Товарищ Йотунин

Глава 12

— Нормальный отчет, — почти похвалил меня заведующий лабораторией. — Пара ошибок всего.

— Это в смысле? — напрягся я. Как и все тролли, страдаю бесконечным стремлением к идеалу, и ошибаться, потому, очень сильно не люблю.

— Тут опечатка, — желтоватый ноготь ткнул в экран ровно в том месте, где я поставил латинскую литеру x вместо диграфа kh, имея в виду звух «х». — Но это ладно, вот тут…

— На шее обнаружена одиночная замкнутая горизонтальная странгуляционная борозда в средней/нижней трети шеи, — прочитал я. — Кажется, все верно, его ведь сначала задушили, и уже потом…

— А, нет. Задумался, — пояснил Колобок. — Совсем не то место показал. Вот.

— Труп мужского пола, снага, молодого возраста, на вид около 20 лет. Рост средний, телосложение гиперстеническое… — Я все еще не понимал, чего от меня хочет завлаб, и какую, заодно, ошибку, имеет в виду.

— Коллега, скажите, — устав играть в загадки, спросил меня Пакман, — вам что, раньше не встречались снага?

«Отчего же, встречались. По телеку видел. Причем, этого же самого снагу.», — чуть было не ответил я. К счастью, вопрос оказался риторическим: в ответе моем на него никто нужды не испытывал.

— В общем, просто исправьте ошибку, и идемте уже обедать, а то времени прошло…

«Да какую ошибку-то!», — чуть не взвыл я, и это был бы провал. Спасла меня привычка непосредственного начальства постоянно болтать языком.

— Средний рост снага — от ста пятидесяти до ста семидесяти сантиметров, — сообщил куда-то в пространство патологоанатом. — Наш пациент слегка ниже ростом, и, кстати, действительно представляет из себя существо половозрелое. Представлял. Следовательно, если в снаге всего метр десять, у него короткие ручки, кривоватые ножки, — продолжал бурчать себе под нос Пакман, — мы имеем классический пример…

Я быстро поменял все нужные параметры в описании тела на признаки человеческого нанизма — искренне надеясь на то, что человеческие и снажьи карлики различаются между собой не сильнее, чем обыкновенные особи тех же видов!

— Теперь все верно, — порадовался сам и воодушевил меня начальник. — Не переживай, все понимаю: первый рабочий день, сложный труп… Хорошо, что вовремя заметили ошибку. Мы обедать-то идем? — неожиданно сменил тему Колобок.

— А то, — согласился я, не уточняя, с чем именно.

Нужную книгу я стал искать вечером и дома — нашел, кстати, довольно быстро. Причина такой скорости оказалась проста: всего в дому хранилось около десятка бумажных книг, из которых девять — учебники и справочники, и десятая — томик графической новеллы, с изрядным уклоном, если судить по обложке, в романтику для девушек.

— Prives, Lysenkov, Bushkovich, — обрадовался я знакомым фамилиям. — Anatomiya vys'shikh gominid.

— Пошел по классике? — Зая Зая выскочил из ванной комнаты свеж, отмыт и немного мокр. — Ищешь зацепки?

— Вроде того, — согласился я. — Не могу понять одну тему…

— Давай, разъясню… Если сам вспомню, — предложил урук, внезапно описывая правой рукой нечто вроде баскетбольного данка. Я проследил взором за траекторией доминирующей руки: отправленное в полет мокрое полотенце приземлилось на батарею — сразу в расправленном состоянии.

— А чо? — не понял выражения в моем взгляде Зая Зая. — Так быстрее сохнет!

— Да ничо, — я помотал головой. — Просто смотрю. К слову, о теме…

Подвело меня, как оказалось, плохое еще понимание особенностей местных национальностей… То есть, конечно, разумных рас.

Мне казалось отчего-то, что снага — это кто-то навроде гоблина. Мелкорослый, тщедушный, соплей в прыжке перешибешь…

— Не, ты чего, братан, — забыл даже улыбнуться урук. — Снага, конечно, не лучшие… Представители общества, ага. Хулиганы, мародеры, тащат все, что плохо лежит, то, что лежит хорошо, перекладывают и тоже тащат… Но парни, так-то, серьезные. Мелкие — это, как раз, гоблины.

— Интересно, а бывают случаи скрещивания гоблинов и снага? — мне не то, чтобы было нужно, но требовалось замкнуть круг и не возвращаться больше к этому вопросу.

— Это сервитут, — напомнил мне урук. — Рядом хтонь, и не одна. Тут кого хочешь можно скрестить с кем угодно другим, хоть с самим собой… Бывают, конечно. Только я такого ни одного не знаю.

Я рассказал о снажьем карлике — о том, как увидел его впервые — по телеку, и о том, как получил ту же особь в качестве подарка на праздник первого рабочего дня. Не забыл упомянуть и то, как чуть было не обмишулился, составляя отчет.

— Беда, — почесал в затылке Зая Зая. — В натуре, беда. Как ты собираешься работать, если не помнишь таких простых вещей… О, я понял!

Я насторожился: мне показалось отчего-то, что вот это вот понимание обязательно закончится для меня чем-то интересным, но неприятным.

— Когда человек сам не может что-то сделать, он обращается, — начал урук.

В голове моей зашумело, донесся задолбавший голос.

В том смысле задолбавший, что шумел он постоянно, по поводу и без — настолько часто, что я даже перестал его упоминать!

— К специалисту, — сразу догадался я. — А что, не против!

— Сейчас еще нет восьми, — орк определил время дня, просто посмотрев в окно — по каким-то своим, только себе понятным, приметам. — Кабинет работает до десяти. Айда, метнемся!

Оделись, снарядились, метнулись.

— Kabinet psikhiatricheskoy pomoschi, — прочитал я не без труда. — Понятно, психиатр…

Даже странно немного оказалось, что тут, в смысле, не в самом благополучном — даже по меркам сервитута — районе, такие водятся.

— Ага, мозгоправ, в натуре, — согласился урук: совсем неподалеку случились какие-то, вполне цивильного вида, граждане, и Зая Зая предпочел включить уличный режим общения.

К местному менталисту идти не хотелось — мало ли, что тот сможет прочитать в памяти моей среди обрывков чужой! К тому же, для него это ведь работа конкретно по профилю!

— Не журысь, — орк ободряюще хлопнул меня по плечу. — Это ж доктор. Почти свой, почти родной, медицина, понимать надо!

Вариантов не осталось: пришлось идти. В крайнем случае, как-нибудь отоврусь…

В холл кабинета — оказавшегося, кстати, скорее небольшой клиникой — вошли вдвоем, и нас обоих пустили внутрь.

— Не досмотрели, — удивился я. — Эээ… Вон же, вроде, охранник…

— Сторож тут для вида, — поделился со мной урук. — Шмонать непривычен: лепила местный ходит под серьезными пацанами. Помнишь Шавкатика?

Я неопределенно мотнул прической: вроде как, кивнул.

— Вот под ним и ходит. Тот, кстати, как раз снага… Мелкая шпана, стало быть, не полезет, люди серьезные — тем более, нечего им тут делать.

Подошли к слегка обшарпанной — бывшей белой — стойке регистрации.

— Здравствуйте, девушка, — обратился я к юной человечке, наряженной в белый халат. Под халатом из одежды не наблюдалось больше ничего, и я засмотрелся на ложбинку между двух… Хм.

— Имею намерение записаться на прием!

— Вам сказочно повезло! — и глазками этак хлоп, хлоп. — Доктор Гурбашев обычно так занят, так занят! Однако, только сегодня и только для вас…

— Ты это, к делу давай! — прервал поток девичьего красноречия Зая Зая. — Когда, где, чо-почем?

— Да как нефиг, — будто спал некий морок, и юнница обратилась той, кем и была: усталой теткой средних лет, правда, удачно приодетой и подкрашенной. — Консультация, терапия, групповая терапия, медикаменты?

— Пока консультация. Для начала, — выбрал я.

— Это будет стоить, — юная тетенька назвала цену. — Купоны не берем, только деньгами.

Я выложил на стойку заранее приготовленную стопку монет: прейскурант висел почти на самом видном месте.

Справа и чуть выше, на месте самом видном уже окончательно, оказался портрет немолодого мужчины, остро глядящего в душу посетителю из-под сурово сдвинутых бровей. Вроде, это и был нынешний, теоретически невозможный на местности, царь…

Прострекотал печатник.

— Подпишите, — строго потребовала регистратор. — Вот тут, тут и еще здесь.

Я вчитался в текст.

— Ага, — решил я через минуту, и, конечно, сразу сообщил о своем решении. — Тут я подпишусь, информированное согласие… Здесь тоже, персональные данные…

В глазах тетеньки сверкнуло напряженное предвкушение.

— В этом же месте… — потянул я, — сама подписывай!

Предвкушение сменилось некоторой даже злобой — тщательно скрываемой, но мне заметной.

Пункт, который я отказался подписывать, прямо и недвусмысленно гласил следующее: я, мол, такой-то и такой-то, приобретаю подписку на полный курс услуг, стоимостью… Денег получалось даже больше, чем у меня имелось вообще — включая квартирные ухоронки.

— Ну не хотите — как хотите, — справилась с собой женщина. — Тогда вам вон в ту дверь…

Доктор Гурбашев вызывал чувства, и были те чувства — смешанными.

Мне никогда не нравились люди — мужчин это, конечно, касается в первую очередь, женщин — несколько погодя — слишком трепетно относящиеся к собственной внешности.

Доктор Гурбашев был именно из таких: все в нем было слишком.

Слишком идеальная, волосок к волоску, прическа — такого свойства и качества, что напоминала, натурально, парик. Слишком аккуратные, особенно — для конца рабочего дня — пиджачная пара и сорочка. Излишне верно подобранные запонки, зажим для галстука и настольный письменный прибор в тон последним…

Между тем, хороший доктор — если он действительно хорош, почти никогда не выглядит настолько замечательно. Человек, по настоящему увлеченный своей внешностью, мало обращает внимания на окружающих — в том числе, на пациентов, действительных или вероятных.

Обнаружен был и еще один важный нюанс: доктор Гурбашев совершенно точно не был чистокровным хэ-эс-эс. Передо мной сидел полукровка, или, скорее, квартерон человека и какой-то из условно орочьих рас. В этой связи несколько даже прилизанная внешность выглядела особенно раздражающей — по крайней мере, для меня.

«Ладно», — подумалось мне в качестве итога рассуждений. «Может, в этом мире все как-то иначе…»

— Здравствуйте. Присаживайтесь, — доктор скосил глаза на бликующий экран счетника, — Йотунин. На что жалуетесь?

— Здравствуйте, доктор, — столь же вежливо, пусть и не выдержав идеально — и тут тоже! — участливого тона, поздоровался я. — Жалуюсь… Ретроградная амнезия, скорее всего.

— Вы уверены, что точно понимаете значение этих слов? — доктор поглядывал на меня со слабо скрываемым превосходством во взоре. — Это довольно сложная и точная терминология…

— Мы с Вами, доктор, в некотором роде, коллеги, — я постарался внести ясность. — Конкретно я — тружусь в главном городском морге.

О том, что работаю в сем почтенном заведении я всего один день, да вовсе не доктором, я, конечно, упоминать не стал. Еще, кстати, задумался вот о чем.

Казань — не город, она — сервитут, что бы это слово ни означало.

Однако вот морг, отчего-то, городской…

Доктор за это время всмотрелся мне куда-то в глубину глаз, или, скорее, затылок — я и сам так все время делаю, когда нужно выиграть в гляделки.

Я рефлекторно поднял пару щитов — в ожидании, конечно, щекотки под черепом — первого признака ментального проникновения, не сказать — атаки.

Не последовало, примерно, ничего.

— Ну, дорогой вы мой чело… Тролль, — на ходу поправился доктор. — Амнезия — вещь такая! Науке известно о том, что хорошо, когда ее нет, и плохо, когда она есть!

— Спасибо, доктор, что внесли ясность, — я постарался сдержать ерничающий тон. — Наверное, стоит пройти, для начала, какие-нибудь тесты?

— Тесты — это уже диагностика. Как часть лечения, — умудренно сообщил мне Гурбашев. — У нас с Вами сейчас консультация… Первичная! Время опроса и общих рекомендаций… Вот, например, когда Вы впервые осознали у себя амнезию? Помните симптомы?

«Да ну, нахрен», — грубо, пусть и про себя, понял я. Этот, с позволения сказать, доктор…

В моем мире такие тоже встречались — очень редко. Докторами, правда, они себя именовали еще реже.

Назваться психологом — всего лишь нарваться на общественное, не очень интенсивное, порицание… Все же, психология — не наука, психолог — не специалист.

Самозваный же доктор рисковал уже куда сильнее: уголовный кодекс РСФСР, статья двести двадцать первая, «Незаконное врачевание» — до пятнадцати лет, между прочим, строгого режима!

Интересно, а как дело обстоит в этом мире?

Впрочем, я был практически уверен: все нужные документы у доктора, который не доктор, имеются. И у клиники имеются, и у распоследнего уборщика — или, скажем, сторожа.

Дело выглядело поставленным на широкую ногу и приносящим приличный доход — не знаю, правда, как последнего удалось добиться… Вряд ли доктор Гурбашев, или, к примеру, реальный хозяин кабинета стал бы рисковать по столь пустяшному поводу.

— Кажется, Вы не сможете мне помочь, доктор, — последнее я выделил голосом, да так, что иронию в моих словах заметил бы даже дебил в медицинском смысле. — Очень жаль. Я пойду.

Внешний лоск слетел с доктора Гурбашева буквально в единый миг.

— Вали-вали, — посоветовал мне хозяин кабинета. — Грамотный.

— И свалю, — согласился я. — Но для начала… Ты мне кое-что должен.

— Облезешь, — налился дурной злобой лже-доктор.

— Возможно, — почти согласился я. — В свой черед!

И рванулся вперед, и ухватил оппонента за идеальную прическу, и рванул парик на себя.

Ой… Не парик.

— Ааааа! — зверино заорал доктор. — Ааааа! Ыыыы!

Сложно, знаете ли, удержать эмоции, когда с тебя только что сняли — пусть и не до конца — скальп.

Охранник ворвался в кабинет почти сразу — полный готовности хватать и тащить.

Я к тому ближнему времени уже стоял у стены — слева от дверного проема.

— Хрясь! — вступила голова сторожа в контакт со столом: вовремя подставленная подножка иногда творит чудеса.

— Ааа! — надрывался Гурбашев.

К какофонии присоединился женский визг: я предположил, что в дело вступил мой друг Зая Зая, и оказался, конечно, прав — оставалось только надеяться, что урук не прибьет условно молодую тетеньку, чуть было не подписавшую меня на кабальный контракт…

Выскочил в приемную, оставив орущего доктора в компании молчаливого сторожа.

Регистратора, к счастью, еще не били — урук только зажал ту в дальний от стойки угол комнаты, да угрожал здоровенным ножом. Тетенька, понятно, визжала.

— Там кнопка, — пояснил урук. — Под стойкой. Почти успела нажать, но почти — не считается?

— В натуре, — согласился я. — Не ори! — это уже визгунье.

Та послушалась: заткнулась, поглядела на меня взором, лишенным всяческого понимания и узнавания, да вдруг опала на пол, не забыв закатить картинно глаза.

Некоторые, даже самые простые, эфирные техники, удивительно хорошо действуют на неподготовленных граждан…

— Как думаешь, касса запирается? — уточнил я у урука. Как раз и говорить стало можно нормально — в соседней комнате, наконец, перестали надсадно орать.

— Не, кассу не надо, — возразил Зая Зая. — То, что ты вломил Гурбашу… Ты же вломил?

Я кивнул.

— Это почти не считается. Подумаешь, двое подрались. Значит, было из-за чего. Сторож… У него работа такая, огребать, если что. Бабу мы не трогали.

— Если подломить кассу, получится совсем что-то другое? — догадался я.

— Спор хозяйствующих субъектов, во, — пояснил урук. — И заодно грабеж. И даже, наверное, разбой. Шавкатику не понравится.

— Будто он сейчас будет в восторге! — поделился я. — Напали на его подопечного, нанесли травмы…

— Да имел он этого, который доктор, в виду, — урук осклабился, вежливо придерживая передо мной дверь. — Тот, кстати, не лепила даже, я вспомнил… Так, чудак в белом халате.

— Стало быть, напрячь такого не западло? — обрадовался я.

— Ни разу, — согласился мой товарищ. — Теперь Шавкатику нам и предъявить, походу, нечего… Только если по беспределу. Убытков-то он не понес. Скорее, поставят на бабки этого, сторожа. Охранять — его работа, и он ту не сделал! Лох педальный, — обогатил мой лексикон урук. — Может, конечно, пару торпед прислать — так, разъяснить, пощупать, мало ли, да и то вряд ли.

Трицикл наш стоял у самого крыльца: местная шпана его то ли побоялась трогать, то ли — на что, наверное, и рассчитывал Зая Зая — древнее чудо техники попросту не было никому интересно.

— Поехали, чо, — предложил урук. — Жрать охота.