— Морг, лаб-три, — сообщил Колобок в трубку.
Телефон (так говорят местные, зачем-то добавляющие звук «т» в начале некоторых слов — телефон вместо элофона, телевизор — вместо эловизора) зазвонил только что: я в этот момент копался в столе, пытаясь понять, куда делась последняя пачка печенья.
— Ваня, — Пакман изобразил приглашающий жест. — Это тебя.
— Надо же, — удивился я, но подошел и трубку взял.
— Привет, Йотунин! — местная связь работала так себе, но голос капитана егерей я узнал.
— Здравствуйте, Дамир Тагирович! — Я обрадовался: приятно было слышать голос первого серьезного человека, что отнесся ко мне нормально и поверил в перспективы мутноватого, по правде сказать, инородца. Был, конечно, еще Зая Зая, но мы ведь помним: в этом мире орки — не люди!
Кроме того, капитан Кацман — человек занятой, и звонок такой наверняка означает что-то важное. Хорошее, плохое — важное, ведь о неприятностях грядущих тоже стоит узнавать как можно раньше.
— Вань, тут такое дело, — быстро и напористо заговорил егерь. — Надо бы нам с тобой встретиться… Не очень срочно, но надо бы.
— Это можно, — согласился я, — раз нужно. Но я ведь теперь того, работаю…
— Я тоже, как ты понимаешь, на службе, — не стал спорить капитан. — Можем вечером. Там же, где в прошлый раз.
Уж не знаю, зачем егерю понадобилась странноватая и не очень действенная конспирация, но возражений не вызвала ни она, ни само предложение встретиться, поэтому и спорить я не стал.
— Хоть сегодня! — предложил я. — Рабочий день заканчивается через… — Посмотрел на часы, удачно висящие на стене прямо напротив меня, — ровно два часа. Добраться до дому, взять трайк и друга…
— Потом доехать до места встречи на этом твоем, извини, недоразумении, имея все шансы потеряться по дороге, — подхватил собеседник. — Есть предложение получше.
Что-то отвлекло мое внимание — как оказалось, это Пакман дернул меня за рукав халата.
Я посмотрел на завлаба и сделал лицом вопрос — что, мол?
Пухлая рука описала в воздухе круг. «Время», — понял я, и показал поднятый вверх указательный палец — «закончу через минуту». Иватани Торуевич кивнул, отстал, отошел.
— Извините, господин капитан, — сказал я в микрофон трубки. — Начальство…
— Ничего, я повторю, — проявил понимание егерь.
Через два часа и еще три минуты — столько понадобилось мне на то, чтобы скинуть халат, попрощаться за руку с начальником, да выйти из здания — я уже стоял на крыльце морга, все еще странно называющегося городским.
— Заеду за тобой на служебной, — сказал мне тогда по телефону Кацман. — Летать не боишься?
Не стал отвечать что, мол, не только не боюсь, но и сам немного умею — правда, что твой крокодил, низенько-низенько… Просто сказал, что благодарен за предложение и с радостью то принимаю.
«Служебная» оказалась мобилем — я уже приучился применять это слово без привычной приставки «эсо», означающей, всего-навсего, «эфирно-силовое обеспечение». Вид транспортное средство имело весьма брутальный: резкие рубленые обводы, низкий стелющийся силуэт, мощный протектор на каждом из шести колес.
— Привет и пристегнись, — посоветовал капитан, стоило мне занять пассажирское кресло — рядом с водителем. — Насчет полета я пошутил, но прокатимся — с ветерком!
Выезд из сервитута — тот, кстати, самый, которым обычно и пользовались мы с орком — расположен совсем неподалеку от здания морга: в самом конце улицы, сохранившей посвящение еще одному химику, знакомому мне по старому миру — Александру Ермингельдовичу Арбузову.
Раз уже есть что-то подходящее, зачем изобретать элосипед?
Выехали, добрались до выезда, выехали еще раз.
Путь до моего болотного замка занял время совсем небольшое — раза в три, наверное, меньше, чем требовалось нам троим: мне, Зае Зае, трициклу. При этом, мы еще и объехали вымерший поселок по широкой дуге, да воспользовались совсем другими воротами: не то, чтобы работающими, просто распахнутыми настежь. И то дело: в привычную мне воротную щель широкий мобиль егерской службы не протиснулся бы нипочем!
Уже вошли в дом, когда я вдруг кое о чем вспомнил.
— Господин Капитан, скажите, можно ли как-то связаться с моим приятелем?
— Наверное, можно. А зачем?
— Вы ведь не повезете меня обратно в сервитут? А мне надо — с утра на работу! — пояснил я. — Связаться с другом, он приедет, меня заберет…
— Цивилизация изобрела такое чудо света, как телефон, — ехидно ответил Кацман. — Например, держи.
Разъехались пластины на железном бедре егеря — ради разнообразия, не на том, из которого в прошлый раз было извлечено ружье. В руке капитана — и почти сразу же — моей, оказался портативный аппарат дальней связи… Очень сильно похожий на те, что бытовали в моем мире лет пятьдесят назад.
Оставался нерешенным вот какой вопрос: установлен ли в квартире Вани Йотунина, вообще, телефон?
Оставался, но недолго.
— Твой домашний номер здесь тоже есть, — порадовал меня егерь. — Я сохранил, на всякий случай, как и рабочий.
Спрашивать о том, откуда целый капитан очень серьезной — судя по вооружению, снаряжению и связям — службы узнал оба моих номера даже раньше, чем я сам, не пришлось: вернее, я попросту решил этого не делать. Многие знания, многие печали…
— Алло! — требовательно заявил я, стоило кому-то принять вызов на той стороне. — Алло, братан!
— О! — обрадовался, действительно, Зая Зая. — С работы звонишь? Задерживаешься?
— Да как бы уже нет… Трайк на ходу?
— Чего ему сделается, — уверил урук. — Подвеска только… Не, она тоже в порядке.
— Я, типа, в замке, — похоже, тяга к конспирации — штука заразная. — Беседую. Ты как, сможешь меня забрать часа через, — я посмотрел на капитана, — три?
— Не вопрос, заберу, — согласился орк. — Щас только котлетосов пожарю, и в руль.
— Огонь, — одобрил я.
Разорвал соединение — нажатием на совершенно знакомую кнопочку, вернул аппарат капитану.
— Итак, у нас разговор, — напомнил я зачем-то.
— Да, он, — согласился егерь. — Причем — предметный.
Тут я и решил больше слушать и меньше говорить: капитан представлялся мне источником ценнейшей информации, и, следовательно, чем реже я буду его перебивать, тем больше он мне расскажет.
Нам понадобилась карта.
Кацман извлек чертеж земель оттуда же, откуда, перед тем, телефон — и я вдруг понял, отчего егерь не носит с собой сумку: ему не надо.
— Вот, гляди, — лист альбомного формата развернулся, потом еще раз, и еще — став в восемь раз больше себя самого по площади, но сохранив, при этом, все ту же толщину.
Удивляться такому я и не подумал: истечение эфира, причем до зряшного обильное, заметно было прямо невооруженным — моим — глазом. Стало быть, карта оказалась не техническая, но — волшебная.
Смотрел во все глаза еще и потому, что понимал — карту, очень сильно похожу на ту, что сейчас лежала передо мной, я уже видел, и далеко не один раз. В том, своем, мире.
— Вот твое болото, — капитан тронул пальцем продолговатое пятно неровной формы. То послушно сменило цвет с грязно-бурого на ярко-зеленый: подсветилось. Еще поверх пятна появилась надпись «Khton» Boloto 22'.
— Вы их еще и нумеруете? — вырвалось у меня вопреки намерению помалкивать.
— Ну да, а как еще? — удивился егерь. — Тут их несколько, в смысле, малых хтоней, и двенадцать из них — болота, так что пришлось придумать сквозную нумерацию… Так, дальше. Вот это — Хтонь «Derbograd 1».
— Дербоградов что, тоже несколько? — удивился я.
— Не то, чтобы совсем много, — согласился Кацман. — Конкретно, два.
Я присмотрелся к карте: действительно, похожих надписей оказалось — одна и еще одна.
— Малый — который номер один, к нам ближе всего, и большой, номер два, чуть подальше, — продолжил егерь. — Между ними приличная такая полоса ничейной земли… Там даже не хтонь, а и вовсе черт-те что.
— Это как? — мне становилось все интереснее, и удержаться от вопросов было решительно невозможно.
— Так, — последовал ответ. — Летать над этим самым не получается, средства технической разведки не работают, магически это все экранировано… Отправляли экспедицию семь лет назад — на следующий год после Потопа, помнишь такой?
— Это когда Шереметьевы?
— Они. Так вот, государь в милости своей наложил на сей род виру, не очень, кстати, тяжелую — снарядить и провести экспедицию в это, как его, Междухтонье. Сорок человек воинов, семь боевых магов…
— И что?
— И ничего. Теперь у Шереметьевых на семерых боевых магов меньше. И на четыре десятка бойцов еще… Хотя те все равно были из наемников. Одна радость… — мне показалось, или капитан егерей пытается произнести короткую, но экспрессивную, молитву? — Не растет. Не растет, не расползается, дрянь всякая наружу не лезет… Тоже, кстати, моя зона ответственности!
— Я, господин капитан, уже догадался, — заявил я, — зачем Вы так подробно вводите меня в курс местной топографии.
— Давай, удиви, — потребовал тот.
— Вам нужна моя помощь. Какая-то, не знаю, какая, но могу предположить — алхимика, лекаря… Хтонического ветеринара. Причем, как мне кажется, на постоянной основе. Верно?
— Я знал, что ты сам догадаешься, — капитан стал выглядеть необычайно довольным ситуацией, а ведь я еще даже не согласился! Впрочем, кого я обманываю…
— Что соглашусь — тоже знали?
— Предполагал. А ты согласишься? — уточнил егерь.
— Уже, — коротко отозвался я. — Но у меня есть несколько условий.
Капитан насторожился, я — прислушался.
Откуда-то со стороны сервитута приближалось транспортное средство — оное кашляло и чихало мотором, гремело чем-то гремящим и иногда издавало высокий пронзительный рев.
— Кажется, твой друг едет, — заметил Кацман, опуская — я и не заметил, когда ружье оказалось в руках егеря — ствол. — Минуты три… Как раз успеем. Давай свои условия.
— Первое: никакой игры втемную, — я принялся загибать пальцы. — Если что-то нужно, говорите мне сразу, что именно и зачем.
Егерь кивнул, мол, договорились.
— Второе: мне интересна любая информация, которую вообще можно разглашать, — я ткнул в карту, занявшую собой весь мой обеденный стол, — вроде вот этого.
Возражений не последовало, и я несколько осмелел.
— И третье: хочу разрешение на огнестрел.
— Сразу нет! — капитан выставил перед собой ладони, как бы показывая, насколько сразу и как именно нет. — Я, конечно, человек не без связей, даже почти авторитетный, но против именного указа Государя за номером… Нет, не помню уже… В общем, нельзя тебе огнестрел. Никак нельзя.
— Не больно-то и хотелось, — проворчал я. — А может…
— Погоди, я еще не все сказал, — перебил меня, в свою очередь, Кацман.
Я обратился в слух.
— Реагенты для зелий — с меня, оружие — кроме того, что под запретом для всей вашей братии — тоже. Что-то из техники… И вот, держи.
У каждого взрослого тролля должно быть увлечение — обязательно не связанное с работой. Это ведь своего рода рекреация, сброс негативных эмоций и борьба с профессиональным выгоранием — совершенно другая, не повседневная, деятельность.
Так вышло, что моим, как говорят в Атлантике, хобби, стал просмотр старинных визио-постановок: как раз и снятых по ту сторону Рассвета. Особенно мне нравились картины, названные странно: «западники». Ну, вы ведь знаете, о чем речь: товарищи Брондуков и Караченцов за коровьих мальчиков, Митич и Мишулин — за коренных американцев, даром, что оба — хуманы… Все то же самое, только поставлено, сыграно и снято не «у нас», а «у них».
То, что мне только что протянул егерь, очень сильно, почти до дрожи, напоминало амулет помощника участкового уполномоченного, по-американски — шерифа… С поправкой только на то, что у звезды, заключенной в окружность, лучей оказалось не пять, а все семь.
— Кстати, поздравляю, — неожиданно тепло улыбнулся шери… То есть, конечно, капитан. — Запись в реестр внесли еще сегодня утром, так что ты теперь — совершенно настоящий помощник егерского старшины!
— Спасибо, конечно, — я больше обрадовался, чем удивился: троллям моего мира свойственен пиетет перед всякими знаками власти, пусть и внештатной. — А кто такой егерский старшина, и как с ним познакомиться?
— Это я же и есть, — все еще жутковато скалился Кацман. — На войсковые деньги — капитан, егерское звание — старшина.
Я только и успел, что пожать благодарно руку капитану, он же — старшина, и спрятать звезду в один из безразмерных подсумков, закрепленных на моей верной жилетке.
— А вот и я, в натуре, — сообщил Зая Зая, шагая сразу на третью ступеньку крыльца.
Поздно уже было, поздно и темно — пусть и казалось мне, что важный наш разговор с егерем длился всего ничего. Однако, если вспомнить, как мы сначала пили чай — все втроем, потом — как егерь осматривал, срываясь иногда на гомерический хохот, наш с уруком трицикл, далее — долго прощались с тем самым егерем, пытаясь, при этом, недомолвками досказать недосказанное…
— Ну чего, поехали? — спросил меня урук.
— Ща, дом запру, — ответил я.
Дверь я запирал по старинке и понятно — ключом, причем, делаz вид, что-то ли неверно вставил ключ, то ли заело, наконец, сам замок.
Мне было нужно немного времени — аккуратно установить поверх дома эфирную защиту, собранную — почти что топором и на коленке — предыдущей ложносонной ночью.
Наконец, узлы привязки оказались в нужных реперных точках. Щелкнули, вставая на места, рейки замка, я подергал — для виду — дверную ручку и тоже сошел с крыльца.
Обогнул дом, подошел к трициклу… Схватился за топорик.
Зая Зая, вооружившись похожим образом, изо всех сил всматривался в ночную темень.
— Чего там? — спросил я, почему-то, шепотом.
— Да хэзэ, — прошептал урук. — Шастает кто-то. Кто — непонятно, не видно нихрена. Даже мне.
— Разъясним, — посулил я, вешая топор обратно на крепление.
Вгляделся раз, другой. Ощутил нечто знакомое, даже очень… Отсек все линии, кроме одной — некротической, и вгляделся в третий раз.
— Впереди — два умертвия, — порадовал я орка. — Старые, сильные… Добрые?
— Это как? — удивился урук, тоже, видимо, знающий — ничего хорошего от неупокойника не жди.
— Сам не пойму. Разберемся.
Ну и принялся разбираться…
— Тук-тук, — голос-в-голове, против обыкновения, звучал ясно, громко и будто бы преувеличенно четко артикулировал слова. — Теперь меня слышно?
— В точности! — ответил я мысленно. — Ты кто?
— Не ты, а Вы! — принялся настаивать голос. — Я старше тебя лет на сто, прояви уважение… Внучек.
— Тебе… Хорошо, Вам. Сколько сейчас было бы от роду? Как Вас зовут? И кто там с вами второй?
— Зайнуллин я, Ирек Сибгатович, — ответил голос. — Аккурат вчера отпраздновал бы сто двадцатый день рождения, если бы не Инцидент чертов… Второй — бабка моя, Нурдида-апа. Только она говорить не может, ни голосом, ни вот так. Куда слабее была при жизни, чем я сам…
— Дайте, догадаюсь, — осторожно предположил я. — Вас обоих надо… Отпустить?
— Сказал бы уж прямо — добить, — в бесплотном голосе появились скрежещущие нотки. — Добить, упокоить, развеять, разнеумертвить… Надо. Но не меня, только бабку. Сил нет терпеть, как мучается — плачет все время, ну, по-нашему, по-мертвецки! Отпустить… Да, отпустил бы ты ее, некромант!
— Я упокойщик, — ответил я рефлекторно.
— Не надо врать мертвым, внучек. Некрос — и есть некрос… Хотя какой ты, к лешему, внучек, скорее, уже прадедушка! Лич, что ли? Тогда мы не по адресу…
— Я живой, — ответил я. — Лет мне четыреста с лишним, так получилось. И я некромант: тут ты, правнучек, прав.
— Значит, отпустишь? Бабку-то?
— Служба или дар? — ответил я ритуально.
— Вот как… Настоящий, стало быть, обученный… — удивилось умертвие. — Это где ж нынче таких научают? Или искони так? Ладно, болтаю я лишнего. Давно никто меня не слушает… — умертвие немного помолчало, но, все же, решилось. — Пожалуй, что служба. На дюжину месяцев без одного, продление по обоюдному согласию, плата по обычаю… Устроит?
— Тогда, — вздохнул я, — повторяй за мной: «Я, при жизни прозываемый…»