Сперанский 7. В огне

Глава 4

Петербург

12 мая 1800 года

Сегодня я проводил расширенное заседание военного комитета. В соответствии с уставом комитета министров, военный совет являлся органом, который должен создаваться во время боевых действий, масштабных конфликтов войн.

Да, оказалось, что пока никаких конфликтов и нет. Россия спокойно и постепенно развивается, не спеша, вывозя при этом немало ценного, победоносное войско возвращается из Швеции на свои квартиры, к своим семьям, к нормальному питанию. Однако я, и все люди, сидящие за столом у меня в кабинете, не должны летать в облаках и думать, что теперь настали благоденственные времена, когда и войн вовсе не должно случиться.

Напротив, нас ожидают крайне сложные времена, такие вызовы, с которыми Россия уже давно не сталкивалась.

С военными в этом отношении разговаривать легко. Они всегда ждут каких-либо войн и не представляют своё существования без готовки к войне, либо без непосредственного участия в войнах. Так что сегодня я не ждал каких-либо серьёзных препятствий в виде скабрезных шуточек на грани приличия или одергивания меня, утверждая, что я человек, который дует на воду.

— Александр Васильевич, как ваше самочувствие? — спросил я у фельдмаршала.

Несмотря на то, что Суворов выглядел вполне живо, он явно сдавал. Как мне сообщал министр здравоохранения Зиневич, наш прославленный фельдмаршал уже того и гляди, станет пенсионером. Я и сейчас не знал, стоит ли посылать Суворова петь его «лебединую песню» на предстоящих театрах военных действий.

— Если ты, Михаил Михайлович, решишь воевать без меня… Не друг ты мне будешь! Не обижай старика. Я не хочу долго и упорно умирать в своей постели, — отвечал мне светлейший князь, поняв, к чему я клоню.

— Я понял, светлейший князь, — с улыбкой отвечал я. — Дружба с вами — это то, чем я очень дорожу.

Да, это я внёс государю на рассмотрение вопрос, чтобы Суворова назвать Светлейшим князем. А кому еще так именоваться, как не Александру Васильевичу? Потёмкину можно было, Меньшикову, но заслуги фельдмаршала Суворова точно не меньше, чем у названых деятелей. Разве же Александр Васильевич не заслужил того, чтобы на склоне своих лет быть человеком, титул которого уступал лишь только венценосным особам?.

— Господа, приступим, — сказал я и пригласил к кафедре с докладом Барклая Де Толли, заместителя-товарища министра военных дел.

Именно этому, относительно молодому офицеру, было поручено разработать план возможного противодействия наступлению французов. Причём, я ставил такую задачу, в ходе которой Россия не сможет в пограничных сражениях разбить французскую армию.

— Господа, та задача, которая была поставлена мне, поэтапно решается. Ещё нет ни одного пункта плана, который не был бы реализован в срок. В самом начале своего доклада я хотел бы высказать огромную благодарность вам, ваше высокопревосходительство, — обратился Де Толли к Суворову. — К вам, господин канцлер, к вам, господин военный министр. Я не только не встречал препятствий в своей работе, но получал всяческое одобрение и поддержку.

Де Толли назвал не всех людей, кто был на этом совещании. Кроме перечисленных персон, здесь же присутствовали министр морских дел адмирал Синявин, советник министра морских дел адмирал Ушаков, генерал Каменский, ставший главой Генерального Штаба и ещё пятеро иных лиц, в том числе Пётр Багратион. Багратион отвечал за реорганизацию егерей в то, что я назвал «стрелками».

То есть, в каждом плутонге егерей сейчас должны были присутствовать два стрелка. Слово «снайпер» мало того, что было еще не известно, так и в моду не вошло убийство птичек бекасов [англ. snipe].

Мне нравилось, как работает де Толли. Он абсолютно не паркетный генерал, который мог бы писать победные реляции, даже там, где случились поражения. У меня складывалось чёткое убеждение, что де Толи не любили в иной реальности именно потому, что он был самым реалистичным генералом. А еще этот человек не стремился покрыть себя славой смелого, безрассудного человека, а подходил к войне с сугубо рациональной стороны, отринув эмоции.

Нынче же генерал-майор Барклай де Толли также не сказал ни одной бравурной фразы в своем докладе, несмотря на то, что в некоторых моментах он мог бы похвалить себя.

— Таким образом, если перед нами стояла задача уже завтра принять участие в войне, и нашим противником станет более пяти сотен тысяч хорошо оснащённых и подготовленных солдат и офицеров врага, то ничего, кроме отступления, мы бы не смогли предложить неприятелю. Посему, я всё ещё убеждён, что выбранная нами стратегия — единственно возможный вариант, — заканчивал свой доклад до Толли.

Полтора часа он рассказывал о всех тех новшествах, которые мы готовим для будущей Великой, может быть и Отечественной, войны. В некотором роде, мы сильно рисковали. К примеру, отправка одномоментно двухсот тысяч солдат и унтер-офицеров на землю, предоставляя им участки земли в Новороссии — это практически авантюра. Но я, после долгих размышлений, консультаций, споров, все же принял волевое решение. Кстати, государь, только одобрил подобный подход, он понимал, сколько требуется затратить средств, чтобы увеличить армию. А так, наши бывшие-будущие солдаты сами себя кормили, ну и все еще пустующие земли Новороссии стали более плотно осваиваться, с перспективой стать поистине Житницей для империи.

Ещё раньше я посчитал, что кормить большую армию — это не просто для государства накладно, это нерационально. Несмотря на то, что Россия постоянно воюет и ей нужны солдаты, я обратился всё же к опыту будущих поколений.

Призыв в армию — это прогрессивная форма военных систем. Французы уже её используют, Наполеон выстраивает свою прогрессивную армию. Это заслуживает максимального внимания со стороны и Генерального Штаба, и всех высших военных чинов Российской империи.

Мы не можем пойти на тот шаг, чтобы объявить всеобщую воинскую повинность, как минимум, этому будет мешать крепостное право. Но, если вникать в явление глубже, то препятствия для призыва в вооружённые силы Российской империи множественные.

Современные воины, и то, на что рассчитывает Наполеон, — это разбить армию противника, учитывая то, что второй армии у врага уже не будет. Просто и элементарно, чтобы крестьянина научить владеть ружьём, нужно немало времени, даже при интенсивных тренировках, которые сейчас вводятся в Российской империи. Минимум полгода нужно для того, чтобы пришедший здоровым и сильным солдат смог освоить самые минимальные азы воинского искусства.

По факту же получается так, когда, чтобы давать даже самые незначительные физические нагрузки, этого самого воина нужно месяца три откармливать. Приходят худые, немощные, косые, хромые, не понять, какие еще рекруты. И, пусть сейчас мы налаживаем систему, когда в армию нельзя отдавать рекрута, у которого ниже требуемого уровня развита физика, всё равно проблема полностью не ушла и не уйдёт.

Так что я, после долгих дебатов и размышлений, непосредственных ссор с Аракчеевым, не говоря уже о государе, который трижды кричал, что меня отправит в отставку только за то, что я собираюсь сделать в армии, удалось не на нытьем, так катанием, продавить систему, которую можно было бы назвать «армейским призывным резервом».

Мы отправляем в отставку практически треть своей армии, набирая новобранцев на эти места. Создаем тот самый резерв воинов, которые уходили из армии. Это были те солдаты или унтер-офицеры, которые уже успели отслужить в армии не менее десяти лет. То есть, они опытные воины.

И здесь возникал вопрос: а насколько военные поселения были негативным явлением в Российской истории в иной реальности? Спросить бы у Аракчеева, который и являлся куратором подобного проекта, несостоявшегося пока в нынешних реалиях. Вот только Алексей Андреевич не в курсе, ни что такое военное поселение, ни как с этим управляться. Просто потому, что ещё с этим не сталкивался.

Однако, для меня остановилась очевидным, что если в Малороссии и Новороссии будет определённое количество расквартированных уже не солдат, а резервистов, то мы сможем создать новую армию, даже если получится проиграть Наполеону и потерять ту самую старую армию. Поставить под ружьё человека, который десять лет отслужил и, пусть он год-два или даже три уже работает на своей земле, — это намного быстрее. При нормальной организации достаточно всего лишь два-три месяца, чтобы воин вспомнил все свои навыки и пошёл воевать.

Так что мы делили всю европейскую часть Российской Империи на военные округа, в которых должна была быть вот эта самая поместная рать. Они должны были проходить сборы каждые два месяца, где обязаны неделю стрелять, бегать, строиться, сдавать различные нормативы. Подобные смотры должны были проходить в то время, когда нет ни уборочной, ни посевной. Таким образом, мы создаем и экономическую перспективу для развития, и оставляем за собой возможность быстрого привлечения в армию и наращивания вооруженных сил Российской империи буквально за два-три месяца практически вдвое.

Так что, тот самый план обороны Российской империи от массового вторжения европейских народов предусматривал использование этих резервистов.

После Военного Совета, практически лишь с перерывом на обед, я принимал министра Промышленности, Сельского хозяйства и Транспорта. Именно так стало называться министерство три месяца назад. И Министром был Карл Гаскойн. Можно было хоть кого назначать министром, но в итоге работал этот русский шотландец, между прочим мой крестник. Гаскойн принял православие не так давно. И его к этому никто не побуждал, почти что.

Мы должны были обсудить вопрос о железной дороге, которая начала прокладываться из Петербурга в Москву. Этот вопрос настолько пробуксовывает, что требует срочного оперативного вмешательства. Если подобными темпами, как мы начали, и продолжать строить, то и через три года дорога не будет построена.

Также я хотел обсудить и начало строительства оптического телеграфа из Петербурга в Москву. Усовершенствованная модель этой технологии позволяла достаточно оперативно сообщать сведения на большие расстояния. По крайней мере, линия Белгород-Надеждово-Белокукарино-Луганск показала свою продуктивность и используется уже как данность. Еще во время Выставки, когда государю был продемонстрирован оптический телеграф, было принято решение о его строительстве. Но мне нужно было хоть немного времени, разгрузить именно Кулибина, чье изобретение и внедрялось.

К сожалению, это было одно из немногих совещаний, в ходе которого серьёзных решений так и не получилось принять. Уральские заводы только лишь осваивали производство рельс, Луганский завод был перегружен заказами и требовалось значительное расширение предприятия. Но лучше было строить где-нибудь в районе будущего Донецка или Мариуполя новый город, основанный на градообразующих предприятиях: Металлургическом заводе и Паровозоделательном заводе.

Негодовал Николай Борисович Юсупов, который был одним из основных акционеров образованной компании «Русские железные дороги». Он вложил уже полтора миллиона рублей, а прибыль не то, что не маячит в ближайшем времени, а требуются дополнительные вложения. Как минимум, нужно уже открывать два учебных заведения, где учили бы правильно эксплуатировать паровозы, ну и строить те самые дороги.

Более того, если бы я не знал, что за железными дорогами будущее, то мог и вовсе закрыть этот проект, столько он уже крови попил. Однако, именно сейчас вырабатывали ту систему строительства железных дорог, которая в будущем должна помочь России решать свои транспортные задачи. Если решим многие проблемы сейчас, то дальше, я в это верил, будет сильно легче строить сетку железных дорог по всей России.

Я очень рассчитывал на то, что ещё при моей жизни будет построена Транссибирская магистраль. Да, это слишком амбициозно, но я вложусь в этот проект всеми своими деньгами, если того потребует ситуация. Не будет никакой русско-японской войны, если Россия построит железную дорогу на Дальний Восток ещё до момента начала в Японии так называемой «реставрации Мэйдзи». Думаю, что «открытие» Японии произойдет куда как раньше, чем в иной истории, если Россия будет иметь возможность быстро реагировать на все возможные вызовы на Дальнем Востоке.

И вот с такой чугунной головой, полной мыслей и занятой поиском пока ещё нерешённых задач, я проследовал домой, чтобы там принять непосредственное участие в приеме.

Становление мною графом предусматривало то, что будет дан большой приём, иначе общество не просто не поймет, а сильно обидится на меня, ну и на мою супругу. Так что вынуждены тратиться и встречать дармоедов. А то, что я всё ещё остаюсь канцлером и главой правительства Российской империи, привлечет на этот прием многих и многих людей. Так что — вновь работа.

— У нас всё готово, любимая? — спросил я у Кати, когда прибыл домой.

— Нет не всё, — строго сказала супруга. — Ты абсолютно не готов. А именно на тебя все будут обращать внимание.

Я улыбнулся и спешно пошёл умываться и переодеваться. Хорошо, когда есть такая жена, которая может организовать приём на высшем уровне, пока я занимаюсь всякими глупостями, связанными со спасением Отечества и преумножением его славы. Так что, мой вопрос был более учтивостью, чем я на самом деле хотел интересоваться ходом приготовления к приему.

Стояли тёплые майские вечера, что позволило и на воздухе, в парке, организовать множество различных зон развлечения. Я знал, что будут и шоколадные фонтаны, и палатки, где можно будет полакомиться различными вкусностями, как мясными, так и очень много будет различных сладостей. Будут поэтические палатки, где станут читать мои стихи, или других поэтов. Лучшее вино с моих виноградников будет предоставлено публике на пробу. Это кроме всех тех напитков, которые уже изготовляются в Надеждово и на моих землях под Херсоном.

Спешно облачившись в свой парадный мундир со всеми орденами и лентами, я посмотрел в зеркало.

— А я ещё ничего! — сказал я.

Да, для занятий спортом за последний год у меня было крайне мало времени. Но благо, что в моём кабинете были гантели, и была еще небольшая комнатка, где был гриф, некоторые приспособления для занятий с утяжелениями. И что интересно, у меня был даже свой эллипс для кардиотренировок. Кулибин не отказал, и по моим просьбам изготовил не сильно мудрёный спортивный снаряд.

— Мы рады приветствовать вас в нашем доме. Это большая честь, что вы посетили наш приём, — вот такой фразой в различных интерпретациях, чаще даже намного длиннее, приходилось встречать каждого из гостей.

Если учитывать тот факт, что прибыло порядка шестидесяти различных супружеских пар, а ещё взять в расчёт то, как много я за сегодняшний день говорил и какие напряжённые были совещания, то язык у меня уже заплетался. И алкоголя не нужно.

— Фёдор Васильевич, я искренне рад вас видеть у себя дома, — приветствовал я Растопчина.

— Как же я мог не прийти на прием по случаю дарования вам графского титула, — председатель Государственного Совета поцеловал ручку Кате. — Екатерина Андреевна, вы необычайно прекрасны.

Граф Ростопчин со своей супругой отправился в бальный зал.

— У нас осталось ещё то мыло пахучее, которое моет всё и убирает запахи? — спросила Катя, шепча мне на ухо.

— Хочешь отмыть свою ручку, которую поцеловал это негодяй? — усмехнулся я.

— Думаешь получится? — звонко рассмеялась Катя.

— Боюсь, что придётся столько раз мыть ручку после сегодняшнего приёма, как бы ты её не стёрла, любимая, — продолжил шутить я.

— Тогда завтра поутру нужно идти в баню… Составишь мне компанию? — игриво сказала Катерина Андреевна.

— Всенеприменно! — поддержал я шутливый тон жены.

В это время подошёл очередной гость. Это был Гаврила Романович Державин. И вновь любезный тон, поиск очередных слов, улыбка… работа…

* * *

Гаити

Май 1800 года (Интерлюдия) [Огромное спасибо читателю, давшему исчерпывающий материал по теме]

Генерал Моро сидел на барабане в центре большого поля, которое еще недавно было лесом, и вспоминал свою семью. Аннета родила замечательную двойню: девочку и мальчика. Да, роды протекали очень сложно, и только сила воли и, наверное, упорство самой матери стали залогом того, что все обошлось, хотя дети родились с малым весом, но кормилица, вернее, сразу две, быстро сделали детишек плотненькими крепышами.

Сложно было смириться Моро с тем, что Аннета русская шпионка. Она призналась в этом своему мужу. Впрочем, он и сам стал догадываться, что с Россией Аннету связывает нечто большее, чем просто временное проживание женщины в этой стране. Уж больно часто жена стала намекать Жану-Виктору, что единственная возможность выстоять для Луизианы и Гаити, которые под контролем генерала Моро… почти под контролем, — это запросить поддержку у России. На Гаити все больше начинают действовать англичане, предоставляя в больших объемах контрабанду прежде всего негритянским лидерам восставшего Гаити.

Англичан француз Жан-Виктор Моро ненавидел люто, почти так же, как и выскочку Бонапарта, который, нарушая все правила, идеалы революции, даже вопреки здравому смыслу, будучи далеко не самого знатного рода, стал императором Франции. Еще с консульством Наполеона генерал Моро мирился, сдерживая так и рвущуюся наружу обиду за ссылку в Луизиану, но с императорством… Нет.

И кто еще мог бы взять под опеку Луизиану? Моро, уже сильно ощущая нехватку элементарного пороха, а также вынужденный отпустить три тысячи поляков с вооружением в САСШ, польские воины воспылали принять участие в наполеоновских войнах, начало которых прогнозировали даже за океаном, понимал, у него два варианта: либо сдать Луизиану янки, либо русским. Аннета говорила, что канцлер Сперанский может позволить Моро оставаться губернатором, но к этому даст и корабли, и оружие, и подкрепление пришлет такое, чтобы хватило сопротивляться даже одновременным атакам со стороны Новой Испании и янки, не говоря уже об мулатах и неграх Гаити.

И послание лично канцлеру Сперанскому было отправлено в Петербург уже больше года назад. И пока это будет ответ⁈ Так что нужно самостоятельно решать актуальные задачи.

Генерал Моро уже сколько месяцев пытался разобраться с проблемой Гаити. Это самопровозглашенное государство негров не позволяло Жану-Виктору вести собственную политику. Россия? Да, покровитель нужен, это безусловно. Но Генерал Моро не хотел становиться частью будь какой державы, не имея собственной силы. Он хотел союза, что-то вроде вассалитета, но не быть безусловным подданным русского императора. Так что должен стать достаточно сильным в регионе, чтобы с ним считались. А Моро отплатит, он уверен, что найдется, чем именно расплатиться за любую помощь.

Гаити… Эти гаитяне все никак не могут определиться со своим устройством, несмотря на удивляющую организованность негров, и в их стане есть разногласия, на чем и хотел сыграть Моро. Генерал жаждал побед и того, чтобы доказать всем — он отличный полководец, незаслуженно посланный в ссылку, дабы на фоне иных генералов Наполеон выглядел самым-самым, а не всего-то одним из многих.

Генерал Моро уже относительно давно размещал на островах свои войска для эффективной борьбы с контрабандистами, доставлявшими оружие бунтующим неграм, а может быть и с англичанами. Кроме того, что он боролся с контрабандой рьяно, себе в прибыль. Неожиданно, но пиратские поставки оружия и пороха бунтующим неграм стали существенным вкладом в развитие армии Моро, которому было крайне сложно снабжать свои войска.

Разумеется, «Чёрный Консул», бывший французский офицер-негр, Туссен Лувертюр, возглавивший восстание на Гаити и его негритянское окружение совсем не были довольны действиями Моро. Ещё вчера они были почти полными хозяевами острова, лишь оставалось додавить Риго с его мулатами, а тут в два приёма лишились всего востока и юга, сохранив под своим контролем только запад и северо-запад, да и то не полностью, порты оставались за французами.

— Мсье генерал, — обратился к Моро один из офицеров.

Жан-Виктор не сразу смог вынырнуть из своих мыслей, уж слишком сложным оказался день и сражение.

— Ну, что там, капитан? — усталым голосом после продолжительной паузы спросил Моро.

— Польские уланы догнали Дессалина, — доложил капитал Корзье.

Генерал Моро, откуда только силы взялись, резко встал с барабана.

— Где этот дьявол? — выкрикнул Моро.

Французский отряд, который после ряда неудач возглавил сам генерал Моро, охотился за негритянским генералом Дессалином. Жан Дессалин пугал даже тех французов, которые и не верили во всякие небылицы. Сложно было воевать и мотивировать солдат, когда армия Моро повсеместно встречалась с распятыми на крестах белыми людьми. Впрочем, то, что они белые, понять порой было не так и легко, так как почти везде с людей снимали кожу и сжигали рядом с распятым. Дессалин вселял страх и его нужно было уничтожить.

И вот, наконец, стало известно, куда отправится негритянский генерал. И, несмотря на то, что Моро имел в полтора раза меньшее число войск, он решил атаковать. При этом, опытный генерал не относился к негритянской армии, как к сброду, не совершал ошибок своих предшественников. И все равно сражение выдалось крайне сложным. Из полутора тысяч солдат и офицеров Моро потерял чуть меньше половины. Это самые большие его потери после того, как генерал прибыл в Луизиану.

Огромный негр, коим и являлся Дессалин, приверженец дикой культуры Вуду, не держался на ногах. Он был избит так, что все лицо было сплошным кровоподтеком. Когда люди ловят зверя, вселявшего ранее в них страх, они мстят за свое малодушие. Но Моро не собирался проявлять милосердие. Он только собирался посмотреть на самого ужасного, по мнению генерала, зверя в человеческом обличье.

— Снимите с него кожу… Медленно, после зажарьте на костре. Лишу премиальных, если он умрет раньше, чем окажется в огне! — приказал генерал, удивляясь собственной жестокости.

На следующий день, бросив взгляд на сгоревшее тело негритянского дьявола, Моро поспешил домой. Он попробовал бы даже обрушиться на некоторые поселения негров, но… слишком много было в отряде Моро раненых, которые имели шансы выжить, но только, если быстро окажутся в клинике, устроенной любимой женой Аннетой.

Бог был с генералом Моро. Или же не так… После смерти негритянского дьявола Жана Дессалина, сразу же ситуация стала налаживаться и Моро, еще не прибыв домой, уже получал добрые вести. Убит сам Дьявол, и теперь все добрые силы могли всячески благоволить генералу Моро.

Так, Идейский Легион генерала Ришпанса, ранее поклявшегося в верности Моро, смог выбить войска мулатов у города Жакмель. Пусть Ришпанс и не разбил мулатов, но теперь все мулатское государство Риго сильно ослабло. И уже началась дипломатия, так как мулаты прислали своих послов. Моро даже согласен пойти на уступки, принять в свое подданство мулатов, создавая им иллюзию независимости.

Моро уже собрался спешить к жене, спешился, как его окликнули.

— Мсье Первый Консул… — с акцентом окликнули генерала.

— Вы кто и как тут оказались? — Моро осмотрел внутренний двор своего дома, который должен быть под охраной.

— Меня зовут Герман Иванович Ростицкий, прапорщик корпуса стрелков. Я прибыл со своим отрядом от господина канцлера Российской империи Сперанского, — представился офицер.

— Как вы проникли ко мне? — удивленно спрашивал Моро, извлекая пистоль из-за пояса.

— Простите меня за эпатаж. Но я хотел бы показать сразу, на что мы способны. Можете мной и моими людьми располагать. Мы ликвидируем лидеров бунтовщиков, если последует приказ. Имеем для этого все средства и выучку, — сказал Ростицкий. — А еще у меня есть предложение к вам от канцлера.

— Но как? — хотел продолжить расспрос Жан-Виктор Моро, но решил, что всему свое время. — Пройдемте в дом. Но оружие оставьте на выходе.