Товарищ Йотунин

Глава 4

Когда-то давно и я брался играть на счетнике.

Правда, числовые аппараты в те времена были простыми до примитивности, картинку выдавали плоскую и даже персонажем игры получалось управлять не силой мысли, как теперь, но возложив руки на разные манипуляторы.

Игра, как сейчас помню, называлась немного с претензией: то ли колдарь, то ли волшбун… Имею оправдание: все мастера той примитивной неяви обитали тогда в городе Катовице — это Польша, двадцать вторая республика Советского Союза, и говорили, соответственно, тоже по польски. Может быть, эти странные названия что-то и означают на языке творцов.

Неважно, сейчас о другом.

В игре той следовало иногда медитировать — понарошку, вводя в особое состояние персонажа. Тот, таким образом, развивался — можно было вложить некие баллы в улучшение характеристик героя… Сегодня это звучит как бред, устаревший бред, правда ведь? Но, тем не менее…

Я нашел удобное место: собственную кровать, довольно ровную и жесткую.

Я заплел ноги в нечто вроде позы лотоса, научно никак не обоснованной, но нежно любимой мистификаторами и деятелями восточных религий.

Я обратил лик к горним высям, прикрыл глаза и попытался провалиться в Вечное Нигде, заранее уже готовясь к чему-то неприятному: в диапазоне от «ничего не получилось» до «выбросило из неяви в обычный мир».

Сначала не случилось ничего плохого.

Сидел себе такой, думал о вечном и чем получится, потихоньку оглядывался вокруг ментальным взором — тем, который некоторые полагают привязанным к третьему глазу.

Это, кстати, чушь. Ответственно заявляю: лично у меня глаз — всего два, как и у большинства людей. В среднем. Именно поэтому я носил когда-то с собой сразу два остро заточенных карандаша — а то мало ли!

Еще я всячески пробовал на зуб неявную магию. Не потому неявную, что от кого-то скрытую, но волшебство не-яви: понятное дело, ограниченную и примитивную, строго в рамках технического задания, выданного кем-то мастерам игры.

Эфир… Был. Магия двигалась повсеместно, потоки ее, визуально принимающие форму долгохвостых летучих змей, пронзали все вокруг: меня самого, старый кирпичный дом, ближайшие окрестности, весь мир!

Эфира было много — куда больше, чем в привычном мне мире живых людей. Видимо, подход имени каши, масла и улучшения свойств первой при помощи второго, создателям игры был близок: в самом деле, редкий игрок примется усложнять заклятия, когда местный эфирный резерв в разы выше привычного — и все, что нужно, творится простым усилием воли!

Еще сложилось такое вот ощущение: в этом мире никто толком и массово не колдует, причем — очень давно, с самой даты его сотворения. Вернее, так было бы можно сказать, если бы это была настоящая явь.

В целом, вышло интересно, полезно, познавательно, а потом я устал и уснул.

Погодите, если кто вдруг не понял: я уснул.

Понимаете, суть любой морочной неяви — счетно-численной, даймонической, индуктивной — такова, что мозг нельзя обмануть до конца, он не считает что носитель его бодрствует, и потому уснуть они попросту не могут — ни сразу оба, ни по отдельности!

Сон, между тем, наступил, и это была первая плохая новость.

Дальше… Вы ведь знаете, как спят тролли? Ну, как минимум, должны были о том читать — природоведение, пятый класс, тот самый тупой и тяжелый предмет, которым хорошо бить одноклассника по голове.

Так вот, если кто не читал, но забыл, то напомню: почти все национальности троллей отличаются сомнусом третьего типа — это означает, что, пока организм спит, сознание спящего не растворяется вовне, но активно существует внутри ментальной сферы последнего.

Это древний, выработанный эволюцией, механизм: знаменитое троллье окаменение — это ведь тоже нечто вроде сна, и, если полностью терять сознание на неделю, месяц или год, есть все шансы никогда больше таковое не обрести!

В общем, я уснул и оказался внутри ментальной сферы, да вот только не своей.

Всякий маг — строго говоря, к таковым относятся все сто процентов представителей разумных жителей привычной мне Земли — обустраивает ментальную сферу по-своему.

В большинстве случаев, получается нечто вроде безразмерного ангара, заваленного по самую крышу вещами, ненужными, забытыми и поломанными. Так мозг человека норовит визуализировать разного рода недодуманные мысли и невоплощенные идеи.

Системному сознанию в таком ангаре уделяется совсем немного места, и обычно там помещается нечто вроде книжного стеллажа: профессиональные знания, вечные ценности, словарный запас.

Привычная мне — собственно, моя — ментальная сфера организована иначе, и это неудивительно: когда тебе четыре сотни с кокетливым хвостиком лет, ты — со временем — или окончательно сходишь с ума, или в этот ум приходишь… Тщу себя надеждой на то, что в моем случае оказался второй вариант.

Мое внутреннее пространство организовано достойно: это библиотека. Не очень большая, но вся уставленная книгами, и книг этих много. Расставлены они по порядку, имеется толковый каталог, одно время имелся и библиотекарь — особым порядком заклятый мелкий дух.

Три десятка лет спустя мне надоело, что в моих мыслях роется кто-то, кроме меня самого, и дух был развеян — теперь там никого нет.

Совсем никого, даже, видимо, и меня…

Эта ментальная сфера — та, в которой я оказался — не была даже ангаром и свалкой. Это тупо помойка!

Такой, знаете, мусорный полигон, уходящий с загибом в недальний горизонт, заваленный вещами совсем негодящими — обрывками, осколками, обломками и другими, столь же ненужными вещами, и не только на букву «о».

Я стоял на самом краю свалки, и смотрел — не вдаль и даже не себе под ноги. Я осматривал себя самого — иногда, для убедительности, тыча пальцем в организм.

Тыкать получалось хорошо, верить тычку своему — не очень. Глазам… Тем более.

Третий закон Раневской гласит: «всякий человек в собственном эфирном представлении всегда выглядит так, как на самом деле», и первое следствие из третьего закона: «если человек в собственном эфирном представлении выглядит не так, как на самом деле, это уже другой человек».

Получается, что вот это вот тощее чучело — невеликого роста, детского веса, синего цвета, упрямо-волосатое — это что, получается, теперь я сам? Верить в такое не хотелось, и я решил провести последнюю проверку из мне доступных.

Тут вот какое дело: мне совершенно точно известно, что любая игровая неявь основана на численном представлении о действительности. Всякая картинка внутри неяви, поэтому, состоит из миллионов маленьких квадратиков, каждый из которых имеет свой цвет и интенсивность светового излучения. Так называемое «качество» картинки — это большее или меньшее число таких квадратиков на один квадратный сантиметр…

Метод проверки выглядел следующим образом.

Следовало выбрать какую-то часть картинки, и начать в нее внимательно всматриваться, поступательно увеличивая приближение. Глаз человеческий, конечно, так не умеет, ни в живом виде, ни в ментальном, однако, для чего тогда придумана магия?

Результатов могло оказаться несколько, меня бы устроили два из возможных.

Первое: или я, увеличив участок картинки до степени неимоверной, разглядел бы пресловутые квадратики,

Второе: или очередная попытка увеличения не удалась бы — ввиду достижения предельного для численной системы значения.

Случилось третье: картинку удалось увеличить в семь миллионов раз… И было понятно, что продолжать в том же духе можно еще очень долго.

Означало это одно — то самое, жуткое.

Окружавшая меня неявь обратилась совершенно реальным миром, чужим — и страшным.

Я, получается… Забыл это польское слово… Вот! Пржесидленец!

Последние несколько лет я всерьез увлекался приключенческой литературой, например, фантастикой. В Союзе такие книги считаются низкопробной бульварщиной, их мало пишут и еще меньше издают — но всякий интеллигентный человек знает, куда бежать по этому поводу.

Явление называется «самиздат», и состоит — на физическом уровне — из тысяч книжонок, набранных слепым шрифтом на желтоватой, чуть ли не оберточной, бумаге, или и вовсе написанных от руки… После, конечно, перенесенных в эфирные слепки, очислованных и отлично хранящихся в ментальной сфере носителя… У меня таких было пять!

Пишут такое всякое, как правило, поляки. Сюжет всегда един, отдает реваншизмом, и, по хорошему, каждый раз такая книга должна входить в список запрещенной литературы: бесконечное количество польских юношей или дяденек постарше переносится в прошлое.

Там, в прошлом, резко поумневшие паны и подпанки принимаются активно переделывать историю Речи Посполитой — сохраняют Москву за младшим Мнишеком, ведут в бой легионы Костюшко, губят молодую советскую республику лихими кавалерийскими наскоками… Впрочем, последний вариант в СССР считается и вовсе подсудным, и такое я уже не читаю. Не читал.

Да, хорошо, когда в непонятной ситуации ты сразу понимаешь, что произошло… Тем более, что и графика местная — славянская, но латинская, и то, что в этой Казани нет Советского района, а есть всяческая хтонь, что дракой между двумя бандами дальнобойщиков командует иудейского вида карла… Ну натурально же, какая-то Польша!

Стоял я себе так, смотрел уже не только на себя, но и по сторонам, и думал, что делать дальше.

Сначала понял, что надо как-то прибраться внутри ментальной сферы, и сразу же — что делать этого отчаянно не хочется, по крайней мере — прямо сейчас.

Потом расчистил себе небольшой пятачок — разнообразный мусор прекрасно поддавался игниции, да и сгорал целиком, не оставляя после себя ни дыма, ни пепла.

На пятачке вырастил себе кресло, в каковое и уселся, продолжив размышлять с некоторым даже удобством.

Мысль, правда, как была, так и осталась вертеться ровно одна: «дальше — как-нибудь».

Не додумавшись ни до чего более дельного, принялся бродить окрест, пиная мусор, иногда поджигая особенно противные его кучи, тщетно изыскивая хоть что-нибудь целое и пригодное в дело — пока, кстати, неясно, в какое.

Потом возвел рядом с креслом письменный стол о двух тумбах. Стол получился дубовый, основательный такой — наверное, выдержал бы даже меня прежнего, вздумай я поставить на столешницу локти.

Гулял еще некоторое время, занимался всякой ерундой… И — вдруг — проснулся.

Вернее, меня разбудили, и вы, конечно, уже поняли, кто именно это сделал.

— Братан, ты чего, уснул, а? — искренне удивился урук. — Давай, поднимайся! Читааать!

— Толку с того чтения, — возразил я сонно. — Все равно ничего не понимаю. Понаписали тут, блин.

— Это да, это они умеют, в смысле, понаписать, — согласился Зая Зая. — В натуре. Только читать все равно надо. Или… — урук глянул на меня исподлобья и с некоторым подозрением. — Ты чего, и буквы тоже забыл?

— Ты так уже шутил, — ответил я. — Сегодня. Не смешно. Хочешь, вслух почитаю?

— Зато жизненно, — немедленно отмерз орк. — Не, вслух не надо. Особенно вот это, которое правоведение, скука же смертная… А тебе — придется! Давай, не ленись… Я пока котлет нажарю. Хочешь котлет?

Тут со мной случилось странное — как с давешней Танечкой, невозможной с точки зрения магенетики.

Мне вдруг страшно захотелось котлет, и я откуда-то понял, что сосед мой и собутыльник умеет совершенно виртуозно те и лепить, и жарить — причем, в качестве исходного материала ему годится буквально что угодно, необязательно даже продукты.

Куриная кожа, хлебный мякиш, пропущенный лук, много черного перца и соли… Котлеты выходили неизменно бомбические, и сожрать их я — в смысле, Ваня, но до моего пржесидления — мог… Сколько дадут, столько и сожру — куда только в этом тщедушном тельце помещается такая прорва еды!

Поэтому я согласился и даже обрадовался.

— Котлет? Твоих? Конечно, хочу!

— Реактивация! — заржал в ответ Зая Зая, и немедленно скрылся в кухне, оставив меня наедине со своими и чужими мыслями.

Мысли мои были при мне, хоть и я был не совсем я, а вот чужие… Чужие зримо воплощались в тех самых конспектах по правоведению — каковые мне очень сильно не хотелось читать.

Я читал.

В окно светило совершенно не страшное мне теперь солнце.

С кухни доносились разные интересные запахи и легкий матерок котлетного повара.

По потолку — с той стороны — вновь кто-то катал чугунные шары.

Читал, и, чем дальше продвигался, тем больше мне хотелось, чтобы это опять была счетная игра, а не чужой настоящий мир… Потому, что написаны были вещи чудовищные и в природе невозможные.

В смысле, монархия? Что за бред? Это же просто ересь!

Магическое общество, если верить конспектам, здесь вполне развитое — не так, как в привычном мне мире, но и волшебство не считается чем-то, выходящем из ряда вон. Волшебников много, колдуют они охотно, умело и часто! Магия — отнюдь не прерогатива единичных «владеющих» — это вполне себе системное явление.

Раз магия развита, раз она не редкость и не эксклюзив, чисто технически невозможно существование отдельных волшебных родов и кланов, пусть и с узкой специализацией — или, что вернее, тем более с ней!

Если не может быть волшебного дворянского рода, то и монархия, как раз и опирающаяся на дворянство — нечто из разряда сказок!

Строго говоря, товарищ Ленин и присные — в свое время — как раз и опирались на развитую магию как общественное явление, ну и экономику еще, потому и удалось сбросить с трона зарвавшегося царька и… Впрочем, это вы и без меня отлично прочитаете в школьном учебнике истории. Знать бы только, где сейчас те учебники, в каком из миров!

Царский род — менталисты? Обратно бессмыслица! Хомо сапиенс сапиенс, сиречь, хуманы обыкновенные, составляют уверенно половину человечества, если считать популяционно Этот многочисленный народ, как известно, или прямо иммунен к ментальным воздействиям, или отлично от таковых защищен — на природном, врожденном, имманентном уровне!

Как это — «в земствах нельзя колдовать»? Как можно запретить нечто, на что способен всякий разумный человек, и что, кстати, здорово облегчает жизнь того же самого разумного? Это что, получается, на каждого жителя тех странных — если я правильно понял термин — мест, приходится минимум один прибор, блокирующий сгущение эфира? Дорого! Суммы получаются колоссальные, даже и по советским меркам — а в СССР, между прочим, давно отменены деньги как таковые…

Опричина еще эта, нечто, еще более невозможное, но — если судить по конспектам — совершенно реальное…

Пусть и доказал я уже сам себе, что никакая это не численная счетная игра, но мир совершенно взаправдошний, окружающая действительность все больше напоминала старую и страшную сказку…

Такие горазд писать, например, поляк — опять поляк! — Мартын Вольский. У автора этого в книгах сплошные упыри, агенты ада, зловещие карлики и знамения конца света, потому и литература получается кошмарненькая, несмотря даже на бойкое и живое перо сочинителя.

Кто, интересно, придумал уже этот мир, и, главное, зачем?

Сидел, переживал, пугал себя сам, погружаясь в мрачную пучину отчаяния… Потом меня будто подбросило, поставило на ноги и повлекло на кухню: с той, как раз, донесся умопомрачительный аромат жареной котлеты, а еще голос моего товарища. Кушать было подано, пора была садиться жрать.

Мрачная пучина отступила: я вынырнул на поверхность, жадно хватая ментальным ртом того же свойства воздух.

Все-таки, в некоторых вопросах я как был троллем, так им и остался, пусть и худым да некрасивым: например, лучшим средством для того, чтобы поднять мне настроение — как там и тогда, так здесь и сейчас — оставалась вкусная еда. Много вкусной еды!

После, сыто отдуваясь, сидели опять в комнате. На меня напали разом философское настроение и исследовательский зуд: принялся приставать к соседу с разного рода вопросами.

— Я, допустим, прочитал весь конспект до конца, — начал я. — Не то, чтобы все понял, но… В этом всем ведь реально нереально разобраться полностью! Может ты, друг, сможешь помочь?

— Не, не смогу, — помотал головой урук. — И никто не сможет, кроме препода, но к тому я больше не ходун, и тебе не советую — еще с годик, пока память жива… Ты, Ваня, у нас того… По этой теме был лучший на курсе. Никто, как говорится, кроме тебя!

И вот тут меня, наконец, догнало.

И правда, я — пржесидлел!