную станцию на территории моего поместья прибыл очередной поезд, который привёз различного рода товары, а также передислоцировал целый армейский батальон с Нижнего Новгорода на юг. Воинское подразделение двигалось из Москвы до Нижнего по земле, после пароходами до Волго-Донской железной дороги, которая уже соединяет и Луганск и имеет ответвление к Белгороду и Надеждово.

Вот этим фактом Аракчеев очень заинтересовался. Строительство железной дороги из Петербурга в Москву заморозили, решили продолжать через три года. Как на практике осуществлять военную логистику по железнодорожным путям ещё окончательно понятно не было. А здесь уже конкретно приехал целый батальон со всем своим вооружением. Теперь этих солдат накормят, напоят, причём, за мой счет, а после довооружат новыми винтовками и они, на моих же телегах, отправятся дальше, на юг, после в сторону Одессы на турецкий фронт.

— Пойдемте, Алексей Андреевич, я вам кое-что покажу! — сказал я и подал знак Карпу.

Старый казак прекрасно всё понял, потому послал какого-то своего подручного и тот, будто сдавал норматив по бегу на стометровке, ускорился в сторону оружейного склада, который располагался буквально в одной версте от моего дома.

Уже через полчаса военный министр мял в руках новейшую казназарядную, под унитарный патрон, винтовку. Нарезы на нее производились с таким чаяньем, что точного оружия, думаю, что нет и во всём мире. Но не это было главным, а то, что винтовка имела оптический прицел и могла поражать цели на расстоянии более одного километра, примерно на сто пятьдесят метров. Стрелять дальше, чтобы быть хоть как-то уверенным, что цель будет поражена, еще никто в этом мире не научился. Сам я поражал цели на расстоянии в девятьсот метров.

— Немедленно пострелять! — всегда сдержанный, даже хмурый, Аракчеев, вел себя, словно ребёнок, которому показали интереснейшую игрушку.

Если учитывать то, что мужчина и до старости остаётся ребёнком, а оружие в этом мире считается главной игрушкой для любого, даже не армейского человека, то винтовка нашла своего маленького мальчика, министра военных дел.

— Ваше высокоблагородие, из Белокураково прибыл гонец, — уличив момент, когда Аракчеев с азартом целился в мишени, что ему расположили на шестьсот метров, ко мне подошёл Карп.

— Не сейчас, — отмахнулся я.

— Сообщение по телеграфу! — закричали в стороне, а ко мне устремился сам смотритель вышки.

— У вас что, вообще нет понятия, что я выгуливаю военного министра? — бросил я в сердцах. — Карп, ты и вовсе говоришь с канцлером Российской имерии.

— Прошу простить меня, Ваше Высокоблагородие, но сие срочно! — настаивал Карп Милентьевич. — Герцог Энгиенский нынче в Киеве.

— Заканчиваем со всеми стрельбами. Собираемся ехать в Киев, — моментально сориентировался я.

— Ваше Высокоблагородие, сообщение из Луганска, — задыхаясь от бега, кричал смотритель вышки. — Турка переходит через Днестр. Война началась!

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — несколько нервно усмехнулся я.

* * *

Измаил

23 июня 1800 года (интерлюдия)

Султан Османской империи Селим III находился на борту мощнейшего турецкого корабля и смотрел не на открывающиеся виды болгарских, пока все еще османских, берегов, а, напротив, его взор был обращен к морю. Когда же вновь наступит тот момент, когда турецкие корабли будут спокойно бороздить не такие уж и большие пространства Черного моря?

Для того, чтобы быстрее переместиться из Стамбула в другое место морским путем, приходилось использовать каботажный способ передвижения, когда корабль, на борту которого находился султан, редко отходил от берега на расстояние шести-семи километров. Там, где-то в пяти километрах от султанского корабля, находится небольшая турецкая эскадра, которая должна принять бой, если вдруг русские обрушатся на сильно ослабевший турецкий флот. И, пусть турецких кораблей в Чёрном море сейчас сравнимо столько же по числу, сколько и у русских, турки отдавали себе отчёт, что нынче уже не являются хозяевами морских просторов.

Да, и французские советники до хрипоты настаивали, чтобы султан и вовсе передвигался исключительно по суше. Но это передвижение было также чревато тем, что будет подготовлена засада. Предполагалось, что в Болгарии в Валахии уже действуют наученные русскими повстанцы. Причём, настолько эффективно работают, что был риск нападения даже на целый полк, который должен был охранять султана.

Селим III самолично желал присутствовать рядом с театром военных действий. По крайней мере, он собирался «поиграть» своим лицом, воодушевить воинов, показать, что султан ничего не боится. Сколько раз его обвиняли в трусости и в нерешимости! Так что, пора было создавать впечатления у всех турецких воинов, у всех османов, что султан смел до безрассудства.

С одной стороны, этого самого безрассудства стремились всемерно избежать. Поэтому султана на самой передовой быть не должно. И всегда будут готовы пути его отхода. Да не сказать, что сильно далеко забрался Султан, он всего лишь прибыл в Измаил. С другой стороны, подобного шага от султана и вовсе мало кто ожидает.

Первоначально считалось, что султан, возможно, и должен отправиться в Аккерман, в крепость, которая находилась практически на границе с Российской империей. Но, опять же, встал вопрос о безопасности. Кроме того, Измаил был символом русского оружия и нахождение тут султана было было несколько символичным.

В районе Измаила как раз-таки готовились к отправке в сторону Аккермана и Бендер дополнительные силы. Стодвадцатитысячная армия турецкого султана уже стала форсировать Днестор, встречая лишь незначительное сопротивление русских. Подобное воодушевляло Султана на то, что он может стать не тем правителем Османской империи, при котором османы потеряли много своих земель, а падишахом, который, вопреки всему, смог вернуть хотя бы часть завоёванного.

В какой-то момент Султан даже подумал, что подготовка практически трехсоттысячного войска обошлась неоправданно дорого, несмотря на огромное вливание сначала англичан, а после и Франции. Небольшой ручеёк финансовых потоков тёк также из Австрии. Но этих денег определённо не хватило бы на ведение войны, столь масштабной, на которую Османская империя оказалась уже не способна без внешней помощи.

Селим говорил высокие речи, постоянно взывал к религиозным чувствам своих воинов, а после состоялся намаз, когда одновременно молились более тридцати тысяч правоверных.

— Аллах Акбар! — прокричал Султан, и ему вторило тридцатитысячное турецкое воинство, прямо сейчас отправляющееся на войну.

* * *

— Как видишь? — спросил Первый.

— Вижу хорошо, расстояние определяю в чуть более одной тысячи ста метров, — сказал Третий.

Первый, командир специальной диверсионной группы стрелков, посмотрел в бинокль и согласился с тем, что расстояние действительно чуть больше километра. И это плохо. Поразить цель на таком расстоянии сложно даже для уверенного стрелка. Но… У него в группе лучшие из лучших.

Диверсионная группа давно уже располагалась в районе Дуная. Две недели назад они перешли линию предполагаемого фронта, когда ещё только начали выдвигаться турецкие войска к границе с Молдавией и Российской империей. Задачей у диверсантов была одна — убить султана. Оставался риск, что аналитики плохо рассчитали место прибытия Селима в Измаил. Но, пусть и с опозданием на день, когда диверсантами уже были распакованы последние офицерские пайки, султан появился под Измаилом.

Группа была подобрана таким образом, чтобы никто из её участников даже не знал имён своих сослуживцев. Именно поэтому у них были номерные позывные. Мало того, сам Первый своего имени и не знал. Он попал в петербуржскую школу стрелков, когда ему было четырнадцать лет, и он уже более десяти лет бродяжничал и воровал в столице Российской империи, а также, когда стал чуть постарше, начал промышлять и на дорогах.

Когда парня схватили уланы при одном неудачном деле, то нашлись те, кто выкупил Мартынку, именно такое имя получил Первый некогда. После он на протяжении двух лет учился в школе стрелков, стажировался в казачьем полку. Это первое столь серьёзное дело Первого, да он никогда и не слышал, чтобы убивали самих правителей, потому и не было еще профессионалов-ликвидаторов первых лиц государств. Вот сейчас такие профессионалы и рождаются. Возможно, раньше убить султана было сделать намного сложнее, так как не было новейших винтовок под унитарный патрон с оптическим прицелом. Сейчас такое оружие есть.

— Очень далеко, — сам себе пробормотал под нос Первый.

Его группа, в которой было три лучших стрелка, специально «заточенных» на работу с оптическими прицелами, на полигонах била мишени на расстоянии более тысячи метров. Но это полигон. Сейчас же многие факторы могут играть не в пользу профессионализма стрелков. Где-то нервы могут шалить, или же на Дунае, а группа находилась на противоположном берегу от султана, поднялся небольшой ветерок, который также нужно учитывать при стрельбе. И, пусть винтовки пристрелены очень хорошо, каждый стрелок знает своё оружие от и до, работая им уже более четырех месяцев, не жалея патронов, всё равно подобный выстрел сродни если не чуду, то близко к этому.

Первый подошёл ещё одному стрелку, который находился в пятидесяти метрах от Третьего.

— Готовность? — спросил Первый.

— Держу уверенно! — решительно ответил Второй.

— На три! — прокричал Первый. — Один, два, три! Выстрел!

Три винтовки пустили в полет конусные пули. Группа сразу же стала готовиться к заранее подготовленному отходу.

— Есть два попадания! — прокричал наблюдатель. — Двести!

Это означало, что наблюдатель уверен в том, что цель поражена. Ну так не живут люди, когда голова частью разлетелась на куски, да еще одна пуля попала в легкое.

— Уходим! — прокричал Первый, когда раздались еще пять выстрелов.

Теперь стреляли уже все стрелки, кто не был задействован в подготовки ухода. Рядом с султаном хватало высокопоставленных военных, смерть которых привнесет еще больше дезорганизации османского войска.

Река хорошо огораживала отряд русских диверсантов от скопления вражеского войска, потому группа могла смело рассчитывать на то, что удастся уйти.