Путь давался Игнату нелегко: дом Энневен оказался куда дальше от границ леса, чем он думал. Толстые, покрытые мхом стволы многовековых деревьев выглядели для парня совершенно одинаковыми и стояли так плотно, будто никогда не закончатся. Иной раз ему даже казалось, что они уже который раз проходят одно и то же место, но Изра успокоила его, сказав, что последовательница Великой матери в принципе неспособна заблудиться в лесу.
Ведьма развеяла опасения Игната о том, что на них могут напасть древолюды. Энневен ведь говорила, что братья Коряжника помнят, как маг сжигал их у Лейдерана.
— Гнева вокруг я не ощущаю, — сказала Изра. — Будем считать, что лес тебя простил.
— Точно? — спросил маг с сомнением в голосе, вслушиваясь в гулкий древесный скрип, что время от времени раздавался вокруг. Игнат не понимал, то ли жуткий звук издают затаившиеся в чаще древолюды, то ли это ветер гнёт стволы деревьев, то ли просто разгулявшееся воображение играет с ним злую шутку.
В лесу темнело рано. Очередным вечером Игнат осторожно развёл костёр под присмотром Изры, чтобы не разгневать лесных духов. Когда лица путников освещал лишь неровный свет огня, ведьма сказала магу, что это их последний привал.
— Дальше наши пути разойдутся. Ты отправишься на запад, а мы с Аревиадом на север.
— Ему б переодеться, — заметил Игнат. — В таком виде даже обрезанные уши не помогут. Да и волосы…
— Деревенские тоже носят длинные волосы, — возразила Изра.
— Да, но… Как бы тебе объяснить… — маг на мгновение задумался. — У остроухих волос особый, ни на что не похожий. Гладкий, будто шёлк. За него даже цирюльники платят.
— И зачем им волосы эльфов?
— Как зачем? Парики делать. Богатеи, знаешь ли, выкладывают за них куда больше того, сколько отдаёт за волосы скряга-брадобрей. Не удивлюсь, если они на этом целое состояние сколачивают… Короче говоря, у Аревиада твоего локоны будто у принцессы. Сама погляди. Ему их следует либо состричь, либо хорошенько замарать.
Изра молчала несколько секунд, потом обратилась к эльфу на его языке, с трудом подбирая слова. Тот, видно, сначала не совсем понимал, что она имеет в виду, но потом, нахмурив тонкие брови, взглянул на Игната и проговорил что-то недоброе.
— Кажется, он посоветовал тебе не совать нос не в своё дело, — сказала ведьма.
— Ну и чёрт с ним. С этой войной местные вряд ли будут с ним церемониться. Подымут на вилы, и всё, конец эльфийскому воителю. Даже имени не спросят. Передай этому дурню, что он может упрямиться сколько угодно, но от селянского гнева его это не спасёт.
Используя весь свой скудный словарный запас на эльфийском языке, Изра долго пыталась что-то объяснить Аревиаду, и настроение того постепенно сменилось с возмущения на простое недовольство. Он нехотя снял доспехи и оставил их в густых зарослях ежевики, но вот волосы просто спрятал под плащом.
— Почему ты вообще помогаешь им? — спросил Игнат, глядя на эльфа. — Эта Вечная королева, похоже, совсем выжила из ума за столько-то веков.
Изра печально вздохнула и ответила:
— Грядёт нечто такое, с чем не совладать никому. Даже тебе при всей твоей разрушительной силе, огненный маг, не справиться с тем, что мне показала владычица Илорена.
— И что же это? Архимаг вообще служил какой-то иномировой дряни, но я ведь его одолел.
— Я видела это. Видела глазами Древа, глазами Великой матери, — ведьма прикрыла глаза и заговорила странным, будто бы не своим, голосом: — Тело старика унесли через портал. Далеко на запад… Суша, что окружена морем… Там, во тьме заповедного леса свершилось великое осквернение…
— Портал на запад? Суша, море… остров Морант? Тело Вингевельда так и не нашли… Дьявол! Его что, унесли в Вальмору? Что за осквернение? Говори!
Игнат схватил Изру за плечи, но его руку тут же крепко сжал мгновенно оказавшийся рядом Аревиад. Маг отшатнулся от ведьмы, и эльф ослабил хватку.
— Дух архимага всё ещё заперт в тлеющем теле, но теперь он там не один… — продолжала вещать Изра. — Он полон ненависти, злобы ко всему живому. Он жаждет отомстить самим богам.
— Кто это он? — спросил Игнат.
— Тот же вопрос задала я, но владычица не ответила.
— Эта старая карга поди сама не знает, — буркнул маг. — И всё туда же, судьбу мира вершить. Думает, небось, если на месте полей снова леса вырастут, это что-то изменит. По мне так ей просто хочется извести людей, как и всем прочим эльфам, — он покосился на Аревиада. — А я так скажу: пусть даже Вингевельд восстанет из мёртвых, я его снова в могилу загоню. И на этот раз окончательно!
На следующий день, когда лесная чаща, наконец, осталась позади, Игнат холодно попрощался с Изрой и направился туда, где вдали виднелись белёсые пики гор Пояса мира. К вечеру встретилась деревня, где жутко уставший после долгого пути маг, напросился на ночлег к первому, кого встретил. Им оказался местный кузнец, чей дом стоял чуть поодаль от остальных. Этот коренастый мужчина с густой чёрной бородой молча и с недоверием слушал щуплого юношу, утверждавшего, будто тот огненный маг. Когда же Игнат продемонстрировал своё умение, распалив пламя в остывающем горне, кузнец хмыкнул и махнул рукой, сказав: «идём, глядишь, на что и сгодишься».
Игнат жадно проглотил скромный ужин и вскоре забылся крепким сном. Следующим утром хозяин разбудил его с первыми лучами солнца, когда земля ещё не отошла от ночной прохлады.
— Я обычно работаю вечерами, но раз тут ты нарисовался, не будем терять времени понапрасну. Сумеешь добрый жар поддержать, чтоб брусок как следует раскалить?
Маг воспринял этот вопрос, как вызов, и, ни секунды не мешкая, ответил утвердительно. Несколько часов к ряду он по команде нагнетал пламя вокруг металлической заготовки, пока кузнец проделывал одному ему известные действия. Когда поднявшееся в зенит солнце стало печь особенно невыносимо, кузнец утёр пот перчаткой и велел Игнату идти за ним в дом.
— Эх, истосковался я по настоящему делу.
— Разве кузнецу здесь заняться нечем?
— Да разве ж это дело? Гвозди, подковы да кочерги с вилами. Вот, помнится, прежде я при крепости был, клинки чинил для войска, а иной раз и выковать чего приходилось. А как восстание случилось, так нас с места сорвали, и я с обозом то туда, то сюда…
— Что ж за крепость? Уж не Высокий ли дом?
— Не, куда там, — кузнец махнул широкой рукой. — Имперская крепость была, деревянная. Из тех, что строят, чтоб с войском на земле закрепиться. В былые годы у ригенцев таких крепостиц здесь полно было…
— А что потом?
— Вчера родился что ль? Потом короля свергли, имперскую власть прогнали. А я тут осел, в деревне. Всякого нагляделся за войну, хватит с меня. Одно плохо — руки по работе соскучились. Чую, ещё пару лет гвоздей с подковами, так они у меня совсем в дугу изогнутся. Брусок видел? Это я из имперского обоза захватил на память. Это тебе не дрянное местное железо, а настоящая имперская сталь. Может даже из самого Арцена…
— Это где-то в Ригене?
— Ага. Помню, работал со мной имперский бронник по имени Уве. Хоть и ригенец, но по-нашему говорил будь здоров! Вот он-то и рассказал как-то про Арцен. Чудо-город, где ни на миг не гаснут горны и кузней слышен славный звон… Вроде как песня какая-то, да только я так и не знаю, взаправду есть у них там такой город или так, байка.
— Надо будет спросить своих знакомых из Ригена.
— Эх, Уве… Славный был человек, толковый, работящий. Да вот только акцент его подвёл. Как Одеринг имперское войско разбил, так солдатня на радостях за обоз принялась, вот Уве и повесили. Старшим у них был такой мерзкий, со шрамом на щеке и мёртвым взглядом. Как вспомню, так в дрожь…
— А тебя, значит, пощадили?
— Да, я отболтался, мол, сам мечей не ковал, только помощником был. Да и вовсе местный, а имперцы насильно заставили. И не смотри так, мне до сих пор стыдно. Но что мне тогда было делать? С ним за компанию к богам отправиться?
— Тоже верно, — со вздохом согласился Игнат.
— Ну, будет с нас воспоминаний. Вот что предлагаю. Раз уж боги тебя сюда привели, давай-ка я тебе из того бруска что-нибудь выкую? Только жара побольше надо, чтоб как в арценских горнах!
— Так и домишко твой спалить недолго, — усмехнулся Игнат. — Да и в подмастерья я не нанимался. Мне б до Высокого дома добраться поскорей.
— Никак к лорду Таммарену собрался? Эх, вечно у вас, лордов да магов, разные чудные дела. Да только вот помер давеча старый лорд, ему сын на смену пришёл. В самом деле, засиделся на этом свете, пора и честь знать… Ну, за какой надобностью тебе туда надо, выпытывать не стану, скажу только, что до Замка отсюда день пути. Ну, может, пара дней, если уж совсем не спешить. А если поможешь, я тебе, так и быть, отдам, что получится.
— Было бы славно, мне осточертело впроголодь шагать. А что из него выйдет? Разве что ножик? И на что он мне?
— А хотя бы и ножик, в пути уж точно пригодится, — кузнец вздохнул. — Уважь старика, Игнат. Я и так ночами скверно сплю. Кажется, будто не только Уве, но и само своё ремесло предал. Вряд ли мне на веку ещё раз доведётся поработать с настоящим оружейным горном. А от того, что во дворе, такого жара, какой ты выдаёшь, не добыть. Так что, раз уж боги мне огненного мага послали, то ему и следует отдать то, что получится. Конечно, навык я подрастерял за годы нехитрой работы, но уж с ножиком-то управлюсь. Постараюсь на славу, не сомневайся.
Игнат согласился, и работа закипела, едва солнце зашло за горизонт. Горн был им без надобности: маг так старался, что пришлось менять погнувшиеся от жара щипцы. Со лба кузнеца крупными градинами скатывался пот, но он упрямо бил молотом, сжимал щипцами, переворачивал и снова, удар за ударом, выбивал искры из раскалённого добела куска металла.
Лишь когда небо освещала белоснежная луна, работа была окончена. Кузнец завороженно глядел на получившийся клинок. Игнат в этих делах не разбирался, но даже на его взгляд получилось весьма недурно.
— С таким ножом ты уж точно в пути не пропадёшь. Хоть веток нарубить, хоть кролика разделать. Ты, давай, спать ложись, а я пока рукоять прилажу. С чистой совестью и работать легче.
На следующее утро, когда Игнат поблагодарил хозяина за подарок и гостеприимство, тот вдруг крепко обнял его и, похлопав по спине, сказал:
— Славно всё-таки, что боги тебя привели ко мне, а не к кому другому. Несладко нынче магам.
— Это ещё почему?
— Не слыхал? Указ королевский. Всякого, кто колдовать умеет, а в академиях не обучен, велено в столицу отправлять. А если те заартачатся, то и на месте прибить дозволено… Так что ты уж поосторожней в пути. И да хранят тебя боги!
Несмотря на такие неожиданные и настораживающие вести, Игнат покидал дом кузнеца с ощущением теплоты на душе. И только спустя час пути вдруг вспомнил, что даже не спросил имени у гостеприимного хозяина.
Маг шагал, не разбирая дороги, через холмы и многочисленные рощицы, перебрался вброд через полдюжины ручьёв и речушек, прорезавших эти земли то тут, то там. Наконец, идя мимо золотистого поля пшеницы, он смог различить вдалеке уже знакомый замок Высокий дом, чьи белые башни словно нависали над городом Эрбер.
Добравшись до ворот замка, он столкнулся с непробиваемым упрямством стражи, которая наотрез отказывалась признавать в нём того самого мага Игната, что сражался при Пепельном зубе.
— Теперь каждый рыжий оборванец норовит себя за важную птицу выдать, — пробубнил один, постарше, чьи щёки испещряли следы давно перенесённой оспы.
— Его светлость велел глядеть в оба и не пущать всякий сброд, не создавать уважаемому кастеляну Тибальду проблем, — подтвердил второй, молодой.
Услышав знакомое имя, Игнат приободрился.
— Ну так позовите вашего уважаемого кастеляна, уж он-то меня узнает!
— Не велено по пустякам беспокоить. У него и без оборванцев дел хватает. Как почил старый лорд Эйевос, упокой боги его душу, тут всё вверх дном. А в столице, говорят, ещё неспокойнее…
— Был я там! Видел, как погиб лорд Эйевос! — воскликнул Игнат. — Он приказал посадить его в седло и поехал прямо к армии мёртвых.
— Тоже мне, удивил. Эту историю нынче каждая собака знает. Вон одних песен уж пяток точно сочинили.
Маг схватился за голову и сел на камни неподалёку от ворот, пытаясь придумать, как уговорить этих твердолобых впустить его. Небо медленно, но верно заволакивало тучами. О лоб Игната разбилась дождевая капля. «Проклятье! — подумал маг, — ещё не хватало мокнуть тут, как собаке, пока эти болваны стоят под навесом.» Он было подумал уже отправиться в Эрбер и переждать дождь в какой-нибудь таверне, как вдруг заметил, как к воротам быстрым шагом приближается знакомый силуэт. Чёрные курчавые волосы, чуть растерянный взгляд, а в руках корзинка, укрытая тканью.
— Тиберий! — окликнул его маг, когда тот прошёл совсем рядом.
— А? Кто? — аэтиец не сразу понял, кто перед ним, но, когда вгляделся, его круглое лицо вытянулось от удивления. — Храни нас Аминея, Игнат! Это в самом деле ты⁈
— Ладно тебе! Будто приведение увидел. Или ещё не всех мертвецов перебили?
— Всех, кажется… Здесь многие думают, что ты вместе с Маркусом…
— Мне повезло больше, — печально вздохнул Игнат. — Ну? Будем стоять здесь, пока не промокнем до нитки или скажешь этим, чтоб впустили? Ты вроде сам в замок собирался.
— Что? Ах, да…
Когда Тиберий объяснил всё страже, тот, что был постарше, отвесил второму подзатыльник и проворчал:
— Вот послали бы за кастеляном, он бы наверняка узнал, — после чего обратился к Игнату, с улыбкой открывая ворота: — Вы уж нас простите. Кабы знал в лицо, так сразу бы пропустил, а то, понимаете, не велено…
Старлинг Холл ничуть не изменился с того дня, когда Игнат был здесь в последний раз. Прошедшие мимо рыцари, чьи плечи покрывала накидка со звёздами, обменялись еле слышными шепотками. «Это что, он? Не может быть!» — донеслось до слуха Игната.
— Кажется, меня здесь уже мёртвым посчитали?
— Ну, не все, конечно, но многие, — смутился Тиберий. — Сам посуди. Огненное зарево над Пепельным зубом видел даже я, когда у обозов прятался с маркитантами. А когда после этого мертвецы все, как один, повалились на землю, стало ясно, что с архимагом покончено. Но в замке нашли только Маркуса и то, что осталось от Вингевельда. А потом и его тело пропало… Таринор сказал, будто ты куда-то улетел в огненном вихре, но ему поверили не все.
— Таринор? Он жив? — с надеждой спросил Игнат. — А остальные? Драм? Тогмур? Иггмур?
— Этельдиар жив, но вот один из северян погиб. Тот, что великан, да упокоят боги его душу… Его брат с Таринором покинули замок сразу после похорон.
— Маркуса… тоже здесь похоронили? — с грустью спросил маг. В ответ аэтиец печально кивнул и опустил взгляд. — Отведи меня.
Бывший декан огня нашёл последнее пристанище в склепе Высокого дома. Чтобы попасть туда, пришлось спросить дозволения у самого Мейвоса Таммарена, нынешнего владыки Нагорья. Он немало удивился, увидев Игната живым и здоровым, и без промедления повелел, чтобы один из рыцарей Старлингов проводил Игната к месту упокоения его учителя. Тиберий идти с ним отказался, сославшись на срочное дело. Он теперь стал помощником местного книжника и как раз возвращался из города с травами от головной боли, когда его увидел Игнат.
— К тому же, я был на самой церемонии, — сказал аэтиец. — Всегда тяжело переносил похороны, но хоронить друга — тяжелее вдвойне. Прекрасным человеком был твой учитель.
Сказав это, Тиберий похлопал мага по плечу и ушёл прочь. Игнат же направился за рыцарем. Путь к склепу Высокого дома, пролегал через толщу скалы, на которой располагался сам замок. Это был длинный тёмный коридор, освещаемый лишь тусклыми огоньками ламп, но вовсе не душный, как можно было ожидать. Мастера былых времён позаботились, чтобы даже мёртвые лорды не отказывали себе в глотке свежего воздуха, и по всему коридору, что вёл в склеп, гулял поток свежего горного ветра.
Двери в склеп открылись, и внутри оказалось на удивление светло, хотя маг не увидел ни единой лампы на колоннах, поддерживавших высокие светло-серые своды. Поток солнечного света выходил откуда-то сверху и падал аккурат на стоящий в центре зала постамент, на плите которого покоилось тело, прикрытое тончайшей тканью. Перед ним, преклонив колено, едва слышно молился человек в священнических одеждах. Кроме него в зале не было ни души.
Рыцарь велел ждать у входа и подошёл к священнику, а Игнат остался разглядывать внутреннее убранство. Маг, как и всякий житель Энгаты, был наслышан о богатстве дома Таммаренов, но в склепе не было ни следа роскоши или вычурности. Удивительно. Игнат чувствовал здесь удивительное умиротворение и… пустоту.
В помещении было не холодно, но и не жарко, а невидимый проём в потолке давал ровно столько света, сколько нужно. Казалось, будто всё здесь сделано из того же камня, что и светлые башни Высокого дома, всё дышало спокойствием и достоинством. Ни величественных статуй, ни цветных витражей, только светло-серые колонны и многочисленные ниши в стенах, внутри которых покоились массивные каменные ящики. Под каждым из них была гладкая серебряная табличка — единственное, что выбивалось из каменного спокойствия этого места. «Саркофаги. Так это называется, — вспомнилось Игнату. — Тяжеленные, должно быть. Наверное, Маркус где-то в одном из них… Или даже в самом центре зала! На этой плите!»
— Подойди сюда, юноша, — донеслось до слуха мага.
Хоть голос и был по-отечески мягок, но всё же Игнату показалось, что он слишком резко нарушил царившую в склепе тишину. Рыцарь удалился, и они со священником остались одни у каменной плиты. Тот уже успел подняться с колен и представился отцом Маллерном, епископом Высокого дома.
— Помнится, я видел епископа на празднике лорда Таммарена, — удивился Игнат. — Он был толстяком, а вы…
— Увы, невоздержанность рано или поздно делает своё дело. Его преосвященство отец Коймер недавно отправился к богам, а его место на службе Церкви занял я.
— Не слишком ли вы молоды для епископа? — с сомнением в голосе проговорил Игнат. На вид отец Маллерн был даже младше Маркуса, так что этот вопрос вырвался сам собой.
— По дороге жизни нас ведут боги, — мягко ответил священник. — Только им ведомо, когда и кем мы станем. Так и тебе в столь юном возрасте удалось одолеть могучего врага.
— Если бы не мой учитель, я бы не справился.
— Возможно, и так. — согласился отец Маллерн. В уголках его глаз Игнат увидел почти такие же мелкие морщинки, что и у Маркуса. Они становились особенно отчётливыми, когда декан огня улыбался.
— А это не?.. — маг неуверенно кивнул на тело под белой тканью.
— На этой плите покоится лорд Эйевос Таммарен, — ответил священник. — Когда я отслужу все положенные молебны, тело славного лорда навеки упокоится в стенах склепа среди мощей его предков, а душа его вознесётся в царства Троих богов. Достойная смерть, достойное посмертие.
Игнат вспомнил, как погиб лорд Эйевос. Страшная смерть. Наверное, славная, но страшная. Последний раз маг видел его, когда нёсся с Маркусом в сторону крепости, объезжая мёртвое войско архимага. Старик, еле держась в седле, на всей скорости врезался прямо в строй мертвецов. В следующее же мгновение Игнат отвернулся. Хотел запомнить лорда Эйевоса живым, а не разрываемым на части. Удивительно, что его тело лежит теперь здесь и выглядит невредимым, во всяком случае, под тканью.
— Да, — с горечью в голосе ответил маг. — Действительно достойная. Но мне сказали, что здесь похоронен мой учитель, Маркус Аронтил. Я… я могу его увидеть?
— Похоронен? — священник вскинул брови, но тут же мягко добавил: — Не совсем верно. Но его тело действительно нашло покой в этих стенах. Сир Таринор просил достойно проводить господина Аронтила в последний путь, поэтому мы не нашли ничего достойнее, кроме как сжечь тело, а прах…
Игната от этих слов передёрнуло. Он ощутил, как внутри пробуждается нечто, что, как ему казалось, он сумел навсегда одолеть.
— Сжечь⁈ Как ведьму или предателя? Да как вы посмели⁈
— Не стоит так горячиться, — неизменным голосом ответил отец Маллерн. — Действительно, во многих краях Энгаты такое прощание считается позором или проявлением дикости, но не здесь, не в землях Нагорья. Усыпальницы Таммаренов удостаиваются лишь члены правящего дома. Тела прославленных своими делами мужей же предаются огню, а прах хранится в урнах на почётных местах. Дом Таммаренов основан выходцами из земель Эхлаана, где и по сей день огненное погребение считается самым почётным и чистым для простолюдина.
Игнат не знал, что сказать. Слишком много боли и смерти он принёс огнём, чтобы считать это чем-то достойным. Он видел гримасы боли и ужаса, чуял вонь палёного мяса и жжёных волос. Его бросало в дрожь от одной мысли, что тело Маркуса вот так… просто…
— Я хочу видеть его. Или его прах. Не важно, — подавив ком в горле проговорил Игнат дрожащим голосом.
Отец Маллерн отвёл его в соседний зал, где похожие ниши занимали маленькие, не больше молочной крынки, глиняные урны. В каждой из них был прах человека. И каждый из этих людей был сожжён после смерти. От этой мысли по телу Игната пробежала дрожь. Священник остановился. Прямо перед ним в стене стояла урна, совершенно неотличимая от остальных. На серебристой табличке были выгравированы слова: «Маркус Аронтил, погиб 22-го дня месяца Середины лета, в 1407-м году.»
— Неужели… Неужели это всё? А как же то, что он сделал? Об этом ни слова! Он спас всех нас, ваши земли, всю Энгату, если не сказать больше…
— В той битве погибли многие славные воины, — мягко, но уверенно сказал епископ. — Пред ликом смерти все они равны. Их подвиг, как и подвиг твоего учителя, не будет забыт, но погребальная урна — не монумент. Хвалебным одам не место на этих табличках.
— А Маркусу Аронтилу не место в этом… Могильнике! — выпалил Игнат, сжав кулаки.
Отец Маллерн впервые нахмурил брови. Голос его стал строгим, утратив всякую мягкость.
— Твой учитель удостоен чести упокоиться вместе с прославленными воинами, его прах обрёл вечный покой бок о бок с представителями величайшего дома Энгаты. По-твоему, следовало свалить его тело в братскую могилу вместе со многими безымянными солдатами из числа крестьян? Я велю вывести тебя прочь и никогда больше не пускать сюда. Никому не пристало осквернять священные стены подобным вздором.
— Тогда… — Игнат вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. — Тогда я хочу забрать его отсюда! Здесь, в этих… горшках Маркус останется таким же безымянным, как и все, чьи останки пылятся в этих стенах.
Епископ провёл ладонью по лбу, явно силясь сдержать возмущение, прошептал что-то неразборчивое на вдохе, и ответил:
— Решил осквернить прах достойного человека — воля твоя. Забирай и уходи. Избавь меня и всех усопших от своей юношеской глупости.
Игнат не поверил своим ушам. Он осторожно взял увесистую урну, то и дело поглядывая на отца Маллерна. Ему казалось, что священник сейчас одёрнет его руку и не позволит вынести прах Маркуса из склепа, но тот лишь пристально наблюдал за каждым движением мага, не сводя с него строгого взгляда даже когда тот, оглядываясь, зашагал прочь.
— Думаешь, твой учитель одобрил бы это? — печально спросил епископ, когда Игнат был у самого выхода из склепа.
— Он бы сделал для меня то же самое. Маркус Аронтил заслужил покоиться в земле, за которую погиб.
Вернувшись в замок, Игнат понял, что совершенно не знает, что делать дальше. Поэтому он решил разыскать единственного человека, который мог быть хоть сколько-нибудь заинтересован в том, что он собирается сделать.
— Что ты сделал⁈ — глаза Тиберия сделались такими, будто им было тесно в глазницах. — Это что, прах Маркуса⁈ Да если об этом узнают…
— Не волнуйся, я его не украл. Епископ сам разрешил. Наверное, обиделся, что я оказался не в восторге от его обожаемого склепа. Должно быть, отец Маллерн куда лучше уживается с мёртвыми, чем с живыми.
— И что же ты теперь собрался делать с этим? — аэтиец брезгливо ткнул пухлым пальцем в урну. — Осквернение останков в усыпальнице — страшный грех, Игнат. У нас, в империи, за такое…
— К счастью, мы не «у вас в империи», — огрызнулся Игнат. — Я просто не хочу… Да и сам Маркус бы не хотел лежать на полке целую вечность под табличкой, где кроме имени и даты смерти ничего и нет. Несправедливо это, если он останется просто «ещё одним погибшим в битве». Он бы такого вряд ли захотел. Не поверю, что ты, столько времени прошагав с ним бок о бок, не согласишься со мной. Маркус ведь книгу хотел написать, помнишь? Оставить след в истории.
— И я даже взялся развить его наработки, — нехотя согласился Тиберий. — Те записи, что он набросал в пути и здесь, в Высоком доме. Благо бумаги и чернил у меня теперь в избытке, а местный книжник за кружку отвара от мучающих его головных болей готов простить мне какие угодно траты.
— И что же это будет? Вряд ли ты сумеешь написать о жизни Маркуса лучше него самого.
— Книга об истории. Мне довелось стать свидетелем событий, которые я просто не могу не перенести на бумагу. Но Маркусу Аронтилу будет отведено особое место на её страницах, — сказал Тиберий, после чего добавил, улыбнувшись: — И его ученику тоже.
— Пока будет неплохо, если поможешь найти подходящее место, чтобы упокоить прах. И раздобыть лопату не помешало бы, а лучше две. Ты-то здесь, считай, уже свой.
Следующие пару дней они бродили по окрестностям замка и города Эрбера, выискивая нужное место. Игнат хотел, чтобы оно выделялось, не устраивать же могилу у придорожного столба, но и слишком заметным его делать не хотелось: у мага шевелились волосы на голове от одной мысли, что могилу Маркуса кто-нибудь разграбит.
Спал Игнат на полу в комнатушке, выделенной Тиберию как помощнику книжника. Выпрашивать у лорда Таммарена отдельные покои маг не хотел, да и времени на это не было. Как только утреннее солнце освещало его лицо, он тут же будил Тиберия, и они отправлялись на поиски. Когда же очередной день клонился к закату, они, усталые, возвращались в замок.
— Игнат, ты меня прости, но такие долгие прогулки не для меня, — пропыхтел Тиберий, когда они в который раз вечером шли по Старлинг-холлу. — Да и книжник вчера вечером бранился, что целый день не мог меня разыскать. Не хотелось бы вылететь отсюда.
— Нужно найти нужное место. Не хочешь, завтра один пойду. Окрестности мы уже вдоль и поперёк исходили, поди не заблужусь.
Вдруг путь им преградил Кельвин Старлинг. Несмотря на обретённый титул лорда своего дома, он продолжал служить Таммаренам в качестве хранителя клинка и командующего гвардией. Рыцарь сказал, что вот уже который день замечает, как они уходят куда-то чуть свет и возвращаются только затемно. Поэтому и решил поинтересоваться, неужели выпивка в эрберских кабаках лучше, чем летнее вино погребов Старлинг-Холла, которым он готов с удовольствием поделиться со столь прославленным гостем?
Собравшись с духом, Игнат рассказал сиру Кельвину, зачем они целый день рыщут по округе, едва ли надеясь, что тот хотя бы войдёт в его положение. Однако рыцарь вдруг замолчал и задумался, после чего велел Игнату прийти завтра в полдень к воротам в Старлинг-Холл и ждать.
Игнат засыпал тяжело, гадая, что бы могло значить это предложение. На следующий день он вихрем вылетел из комнаты, едва солнце вошло в зенит. В условленном месте его уже ждал сир Кельвин верхом на коне.
— Думаю, я могу тебе помочь, — проговорил он. — И, к тому же, исполнить то, что должно. Взбирайся в седло позади меня.
Он отвёз Игната в неприметную рощицу у подножья скал неподалёку от Высокого дома. Самому магу и в голову не пришло бы отправиться туда. Сир Кельвин заговорил снова только когда конь перешёл на шаг:
— Много лет назад моя матушка была на волосок от смерти. После рождения Альдена, моего брата, её жизнь грозила оборваться со дня на день, а лекари лишь разводили руками. Молитвы Троим, Аминее, Лепану также оказались тщетны, да простят меня боги. Тогда мой отец, лорд Алвин, в отчаянии взмолился к Великой матери, что эльфы зовут Илланией, и которая, как говорят, покровительствует всякой жизни. Он поклялся, что посадит целый лес, если та дарует его жене жизнь и не оставит сыновей без матери.
Рыцарь остановился и слез на землю.
— Эту рощицу высадили по приказу лорда Алвина в тот самый год. А вон то дерево он посадил собственными руками, посвятив двум матерям: своей жене и богине Иллании. Наверное, оттого оно и выросло больше других и вширь, и ввысь.
Маг замер, как вкопанный, уставившись туда, куда указывал рукой рыцарь. Он увидел раскидистый клён, вокруг которого прочие деревья словно расступились. Крона этого исполина была столь широка, что в солнечный день не меньше дюжины человек могли бы насладиться сном в его тени. Ствол же, покрытый гладкой зеленоватой корой, вряд ли сумел бы обхватить руками даже великан Иггмур.
— В тот день, в день битвы за Пепельный зуб, отца не стало, — с горечью продолжил сир Кельвин. — Но если бы не вы с Маркусом, та же участь постигла бы и моего брата, и меня, и всех остальных, кто сегодня может спокойно спать по ночам. Я спросил у матушки, она позволила тебе захоронить здесь прах Маркуса Аронтила. Человека, не пожалевшего собственной жизни за то, чтобы наши могли продолжаться.
— Спасибо… сир Кельвин… — только и сумел вымолвить маг, поражённый видом исполинского дерева.
— Это меньшее, что я могу сделать для Маркуса и тебя, Игнат. Но впредь, на людях, прошу, зови меня лорд Старлинг. После гибели отца титул перешёл ко мне, хоть я и не особенно этому рад. Слишком молод я, лордом называться, — горько усмехнулся он, отвернувшись.
Вместо безмятежно-тихих каменных стен в толще горы урна с прахом Маркуса теперь нашла пристанище у корней величавого клёна, средь ветвей которого гулял ветер, слетавший с горных вершин. Древа двух матерей.
— Вот и всё, папаша, — сказал маг, отложив лопату в сторону.
Он стоял перед аккуратно присыпанной ямой, уверенный, что это место вскоре зарастёт травой, а осенью его засыплет рыжими кленовыми листьями. Никто сюда не заглянет, и лишь сам Игнат будет знать, что его учитель обрёл покой именно здесь. В той земле, которую заслужил.
Перед тем, как уйти, он воткнул в землю у самого ствола простую деревянную дощечку. Вырезанная на ней надпись гласила: «Здесь покоится Маркус Аронтил. Человек, который спас мир.»
— Вот и всё, — повторил Игнат, и горячая слеза покатилась по щеке. — Спасибо тебе.
Ответом ему был шелест листьев, и в шелесте этом Игнату слышалось что-то тёплое и родное.