Сперанский 7. В огне

Глава 10

Петербург

4 июля 1800 года

Хорошо, когда ты знаешь точную дату наступления противника. Все мои источники, и не только мои, но и те, которые решили сообщить искренне и честно лично императору, все они сообщали, что Наполеон выбрал дату нападения. 19 июля этого года планируется переход французских войск через Нёман.

Первоначально начало войны было назначено Наполеоном на 12 июля, но корсиканский пухлыш, а Наполеон изрядно за год набрал в весе, немного оттянул время, так как ему было непонятно, что именно происходит на фронтах русско-турецкой войны. Но, по донесениям, полученным от разных источников, даже от «Анны Иоанновны», Бонапарт всё-таки решился в этом году начать войну, потому как опасался, что русское перевооружение до следующего лета позволит нашей армии в значительной степени укрепиться [Анна Иоанновна и в реальной истории — псевдоним Талейрана, который шпионил и для России, и для Англии].

Все эти уловки, что были нами запланированы, сработали. Наполеон поверил, что русская армия находится в стадии реорганизации, что большая часть боеспособного контингента была распущена на землю, а русские готовятся больше к войне с Османской империей, чем с кем бы то ни было. Не уложилась в головах европейцев, что мы готовы отдать на короткий срок часть наших территорий, чтобы разбить «Армию Европы». А наша дипломатия, прежде всего, Александр Куракин, сработала «на отлично».

Да, Александра Борисовича я использовал в тёмную, как-то не порядочно получилось. Ведь ему была поставлена задача постараться всеми силами предотвратить русско-французскую войну. И он старался, за что я даже ходатайствовал перед государем о награждении князя.

Действия русского посла в Париже не прошли даром. Он потратил немало средств, в том числе собственных, чтобы подкупать чиновников, финансировать статьи в газетах, призывая дружить, но не воевать. До поры, это вполне удавалось, пока во французской газете «Монитор» всё-таки не начали публиковаться оскорбительные статьи в адрес русской императорской фамилии. Да и по мне прошлись. Мол я, как кукловод, дергаю за ниточки Павла, такую вот курносую куклу, изготовленную бесталанным мастером.

Кроме всего прочего, это дало нам время, чтобы подготовить армейские магазины, выстроить оборонительные черты. А еще перенос на чуть более поздний срок начала войны, даже на пару недель — это возможность вовлечь в противостояние между Францией и Россией могущественного генерала, имя которому «Мороз». И к зимней войне мы готовы всяко лучше, чем наш противник. Только тулупов и полушубков в войсках имеется больше полумиллиона, да и валенки, шапки-ушанки, варежки. Я бы и вовсе хотел, чтобы война началась к зиме. Вот только, к сожалению, Наполеон не настолько кретин, хотя о русских климатических реалиях, если судить в том числе и по иному варианту истории, он знает немного.

Надежда на мороз была на случай того, если нам всё-таки не удастся под Смоленском или под Опочкой разбить француза. Кстати, Москву сдавать я ни в коем разе не собирался. Уже был готов план строительных оборонительных работ по укреплению Первопрестольной. Как только начнётся война, сразу же начнутся работы. Для этого есть уже и проект, и инженеры, и люди, и инвентарь… Всё есть, чтобы только не сдать Москву французам. Нечто похожее будет происходить и на подступах к Петербургу и Киеву.

Причём, в ходе информационного противостояния мы сделали общедоступными проекты обороны именно Петербурга, а также Киева. Я всеми силами направлял Наполеона на Москву. Нет, я любил этот город, не собирался его подставлять. Вот только то, что мы сделали из Смоленска, стоящего на пути в Москву, — это очень сильно, мощно, здесь Наполеон должен быть остановлен. Другие направления укреплены также неплохо, но всё же слабее, чем Смоленский укрепленный район.

Между тем, началась финансовая война. Как я не стремился содействовать тому, чтобы в России не появились фальшивые деньги, но это всё же произошло. Возможно, намного в меньших масштабах, чем это было перед началом Отечественной войны 1812 года в одной реальности. Но, есть свои нюансы…

В ином варианте истории французы различными путями вливали в российскую экономику миллионы фальшивых рублей, стремясь ускорить и без того обесценивание денег. И это было огромной проблемой, если бы не то, что деньги, которые печатались во Франции, получались намного лучше, чем те, которые производились в Российской империи в иной реальности. Французская бумага была намного лучше, подпись казначея чёткая, везде одинаковые рисунки, четкие линии отреза. А чернила были выполнены столь хорошо, что они никогда не размазывались. И всё это сильно отличалось от русских денег того времени. Так что фальшивые купюры изымались из оборота по простому принципу: лучшего качества убрать, худшего оставлять.

Сейчас же, проблема становится в полный рост, несмотря на то, что более двух миллионов рублей нам удалось перехватить и не допустить их вливания в нашу экономику. Кстати, эти деньги было решено оставить. Потом мы просто не будем сами печатать, потому как французское качество русских рублей более, чем соответствовало весьма высокому в этой реальности качеству денег Российской империи, которые печатались у нас же.

В некоторой степени финансовая диверсия французов была нивелирована тем, что англичане нам передавали четыре миллиона фунтов стерлингов. Я хотел намного больше, однако, Англия нынче не та, у них у самих проблем с деньгами выше крыши. И так они сильно напряглись, чтобы хоть в какой-то степени соответствовать статусу той великой державы, которая ранее щедро платила за войны. Сейчас с Великобритании и вовсе предреволюционная обстановка, хотя движение луддистов после жестоких мер пошло на убыль.

Слова все уже сказаны, акценты расставлены, объявление войны — лишь формальность. Потому и я сам работал, и заставлял работать весь свой Комитет Министров, даже государя напрягал деятельностью, чтобы сделать как можно больше в преддверии Великого противостояния.

Я не стремится заниматься шапкозакидательством и утверждать, что французская армия нынешняя в какой-то мере слабее, чем та, которая вторглась в Российскую империю в 1812 году в иной реальности. Нет, возможно, даже напротив, эта наполеоновская армия более многочисленная, она прошла реорганизацию, имеет боевой опыт, вооружена отменно.

Ведь в иной реальности Наполеону приходилось держать большие контингенты войск в Испании. Теперь же он в Испанию не вторгся, наоборот, сохранились душевные и союзнические отношения между Францией и её южной соседкой. Так что ожидалось даже три испанских дивизии на русском фронте.

До конца непонятной была ситуация с Пруссией. Дипломатические отношения между Россией и этой страной практически прекратились. Фридрих Вильгельм III, король Пруссии, как и в иной реальности, повёл себя не то, чтобы осторожно, а как трус. Король продался французам. И ценой был всего лишь Ганновер. Для меня, это «всего лишь». А вот для пруссаков… Как бы не начало объединительных процессов по созданию единой Германии.

Вопрос заключался только в том, будут ли прусские войска участвовать во вторжении в Россию. Я знал, да и все знали при дворе, что Фридрих Вильгельм III не хочет участия своей армии в этой войне. Оно и понятно. Во-первых, когда два тигра подерутся, обезьяна, что сидит на дереве, может добить оставшегося в живых тигра и стать хозяйкой клетки, где происходит противостояние. Во-вторых, прусский король прекрасно понимал, что он ведёт себя трусливо и непоследовательно в отношении России, потому хотел оставить за собой возможность дипломатического маневра. Пруссия была нейтральной и в войне не участвовала. Поэтому и Россия не имеет никакого права, если она победит конечно, выдвигать претензии своей, вроде бы, всё ещё союзнице. Но всем воздастся по грехам их!

Между тем, наши войска также усилились и были интернациональными. Шведы выставляли три дивизии и готовы были действовать на любом фронте противостояния, даже не обязательно на юге своей страны, где обосновались французы. А на турецких фронтах все больше становится персидских сил. Мы не одни, вот это важно, хотя бы психологически. А войну Россия вытянет, мы готовились, мы готовы!

А что австрийцы? А здесь вообще была очень выгодная позиция у Урода, которого все никак не сменят на посту канцлер, и я даже всерьез думаю его ликвидировать. Австрияки всех призывают к сдержанности и недопущению развития кровавых конфликтов. Взывали они и к христианским добродетелям, гуманизму… Бла-бла-бла. Между тем, австрийцы посылали и оружие, и деньги туркам. И с них мы спросим, правда, не сейчас, осложнять отношения с Австрией в преддверии войны на два фронта — это верх глупости. Но я-то всё помню!

— Господа офицеры! — зычным голосом сказал Александр Петрович Тормасов.

Пятнадцать офицеров, среди которых были и очень юные, даже может быть слишком, кавалеристы, дружно встали из-за стола и показали достаточно неплохую выправку. Это они меня и военного министра так встречали. А также с нами был ещё и Барклай де Толли.

— Господа офицеры, прошу садиться! — сказал я, начиная совещание по организации партизанской деятельности на оккупированных территориях Российской империи.

Впрочем, никто из присутствующих не хотел даже и верить в то, что часть русской земли будет оккупирована противником. Между тем, мы уже давно готовились именно к такой полномасштабной, уничтожающей все коммуникации французов, войне.

— Денис Васильевич, — обратился я к семнадцатилетнему, но уже ротмистру, Давыдову. — Я насчёт спора с атаманом Матвеем Ивановичем Платовым во время Шведской войны, когда вы смогли опередить лихих казаков. Весьма впечатлен. Считаю недоработкой то, что вы за тот прорыв не получили более значимую награду. Я несправедливость устраню. И все мы, вся Российская империя и Его Императорское Величество, рассчитываем, что проявлять вы будете не только лихость, но и разум, расчёт, натиск. Это, касается всех вас, господа. Прошу вас, господин военный министр, далее я лишь наблюдатель!

На этом совещании я решил лишь присутствовать. Конечно, если будет такая необходимость и мне нужно будет вставить свои «три копейки», то я непременно это сделаю. Однако, Аракчеев, Барклай де Толли, Тормасов — все они сделали очень многое для того, чтобы и совещание состоялось и всё было подготовлено к Партизанской войне.

Хотя к этому и я приложил свою руку, когда потребовал работать в две смены, но произвести в нужном количестве винтовок, в том числе и с оптическим прицелом, револьверов, картечниц, для партизанско-диверсионной деятельности.

— Итак, господа, вы все люди военные, посему новость, которую я сейчас вам скажу, чтобы вы понимали всё полноту серьёзности нашего совещания, не должна вызвать ни у кого излишних чувств. Примите, как данность, но молчите, от того ваша честь и служба зависит. Через пятнадцать дней начнётся Великая война с Наполеоном. Его войска уже собираются в Прусской Польше, в основном в Белостоке и восточнее Варшавы, и готовы перейти нашу границу, — сказал я и сделал паузу, чтобы понять, как отреагировали на новости офицеры.

Присутствующие сильно удивились и явно желали прямо сейчас высказаться, но все сдержались. Это, кстати, была в некотором роде проверка на стрессоустойчивость. Лишь только глаза офицеров стали более напряжёнными, они готовы были слушать, но еще больше они готовы были срочно подняться с места, сесть в седло и скакать в расположения своих отрядов.

— Сразу же после этого совещания, а также знакомства с представителем Военторга с вашими заместителями, которыми будут командиры отрядов стрелков, вы отправляетесь в расположение своих отрядов и будете действовать в соответствии с теми уставами, что ранее вам доводились до сведения, и которые получите нынче же, — строгим, почти безжизненным голосом говорил Аракчеев. — Господин генерал-майор, далее вы сами.

Генерал-майор Александр Петрович Тормасов был назначен командовать всеми партизанскими действиями. Он является своего рода куратором партизанских отрядов, а также связующим звеном между ними и армейским командованием.

Я хотел, и смею надеяться, что у меня многое получилось. Создать такое Партизанское движение, которое бы по своей организационной структуре чем-то напоминало подобные во время Великой Отечественной войны на конец сорок второго года, когда ставка Верховного командования смогла окончательно подчинить себе разрозненные, но выжившие партизанские соединения, это многого стоит.

На территории Литвы и Белоруссии строились тайные склады-схроны, целые небольшие военные городки, которые должны были располагаться в глухом лесу, но при этом с возможностью оттуда выбраться самим партизанам. Место расположения партизанских отрядов тщательно выбиралось, с учётом снастей, принадлежности помещикам этих земель, а также чуть вдали от основных вероятных коммуникаций противника. Каждый отряд должен был иметь не менее трех баз. Определялись способы коммуникации между отрядами и со Штабом Тайной войны.

— Господа офицеры, я ещё раз повторяю, — строго говорил генерал-майор Тормасов. — Когда неприятель пройдет мимо ваших отрядов. Лишь только по прошествии времени и, когда неприятель углубится на восток, вы, в соответствии с полученными уставами, задачами, целями, будете осуществлять свою деятельность!

Тормасов, конечно, ещё не успел должным образом отличиться, хотя все отмечали, что он достойный офицер. Но я знал о нем из послезнаний и по моей информации он способный. Вот только, этот генерал-майор явно своей задачей поначалу тяготился, ведь ему предстояло в большей степени находиться вдали от боевых действий. Пришлось даже пообещать, что после того, как большая часть занятой французом Российской империи будет вновь освобождена, генерал-майор будет повышен в чине и получит под своё командование сразу корпус, не менее чем из тридцати пяти тысяч солдат и офицеров.

Неправильно вот так идти на сделку даже с отличным офицером. Но я и так предполагал двигать выше Тормасова, чтобы заменять таким, как он, таких, как Римский-Корсаков. Пусть у генерал-майора будет ощутимая мотивация, может это поможет в деле.

Среди собравшихся офицеров-партизан, конечно же, наиболее колоритно выглядели двое. Это были Ермолов, мощный, суровый, кудрявый, и самый молодой из присутствующих, Денис Васильевич Давыдов. И я откровенно волновался именно за этих двоих. Уж больно они горячие, как бы не вышло так, что они переоценивают свои возможности. Терять ни Ермолова, которого стоило бы ставить, причем в срочном порядке после войны на Кавказ; ни Давыдова, чьи стихи были весьма недурными, он мог бы сделать свой значительный вклад в русскую литературу, не хотелось.

Генерал-майор Тормасов махнул рукой, в зал совещания внесли большую карту, прикреплённую к стенду, с изображением всех населённых пунктов, известных дорог, холмов и лесов западной части Российской империи.

Ещё два года назад мной были отправлены многочисленные экспедиции, которые должны были разведать каждую тропинку, общаться с местными жителями, которые должны были показывать каждый ручеёк, рассказывать, когда и какой островок в болотах проходимый, а когда нет. Само собой разумеется, что абсолютно всё мы выяснить не смогли. Однако в тех местах, где должны были базироваться пятнадцать партизанских отрядов, местность была известна досконально не менее, чем на пятьдесят километров в радиусе локации. И командиры партизанских отрядов, как и приданные им отряды стрелков, изучали местность непосредственно, проезжая ко всем базам лично.

Понимая, что сейчас генерал-майор будет рассказывать о планах Наполеона, я всё же решил сделать ещё одно внушение собравшимся офицерам.

— Все понимают, что то, что сейчас озвучивается — это не просто государственная тайна. Вы не должны даже рассказывать о самом факте, что вам что-то важное рассказывали и показывали на этом совещании. Тот, кто это сделает, в пьяном ли виде, по секрету ли какой-нибудь мадемуазели, — офицеры впервые заулыбались. — Тот — предатель Отечества и государя нашего. Всё очень серьёзно. И любое ваше слово может отдалить нашу победу в этой войне.

Взгляды, которые оставались устремлены на меня, были разными: одни офицеры смотрели даже с некоторым испугом, другие же позволили себе метнуть в мою сторону недоброжелательный взгляд, мол, оскорбил я их. Но, ничего, пусть чувствуют себя хоть оскорблёнными, хоть униженными, главное — это выполнить боевую задачу, при этом сохранить государственную тайну.

Совещание закончилось далеко за полночь. Я мог уйти раньше, как минимум на полтора часа. Но в какой-то момент я принял решение, что должен присутствовать во время знакомства и разговора офицеров стрелковых отрядов, к которым я относился, будто к своим детям, и с кадровыми офицерам-кавалеристами. Впрочем, все мои стрелки уже являются кадровыми офицерами и прикреплены к той или иной воинской части, пусть и номинально, конечно.

— Устал? — нежно, уютно, спросила Катюша.

— Не без этого, любимая! — сказал я, принимая от слуги чашку крепкого кофе.

В доме уже привыкли, что я сплю крайне мало, и после прихода домой, даже если возвращаюсь поздно ночью, всё равно некоторое время работаю. Поэтому мне нужно как-то взбодриться. Кофе, на самом деле, помогает уже слабо, но лучше с ним, чем без него.

Есть время, когда можно разбрасывать камни, и время, когда эти камни необходимо собирать. Полгода назад я работал, можно сказать, в крайне облегчённом варианте, часто проводил время с женой, даже привык к регулярному сексу. Я присутствовал в её салоне, развлекая различную публику, в том числе стихами, даже песнями. Но теперь вновь приходится работать на износ.

— У тебя есть время на меня? — спросила Катя.

Я уже по тону, по мимике своей жены понимаю, о чем именно идёт речь. Если она говорит таким образом, по-деловому, то, конечно же, вопрос не о наших личных отношениях, любви, каких-то чувствах и эмоциях. Моя деятельная жена решила поговорить о своём Фонде, а, может быть, об Обществе Милосердия.

Идея с тем, чтобы собирать деньги, тёплую одежду, коней, даже оружие, с тех, кто это все может дать, была апробирована ещё во время русско-шведской войны. И тогда подобная инициатива принесла немалую пользу для наших военных. По крайней мере, русский солдат имел тёплой одежды намного больше, чем шведский. А это уже огромнейшее подспорье во время войны, которая происходит при минусовой погоде.

— Иди сюда! — сказал я, увлекая жену к себе.

Я впился своими губами в уста любимой женщины, будто растворяясь в ней. Словил себя на мысли, что очень давно, уже даже не припомню когда именно, вот так вот обнимал и целовал Катю. Раньше, так регулярно, но за последние полгода… Всё в трудах, да заботах, но пока иначе нельзя. Вместе с тем, наверное, всё же чуточку нежности и внимания я обязан проявить.

Взяв за руку жену, я пошёл к ближайшему диванчику, сел на него, Катю посадил себе на колени.

— Вот теперь говори! — сказал я, поглаживая руку супруги.

— Пора отправлять медицинских сестёр и хирургов в Белоруссию, — решительно, несмотря на то, что и для неё подобное положение на моих коленях было волнительным, сказала Катя.

— Нет! В очередной раз отказал я, — Катюша, они должны оставаться в Смоленске, Опочке и Киеве, но больше в Смоленске.

— Но почему? — выкрикнула Катя, вставая с моих колен, разворачиваясь и упирая руки в бока. — Для чего учили этих женщин, подбирали хирургов, собирали лекарства и бинты? Как я людям объясню? Как я буду убеждать жен?

Под женами Катя имела ввиду организованный ею женский оргкомитет по содействию… Да во всем содействию. Юсупова, Зубова, многие иные женщины, входят в эту, чуть ли не феминистическую организацию. И Катя у них за вождя… вождицу… за главную. Чем нельзя не гордиться. Я сделал правильный выбор, когда женился на Катюше, причем, правильный и сердцем и разумом.

Конечно же я не рассказывал жене про планы командования. Да, я её люблю, полностью доверяю, но рассказывать о стратегических планах ведения войны с наполеоном — это неправильно. Вот она и возмущается, так как считается, что главное сражение состоится именно на территории Беларусии, вместе с тем, в наших оборонительных укреплённых районах уже организованы в общей сложности семь лазаретов.

Профессор Зиневич уже не только апробировал систему медицинской помощи непосредственно во время сражения и после него, сортировку больных и многое другое, что является передовым и что дает огромное преимущество. Он ещё и теоретически обосновал каждое действие. Где только время берет? Нужно при следующей встрече поинтересоваться, как мой друг распределяет те двадцать четыре часа, что есть в сутках. Но я уверен, что теперь у нас самая развитая военно-полевая медицина.

А Катя занималась тем, что вовлекала в эту медицину, подобно тому, как это делал в иной истории во время Крымской войны профессор Пирогов, женщин. Все сестры милосердия теперь будут не только словом и молитвой помогать излечивать русских солдат и офицеров, но каждая из них прошла углублённые курсы медицинских сестёр и может хоть увести, хоть вытащить солдата с поля боя и оказать необходимую первую медпомощь.

Медицинская служба оснащена гипсом, носилками, причём, и волокушами, чтобы можно было положить на материю больного и таким образом его тащить. Смею надеяться, что мы сможем вырвать из лапищ смерти немалое количество достойных русских солдат и офицеров, которые получат ранения на поле боя. В Российской армии, когда я в ней служил, был высокий процент выздоровления раненых, более восьмидесяти. Если добьемся в этом времени пятидесяти процентов… Я за свой счет поставлю каменные храмы во всех городах Российской имении.

— Что мне делать с Фондом? Там скопилось больше чем полутора миллиона рублей? Я просто боюсь таких больших денег, если они чужие, — говорила Катя, которую в очередной раз удалось успокоить и всё-таки объяснить, что в Смоленске и в других оборонительных укреплениях медицинская служба будет находиться только лишь временно.

— Вложи в строительство патронного завода, и порохового завода, и… закажи ещё миллион сапог, если только денег хватит, — накидывал я идеи для жены, распорядительницы благотворительного фонда.

— А зачем столько много сапог? — удивилась Катя.

— Так нам ещё до Парижа сколько идти? — улыбнулся я. — А там отплясывать?

Подумав, что завтра не обязательно идти на работу к семи утра, а можно к девяти, я притянул к себе свою любимую женщину и она с большим удовольствием поддалась на мои ласки. И все-таки при любой работе и занятости, нужно всегда находить чуточку времени на любимых.