Сперанский 7. В огне

Глава 11

Полтава

6 июля 1800 года

Трое мужиков сидели на траве, чуть пожухлой от жары. Той самой жары, которая, зараза такая, не оставляла в покое уже как две недели, терзая сердце любому мужику, да и барину, что урожай посохнуть может. Правда, эти мужики, словно и забыли, что им важен урожай. А по совести, так безразлично уже было этим мужикам, сколько там уродит пшеница, или все эти «барские плоды» в виде картошки, подсолнечника, кукурузы. Иное их беспокоило.

У одного из мужиков оказался табачок, вот они в кружочек и поместились, чтобы, значит, своим «обчеством» погуторить. Так-то никто и не курил, не умели этого делать, хотя и гоношились, высмеивая своего собрата, что тот никак люльку табаком не набьет, а после, что и не раскурит.

— Вот и верь опосля этого барям. Только землю дали, жёнку только нашёл и забрюхатить поспел. А тут опять на службу забривают, — сетовал Кондрат Никаноров, пыхнув люльку с табаком и сильно, чуть ли не до тошноты, закашлялся.

— Брате, ты не правый. Ране-таки вовсе служили всю жизнь, еще мы с тобой в рекруты шли и не чаяли, что и землица своя будет. И не познали бы, что такое детки. А тут тебе сто двадцать рублёв дали. И дом построить, и корову купить, да, и на свинью хватило. Земельки прирезали… А за такую благодать могли с нас и большего спросить, чем Отечество свое да святого батюшку-царя оборонять. Я бы и без все иного пошел бы воевать, — отвечал своему соседу, успевшему уже стать кумом, Иван Митрофанов.

— Вот ты, Иван, служить пойдёшь, а Марью твою обижать станут. Каково это? — продолжал нагнетать Кондрат.

— Галина — баба ушлая, до порядку приучена, подол не задерёт, а зубы, коли надо, так и выбьет! — проявил мудрость ещё один мужик, также бывший соседом Ивану и Кондрату. — А еще, кому там подолы задирать, коли мы все соседи и всех призвали? А будя кто залетный, так на то казачьи патрули есть и власть губернская.

— Правда твоя, Петро, — согласился возмутитель спокойствия. — То я не подумавши.

— А ты завсегда наперед думай, то и в бою сгодиться, — нравоучал Петро, решивший сразу после войны податься в сержантскую школу, а там… Глядишь и в ахвицеры выбьешься, примеры были и такого.

— И тут твоя правда, — сказал Кондрат Никаноров.

А чего бы Кондрату не согласиться, если Петро с одного удара быка убивает, да ещё у кого-то обучался подлому бою императорских стрелков. Да и грамотный этот громила.

Мужики замолчали, думая каждый о своём. Конечно, всем им было очень жалко оставлять своё хозяйство, которое только-только появилось. Ведь их посадили на землю только в конце августа, чуть меньше года назад. Только озимые и успели посеять. А вот собрать уже не дали.

За прошлый месяц состоялось аж три учения, в ходе которых проверялась боеготовность всех ранее посаженных на землю солдат. Выявляли, не забыли ли солдатики, как ружьё держать. Учили, как обращаться с новыми ружьями, которых в каждой роте нынче было по десять штук.

Бывшие солдаты зря времени не теряли. Несмотря на то, что и года не прошло, почти все мужики обзавелись семьями, а некоторые успели и дитё родить, иные — только заделать ребёночка. Так что не хотелось, конечно, мужикам идти обратно на службу, хотя и обещали им, что это ненадолго, что и года не пройдёт, они вернутся в свои семьи. Мало того, так обещали по возвращению ещё денег дать. Так-то и зарабатывать можно, кабы детки жили в достатке, да были накормлены и одеты. На год сходить повоевать, а после лет пять жить и не горевать.

Конечно, роптали, скорее бурчали, мужики. Ну, так, в своей компании, кабы никто из офицеров не прослушал, по-соседски.

— Ты ещё молись на государя нашего, что изнова тебя в крепостные не записал, — нарушил молчание Иван, вновь обращаясь к Никанорову.

Уже отставили люльку с чадящим и ароматно пахнувшим табаком. Никто не умел курить, а вот табачный дым, с душистого табачку, что поставлялся Военторгом, но был доступен в лавках, оказался приятным.

— Это да! Батюшка наш — святой человек! — согласился Кондрат, остальные на его слова дружно закивали, даже те мужики, которые стояли в сторонке и только наблюдали и завидовали, как троица пускала табачный дым.

Раньше служивые, а после ставшие мужиками, и так любили царя-батюшку. Но делали это, скорее, потому, что так положено, Богом уготовано, кабы мужик любил помазанника Божьего. А нынче же дело иное. В церкви ныне не надо напоминать попу, "кабы прихожане за царя молились!' И без напоминаний перво на перво мужик в храме это делает. Ведь именно царь и землю дал и серебра подкинул. Живи, да не тужи. Всяко лучше жизнь, чем у какого крепостного будет, особенно, если крепостной тот у нерадивого помещика.

— Отвёл, гуторят, Христос руку убивец от царя, да покарал их люто. А царь наш ампиратор пощадил сына свого, да послал его в Сибирь токмо, — шёпотом, по-заговорщицки говорил Кондрат то, что и все уже знали, но о чем говорить было нельзя.

— Не то наше дело знать, что в хоромах царских происходит! — забасил Петро, заставляя всех смиренно замолчать и не поднимать больше эту тему.

Две недели назад мужиков подняли по тревоге. Их, не одев по форме, спешно стали увозить на телегах на пункт сбора призывников, в Полтаву. Тут бойцы должны были получить обмундирование, оружие, сформировать роты и батальоны из своих бывших соседей, а нынче сослуживцев. Все были соседями, все друг друга знали. По такому принципу их и распределяли.

И вот они уже более недели находятся на пункте сбора, а обмундирование и вооружение так и не получили. Странное дело, но ахвицер даже зачитал бумагу, из которой стало понятно, почему людей и на довольствие не поставили и не одели. Виданное ли дело, сообщать солдату, что происходит в офицерской среде! Стало быть… подумали многие… и впрямь они свободными людьми становятся.

Уже были арестованы десять интендантов, которые должны были отвечать за хранение и пополнение армейских магазинов. Кто из бывших крестьян, нынче солдаты взял с собой немало еды, тот пока живет и не тужит, даже порой и делится. Всё же не бедственные люди собрались, а большей частью крепкие хозяйственники. У них и колбасы имеются, и сало, и сухари нашлись.

— А ну, братцы, всем встать! — выкрикнул поручик Малой. — Изготовиться получать обмундирование с оружием!

— Эко раскомандовался Малой, — пробурчал Кондрат. — Давно ли от меня затрещину получал, как первогодка!

— Так нынче же он ахвицер! — подняв указательный палец кверху, сказал Иван.

— А ну, угомонились! — грозно пробасил Петро. — Выучился и стал офицером, так все могут, кабы не лясы точить, а учиться и тренироваться.

Не совсем было привычно мужикам подчиняться нынче тому, с кем раньше солдатскую кашу делили. Однако, ничего не попишешь. Никола Малой оказался самым смышлёным во всем солдатском обчестве. Он быстро и в унтер-офицеры выбился, а после бумагу подал, по которой Малого взяли даже на годичные курсы в Луганскую школу стрелков. Ну, а по окончании оной, Малой стал прапорщиком. С отличием окончил ту школу, с грамотой хвалебной пришёл.

— Так-то братцы, нам наше оружие дают! Тое, что мы на учениях мяли, — рассматривая десяток ружей, воскликнул Кондрат.

— Мяли? Жонку ты мял, тетеря! — усмехнулся Петро.

На самом деле, обоз с провиантом, фуражом, вооружением и боеприпасами по какому-то непонятному стечению обстоятельств был задержан в Харькове. И сейчас началось расследование, почему именно так произошло. Командир дивизии полковник Сухомлин, вроде бы как ушедший в отставку, но согласившийся оставаться в резерве, начал бурную деятельность.

Ну, не нравилось ему быть помещиком, сидеть на земле да попивать чай с баранками. Пару месяцев так провёл время, а после тяготиться стал. Так что, когда стало понятно, что в ближайшие две недели в пункте сбора под Полтавой так и не будет ни оружия, ни провианта, Сухомлин направил всех своих офицеров на покупку еды, а также приказал распечатать все армейские магазины резервной дивизии, которые предназначены были не для использования в бою, а только при учениях, но теперь были направлены всё-таки для вооружения солдат.

Полковник счёл, что обмундирование — это второе дело, наудивление мужики на пункт сбора прибыли почти поголовно в добротных сапогах, да и не голыми. А вот если прикажут выдвигаться куда на войну, именно к этому всё идёт, то хотя бы с оружием нужно решать. Впрочем, обозы из Харькова уже должны были выйти, но полковнику предписано явиться в Киев не позднее чем через три недели, нет время ожидать обозов, пусть уже в Киев идут сразу.

А недавно организованная канцлером Сперанским Военная Прокуратура уже начала расследование по факту злоупотреблений и манкирования своими обязанностями интендантов. И за эти преступления во время войны законом приписывается и конфискация имущества, и большие сроки на каторге. Строго с этим в армии стало.

Многих из офицеров полковник Сухомлин знал лично, они были его соседями. Офицерам также, как и их солдатам, выдавалась земля. Причём, без крепостных. Они должны были заключать со своими же солдатами ряд, по которому крестьяне обязаны платить небольшую, но деньгу. Ну, а на своей земле помещик был волен делать всё, что угодно. Если хочется, покупает крепостных, а нет, так всем выдавались рекомендации по обустройству поместий, причём, если действовать именно по этим рекомендациям, то в недавно образованном Банке Вспомоществования Развитию Помещичьих Хозяйств дадут беспроцентный кредит, а также помогут с приобретением уже готовых сахарных заводов, маслобоен, инвентаря, семян или ещё чего.

Более того, можно было заказать в этом банке достойного управляющего, который прошёл бы Белгородскую школу управления. Правда, за это нужно было банку платить десятую долю от всей прибыли. И все отставные офицеры, которые воспользовались подобной опцией, в один голос говорят, что при найме доброго управляющего поместье может приносить доход уже через год, ну, может, два года, в два раза больше чем то, что было заявлено.

— Братушки, нынче будет зачитано обращение государя нашего всемилостивейшего Павла Петровича, — когда мужики перестали быть мужиками, а стали солдатами, взяв свои ружья, сказал прапорщик Малой.

Случилась абсолютная тишина. Все солдаты, унтер-офицеры — все были готовы слушать, что же скажет их любимый государь, за которого они готовы хоть кому глотку порвать.

— Верноподданные мои любимые! — Малой сделал паузу.

На глазах молодого офицера проскользнули слёзы. Плакал не только прапорщик, который более остальных получил свою порцию идеологической обработки во время прохождения курсов в школе стрелков, плакали многие мужики.

Все остальные слова были уже не важны. Они готовы умирать, но вот государь говорит в своём послании, что он не хочет их смертей. Государь говорит, что он хочет для них жизнь, достойную жизнь, и чтобы они вернулись с войны, но вернулись как героические победители.

— Воюйте умело, воюйте смело, за благое дело, останьтесь живыми, но не посрамите Россию, — еле сдерживаясь, чтобы уже в голос не зарыдать, читал поручик Малой.

— Ура! Слава царю-батюшке! — закричали в одном месте, чуть позже, вторя, начали кричать в другом, восхваляя государя.

Скоро вся дивизия, расположенная на Большой площади под Полтавой, кричала, как в один голос:

— Слава царю!

* * *

Белорусские земли

19 июля — 21 августа 1800 года

— И как вам эти чувства, когда возвращаешься на родину, с которой ранее пришлось бежать? — спросил один мужчина, восседая на пегом коне.

— Это сложно, ваше величество, — отвечал другой мужчина, но уже на вороном коне.

Разница во внешности у этих прославленных политиков и военачальников была огромная. Один был высок и статен, другой уже усапел обзавестись изрядным животом. Но ещё большей разницей было то, с каким настроем эти люди пришли сюда, на гору, чтобы любоваться просторами долины реки Неман и находящимся в десяти километрах города Гродно.

— Ваше императорское Величество, у меня столь много чувств и все они настолько разные, что я не могу определиться, что именно внутри меня побеждает, — отвечал на вопрос Наполеона Бонапарта Тадеуш Костюшко. — С одной стороны, я поддался на уговоры и вновь получаю шанс освободить свою Родину, с другой…

— Но ведь здесь рядом ваше родовое гнездо⁉ — воскликнул Наполеон, пребывавший в приподнятом настроении. — Как же можно грустить!

— Так и есть. Я родом из этих мест, может, только немного южнее, — сказал Тадеуш. — И места эти я знаю хорошо. Шесть лет… Прошло не так много времени, когда фельдмаршал Суровый заливал кровью предместья Варшавы, а словно в иной жизни было.

— Ваше настроение вгоняет меня в полное уныние! Я ждал иных чувств от вас, — раздражённо выпалил французский император и даже демонстративно отвернул голову.

— Прошу простить меня, Ваше Величество. Я, как каждый честный человек, с болью понимаю, что нарушаю данное мной же слово. Я, пообещав русскому императору более не воевать против России, всё равно привёл на эту землю тысячи поляков, — сокрушался лидер последнего польского восстания Тадеуш-Анжи Артур Бонавентура Костюшко.

— Зато под ваши знамёна… Именно под ваши, месье великий сын польского народа, пришло более восьмидесяти тысяч молодых польских мужчин. После французских сил это самый большой воинский контингент величайшей из всех, что ранее видела история, армии, — сказал Наполеон, и дёрнул своего коня прочь.

Французскому императору определённо была неприятна та ситуация, что кто-то рядом с ним вообще может грустить. Как же грустить! Вот она, Россия! Как бы не кричали поляки, что все вокруг польское, эти земли, на которых уже находился Наполеон — Россия. Принадлежат же территории Российской империи, но уже сюда пришел он, император Франции и теперь… Может, Польша, может быть и Великое княжество Литовское.

Все было неоднозначно. Бонапарт играл на патриотических чувствах и поляков и литовцев, он и пруссакам намекал, что все заигрывания с возрождением Речи Посполитой — лишь вынужденное дело, временное. И многие верили. Если людям говорить о том, что они хотят услышать, то слушатели безоговорочно верят говорящему. Поляк шел воевать в армию Наполеона, чтобы получить новые земли, забрать у русских помещиков в Малороссии и Белоруссии весьма даже обустроенные поместья, ну и за то саблю точил поляк, чтобы Речь Посполитую вернуть. Были и те, кто хотел конкретно Великое княжество Литовское, отдельное от Польши государство…

А были… Русские, если можно так называть людей, которые готовы воевать против своего же Отчества, какими бы мотивами и лозунгами подобные предатели не прикрывались. И воевали эти «русские» так же за деньги, как и все остальные, собственно, но тут оправданием было то, что одни «русские» шли освобождать других «русских» от крепостничества, гнета императорской клики и всякое подобное, пропитанное вроде бы как и либеральными лозунгами.

А что русские могут противопоставить такому войску, величайшему из всех, по крайней мере, по количеству воинов⁉ Ну не стоит же верить Курфию Руфу и Ариану, которые писали о миллионах персидских воинах? Там было явное преувеличение, сейчас же, как бы не преуменьшение, так как прусские города, польские села — везде сейчас французские отряды, которые устремлены на Восток.

По мнению Наполеона, почти ровным счётом ничего русские не могут сделать. Французский император ожидал намного более деятельного сопротивления со стороны русских. А они не могут даже собрать свои силы в кулак, вынуждены воевать на два фронта, ресурсы же России не бесконечные. Мало того, русским пришлось сильно дробить свои силы, прикрывая множество направлений вероятного удара Наполеона.

До последнего никто из солдат и офицеров, за исключением наиболее знатных и старших в армии Наполеона, не знал, куда же именно придется главный удар французской имперской армии. И самым главным дезинформатором был сам император. То он хотел бы переиграть Полтавское сражение, то есть собирался идти в Малороссию; на следующий день Наполеон говорил о том, что невозможно выиграть войну, если столица неприятельского государства не покорена, тем самым утверждая, что альтернатив удару на Петербург нет; звучало и то, что Москва — это сердце России.

И вот, в своём воззвании к войскам и народам Европы Наполеон говорил, что именно Москва — то самое уязвимое место, которое, если взять, то Российская империя, этот монстр, который наседает на Европу, перестанет существовать. За это направление выступали и различные приближенные французскому императору люди. К примеру, Наполеон взял на вооружение такой тезис Талейрана, при котором, если ударить по Москве и покорить этот город, то Россия перестанет существовать.

Через Москву можно оседлать и Волжскую торговлю, контролировать потоки металлов из Урала. Тогда Россия просто, даже если будет у нее оставаться армия, загнётся. С юга России не будет поступлений зерна, перекрываются пути доставок вооружения с Урала и Тулы. Так что, после можно было бы на зимних квартирах сидеть в тёплой и уютной Москве, при этом наблюдая, как быстро умирает Россия.

Однако, Наполеон был уверен, что Павел, русский царь, запровит мира намного раньше. И тогда Бонапарт решит помиловать Россию. Ведь нужно же будет с кем-то добивать Англию, а у русских, как показали последние события, весьма способный флот.

— И всё же, великовельможный пан Тадеуш, отчего ты не весел? — как только император отъехал от Костюшко, к нему сразу же подскакал заместитель командующего польским легионом Михаил Клеофанс Огинский.

— Для тебя же, пан Михаил, друг мой, не секрет, что я слово, данное русскому царю за свое освобождение, нарушаю. Но не только этот меня гложет. Как-то уж быстро прусаки согласились на возрождение Речи Посполитой, — задумчиво произнёс Тадеуш Костюшко.

— Так французский император пообещал им Померанию, Гольштинию, да ещё Ганновер. Кроме прочего, прусаки явно не хотят воевать с русскими. Потому и откупаются от Бонапарта тем, что много обещают. Но, нам ли с тобой не знать, пан Тадеуш, что всё решится на поле боя. Когда мы победим, пруссакам, просто, ничего не останется, кроме как идти на ранее утверждённое соглашение, — Агинский усмехнулся. — Если нужно, то пани Ковалевская в постели у Бонапарта нашепчет всё, что нужно [Пани Валевская в это время еще сущая девчонка, но не остается сомнений, что поляки нашли бы кого еще подложить под Бонапарта].

Пятьсот шестьдесят пять тысяч солдат и офицеров переходили Нёман. Французам и всем союзникам, которые примкнули к Наполеону, почти никто не противодействовал. И это не вызывало недоумения, напротив, подобного ждал французский император. Ведь как могут противодействовать такому количеству подготовленных солдат и офицеров, высоко мотивированных, всего-то две русские армии, которые оставались разъединёнными?

Направление на Санкт-Петербург прикрывала армия Багратиона. Там было всего-то девяносто пять тысяч солдат и офицеров, при этом, еще и относительно малое количество пушек. Направление на Москву закрывала армия Александра Васильевича Суворова, который являлся главнокомандующим всеми русскими войсками. Ну, и первая русская армия Суворова также не могла противостоять, по крайней мере, если сравнивать численность состава Наполеона. У Суворова было сто тридцать пять тысяч солдат и офицеров, а также, как и во второй армии Багратиона, небольшое количество пушек.

Гродно встречал Наполеона, как победителя. Дамы махали чепчиками, мужчины выкрикивали приветствия на французском языке. Наполеон купался в лучах славы, предвкушая, что уже совсем скоро в пограничных сражениях он нагонит Суворова и разобьёт те несопоставимые французским русские армии, а дальше будет просто прогулка по не самым хорошим дорогам России.

Первое более-менее серьёзное столкновение случилось, когда авангард французских войск, возглавляемый блистательным, причём, во всех смыслах, так как любил пеструю одежду, маршалом Мюратом, встретился с донскими казаками у местечка Мир. Лихой набег семи тысяч казаков, которые были вооружены в том числе и передвижными корронадами, сперва застал Мюрата врасплох. Французам даже пришлось отступить и дождаться артиллерии. Правда, когда они вновь пошли вперёд, от казаков уже и след простыл.

— Варвары! Какие же русские варвары! — сокрушался Наполеон в местечке Ольшаны, когда у него из-под носа Суворов умудрился увести всю русскую армию, да еще и устроить ряд засад. — Они же уничтожают свои же посевы, разрушают свои же города.

Недавно назначенный начальником штаба маршал Ней захотел подбодрить своего императора.

— Они бегут, как трусливые крысы! — сказал Ней.

— Молчите, маршал, они загоняют нас в ловушку! И самое противное, то, что если я не разлюблю русские армии, то не добьюсь никакой решительной Победы! Разве не понятно, что бы увеличиваем расстояние подвоза провианта и вооружения? Мы не можем кормиться за счет занятых территорий, на что был существенный расчет!

— Но русские не показывают абсолютно ничего того, к чему бы мы не были готовы! Потому, мой император, победа будет у нас обязательно! Россия — велика, но не до Сибири же они будут отступать! — не стушевался и воскликнул маршал Нэй.

— Вы не правы. И не в том, что мы не добьёмся победы. Я всё равно разобью русских, чего бы это мне не стоило. Но мне обещали, что здесь будет Польша, но здесь Россия! — Наполеон развернулся на своём коне и пристально посмотрел на начальника штаба. — Какие меры уже приняты для того, чтобы уничтожить все эти лесные отряды, которые начали резать наши коммуникации?

Вот теперь Ней растерялся. Пускай слово «партизан» ещё не вошло в обиход, но результаты партизанской войны французы уже прекрасно осознали. Севернее Пинска в районе Слуцка начали действовать небольшие русские отряды, которые, словно дьяволы, нападали даже не на французских фуражиров, которые уже и не осмеливаются собирать провиант на занятых территориях, а на армейские соединения до батальона. Если оставить в городке гарнизон, то нужно привлекать не менее чем два батальона, иначе повисает угроза уничтожения гарнизона и захвата русскими лесными бандитами, а никем иным Наполеон не считал отряды, действующие из леса, всех складов. Для огромной армии нужно огромное количество магазинов, снабжения, вооружения, коней.

Эти лесные дьяволы имеют на вооружении нарезные ружья и стреляют настолько метко, что французы ещё не успевают опомниться, когда у них уже выбиты все офицеры. И вот тогда эту неорганизованную массу франзцских солдат начинает терзать лихая русская кавалерия, на удивление хорошо подготовленная. Мало того, так они ещё и умудряются применять передвижные карронады, порой, устраивая такие засады, которые можно было бы счесть полноценными, пусть и локальными, но сражениями.

За двенадцать дней, не останавливаясь ни в одном из городков более, чем на сутки, французы стремительным маршем двигались вперёд. Казалось, что так быстро передвигаться не должна уметь ни одна армия. Да, Наполеон изучал опыт ведения войны и организации армии, который демонстрировал ранее русский фельдмаршал Суворов. Бонапарт был готов к тому, что перемещаться русские войска должны уметь достаточно быстро, но он был практически уверен, что не быстрее, чем это умеет делать французская армия.

При том, что Наполеону нужно обязательно догнать русские армии, он прекрасно понимал, что обозы не успевают за движением войск, что логистическое плечо растягивается и тогда логично, что русские сделали ставку на лесных дьяволов. Перерезать поставки в армию и она перестанет быть таковой, а начнется повальное дезертирство. Уже русские отряды на службе Наполеона убегают в леса и начинают воевать против того, кому приносили недавно присягу [реальный факт. В армии Наполеона были русские отряды, которые вроде бы как шли освобождать «дикую» Россию, но скоро все поняли, что об отмене крепостного права речи нет, а Наполеон никто иной, как захватчик, но не освободитель].

Между тем, казалось, что приходят самые что ни на есть хорошие новости. Так, генерал Даву лихим наскоком овладел Полоцком и уже через день его авангард был в Витебске. Вот, только догнать армию Багратиона ему так и не удалось. Многочисленные засады, подрывы мостов, обвалы деревьев на дорогах, выкопанные ямы, практически полноценные рвы даже на самых незначительных путях — всё это сильно замедляло движение.

— Приказываю всем остановиться. Часть солдат отправить на сопровождение обозов, дождаться их подходов и спешным маршем двигаться к Смоленску. Там нас ждут, не будем же своих врагов томить в ожидании, но прежде нам нужно получить и подкрепления и провиант! — решительно сказал Наполеон и поскакал свой шатёр, чтобы надиктовать новое возвание к своим войскам.