Твое пламя и твои крылья, феникс (СИ)

Глава, в которой магия еще немного раскрывается (3)

Взгляд Шеники

Девочка закончила с обычными своими утренними делами и поднялась на крышу дома. Там у неё давно был устроен свой крохотный уголок — два больших горшка с разлапистыми растениями, похожими на пальмочки, кусок старого ковра, поверх него ватное одеяло и три подушки. Нерайер давно предлагал ей притащить сюда маленький диванчик, столик, да даже навес натянуть. Ему заметно нравилось опекать кроху, заботиться, даже баловать, если только появлялась возможность.

Но Шеника лишь краснела и отказывалась. И не считала за труд перед дождём подняться на наверх, собрать всё своё добро и отнести под крышу, а потом, когда просохнет, вернуть обратно. Казалось, будто таким образом она лишний раз обозначает свои права на этот уголок, и то, что он — лишь её.

Ей нравилось свернуться здесь клубочком и, притихнув, просто слушать, как перещебечиваются птицы в кронах деревьев, как шелестит листва, и даже голоса прохожих или соседей звучат снизу. Из безопасного далёка. Как-то так вышло, что простое радующее восприятие мира миновало её в детстве. Она всё торопилась научить тело тому, что уже умела раньше, что хорошо помнила, и освоиться в новых условиях, а заодно убедиться, что пребывает в безопасности — и упустила момент детского принятия Вселенной.

Приходилось трудно. И ей ещё повезло, что родители уделяли ей мало внимания. Наоборот, они были очень довольны, как быстро ребёнок приобрёл все нужные навыки, от пользования отхожим местом до поедания каши ложкой, не шумел, вполне сам себя занимал и никуда не лез. А потом ещё и начал выполнять простенькую работу по дому без особых нареканий.

В этом, как оказалось, тоже была проблема. Дочь новых родителей на удивление не особо интересовала, о ней, беспроблемной, почти забыли, а чтоб и в дальнейшем себя не обременять, быстро и выгодно сговорили её замуж — в будущем, когда подрастёт. Так что Шеника сделала ноги из родного дома сразу же, как только убедилась — в лесу она какое-то время выживет. А дальше как-нибудь сориентируется.

Она понимала, насколько ей повезло встретиться с семьёй Сверадов. Она всё прекрасно понимала. Но, по-прежнему словно бы балансируя на грани предыдущей и нынешней жизни, не спешила довериться даже им. И как-то в принципе мало заботилась о собственном благополучии и выживании. Когда же осознала, насколько посторонние мужчины обеспокоены ею (посильнее, чем родные вроде как родители), была, пожалуй, даже ошеломлена.

Шеника совершенно не привыкла к заботе и искреннему безвозмездному вниманию.

И теперь пыталась понять, как относится к ним всем. Получалось, что хорошо. И, в глубине души не доверяя, на деле хочет поверить. Ведь, в конце концов, свою историю она уже давно им рассказала. Первый, самый главный шаг был сделан.

Хиреам уже не раз заводил с ней разговор о том, что братья хотят принять её в семью. И её прошлое (в том числе и предыдущее прошлое, оставшееся по ту сторону границы жизни и смерти) их не волнует. Да, возможно, драк, претендовавший на неё, может рано или поздно что-то такое выяснить, связать концы с концами и создать им реальные проблемы. Наплевать. Они намерены защищать её как свою сестрёнку. И их отец согласен; если она готова, он прибудет на церемонию и провозгласит её своей дочерью.

И никто не выдаст её замуж насильно, это они могут обещать. Всё будет обсуждаться.

Следовало согласиться, наверное, но Шеника по-прежнему колебалась. Боялась: и за них, и отчасти за себя. Ей хотелось верить каждому из братьев, но в груди по-прежнему жило недоумение — ну зачем она им нужна? Зачем им проблемы с нею? И если они положили глаз на такую проблемную девчонку, аж готовы принять её в семью, то не потому ли, что рассчитывают получить с этого выгоду? А вдруг задумали потом продать её Менею за высокую цену?

О боги, даже думать о таком не хотелось. И не потому, что она так уж дрожит перед принцем. Хотя и дрожит. Но сейчас, всею своей душой доверившись Сверадам, до красного тумана перед глазами боялась обмануться в них. И всё же глупо было, наверное, шарахаться от их заботы лишь из одного этого страха. Только чувства плохо повинуются здравому смыслу.

Поуютнее устроившись в подушках, Шеника прикрыла глаза.

Ночью ей снова снился рынок, на котором она тогда оказалась.

Работорговцы привезли её в Предгорье сразу, не заезжая в другие городки с дурной репутацией. И не пытались хлестать её кнутом, клеймить или насиловать — берегли в целости для заказчика, поэтому она позже и задумалась, что, вероятно сам Меней оплатил её похищение. Тогда её ещё звали Лукина, и она, ничего не понимая, только плакала и отчаянно сопротивлялась, даже не задумывалась, на что надеется. Били её аккуратно, мягкой плетью с тонкими концами, по щиколоткам и ступням, чтоб если и оставить следы, то минимальные. А потом ещё заковали в цепи, чтоб не оставить надежды на побег.

И на рынке сразу поставили к столбу, а не в общие ряды. Посмотреть. Оценить будущую участь.

Там она стояла, дожидаясь своей судьбы, и с ужасом наблюдала жуткие сцены вокруг. Видела, как били и унижали других девчонок, как их выбирали покупатели, как кричали женщины, у которых отнимали детей. И в её душе обрастали ледяной коркой любая надежда. Не на кого ей было рассчитывать — вот что ей хотели показать, уверенные: такой демонстрации будет достаточно.

На явившегося за ней слугу Менея Лукина отреагировала с испугом.

Она не ждала ничего хорошего. Против ожиданий продавца вместо стремления выжить любой ценой в груди почему-то пробудились отчаяние и ярость. Желание во что бы то ни стало сопротивляться, отстоять хоть какую-то часть себя тогда совершенно затопила сознание. И то, что сам принц сразу повёл с ней разговор в тоне приказов и угроз, лишь усугубило ситуацию. Она не думала о том, что их общение могло бы закончиться как-то иначе, прояви она большее терпение или хотя бы если б боялась вместо того, чтоб ненавидеть. Боялась именно тем страхом, который в ней хотели пробудить.

Не смогла. Просто оказалась не в состоянии. Случилось то, что случилось. Она с облегчением швырнула ему в лицо обвинения, своё отвращение, отказ в чём-либо идти навстречу его желаниям. Всё своё отчаяние и нежелание так жить. Он же напомнил, что владеет ею, словно вещью, что её жизнь в его руках. И ей придётся подчиниться, как бы она к этому ни относилась. Иначе пусть пеняет на себя.

Ну что хорошего могло получиться после такого разговора? Да ничего, само собой.

Вот так и вышло… И всё же в новую жизнь бывшая Лукина, а теперь Шеника принесла именно память о рынке, а не о том роковом наказании кнутом, которое в итоге отняло у неё жизнь. Только рынок… Ощущение пыли и песка под ступнями, выглаженное телами дерево столба с вкрученными в него огромными металлическими кольцами, цепи на руках и шее, подчиняющая магическая капля между ключиц, взгляды мужчин, которые проходили мимо. Они-то на рабском рынке ничего не стеснялись: и разглядывали, и обсуждали, и посмеивались, тыкая пальцем во всё, что их заинтересовало.

Шеника понимала, зачем принцу это было нужно. Он тогда хотел, чтоб будущая наложница побывала на торгах, чтоб по-настоящему испугалась за себя… И с радостью уступила всем его желаниям, просто мечтала бы оказаться в руках только одного хозяина, который, так уж и быть, станет обращаться с ней по-человечески.

Да, понимала — и в итоге ненавидела Менея ещё сильнее. Холодно, кристально, с отторжением. Нет, не настолько, чтоб мечтать о его смерти или мстить лично. Девочке хотелось только одного — никогда больше этого человека не видеть. Умрёт ли он или будет счастлив вдали от неё — без разницы.

Вот только кто ей самой вернёт душевное спокойствие?

Она свернулась в клубочек и затихла, надеясь, что не расплачется. Дурное это, лишнее. Увидев её покрасневшие глаза, братья Сверады обеспокоятся, занервничают, начнут хмуриться, выяснять, кто обидел, что произошло. А как она ответит на их вопросы? Всё ведь случилось уже давно, причём аж в прошлой её жизни. Ей просто хочется наконец выплакать свою память — а никак не получается.

— Шеника! — прозвучал голос Таяты, и девочка поспешно обтёрла лицо, так и не поняв, плакала ли или нет. — Ты здесь?

— Тут.

— Ну что такое? — Молодая женщина поспешила в её закуток и присела на корточки. — Что случилось? Опять накатило?

— Да… Сон снился. Вот я и…

— Бедняжка. Иди сюда. — Подтянула к себе поближе, прижала. — Маленькая наша, бедолажка… Тебе бы всё-таки съездить в храм, помолиться там, обратиться к Богине!

— Я боюсь, монахи вытянут из меня, в чём дело. И сообщат дракской правящей семье. Они ведь должны.

— Не верю я, что они такое сделают. Это ведь проклятия достойно — выдать тайну душевного страдания! — Шеника грустно пожала плечиками. — Ну, тебе решать. Идём, нам нужно на рынок. Купим продукты для торжественного ужина. Завтра прибудет отец Хиреама и других братьев. Хиреам сказал, ты согласилась войти в семью.

— Да, я… — промямлила девочка, понимая, что теперь уж не получится увернуться.

Нет, Хиреам прав. Её проживание здесь следовало как-то узаконить. Дело было даже не в её репутации (хотя ей вот-вот может быть нанесён удар, в здешних краях десятилетних девочек уже сговаривают), а в чести самой семьи. Если мужчины держат в доме незамужних женщин, на них со временем начинают посматривать задумчиво — а в самом ли деле они приличные парни? Вон как вольно обращаются с добрым именем зависимых девчонок. А что если и жён своих легко опозорят? Что если обойдутся с ними не по-мужски, а легкомысленно? Да ну, проверять ещё…

Так что не получится запросто отказать. Разве она может? К ней отнеслись по-доброму, и она должна тоже… По-доброму. Тем более что её вообще спросили, а могли и не интересоваться мнением. Ведь для всех окружающих она — маленькая девочка, едва вступающая в возраст хоть какого-то разумения. Только Сверады и Таята знают, что из её тела смотрят на мир глаза вполне взрослой женщины, понимающей, что она делает и зачем.

Таята вздохнула и, поднявшись, пожала ей руку.

— Идём. Не бойся, я повяжу тебе покрывальце, и тебя никто не узнает. Поможешь мне с покупками.

Она признавала, что, хотя и знает толк в приготовлении сластей, с остальными блюдами справляется заметно хуже. А вот Шеника отлично умела готовить. Из её рук выходило чудесное тушёное и запечённое мясо, вкуснейшие овощи, сочные каши, дивные соления, копчения, колбасы, и с фруктами девочка знала что делать. Не всегда ей хватало сил, роста, но Таята обязательно находилась рядом и была рада помочь. Только и на закупки ей приходилось брать малышку, потому что Шенике намного лучше удавалось выбирать и лучшие куски свежатины, и самые качественные овощи с фруктами, и зелень, которая требовалась для того или другого блюда.

— Откуда ты так много знаешь! — восхищалась Таята, но осторожно. Она сама не любила, когда ей напоминали прошлое, и старалась избегать напоминаний в адрес Шеники. Но как иначе похвалить? Очень уж ей хотелось ободрить девочку. Она, как и многие другие, то и дело забывала, что Шеника — не ребёнок. Её не требовалось подбадривать.

— Мне всегда нравилось готовить, — вздохнула малышка.

На рынке она придирчиво рассматривала товар, то и дело дёргала Таяту за подол, шептала на ухо, мол, вот этот кусок баранины можно взять, но надо поторговаться, обозначенных денег он не стоит. А вот этот хорош. Стоит для вида покривиться, чисто чтоб в последний момент цену не подняли, однако брать. И эти овощи вполне сгодятся. Вот эти, которые с краешку и ещё вот этот клубень, из серединки. А ещё нужны эти травы и коренья. И не бери вон ту муку, не попробовав. Похоже, в ней песок от новых, плохо обкатанных жерновов. Мелкий песок, не высеем потом.

Девочка брала в руки крупные фрукты, разглядывала с разных сторон, потом аккуратно укладывала обратно в пирамиду и, прижавшись к Таяте, словно к родной матери, шептала едва слышно:

— Не бери, они, похоже, овощные и перезревшие.

Таята нагибалась пониже.

— А что значит «овощные»?

— Такие фрукты используют и как овощи: жарят, пекут, даже варят. Только берут мучнистый, несладкий сорт, к тому же обязательно недозревшие. А эти уже перезрели, их пытаются продать как сладкую породу. Но они невкусные, да ещё и скоро испортятся.

— Спасибо, маленькая. — И, подбоченившись, словно записная скандалистка, бросилась торговаться. Шеника даже сперва не поняла, зачем. А потом сообразила. Ну да, у них ведь теперь жила молоденькая тёлочка. И Таята надеялась выторговать фрукты подешевле на корм коровке. И получилось, между прочим: — Ох… Будет отличный ужин и для гостя, и для нашей будущей кормилицы. Наша лапушка их скушает за милую душу, ей на пользу пойдёт.

— Думаешь, она начнёт давать молоко в этом году? — рассудительно проговорила Шеника.

— А почему ж нет? Мы отдаём её на пастбище, а там отличный бык. Если повезёт, в следующем году будем и с молоком, и с телёночком… Ты умеешь готовить телятину?

Шеника незаметно вздохнула и скромно улыбнулась.

— Я умею готовить почти всё.