Товарищ Йотунин

Глава 8

— И ничего он не на самом краю болота, — поделился я первым, что пришло мне в голову. — Глянь, вот еще один участок, и там тоже проход…

— Все равно — почти на краю, — не стал сдавать назад урук. — Тут метров тридцать, если навскидку… И сарай еще.

Ну, не сарай. Это была, скорее, изба-пятистенок: на стены строения пошли толстенные, в несколько обхватов, бревна — даже и непонятно, откуда такие взялись, не из местной же болотной растительности, чахлой и неубедительной. Сродни стенам оказался и фундамент — даром, что железобетонный.

Сарай этот, который не сарай, меня сразу же заинтересовал.

— А чего это? — я будто откладывал момент знакомства с самим своим домом. Ну, как «будто»… Действительно, откладывал. — Что за хижина?

— Это эллинг, — ответил орк. — там лодка!

— Лодка? — изумился я почти натурально, и спросил, уже подозревая ответ, — чья?

— Сам догадайся, — ответил урук. — Ну, или вспомни, ради разнообразия.

— И на кой-мне плавсредство? — я не стал играть в словесные поддавки. — Куда тут плавать-то?

Орк медленно прошел те самые почти тридцать метров, что отделяли забор моего участка от торчащего на самом берегу лодочного сарая.

— Тут не всегда болото, — с некоторым замедлением ответил урук, основательно оглядевшись. — Иногда разлив, и тогда — почти озеро. Можно дойти на лодке до Казанки, потом до Волги…

Я кивнул, мол, понятно: названия рек не отличались от тех, что бытовали и в моем мире-яви-реальности.

— Ладно, посмотрим еще, — решился я. — Айда дом открывать!

Не возвышайся мой замок так значительно над окружающими халупами и хибарами, его было бы нипочем не разглядеть за живой изгородью. Та росла плотно, будто стена лиан в каком-нибудь тропическом лесу, за основу же ее — это я уже успел проверить, потыкав в паре мест палкой и поглядев вплотную — кто-то когда-то взял клетку, сваренную из стальных прутьев. Каждый прут был примерно в палец толщиной… В мой нынешний палец, не из прошлой жизни — и все равно, конструкция выходила основательная.

Тем более странными выглядели ворота — ну как, ворота, калитка.

Неизвестный строитель вообще не стал заморачиваться — просто взял две секции ограды, но не вкопал те наглухо в землю, а повесил на огромные петли — тяжелые, кондовые, самодельные.

Замка же и даже простого засова на воротах обнаружить не удалось.

— Сам посуди, — пожал плечами Зая Зая. — Ни от кого серьезного так не закроешься, шпана в эти края не заглядывает… Замок на воротах не очень и нужен, как бы. И вообще, давай внутрь — убрать бы трайк с аллеи, не ровен час, наведается кто…

Я шагнул вперед и дернул на себя левую створку ворот. Та поддалась сразу же — я едва устоял на ногах от случившейся неожиданности — не со мной, с воротами!

Орк немедленно взялся за вторую створку и тоже преуспел.

Трайк вовнутрь закатывали вдвоем.

Тарахтелка встала в небольшом внутреннем дворике, урук закрыл ворота… И я чуть было не познакомил — в очередной, подозреваю, раз — свою ладонь с собственным же лбом!

Да, в найденной вчера тетрадке было местным по клетчатому написано: «levyi zadniy ugol dvora bezopasen», но откуда мне было знать, где тут лево и с какой стороны зад?

— Пойду, пройдусь, — сообщил Зая Зая.

— Стоять! — почти прошипел я. — Куда!

— Стою, — орк остановился и поднял вверх руки — ладонями ко мне. — А чего?

— Того, — буркнул я. — Сейчас.

Инструкции, и без того некрепко поселившиеся в моем обновленном сознании, вылетели прочь окончательно, и, вместо того, чтобы действовать по обычному — для Вани Йотунина — алгоритму, я взялся за дело основательно и всерьез… В тяжеловесной, уверенной манере Вано Иотунидзе.

Моргнул глазами раз, другой — настраиваясь на давно понятное и привычное.

Пала окрест светлая тень.

Светлая — это когда сам свет видится темнотой, предметы же отбрасывают от себя не пятна сумерек, но излучение — почти яркое, пусть и рассеянное. Получается своего рода негатив снимка — если вы увлекались когда-нибудь светографией и сами печатали карточки, вы меня поймете. Если нет — то и не надо.

В светлой тени особенно хорошо видны проявления эфира: пронизывают землю лей-линии, тускло светятся постоянные и временные наведенные конструкты, особые блики отбрасывают живые существа и немертвые сути…

Все так должно было быть в моем старом мире, все так сделалось и в новом.

Я внимательно осмотрел округу — старательно снижая порог восприятия для того, чтобы не видеть, что еще бегает, ползает, тянется между стенами домов и заборами, а также закопано в почву окрест. Сейчас меня интересовал только дом, который все окружающие — в количестве одного орка — называли, почему-то, моим.

Не, ну примитив, конечно.

Механическая ловушка, пусть не одна, в мире магии — вы серьезно?

Да, зубья капкана выглядят устрашающе, и, конечно, попасть в такой любой из ног… Даже мне прежнему было бы неприятно.

Да, на стальном тросике висит, заместо противовеса, бутылка с чем-то… На эфирном плане, опасным и сомнительным, причем и то, и другое — сразу.

Да, наконец, на дне ловчей ямы вкопаны, так и сяк, ржавые стальные колья…

Все же вместе это только выглядело страшно — особенно, если видеть волшебным зрением, где находится штырь-активатор. Вынь тот из гнезда, и все ловушки станут не опаснее… Чего-то совсем неопасного. Ну, что поделать, мне вдруг стало лень придумывать сравнение.

Отключение следящей паутинки — после деактивации механических сторожек — стало делом совсем уже простым. Вот она была, и вот ее нет… Не совсем нет, скажем так, временно уснула.

Я обошел трехэтажное строение, смело и уверенно поднялся на высокое деревянное крыльцо и распахнул перед обалдевшим уруком дверь.

— А как эти твои, ну… — орк помялся. — Надежнейшая система безопасности, — будто процитировал он догадайтесь, кого.

— Отключил, — кратко бросил я. — Знаю, как все устроено.

— О, вспомнил, — обрадовался Зая Зая, и, не добавив, отчего-то, вечного своего «в натуре», уверенно потопал в дом.

Дом как дом, видывал и похуже, да и страивал, конечно, тоже — пусть и не для себя самого.

Сами понимаете, когда в соседях у тебя — горный к'ва, нанимать артель грузчиков глупо и незачем — достаточно просто осветить, по ночному времени, строительную площадку, да после основательно накормить чуть подуставшего тролля.

Это отлично понимали что мои старые кахетинские соседи, что новые — казанские… Я же, по доброте душевной и пустячности предлагаемой нагрузки, отказывал редко.

Тем более, знали бы вы, какие перемячи жарила Джиляк-апа, мать самого активного в деле стройки и ремонта казанского — тогдашнего — моего соседа! Ум отъешь, что такое, а не перемячи!

Дом, в общем, был, и был вполне себе.

Я поднялся по внутренней лестнице сначала на второй, потом на третий поверх, заглянул и на чердак.

Лестница не скрипела, крыша не текла, не гуляли по углам ожидаемые сквозняки. В комнатах и проходах даже не пахло сыростью и плесенью — а ведь от дома-на-болоте чего-то подобного ожидаешь в первую очередь…

В целом, недвижимость меня порадовала. Оставалось прояснить главный вопрос.

— А где лаба? — обратился я к орку.

Зая Зая в это время уже уверенно разжег дровяную плиту — несколько поленьев обнаружились там же, в кухне первого этажа — и сейчас ставил на решетку пузатый чайник.

— Да вот же, — ответил урук, даже не оборачиваясь.

— Да где? — настаивал я.

— В рифму не буду, — порадовал меня орк. — Хотя хочется! Тут она, твоя лаба. Вот плита, по шкафам посуда. Вода течет оттуда — в указанном углу действительно тихонько капал старинного вида бронзовый кран, — и уходит туда, — прямо под краном я, даже без всякого эфирного зрения, ощутил трубу, выведенную в какой-то бездонный провал — расположенный, к счастью, не прямо под фундаментом.

— Плита на дровах? — уточнил я.

— Необязательно, — ответил орк. — Кристаллы в тумбочке, там еще мегаватта на три. Только дорогие они… Чайник можно вскипятить и так, по старинке.

Вопрос о мегаваттах я с трудом, но сдержал — не хотелось, отчего-то, расстраивать товарища проявлением ложной своей амнезии.

Известно ведь, что электрическая энергия не запасается внутри кристаллических структур… Или это одно из отличий законов физики этого мира? Стоило разобраться, но сделать это я решил чуть погодя.

— Ничего, — зачем-то сказал я вслух. — Приходилось работать и в худших условиях… Намного худших!

— Когда это? — удивленно воззрился на меня Зая Зая. — В смысле, в худших? Эта лаба, кажись, всегда такой была… Сам же рассказывал — мол, наследство…

— А в бурсе? — по наитию ответил я, и, видимо, угадал.

— Ну разве что в бурсе, — согласился урук. — Те полтора урока, после которых тебя освободили от алхимии…

В голове зашумело: вновь явился голос, далекий и зовущий.

— Это после того, как я согласился на итоговые десять? — то ли догадался, то ли вспомнил, я сам.

— Да, мастак такой еще, — урук согнулся спиной, сделал постное лицо — не сказать, что в моем друге пропадал великий актер, но пожилого хэ-эс-эс он изобразил до крайности похоже, — мне нечему учить потомственного алхимика из клана Желтой Горы!

Посмеялись: чужие воспоминания неожиданно согрели душу.

— Слушай, братан, — информация появилась внезапно, столь же решительно была обдумана и потребовала немедленного прояснения, — а что с кланом? Тем самым, из которого я весь такой потомственный алхимик?

— А нет больше клана, — грустно, но весомо, уронил урук. — Был, да весь вышел. Ты — последний из… Дальше я уже не знаю, а ты, походу, не помнишь.

— Беда, — согласился я. — Своих нельзя забывать. Буду…

Тут в дверь постучали: сильно, уверенно, со всем на то правом.

Урук подобрал колун, случившийся у той же стены, возле которой лежали поленья.

Я вынул нож, чуть помялся и пошел открывать — думая на ходу о том, что сигналку, пожалуй, стоило разбудить обратно.

— Драссть, — прошипели мне сквозь дверной проем.

Существо, оказавшееся по ту сторону порога, смотрело на меня сразу четырьмя глазами.

Два были вполне человеческими, пусть правый и оказался прикрыт какой-то странного вида линзой, сквозь которую мигал нарочитый багровый огонек — несмотря на то, что само око ощущалось совершенно живым и неповрежденным.

Третий глаз размещался выше, прямо над переносицей, и относительно посередине между двух основных. Выглядел он, будто красная линза, аккуратно имплантированная прямо в лысый череп, причем давно — края раны зарубцевались пару лет назад или даже раньше.

Если первые три глаза выглядели сурово и страшновато, но относительно безопасно, то вот глаз четвертый…

Ниже, от уровня примерно моей груди, в лицо Вани Йотунина уставилось ошеломляющего калибра огнестрельное ружье.

— Пыряло — долой! — потребовал тот же голос.

Я предпочел подчиниться: несмотря на все мои навыки и познания в области волшебства, не было никакого желания проверять — не окажется ли незваный гость быстрее… Лишних дырок в организме не хотелось категорически.

— Кацман, Дамир Тагирович, — представился четырехглазый, опуская вниз зрачок четвертого ока. — Капитан Егерской Его Величества особой службы, личный номер — триста три сорок семь… А, да кому я это говорю! Ты — Йотунин?

Я кивнул: отрицать очевидное можно, но не в таких обстоятельствах.

— Тогда я войду, — не спросил, а именно констатировал, вновьприбывший.

Я сделал шаг назад, успев — боковым зрением — заметить, как принявший слегка напуганный вид урук аккуратно ставит на место тяжелый колун.

Нормальный, кстати, оказался дядька, пусть и наполовину железный.

Железо это поскрипывало, скрежетало, щелкало и иногда светилось, но в целом не вызывало никакой неприязни.

Тем более, что никакой ментальной защиты, ожидавшейся от чистокровного — в этом я был уверен — хомо сапиенс сапиенс, практически не оказалось. Так, было что-то смутное, не очень рабочее и реализованное, не поверите, чисто электрическим способом… Мне не помеха.

Так вот, в отсутствие защиты я читал его — намерения, не мысли — словно открытую книгу, напечатанную очень крупным и обязательно кириллическим, шрифтом, причем — на хорошем советском языке. Те были… Нормальные, вот что.

Слуга царю, отец солдатам, агрессию проявлять не желает, явился по делу, нуждается в помощи… Конкретно моей?

— Я чего зашел-то, — мы уселись за стол — только вдвоем, Зая Зая взял на себя временно обязанности радушного хозяина, и сейчас разливал по чашкам удачно подоспевший кипяток. — Я знаю, что ты, парень, алхимик. Странный, ненаучный, как и все ваше племя, но можешь, и даже — могешь!

— Яда не вари, приворотное не тронь, высшее не смей, наркотикам — бой, — пробормотал я, удачно вспомнив строчки из кодекса алхимика, приведенного в самом начале одноименного конспекта. — А так — чем могу помочь родному государству?

— Родному… Это ты хорошо сказал, надо запомнить, — жутковато улыбнулся лысый мужик о третьем глазе. — Тут вот какое дело…

Тут я случайно узнал такое… Полезное. Даже очень.

Видите ли, до этого разговора я всерьез полагал всякую хтонь чем-то вроде зоны отчуждения, возникавшей повсеместно в моем мире — по местам особенно страшных боев Великой Войны. Много магии, много смертей, блокирующие эфир контуры по периметру… Там, у нас, подобные зоны зачищали, и полностью устранили году к пятидесятому двадцатого — ровно к пятилетию Победы во Акте Втором.

Твари хтонические представлялись мне вариациями на тему простых чудовищ, даже названия ровно половины увиденного — конкретно, болотного лешего — совпадали с принятыми у меня дома. Некоторые сомнения вызывал гиблемот, но я сразу посчитал того волшебным мутантом, редкой флуктуацией стихийной магенетики…

В общем, выяснилось, что самое правильное название для такой флуктуации — не иначе, как слово «норма».

— Тут недалеко, — сообщил егерь. — На берегу Казанки, даже пешком — минут пятнадцать. Проехать — можно.

— Чего там? Если конкретно, — спросил я, правильно оценив страшные знаки, что делал лицом — из-за спины капитана — Зая Зая.

— Конкретно — Водокач, — последнее странное слово гость произнес так, что сразу стало ясно: это — личное имя. — Болеет. Надо бы полечить.

— Надо, — чужим деревянным голосом, будто против своей воли, согласился я. — Диагноз?

— Первый раз вижу, как работает печать Гиппократа, — поделился с обществом капитан. — Что, реально готов идти и лечить неведомо кого от хрен знает чего?

— Ну так-то, конечно, можно, — сбросить воздействие неведомой — хотя имя великого алхимика и медведуна древности я, конечно, узнал — печати удалось почти сразу. — Но детали, все же, не помешают.

— Это который Водокач? — вдруг встрял Зая Зая. — Тот, что у старого железного моста?

— Он, — согласился капитан прямо спиной, не поворачиваясь назад. — А их тут что, несколько? Почем тогда не знаю?

— Да мы тоже, как бы, не в курсе, — я вызвал огонь на себя. — Если этот, который тот, то конечно. Диагноз-то какой?

— Да кто его знает, какой там диагноз, — похоже было на то, что егерь заглянул в себя, но ответа там, внутри, не нашел. — Просто болеет. Не жрет ничего, русло заилилось, скоро вода встанет…

— Не дело, — нахмурился я. — Воде положено течь, да и жалко его, тварь такую…

Появилось у меня ощущение, будто иду я по минному полю — доводилось, знаете, примерно тогда же, когда охотился на бронеходы — и каждый следующий шаг может стать для меня не то, чтобы последним — пехотная мина, да против тролля… Не смешно. Не последним, но так, крайне неприятным и даже болезненным.

Однако, вроде, прошел, никуда в ненужное не угодил.

— Ладно, — я прихлопнул столешницу ладонью и поднялся из-за стола. — Зая Зая, большую сумку бери! — Я откуда-то знал, что такая сумка у меня есть, что все нужное — или почти все — внутри нее уже лежит, и что у самого меня руки будут сильно заняты.

— Беру, — согласился урук.

— Ну что, вместе до берега, или как-нибудь по-отдельности? — уточнил обрадованный егерь. — Я-то, сами знаете, на самокате, на нем больше, чем по одному, нельзя…

— Эй, братан, не будь петушком! Каждому — свой самокат, или пешком! — сообщил я капитану. — Свои колеса имеются.

— Первый раз встречаю лесного тролля, имеющего чувство юмора, — осклабился тот, вставая. — Да владеющего колесами… Добро, я поехал. Встретимся на месте.