Товарищ Йотунин

Глава 29

Наутро у меня разболелась голова.

Это был очередной новый опыт — не то, чтобы совсем бесполезный, но… Я предпочел бы подобного избежать.

В прошлой жизни такого со мной не случалось, и не потому, что — как тонко шутили подчиненные Вано Иотунидзе, когда сам он, то есть, я, этого не слышал — «в голове тролля все равно одна кость».

Просто у троллей никогда не болит голова. Даже случайно. Даже без причины. Даже у тролльих женщин в определенные дни лунного года.

…В этом мире, как водится, все несколько иначе.

Голова болела, настроение, и без того не лучшее, стремительно катилось вниз и имело все шансы пробить нулевую отметку, да и вылезти куда-то сквозь дно.

— Древней мудрости взыскую, о великий! — несколько шутовским тоном, никак не отражавшим моего состояния, обратился я к духу предка. — Нет ли спасения от злогребучей мигрени?

— Во-первых, это не мигрень, — педантично уточнил Гил. — Во-вторых… Не знаю.

Я завязывал шнурки.

Сначала — наклонился, переждал особо острый приступ боли, завязал шнурок, распрямился.

Повторил: то же самое, в той же последовательности, но уже с другим мокасином.

Собеседник мой все это время то ли думал о своем, то ли ждал моего ответа на незаданный вопрос.

— Чтобы ты, да не знал? — я сделал, наконец, вид, будто сильно удивлен.

— Тем не менее, — ответил дохлый эльф. — У перворожденных, знаешь ли, не бывает проблем подобного толка… Или я просто о тех не помню, слишком давно уже был живым. И не только поэтому — тут мы с тобой схожи.

— Схожи — не одно и то же, — парировал. — Ты таков на самом деле, я же…

— Ловко притворяешься. Или считаешь, что ловко.

— Уймись, зануда, — потребовал я, запирая за собой дверь квартиры.

Ну, ничего.

Пока шел — пешком, по многажды хоженой дороге, головная боль моя почти прошла. Или, вернее, затаилась, немного напоминая о себе в ответ на особенно резкие уличные звуки: рев моторов, скрежет механизмов, одинокие выстрелы.

Как правило, мой шеф появляется на работе существенно раньше меня самого. Трудового порядка я, притом, не нарушаю: как записано в договоре — рабочий день с девяти утра — так и являюсь на службу.

Это Колобок норовит вскочить ни свет, ни заря — и сразу катится в сторону работы… Может быть, живет недалеко, и потому добирается быстро. Может, наоборот, и боится опоздать.

Вот, значит, и в это утро Иватани Торуевич явился пораньше — и очень меня ждал.

— Ты не поверишь, — начал Пакман, даже не поздоровавшись: небывалое явление, по правде сказать. — Его нашли!

Так вышло, что за свою жизнь я овладел мало не десятком иностранных языков — некоторые из которых, по прошествию времени, вполне мог назвать родными.

Мне нравится советский язык: это, конечно, не наречие к'ва, но именно этот язык, называвшийся, когда-то, русским, был мне всегда ближе и роднее прочих. Теперь ситуация не поменялась — только название, даже сам язык остался почти что прежним.

Однако, в советском… Хорошо, пусть русском, языке, существует одна проблема: если говорить о чем-то или ком-то в третьем лице, совершенно непонятно, вещь обсуждается или личность!

— Кого — его? — немедленно ошибся я.

— Не кого, что, — парировал Пакман. — Хотя когда-то это был он, в смысле, кто…

Догадаться было сложно, но я — сумел.

— И где он оказался? В смысле, череп Лаэр Лаэрыча?

— Вот тут очень интересно, — ответил шеф. — Тут, у нас. В смысле, внутри той же кассеты, где было и все остальное.

Мы спустились в прозекторскую: я даже успел одеться. Мало ли.

Сорвал пломбу с кассеты и вынул содержимое — в этот раз, в полном комплекте.

— Кто-то хотел создать странное впечатление, — начал я, рассмотрев находку. — Будто голова никуда не пропадала, и это мы ее чуть было не утратили по безалаберности.

— Или злому умыслу, — дополнил Пакман.

— Один минус, — заметил я, — у этой славной теории. Голова отделена от шеи слишком… Неаккуратно, что ли? Хотя тот, кто рубил, бил сильно, точно и зная, что делает. Не скальпель и пила, но топор.

— Еще один момент, коллега, если Вы не против, — очень вежливо начал шеф, обычно называвший меня на «ты». — Я про состояние головы.

— Я заметил, — пришлось согласиться. — Ее… Вымыли?

Действительно: неизвестный — в этом уже не оставалось сомнений — злоумышленник очень тщательно вымыл эльфийскую голову. Как минимум, под мощной струей воды. К тому же…

Я принюхался.

— Не просто вымыли, — подтвердил мои подозрения Колобок. — С моющим средством. Запаха почти не осталось, но вот тут, в волосах…

Пришлось идти в соседнее помещение: я ни разу его еще не показывал и о нем не говорил… Но так и надо. Нет ничего интересного в небольшом складе разных нужных вещей.

Там, на складе, набрал всякого. Вернулся в прозекторскую, обратился к голове ранее преставившегося, да и принялся соскребать с той все подряд.

В эту емкость — несколько штук волос с головы. В соседнюю — всего пара и из бороды — вот только не говорите мне, что эльфы не носят бород! Третичный волосяной покров имеется у всех гоминид: пусть тот, что на лице, и считается, отчего-то вариативным… Несколько волосков, совсем мелких и мягких, обрести удалось.

Соскоб кожи в одном месте, в другом. Попытка — удачная — зацепить слизистую через ненадолго приоткрытый рот. Остановился в сомнении.

— Присматриваешься к зубам? — шеф мой снова обрел присутствие духа и заговорил со мной по-старому: на «ты». — Если что, я разрешаю. Рви. Только поглубже какой-нибудь. Семерку, например, благо, у лаэгрим их шесть штук. Слюну еще не забудь. Хотя какая тут теперь слюна…

И тут меня осенило. Так бывает — реже, чем мне того хотелось бы, но бывает.

— Шеф, — сообщил я срывающимся голосом, — я, кажется, знаю, куда девалась голова, зачем ее мыли и почему вернули обратно…

— Плевок! — сразу же догадался Пакман. — Слюна и анализ… ДНК? Откуда ты можешь о таком знать?

— Можно было заиметь стопроцентное доказательство, — горячился я, — а откуда знаю… Сейчас это не очень важно. Главное — получить улику!

— С которой сразу же лететь в юридику, гдеобосновался Лаэр-старший! — согласился шеф радостно, но тут же потух, будто залитый ливнем фонарь.

— Эх, а так ведь хорошо было! — принялся сокрушаться завлаб. — Привлечь перворожденных к расследованию, со всеми их возможностями, технологиями… — Пакман сделал паузу, — деньгами! Теперь-то уж чего, раз все смыто.

— Все, да не до конца, — обрадовал я начальство. — Только за бубном схожу, хорошо?

Да, мне опять понадобилось прикрытие.

Рассказывать начальству о том, что — по моему иномирному мнению — нечто нельзя смыть с чего-то до конца… Или, все же, свалить все на древнего эльфа? Кажется, всяк бы выбрал второе. Тем более, что и в шаманизме здесь лучше всех разбираюсь именно я.

— Ну? — призрак сделал страшно занятой вид: мол, мы с Пакманом и бубном оторвали его от чего-то важного. — Записывайте, что ли. Дважды повторять не намерен.

Я ловко выхватил блокнот, затем — карандаш, и приготовился внимать.

— Череп, будучи единожды доставлен, не покидал более пределов морга, это первое, — сообщил дух. Пакман кивнул, ну и я решил не выделываться, повторив за начальником.

— Затем, с момента смерти трупа… Так же можно сказать? — обеспокоился эльфийский государь, — значит, с момента смерти за голову фигуранта брались два разных человека… Вернее, человек и урук. Орк, ныне живущие таких называют черными. Все прочие, кто работал с усопшим, пользовались перчатками. Хорошими, экранированными…

Я показал — подняв пальцами вверх — собственные руки, одетые как раз в таковые, Пакман согласно кивнул.

«Что со слюной», хотел спросить я явно и напоказ, но сдержался. В конце концов, Гил-Гэлад сейчас точно придерживается моих собственных слов, а значит, скоро должен затронуть и этот вопрос тоже.

— Человек, трогавший голову эльфа, и тот, кто на нее же плюнул — одно и то же лицо, — не подвел меня древний предок. — Материала достаточно, базовые маркеры сообщу под запись… Звуковую. У вас же здесь есть некроскоп?

Некроскоп, он же некрофон, он же — прибор, имеющий десятки названий и умеющий записывать некротические сигналы на физические носители, в распоряжении Института, конечно, имелся. Я знал о том заранее, Пакман же просто подтвердил наличие и обещал вскорости устроить подобающую запись.

— Слушай, предок, — решил я поторопить эльфа прежде, чем тот ударится в излюбленную свою велеречивость, — а вот тот, который второй… Урук?

— Этот и вовсе неподалеку, за двумя стенами отсюда. Наблюдаю его ясно и четко!

— Надо брать, — решился Пакман. — Только…

— Понятное дело, — согласился я, — что не нам самим.

— Тогда ты пока приберись, — то ли предложил, то ли приказал, завлаб. — Я — за подмогой.

Люблю хорошо ездить — куда больше, чем плохо ходить. Или эта шутка звучит как-то иначе… Не упомню.

Ехали мы хорошо, просто отлично: я опять оказался в одном мобиле с капитаном егерей Кацманом, занял переднее сиденье и радостно таращился в зауженное окно.

Перед нами двигался танк — если они бывают колесными. Тяжелая круглая башня, пушка огромного калибра… Серьезная машина. Боевая.

Мы шли вторыми, следом же ехал блиндированный тюремный фургон, и еще какая-то бронемашина, чуть попроще и не такая мощная, как та, что открывала колонну.

— Я вот чего не понимаю, — машина не так уж и шумела, но я все равно говорил громко, будто пытаясь перекричать мощный мотор. — Стоило ли городить подобный караван ради одного арестанта?

— Это называется «конвой», Вань, — поделился служебной мудростью капитан егерей. — И городить — стоило. Вот скажи мне, — Кацман умел разговаривать, не отрываясь от управления мобилем, — о чем в первую очередь подумает обыватель, кем бы он ни был, увидев такую мощь?

— О том и подумает. О мощи, — понял я. — И что опричнину задирать — себе дороже. И… Наши авалонские друзья называют такое «fleet in being», — раскрыл я перед егерем новую грань своего таланта. — Когда можно вообще не воевать, но представлять — обязательно.

— Ну вот, ты и сам все знаешь, — обрадовался Дамир Тагирович. — Еще вопросы? А то мы уже скоро будем на месте.

— Только один, если можно, — попросил я.

— Давай, — кивнул капитан.

— Вы же, вроде, егерь. Как так получилось…

— … что вместо толпы полицейских или вдвое меньшей группы опричного спецназа брать Гуртука явился я один?

Гуртук — это так зовут того самого орка, который трогал голову мертвого эльфа. Трогал, а еще — рубил той шею и старательно, пусть и неумело, намывал получившееся под мощной струей воды. Хотя, если кого-то взяла — с поличным — опричнина, говорить о том можно уже в прошедшем времени… Значит, не зовут, но звали.

— Именно этот вопрос я и хотел задать, — скромно потупил очи некий (условно) юный и (почти) лысый тролль.

— Начнем с того, что я не всегда служил в егерях. Или о том я тебе уже говорил? — вдруг решил уточнить капитан.

— Не помню, — я сделал виноватое лицо. — С удовольствием послушаю еще раз, если что.

— Ну, раз с удовольствием, — посмотрел на часы Кацман. — Тогда ладно. Нам ехать еще минут тридцать, как раз успею.

— Известно ли тебе, из каких служб состоит опричнина? — начал, чуть подумав, капитан. — Впрочем, откуда… Да и то, что важно прямо сейчас — Царская Служба Охраны, ЦСО. Она, конечно, бережет не только первых лиц, достается и на долю вторых, а также — третьих.

«Царь, царевичи, министры» — перевел я для самого себя. «Солидно!».

— Я служил как раз в этом подразделении. Самое боеспособное, лучше всех вооруженное, отлично обученное… Элита. — Егерь вновь задумался о чем-то своем.

— И что случилось? — решил я поторопить рассказчика. Мало ли, вдруг не успеет рассказать, после же и случая не представится!

— Да то же самое, — сверкнул электрическим глазом Кацман, — что и с тобой!

Я опешил. Получается, мой знакомый и немножечко — по егерской линии — начальник, что, тоже пржесидленец? Если ответ «да», то откуда и каким образом тот узнал мою главную тайну?

— Только ты, вроде, доигрался с высокой алхимией, мне же просто прострелили голову… Заброневая контузия, — неожиданно успокоил меня егерь. — Итог один: частичная потеря памяти. Тут помню, тут не помню… Даже немного смешно.

— Бывает, — согласился я.

— И не такое, — не стал спорить капитан. — Собственно, егерская Его Величества Особая Служба — что-то вроде синекуры. Почетной пенсии, приносящей пользу государю и державе… Понимаешь, все сто процентов моих сослуживцев — или низвергнуты с Олимпа опричнины, или вознесены из Аида полицейских околотков… Про Аид я шучу, не вздумай сказать такое вслух! Твою мать, куда прешь, дебила кусок!

Хорошо, что я тоже смотрел на дорогу, и понял, что капитан отругал не меня: какая-то повозка, навроде моторикши, решила самоубиться об опричный конвой, и чудом разминулась сначала с головным танком, потом — с нашим мобилем.

— Вас перевели по здоровью? — вернулся я к теме. — Из-за амнезии?

— Давай уж прямо, — предложил тот. — Не перевели, списали!

— Сегодня же случилось так, что Ваша служба снова понадобилась государю. Ваша, в смысле, как опричника, пусть и бывшего.

— Опричники бывшими не бывают, — немного грустно согласился егерь.

— Теперь давайте о том, зачем вам понадобился Ваня Йотунин, — окончательно обнаглел последний. — Вам, в смысле, лично и всей службе.

— В истории одного тролля не все понятно, — ответил почти загадкой тот. — Ты весь какой-то слишком. Слишком молод, слишком начитан, слишком талантлив, слишком никого не боишься… Такие на свет рождаются, но не очень часто. Командование, скажем, решило считать, что ты просто чортов гений — и нас всех ориентировало именно так.

— Все потому, что я слишком полезен, — нагло заявил я.

— И лоялен. Процентов на сто пять, если так бывает, — согласился егерь. — Абсолютное, полнейшее верноподданническое поведение… Что, учитывая твою расу, нетипично настолько, что большего не может и быть! Однако, и у тебя есть проблемы, о которых ты можешь и не знать.

— Шавкатик, — догадался. — Гурбаш. Марик. Еще этот, эээ… Гиблемот. — Последняя догадка была озвучена в шутку, но, к моему удивлению, егерь кивнул.

— Этот, рогатый, приходил к воротам садового поселка, — поделился капитан. — Шел, натурально, в твою сторону, по прямой. В ворота вот только не пролез.

— Там проще обойти прямо сквозь забор, — удивился я. — Черные ворота, кажется, самая крепкая часть всей тамошней ограды.

— А он тупой же, — пояснили мне. — Гиблемот. Но не тот, кто на тебя навел эту недохтоническую дуру. Тварь же движется по вектору… Потыкался в ворота, потыкался, пройти не сумел. Потом магия развеялась, вернулся к себе в топь.

— И кто навел? — поразился я такой откровенности государевого человека.

— Я думаю, что Гурбашев, — не удивил меня егерь. — Помнишь такого?

— Еще бы я не помнил… И он, получается, затаил?

— Не то слово! Половина казанской гопоты сейчас кружит по твоему району и глядит по сторонам: не то, чтобы у них был приказ тебя изловить и, скажем, покалечить — так ведь уже пробовали…

— Пробовалка не отросла! — самодовольно осклабился я.

— Просто не было надо, — осадил меня егерь. — Что бы ты сделал, скажем, против сотни автоматических стволов? Вот и мне кажется, что ничего. Тут еще вот какое дело…

Я воззрился вопросительно, но промолчал.

— Гурбашев — он не сам по себе, — продолжил Кацман. — За ним и над ним ходят люди серьезные настолько, что мне — со всеми моими связями, и старыми, и новыми, не удалось пока выяснить, кто они такие. И вот второй вопрос: на кой-чорт этим серьезным людям сдался некто Йотунин? Сам догадаешься?

— Тут два варианта, — решился я. — Первый — дела клана, но это вряд ли. Второй — все это как-то связано с культистами. Или они сектанты?

— И так, и так. В обоих случаях, — неприятно поразил меня начальник по егерской линии. — И остается у нас с тобой, Ваня, всего одна возможность во всем этом разобраться…

— Подключить эльфов? — обрадовался я. — Лаэра, как его, и…

— Надеюсь, до такого не дойдет, — почти испугался бывший-нынешний опричник. — Если в этот суп, он же — каша, замешать еще и эльфийского соуса… Все проще, Ваня. На-ка вот, примерь браслетики.

Мобиль остановился. В правой — железной — руке егеря появились тяжелые ручные кандалы.

И мигрень. Сразу вернулась мигрень.